, запряженных в роскошную карету аж на восьми ремнях, выглядела так же неуместно, как королевская корона — в повозке падальщика. Поэтому в первое мгновение после того, как они вылетели из-за угла шорной мастерской Одноногого Гилли и, разбрызгивая грязь, понеслись по направлению к его лачуге, Бельвард невольно улыбнулся. Но стоило ему увидеть могучую фигуру Бера, по своему обыкновению сидящего на козлах рядом с кучером, как улыбка тут же пропала: этот человек, тенью следующий за маменькой, всегда казался юноше олицетворением неминуемой смерти.
Кстати, так казалось не ему одному, а всем, кто когда-либо въезжал в пределы лена Уверашей. Почему? Да потому, что Мельен был не столько телохранителем, сколько карающим бичом в неутомимой руке своей хозяйки. Нет, свои обязанности по ее охране он, конечно же, выполнял безукоризненно. Но находил отдохновение только тогда, когда причинял боль или убивал.
Кого? Да любого, на кого указывала графиня Марзия! Вне зависимости от их происхождения, возраста или степени родства с его хозяйкой. И с таким пылом, как будто они были его личными врагами.
Стоило Беру нахмурить брови, как окружающие бледнели и впадали в ступор. Еще бы — пять ударов батогами в его исполнении калечили сильнее, чем три десятка, нанесенные королевским палачом! А десять превращали виновного в окровавленный кусок мяса, не способный даже хрипеть.
Иногда Бельварду казалось, что Мельена боится даже отец. Впрочем, скорее всего, только казалось, ибо в присутствии главы рода телохранитель обычно вел себя тише воды и ниже травы, открывая рот только тогда, когда требовалось ответить на какой-либо вопрос.
Вот и сейчас, спрыгнув с козел, Бер жесточайшим ударом кулака в лицо сбил с ног «недостаточно быстро» отскочившего от кареты прохожего, потом рявкнул на кучера, остановившего карету «слишком близко к луже», дождался, пока тот исправит допущенную оплошность, и открыл украшенную гербом дверцу.
Из-под кружевной занавески показалась белоснежная ручка графини Увераш, потом — край подола желто — серого платья, а затем — причудливая прическа, заколотая шпильками с драгоценными камнями.
Царственный, исполненный непередаваемой грации шаг — и маменька, оказавшись на земле, неторопливо поплыла к предупредительно распахнутой кучером калитке.
Бельвард прикипел взглядом к небольшой лужице, расположенной между калиткой и дверью в дом. А через мгновение торопливо осенил себя знаком животворящего круга: маменька прошла прям о по ней! Не заметив!! А значит, пребывала в преотвратительнейшем настроении!!!
Так оно, собственно, и оказалось — в его комнату она не вошла, а ворвалась. И, забыв поздороваться, расплылась в кровожадной улыбке:
— Где она?
Юноша нервно сглотнул, вытер о шоссы мигом вспотевшие руки и опустил взгляд:
— Они нас обманули…
— Не поняла?
— В карете ехали двойники…
Тихий шелест платья, аромат благовоний, пахнувших в лицо, — и ярко — алый ноготь указательного пальца леди Марзии уткнулся Бельварду под подбородок:
— Что значит — «двойники»?
— Им кто-то помогал… — подняв голову и обреченно посмотрев в сузившиеся от бешенства зрачки матери, выдохнул он. — Они были похожи на настоящих как две капли воды…
— Бе — е-ельва — а-ард! — сверкнув глазами, протянула мать. — Скажи, что ты по — ошу — ут и — ил!
Услышав в ее тоне хорошо знакомые нотки, юноша с огромным трудом удержался от трусливого шага назад:
— Увы, не могу — это были двойники. Если есть желание, можете полюбоваться сами…
Увидев, куда направлен его взгляд, леди Марзия щелкнула пальцами — и Бер, в мгновение ока оказавшись рядом с котомкой, присел на корточки и выкатил на пол голову лже — Бездушного.
— Подними… — не обратив на омерзительный запах никакого внимания, потребовала графиня. И впилась взглядом в мертвое лицо.
