…

— Не осталась бы! — возмущенно воскликнула Шарати. — Гаур из рода Ширвани оттоптал мне все следы, а Айют из Усмаров…

— …снял покрывало с Фар’ташш!

— Если попрошу — снимет! — гордо вскинув подбородок, фыркнула девчонка. — Он видит только меня! Не то что твой Намор…

«У — у-у…» — мысленно воскликнула я и понимающе улыбнулась покрасневшей до корней волос Плакучей Иве.

Почувствовав мой взгляд, Хасия вскочила на ноги, закусила губу и арбалетным болтом вылетела в коридор.

Радости ее двоюродной племянницы не было предела — проводив тетку взглядом победительницы, она задрала подбородок еще выше и закружилась в каком-то безумном подобии танца. А через пару мгновений вдруг замерла и угрюмо посмотрела на меня:

— Обычай, конечно, правильный, но ты — не в Вейнаре. Поэтому давай-ка я помогу тебе одеться…

…Минут через сорок я, одетая и причесанная, как настоящая хейсарка, спустилась по женской лестнице и остановилась перед дверью, ведущей во двор. Убедить себя в том, что мое опоздание — действительно лишь способ проверить характеры женихов на прочность, мне не удалось, поэтому я чувствовала себя виноватой.

Набрала в грудь воздуха, заставила себя успокоиться, толкнула наружу дверь и со страхом уставилась в глаза ожидающим меня женихам.

К моему искреннему удивлению, раздражения, а тем более злости не испытывал ни один — судя по выражениям их лиц, они были готовы ждать меня хоть целую вечность.

Мысленно поставив каждому из них по черте, я поздоровалась, неторопливо прошла к массивному стулу с высокой спинкой, стоящему в тени небольшого навеса, опустилась на сиденье и вопросительно уставилась на первого попавшегося «добытчика».

Сокол тут же встрепенулся, расправил и без того гордо развернутые плечи и прижал правый кулак к своей груди:

— О, латт’иара! Воистину, Барс благоволит ко мне, ибо я, Итлар из рода Максудов, всю ночь чувствовал на себе его взгляд…

Я мысленно усмехнулась — судя по началу речи, он собирался давить на то, что ему ворожит Бастарз. И не ошиблась: в его рассказе об охоте, изобиловавшем красочными описаниями природы, перечислением повадок «самой осторожной дичи на всем Горготе» и, естественно, завуалированными намеками на ловкость Итлара, не было ни слова о тягостях охотника! Вообще, как оказалось, не успев выйти из Шаргайла, он «почувствовал какой-то зов», быстро и без особых приключений добрался до какого-то там перевала, перебрался через седловину, обнаружил стадо косуль, с легкостью подкрался на расстояние выстрела из арбалета, пустил болт и «понял, что его (болт) направляет воля Бога — Воина». Промахнуться было нереально — влекомый Божьей волей, болт, естественно, попал «в самую крупную самку во всем стаде».

Звучало красиво, но верилось с трудом — да, косуля, которую он попирал ногой, весила эдак ведер пять с половиной, но, судя по состоянию одежды и обуви Сокола, а также по многочисленным царапинам, покрывавшим его лицо и руки, поползать ему пришлось более чем достаточно. Поэтому, дав ему закончить рассказ, я изволила нахмуриться:

— То есть половину ночи и утро тебя вел сам Снежный Барс?

— Да, ашиара… — довольно ухмыльнулся воин.

— И оружие направлял он?

— Да…

— Жаль…

Мой незадачливый жених растерялся:

— Почему?

— То, что Бастарз способен подстрелить любое животное на Горготе, я знаю и так. А как насчет тебя?

Двор грохнул. Так, что с Орлиного Гнезда выглянул часовой и поинтересовался, над чем они ржут.

