, перевитую золотой нитью.
Мне стало смешно – судя по всему, перестав ревновать Намора ко мне, моя тэнгэ возненавидела кого-то из тех айти’иар, которые только что получили право на петлю над правым виском.
– Если Тайка услышит Песнь Медвежьей Лапы, то Плакучая Ива захлебнется собственной желчью… – поймав мой взгляд, еле слышно фыркнула Шарати.
– А он что, собирается просить ее руки? – сообразив, что Тайка – это новая соперница моей старшей тэнгэ, и найдя взглядом своего бывшего жениха, стоящего среди воинов, спросила я.
– Угу… – хихикнула девочка. – Ты-то же уже замужем!
Я нащупала Свадебный Дар Крома, провела пальцами по искрящимся на солнце тирритам и улыбнулась: да, я была замужем! За Истинной Половинкой, ниспосланной мне Богами!
В этот момент из пещеры вырвалось троекратное «У-уэй», и мне стало не до Хасии и ее проблем – жертвоприношение закончилось, а значит, из рей’н’и’ола вот-вот должен был выйти мой муж…
…Первым на пороге пещеры возник увей, по случаю праздника покрывший бритую голову хеттом. И, сделав десяток шагов, замер в самом центре полукруга, образованного хейсарами, ожидающими своих сородичей.
Выждал несколько мгновений, вскинул над головой жезл и поставленным голосом сообщил, что Бог-Воин принял все жертвы до единой.
Эхо от восторженного крика горцев еще металось в окрестных теснинах, а из рей’н’и’ола вышел еще один человек – мой муж. И неторопливо занял место не где-нибудь, а по правую руку от верховного жреца Бастарза!
Я опешила – раз в пещеру он заходил ПОСЛЕ аннаров, значит, и выходить должен был за ними!
Тем временем Кром с силой вбил в землю свой посох, поднял сжатую в кулак левую руку на уровень груди и медленно разжал пальцы:
– Барс сделал выбор!
Родители и ближайшие родственники тех, кто вот-вот должен был провести первый настоящий бой в своей жизни, завороженно смотрели на падающие на землю рогульки и шевелили губами. Видимо, просили у Барса достойных побед. А девушки на выданье, не нашедшие мужей в прошлый праздник Благословения Эйдилии, прихорашивались – одергивали араллухи, подтягивали шнуровки на ансах, и без того туго обтягивающих бедра, и приглаживали волосы, заплетенные в магас.
Несколько мгновений ожидания – и после оглушительного рыка увея на выходе из рей’н’и’ола показался аннар Усмаров, сопровождаемый шестью сыновьями, только что получившими право на меч.
Смотреть на вчерашних мальчишек, глядящих по сторонам с такой гордостью, как будто каждый из них только что обратил в бегство целую армию, было забавно. А еще забавнее – видеть, что им то и дело изменяет выдержка: проходя мимо Крома, шедший первым коренастый и довольно-таки широкоплечий юноша посмотрел сначала на предплечья моего мужа, потом на свои и слегка помрачнел, парень, замыкавший строй, улучив момент, вперил вопросительный взгляд в глаза одной из девушек-Царранов, а рыжеволосый ро’ори с перебитым носом, на миг забыв, что на него смотрят, пару раз по-мальчишески подпрыгнул.
Молодые воины других родов Шаргайла, выбравшиеся из святилища следом за Усмарами, вели себя приблизительно так же: задирали подбородки, нервно тискали рукояти своих Волчьих Клыков и с вызовом вглядывались в лица окружающих. А вот девушки, получившие имя перед статуей Барса, все, как одна, копировали поведение своих аз – не шли, а плыли, смотрели не по сторонам, а вперед, и не улыбались, а хмурились. Зато их магасы говорили за своих хозяек, причем намного больше, чем могли выразить лица ро’иар: шестеро из десяти утверждали, что их хозяйки жаждут крови и мечтают о победителе айге’тта, еще двое – о том, что они уже кому-то отдали сердца, а последняя пара скромно молчала – их владелицы были готовы выслушать Песнь от кого угодно.