— Если бы не смазалась краска, то я бы решил, что убил Бездушного… — еле слышно выдохнул Бельвард. — Этот человек двигался в точности как Меченый…
— Изменить внешность — легко… — буркнул Бер. — А вот найти человека, способного повторять движения, да еще и в точности — почти невозможно…
— Я тоже так думаю! — кивнула леди Марзия, брезгливо шевельнула пальцам и, показывая, что голову можно убрать, и повернулась к сыну: — Значит, ты был недостаточно внимателен! Поэтому…
— Окажись на моем месте любой другой человек, он бы тоже обознался! — холодея от собственной наглости, перебил ее Бельвард. — Если у вас есть желание, можете посмотреть на то, как двигается и говорит лже-леди Мэйнария! Слизень?
Дверь в соседнюю комнату тут же распахнулась, и на пороге возникла «баронесса д’Атерн» собственной персоной. Бледная, с разбитыми губами и надорванной мочкой уха, покачивающаяся от слабости — но двигающаяся так, как надо.
Повинуясь знаку Бельварда, прошла к окну, затравленно посмотрела на улицу, нехотя повернулась лицом к графине Марзии и замерла, глядя в пол…
— А это точно не она? — не отрывая взгляда от лица девушки, растерянно спросила маменька, видевшая настоящую баронессу и в камере королевской тюрьмы, и на суде.
— Точно… — криво усмехнулся Бельвард, вытащил из ножен кинжал, подошел к «баронессе» и одним движением клинка распустил ей платье от шеи и до низа живота.
Аккуратные свертки ткани, изображающие грудь, тут же упали на пол, продемонстрировав всем присутствующим съежившиеся, словно от холода, соски и крошечный, но от этого не менее заметный алый бутон под правой ключицей.
Леди Марзия подошла к девушке практически вплотную, внимательно всмотрелась в рисунок, убедилась, что ему не один год, и повернулась к сыну:
— Что ж, ты меня убедил, поэтому… Слизень?
— Да, ваша светлость?! — сложившись в три погибели, униженно воскликнул стоящий у двери Серый.
— Я хочу видеть главу Вейнарского братства Пепла… Сегодня… Здесь…
— Ваша светлость, я передам ваши слова, но…
— Постой, Бер! — рявкнула она, увидев угрожающий жест Мельена. — Он говорит как есть на самом деле…
Потом подумала, нехорошо усмехнулась и уставилась в глаза слегка побледневшему Слизню:
— Передай ему следующее: я собираюсь заплатить очень большие деньги ГЛАВЕ ВЕЙНАРСКОГО БРАТСТВА ПЕПЛА. Либо НЫНЕШНЕМУ, либо БУДУЩЕМУ. Если он не дурак, то поймет, что я имела в виду…
Серый — понял, так как сложился в еще более глубоком поклоне, заверил ее, что передаст все слово в слово, и, пятясь, вышел из комнаты…
…Следующие часа два с половиной Бельвард чувствовал себя преступником, попавшим в руки палачей: сначала маменька, изнывающая от скуки, решила убедиться, что он не подсел на ан — тиш, и самолично проверила, нет ли на его деснах и зубах розового налета. А когда успокоилась, начала терзать его вопросами о путешествии в Тиррен и обратно с усердием, которое сделало бы честь любому дознавателю.
Ее интересовало буквально все: где и как он догнал карету, как велось наблюдение и почему для нападения выбрали территорию соседнего королевства, а не первый попавшийся на пути перелесок. Любое сомнение в искренности сына вызывало шквал новых, еще более каверзных вопросов или недовольное движение бровей.
Последних — не самих движений, а последствий, которые можно было прочитать по лицу стоящего за спиной маменьки Бера, — Бельвард старательно избегал. Поэтому в какой-то момент вдруг понял, что выболтал гораздо больше, чем собирался. И ужаснулся.
Как оказалось, зря: история с похищением Брани оставила маменьку равнодушной. Выслушав сбивчивый рассказ сына, изобилующий недоговоренностями, леди Марзия уточнила, уверен ли он в смерти подавальщицы или нет, а потом бесстрастно пожала плечами:
— Не дергайся: ты был связан словом с этим твоим Сулхаром Белым, поэтому был обязан сделать все, чтобы она не проболталась…
Известие о том, что всю дорогу до Аверона он сильничал лже-баронессу, она восприняла приблизительно так же:
— Значит, она уже проклял а день, когда согласилась изображать эту тварь, и у меня нет особой необходимости рвать ей ногти…
Обрадованный такой реакцией юноша попытался было заикнуться о том, что готов помочь девушке «попроклинать тот день» еще какое-то время, но нарвался на суровую отповедь:
— Может, начнешь думать головой? Она слишком много знает!