Сокол побагровел, открыл рот, чтобы оправдаться, но не успел — за моей спиной раздался голос Ваги Крыла Бури:

— Хватит, Итлар! Мы тебя услышали! Теперь — черед Намора…

…Медвежья Лапа «никакого зова не слышал»: то ли Снежному Барсу было не до него, то ли младший сын увея сделал какие-то выводы. Поэтому его рассказ оказался похожим на те охотничьи байки, которые так любили рассказывать друзья моего отца: в поисках косуль он обошел чуть ли не весь Шаргайльский хребет, то поднимаясь к самой кромке вечных снегов, то спускаясь в пропасти, у которых не видно дна; на расстояние выстрела полз чуть ли не три часа, а добравшись до нужного места, обнаружил, что стадо отошло в сторону. Слава Двуликому, вторая попытка увенчалась успехом — он подкрался к ним почти вплотную и выстрелил. Сам. В самку, которая показалась самой крупной ему, а не Богу — Воину. И не промахнулся…

По большому счету, придираться было не к чему — то, что косуля весьма осторожна и добыть ее не так уж и легко, я знала. Однако высмеянный мною Сокол добыл такую же. Если не больше. Но после моей отповеди выглядел таким несчастным, что мне захотелось восстановить справедливость:

— Я не приму и твою добычу, воин…

— Почему, ашиара? — растерянно спросил Медвежья Лапа.

— Оглянись вокруг и скажи, есть ли на этом дворе хоть один воин, не способный выследить и подстрелить косулю?

Сын увея огляделся по сторонам, подумал и отрицательно помотал головой:

— Нет! Воины рода Аттарк — прекрасные охотники…

— Так вот, давая вам это задание, я собиралась оценивать не добычу, а ваш рассказ об охоте…

— И что тебе в нем не понравилось?

Я пожала плечами:

— Он был красивым. И даже слишком. Поэтому останется в моей памяти как Слово…

— А мог бы остаться Делом… — поняв, какое изречение Игенора Мудрого я пытаюсь озвучить, в унисон мне закончила леди Этерия.

Я повернула голову на голос и с трудом сохранила лицо — на физиономии только что выбравшейся во двор баронессы искрились бисеринки пота. Значит, пока я валялась в постели, она тренировалась. С Кромом! Смотрела ему в глаза, чувствовала его прикосновения, слышала его голос!!!

…Пока я сгорала от ревности и безумного желания сказать ей какую-нибудь гадость, во дворе было тихо. А когда я справилась с собой и повернулась к женихам, Итлар, задумчиво дергавший себя за ус, вдруг сделал шаг вперед, опустился на одно колено и склонил передо мной голову:

— Спасибо за урок, ашиара!

Погруженная в свои мысли, я не сразу сообразила, что он имеет в виду. А когда поняла — оглянулась по сторонам. И с удивлением поняла, что никто над ним не смеется — все присутствующие, включая Шарати, восприняли его слова как должное. И смотрели с уважением! А вот на Намора, не додумавшегося до очевидного, — с легким недовольством. Как на ребенка, сделавшего какую-нибудь редкую глупость.

Мне стало не по себе — эти люди отличались от вейнарцев, как леденец — от топора. А я, не понимающая и десятой доли этих отличий, строила из себя невесть кого!

Сглотнув подступивший к горлу комок, я решительно вскинула голову, но сказать Унгару о том, что и его испытание провалено, не успела — парень, знающий, как и что говорить, и имеющий возможность ограничиться фразой вроде «искал, нашел и пристрелил…», вдруг вскинул над головой сжатый кулак и… заработал себе еще одну черту:

— Я, Унгар Ночная Тишь из рода Аттарк, не вправе продолжать испытание: во — первых, теперь я знаю больше, чем мои соперники, а это несправедливо, во — вторых, я собирался приукрасить свой рассказ так же, как это сделал Медвежья Лапа, и в — третьих, моя косуля мельче, чем косули моих соперников…

— У — уэй!!! — слитно гаркнули его сородичи. А я неожиданно поймала себя на мысли, что смотрю на него с интересом…