…
— Не только… — криво усмехнулась я, вцепилась в кубок с компотом и, вздрогнув, опрокинула его на себя.
— Ой!!! — перепуганно вскрикнула служанка, сорвалась с места и, упав рядом со мной на колени, принялась промокать мое платье собственным передником: — Простите, ваша милость, это — из-за меня: я, дура косорукая, поставила кубок на край стола…
— Повтори, что ты сейчас сказала? — глядя на нее дурными глазами, попросила я.
— Что я… э-э-э… виновата!
— Нет, раньше! До того, как я перевернула кубок!
Девушка захлопала ресницами и осторожно спросила:
— Про прекрасных принцев, что ли?
— Да! И про доблестных воинов, которые… как ты там сказала?
— …которые, совершая подвиги, зарабатывают себе меч…
— Умница!!! — воскликнула я, вскочила на ноги и, не обращая внимания на ошалевший взгляд служанки и то, что платье липнет к ногам, изобразила несколько танцевальных па.
— Ваша милость? — ошарашенно пробормотала Атия. — Может, лучше… э-э-э… танцевать в чем-нибудь сухом?
— Ага, лучше… — кивнула я, метнулась к столу и торопливо промотала Право Крови до пятого Слова. — Та-а-ак… Где я это видела? Вот!!!
— Что «вот», ваша милость?
— То, что ты — умница!!! — воскликнула я, выпустила из рук свиток и, выдернув из волос шпильки, радостно тряхнула головой…
Увидев меня перед дверью собственных покоев, Этерия Кейвази удивленно приподняла бровь:
— Доброе утро, леди Мэйнария! Вы ждете меня?
— Да…
— А почему в коридоре, а не в гостиной?
— Не терпится… — ляпнула я. Потом сообразила, что веду себя как ребенок и поправилась: — Просто у меня появилась пара вопросов, от ответов на которые зависит очень многое.
— Первый ответ мне понравился больше, — улыбнулась баронесса. — Он — настоящий! А второй — лишь красивая вязь из слов, с помощью которой говорящий обычно скрывает истинную суть предложения.
— Ну, для подавляющего большинства форма частенько важнее содержания, — слегка покраснев, сказала я. — Люди предпочитают слышать то, что хочется, а не то, что есть на самом деле.
— Ну да, — вздохнула леди Этерия. — Но я в их число не вхожу, ибо не понимаю отношений, построенных на недоговоренностях и лжи…
Коротенький обмен мнениями о достоинствах и недостатках традиционных способов общения закончился в кабинете баронессы — закрыв за собой дверь, она жестом показала мне на ближайшее кресло и, не дожидаясь, пока я сяду, устроилась в кресле напротив.
Поняв, что тратить мое время на обсуждение последних дворцовых сплетен, обнов и погоды она не собирается, я благодарно склонила голову и перешла к делу:
— Вы не могли бы узнать, имею ли я право воспользоваться услугами дворцового Каретного Двора? Просто беспокоить его величество по мелочам я не хочу, а своей кареты у меня нет.
— Что тут узнавать? Конечно, имеете!
— Тогда как мне заказать карету для поездки в город?
— В первый раз это будет не быстро — вам придется уведомить графа Рендалла о своем желании пользоваться услугами Каретного Двора и описать тип требующейся вам кареты. Он составит соответствующее требование, подпишет его и отправит в Третий Приказ. Те внесут вас в списки, выделят сопровождение, положенное вам по рангу, и уведомят дворцовую стражу, дабы те выписали постоянный пропуск.
— Ясно, — обреченно выдохнула я и опустила голову, чтобы скрыть слезы.
Увы, не удалось — не столько увидев, сколько почувствовав мое состояние, баронесса Кейвази мигом слетела со своего кресла и присела передо мной на корточки:
— Почему вы плачете?
Я всхлипнула, вытерла щеки рукавом и попыталась улыбнуться:
— Да так. Взгрустнулось.
— А если без общих слов?
— Мне надо в город. Желательно сегодня. Увы, попасть туда я не смогу, так как получу подпись к этому требованию в лучшем случае в начале второй десятины первого травника!