Начал. Думать. Правда, только после того, как Бер, воспринявший эти слова как приказ, свернул девке шею. И после того, как маменька, заинтересовавшаяся сообщением о том, что Посох Тьмы, который таскал с собой лже — Бездушный, является подделкой, вдосталь наигралась с внушительно выглядящей, но совершенно не опасной деревяшкой:
— Скажите, маменька, а зачем вам глава Вейнарского братства Пепла?
Леди Марзия, брезгливо наблюдавшая за зловонной лужей, расплывающейся под мертвым телом, перевела взгляд на сына и холодно бросила:
— Увидишь…
…Когда Бер, большую часть времени «допроса» простоявший у окна, положил руку на оголовье своего меча и скользнул к двери, маменька, царственно восседающая на стуле и задумчиво рассматривающая «Посох Тьмы», встрепенулась — заложила за ухо непослушный локон, разгладила невидимые взгляду складки на подоле и нехорошо усмехнулась.
«Могли бы и поторопиться…» — без особого труда истолковав выражение ее лица, подумал Бельвард и посочувствовал главе Вейнарского братства Пепла.
Впрочем, стоило ему увидеть возникшего на пороге человека, как это сочувствие тут же куда-то пропало, уступив место растерянности — немолодой седовласый мужчина с чернильницей на поясе выглядел кем угодно, но не Серым!
Маменька, по своему обыкновению, среагировала резче — устремила на гостя немигающий взгляд и гневно раздула ноздри:
— Ты кто такой?
— Голос главы, ваша светлость… — равнодушно мазнув взглядом по трупу лже-баронессы д’Атерн, ответил Седовласый и поднял руки, чтобы Мельену было удобнее его обыскивать.
— А сам он явиться поленился? — прошипела леди Марзия.
— Вас интересует он сам или все-таки результат? — ничуть не испугавшись ее гнева, поинтересовался Серый.
Маменька опешила, оглядела наглеца с ног до головы и неожиданно для Бельварда улыбнулась:
— Результат. Но я привыкла говорить с тем, кто принимает решения…
— У меня есть все необходимые полномочия…
Бельвард изумленно выгнул бровь — судя по тому, как Седовласый строил фразы, он был либо бывшим вороном, либо вообще невесть как попавшим в Братство белым!
Графиня, видимо, тоже обратила на это внимание, но нисколько не удивилась:
— То, что знают двое, знают все…
Серый пожал плечами:
— Вас — уже трое…
Маменька пошла пятнами:
— Ты мне хамишь?!
— Что вы, ваша светлость! — притворно ужаснулся Седовласый. Потом насмешливо посмотрел на Бера, скользнувшего к нему вплотную, и отчеканил: — Уймите своего пса, леди Марзия, иначе вам в скором времени придется подыскивать нового…
Услышав свое имя, выделенное интонацией, маменька шевельнула пальцами — и Бер, уже вцепившийся в тоненькую шейку Серого, нехотя выпустил ее из рук.
«Голос» главы братства Пепла растер покрасневшую кожу, потом расправил помявшийся воротник камзола и бесстрастно поинтересовался:
— Может, все-таки поговорим о деле?
— Мне нужно найти двух человек — баронессу Мэйнарию д’Атерн и Бездушного по прозвищу Меченый…
— Сколько вы готовы заплатить?
— Три сотни желтков за информацию об их местонахождении. Тысячу — за голову Бездушного. Две — за целую и невредимую баронессу…
— Они в Авероне?
— Сомневаюсь…
— На территории Вейнара?
— Вероятнее всего, да. Хотя могут оказаться и в Тиррене…
Седовласый качнулся с пятки на носок и поморщился:
— В Тиррене придется платить. Иначе местные выложат нам кошель…
— Повторяю: меня интересует результат! Причем как можно скорее!
— Скорее? — Серый зачем-то ощупал чернильницу, а потом прищурился: — Две сотни желтков на подскок — и вы получите информацию в течение суток… где бы эти люди ни находились!
— Королевские го лубятни? — восхитилась маменька.
— Они самые…
— Хм… Пожалуй, мне нравится ваш подход к решению проблем… Передай главе, что я его услышала…