Исключений было всего два – ширококостная и чуть кривоногая Ширвани заплела косой крест и взирала на мужчин с показным равнодушием, а тощая и почти безгрудая Гатран, завязавшая лахти узлом, прятала взгляд даже от своих сородичей.
– Дийка – дура… – проводив последнюю взглядом, фыркнула Шарати. – Ноги и зад у нее красивые. А грудь может вырасти и после родов…
Мнение «ценительницы девичьей красоты» я не разделяла – туго зашнурованные ансы Гатран обтягивали одни кости, а нижний край араллуха, прикрывавший низ спины, даже не оттопыривался. Однако высказывать свое мнение не стала – во-первых, не считала нужным, а во-вторых, заметила, что увей поднимает жезл, и мысленно обрадовалась: церемония завершалась, значит, в ближайшее время род должен был отправиться обратно в сарти…
…Два часа, по традиции выделяемые воинам, участвующим в айге’тта, на подготовку к поединкам, пролетели как одно мгновение – не успела я переступить порог нашего рейро и прижаться к груди мужа, как во дворе загрохотало било, и нам пришлось приводить себя в порядок и спускаться вниз.
Несмотря на спешку, к тренировочной площадке мы подошли одними из последних – под небольшим навесом, собранным во время нашего отсутствия, уже сидели немощные старики и кормящие матери с грудничками на руках, вокруг присыпанного свежим песком круга стояли девушки и замужние женщины, а мужчины, не собирающиеся демонстрировать свою удаль, почему-то занимали места за их спинами.
Кстати, последнее я заметила только тогда, когда Кром отправился к позвавшему его аннару, а я по совету своих тэнгэ решила пробиться в первые ряды.
Пробилась. Замерла у широкой – в без малого локоть – полосы из угольной крошки и задумалась: по а’дару, место хейсарки было ЗА плечом мужчины, значит, тут должны были стоять не мы, а воины.
По случаю праздника два крупнейших знатока обычаев хейсаров – мои тэнгэ – стояли по обе стороны от меня, поэтому я не стала откладывать расспросы на потом и поинтересовалась у Шарати, чем вызвано такое странное расположение зрителей. И получила сногсшибательный ответ:
– Айге’тта – праздник ЖЕНСКИЙ, и мужчины тут не судьи, а молчаливые наблюдатели, которые не имеют даже права голоса!
– «Право десницы» – женский праздник? – не поверила я. – Что за бред?
– Никакой это не бред! – обиделась моя младшая тэнгэ. – Они – дерутся, а мы смотрим и выбираем!
То, что хейсары относятся к близкородственным бракам так же, как вейнарцы, я знала совершенно точно. Поэтому недоуменно выгнула бровь:
– Выбираете мужей среди родственников?
– Тут будут не только Аттарки, но и матери ро’иар, которым нравятся наши ро’ори… – подала голос Хасия. – Выбирать будут они. А мы будем гордиться своими мужчинами…
…Желающих оценить навыки ро’ори Аттарков оказалось довольно много: по две Оноирэ, Царран и Уаттах и по одной заинтересованной еще из семи не самых последних родов Шаргайла. Пересчитав их, Шарати чуть было не лопнула от гордости:
– Тринадцать! И правильно: в нашем сарти будут биться лучшие воины на всем Горготе!
– Луч-ШИЙ ро’-ОРИ! – выделив интонацией последние слоги, уточнила Хасия. – Один!
Сообразив, о ком они говорят, я невольно повернула голову в сторону пристройки, в которой обычно хранилось все, что требовалось для тренировок, а сегодня разминались ро’ори, и, конечно же, нарвалась на взгляд Ночной Тиши, как мне показалось, только что вышедшего наружу.