— С чего вы взяли?
Я смяла пальцами платье, потом разгладила получившиеся складки и криво усмехнулась:
— Потому что в конце первой состоится суд над моим майягардом.
Баронесса нахмурилась и ненадолго отвела взгляд в сторону. Потом, видимо, придя к какому-то выводу, испытующе посмотрела на меня и еле слышно спросила:
— Заранее извиняюсь за крайне бестактный вопрос, но…
— Кром меня не похищал и не ссильничал!!! — поняв, о чем она собирается спросить, рявкнула я. — И я — не эйдине!!!
Как ни странно, моя вспышка баронессу нисколько не обидела — вместо того, чтобы высказать мне все, что она думает о моем поведении, она примирительно прикоснулась к моему колену и тихонечко попросила:
— Расскажите. Пожалуйста. Мне надо знать…
— Зачем?
— Я хочу вам помочь. И помогу, если пойму, что мои действия не повредят королю Неддару.
День, когда я узнала о мятеже, проводы отца и свою первую встречу с Кромом, чуть было не закончившуюся моей смертью от укуса акрида, я описала короткими, рублеными фразами и предельно сухо. И свое пробуждение во время штурма — тоже. А потом потихоньку разговорилась.
Слова выплескивались из меня сами. И создавали образы, навечно запечатленные в моей памяти.
Черта в кострище, которую я приняла за часть перевернутой руны, требующейся для ритуала Испепеления Души.
Кром, стоящий у окна и с хрустом скребущий пальцами щетину на своем подбородке.
Нить плавленого сыра, тянущаяся за рукой Меченого от тарелки с кашей.
Мешанина из изувеченных тел, бьющихся в луже из собственной крови перед Западными воротами Меллора.
Когда я описывала, как увидела оранжевое знамя Варланов, реющее над донжоном родового замка Рендаллов, в широко открытых глазах баронессы Кейвази появилось отчаяние. Когда выплеснула на нее все пережитое во время боя на постоялом дворе в Сосновке — страх. Когда попробовала передать свои ощущения во время вынужденной голодовки в охотничьем домике Герренов — ужас.
Взгляд леди Этерии, полный сочувствия и боли, сыграл со мной злую шутку — не удержавшись на краю очередного воспоминания, я ухнула в то злосчастное утро, когда в избушку постучались лесовики, заново пережила почти состоявшееся насилие и дала почувствовать свои ощущения баронессе Кейвази.
Выбраться из жутких образов вернувшегося кошмара оказалось до безумия сложно. И если бы не мысль об утекающем времени, крайне вовремя посланная мне Богом-Воином, я бы, наверное, тронулась рассудком. А так, прервавшись на полуслове, виновато посмотрела в заплаканные глаза леди Этерии и вздохнула:
— Кром их убил. Всех. Потом привез меня в Аверон, поселил на постоялом дворе и сделал все, чтобы я смогла найти графа Рендалла.
— А его светлость?
— А его светлость заставил Крома оговорить себя.
Часа через полтора я сидела в карете леди Этерии и удивленно смотрела на десятника гвардии его величества, пялящегося в безумное декольте баронессы Кейвази.
— Э-э-э… ваша милость… вы эта-а-а…
— Еду в город… — облизнув и без того влажные губы, томно выдохнула моя спутница. — В сопровождении служанки…
— Ага, — сглотнул воин и несколько раз кивнул.
— Вернусь до заката, — взмахнув веером так, что одна из прядей, подхваченная порывом воздуха, скользнула по наполовину обнаженной груди, добавила баронесса. — Если вы, конечно, выпустите меня из дворца.
Десятник снова кивнул, потом, наконец, сообразил, что ее милость ждет разрешения на выезд, и покраснел до корней волос:
— Выпустим, ваша милость! Уже выпустили!
— Спасибо, — «искренне» поблагодарила леди Этерия, дождалась, пока абсолютно деморализованный ее внешним видом стражник закроет дверь кареты, и с улыбкой посмотрела на меня.
Я развела руки, мол, нет слов. И, задвинув занавеску, невесть в который раз за последние полчаса посмотрела на себя в зеркальце.