За полторы десятины, почти безвылазно проведенные на охоте, Унгар не остыл: смотрел на меня точно так же, как и в тот день, когда потребовал у Крома взять его в ученики, – с желанием и плохо скрываемой злостью. А когда «налюбовался», зачем-то поправил пояс с наш’ги и демонстративно скрестил руки на груди.
– А вот и он… – явно гордясь своим родственником, воскликнула Шарати. – Размялся одним из первых!
Хасия неторопливо повернула голову к пристройке и взвыла чуть ли не на весь сарти:
– О, Дээт, он что, эйдине?!
Нотки страха, прозвучавшие в голосе обычно бесстрастной тэнгэ, заставили меня напрячься и еще раз оглядеть бывшего жениха.
Тщательно вычищенные, но самые обычные сапоги, праздничный белый ара’д’ори, богато вышитый пояс и ножны с неизменными Волчьими Клыками – на мой взгляд, юноша выглядел так же, как и всегда.
Посмотрела еще раз, снова не нашла ничего необычного и вдруг поняла, что вокруг слишком тихо, а все присутствующие пялятся либо на Унгара, либо на меня, либо на моего мужа!!!
– Что с ним не так? – уставившись в глаза Хасии, требовательно спросила я.
Девушка «не поняла» вопроса:
– С кем?
– С Ночной Тишью! – разозлилась я. – Почему ты назвала его эйдине?
– Я назвала не Унгара, а…
– Лжешь!!!
– Три свежих надреза на левом предплечье… – мрачно буркнула Шарати. – А еще алая тесьма на правом запястье…
– И что это значит?
– Унгар попросил Барса даровать ему силу, чтобы победить своих противников, терпение, чтобы пережить непонимание близких, и удачу, чтобы совершить невозможное…
«Противников среди ро’ори у него нет… – мрачно подумала я. – С непониманием близких все понятно, значит, невозможное – это победа над Кромом…»
Бешенство, охватившее меня в момент, когда я поняла, что Унгар решил последовать примеру Изгира по прозвищу Шакал и воспользоваться слабостью Крома, настолько затуманило мой разум, что следующие несколько мгновений я воспринимала окружающее урывками:
…Страх в глазах Шарати и ее то ли скольжение, то ли падение в сторону…
…Перекошенные лица женщин, пытающихся убраться с моего пути…
…Непонимание во взгляде Тарваза Каменной Длани, не столько увидевшего, сколько почувствовавшего мое приближение…
…Его недовольный рык…
…Голос азы Ниты, донесшийся из-за спины. И… теплое, полное ласки и любви, прикосновение ладони Крома к моему плечу…
Бешенство как ветром сдуло. А на смену ему пришла ярость. Холодная, как льды на вершине Ан’гри.
– Муж мой! – замерев в шаге от Меченого и с вызовом глядя в глаза аннара, процедила я. – Обрати внимание на предплечья Унгара Ночной Тени. А потом поинтересуйся у кого-нибудь из НАШИХ РОДСТВЕННИКОВ, что это значит!
Взгляд Тарваза Каменной Длани метнулся в сторону пристройки и окаменел. А через мгновение аннар прорычал что-то невразумительное, набычился и решительно двинулся к сыну…
– Красный шнурок и две царапины… – негромко сказал Кром.
– Царапины – три! – уточнила я. – Он только что про…
Договорить я не успела – аннар, добравшийся до сына, на мгновение замер, коротким, но до безумия мощным ударом в голову сбил его с ног и рявкнул на весь Шаргайл:
– Давир?
– Да, отец?!
– Возьмешь пару воинов и отвезешь Унгара на Жергово плоскогорье. И будешь держать его там до начала снеженя!
Сломанный Шип склонил голову, метнулся к брату, а Тарваз, повернувшись к нам, выхватил из ножен правый Волчий Клинок и полоснул себя по левому предплечью. Да так сильно, что меня аж передернуло от скрежета стали по кости.
– Шшат’или Кром по прозвищу Меченый! Я, Тарваз Каменная Длань, аннар рода Аттарк, плачу кровью за намерения моего сына…