Женщина, которая в нем отражалась, не вызывала вообще никаких чувств. Ни у кого: глухое серое платье с высоким воротником и тряпки, подложенные там, где не надо, убивали интерес у самых невзыскательных мужчин, а некоторые особенности туалета, прически и макияжа — то есть вид деревенской «красавицы», невесть каким образом оказавшейся в столице, — у женщин. Конечно же, последнее могло привлечь внимание любительниц самоутвердиться за чужой счет, но только в том случае, если бы рядом не было баронессы Кейвази, всем своим видом выражающей абсолютно наплевательское отношение как к моде, так и к нормам приличия.
«Меня увидят даже слепые… — вспомнила я слова леди Этерии, сказанные ею перед тем, как мы вышли из ее покоев. — А тебя не заметят даже твои телохранители…»
Дождавшись, пока я закончу разглядывать себя любимую, баронесса продолжила разговор с того места, на котором он прервался:
— Как я и говорила, при большом желании из дворца можно вывезти хоть самого Неддара Латирдана.
— Я его вывозить не собираюсь, — в унисон хмыкнула я. Потом подумала и добавила: — Знаете, а ведь этим способом можем пользоваться не только мы, но и враги его величества.
— Знаю, — кивнула моя спутница. — Поэтому через пару-тройку дней я продемонстрирую его Арзаю Белой Смерти.
Эти ее «пара-тройка дней» прозвучали явно не просто так, поэтому я благодарно склонила голову и улыбнулась:
— Спасибо, леди Этерия. Кстати, мне было бы очень приятно, если бы вы называли меня на «ты»…
Оказавшись в гостиной особняка Кейвази и увидев главу рода, восседающего на странном кресле с колесами, я с огромным трудом удержала на лице подобающее моменту выражение — барон Дамир выглядел, как неупокоенный мертвец!
Смотреть на его сухое, землистого цвета лицо, испещренное глубокими морщинами, и редкие седые волосенки, покрывающие череп, было жутко. Не смотреть — невежливо. Поэтому я присела в реверансе и, опустив ресницы, уткнулась взглядом в камзол хозяина особняка.
Лучше бы я этого не делала — при виде широких, но болезненно тощих плечей, выглядящих, как вешалка для одежды, мне стало не по себе. А когда я увидела все остальное — сухие предплечья, теряющиеся в слишком широких рукавах камзола, костистые ладони, перевитые сеточкой иссиня-черных жил, и ссохшиеся ноги, недостаточно аккуратно прикрытые одеялом, — мне захотелось как можно быстрее покинуть этот зал.
В этот момент «мертвец» заговорил — и его глухой, но полный неподдельного сочувствия голос в считаные мгновения развеял мои страхи и заодно снес все те щиты, которыми я закрывалась от прошлого:
— Доброго дня, леди Мэйнария! Рад видеть у себя в доме дочь одного из самых достойных дворян Вейнара! Искренне скорблю вместе с вами — с гибелью вашего отца, являвшегося воплощением понятий «долг», «честь» и «верность», королевство понесло невосполнимую утрату.
— Спасибо, ваша милость, — выдохнула я и поняла, что плачу.
— За что, леди? — с сочувствием глядя на меня, спросил он. — Барон Корделл был настоящим воином — бесстрашным, беззаветно преданным Вейнару, своему сюзерену и своим друзьям. И каждый из тех, кто имел счастье знать его лично, скажет вам то же самое.
Я вспомнила все слышанные соболезнования, кое-как вытерла глаза и щеки, скомкала платок, засунула его за обшлаг рукава и криво усмехнулась:
— Слова без чувств — пусты. А соболезнования, высказанные просто так, суть сотрясение воздуха.
— Вы правы, — горько вздохнул он. — Как ни обидно это сознавать, дружить легче, чем помнить.
Почувствовав, что мои слова невольно заставили барона подумать о тех, кто забыл его самого, я покраснела. Но извиниться не успела — Дамир Кейвази вскинул голову и крайне серьезно сказал:
— Леди Мэйнария! Я не имел чести быть другом вашего отца и вряд ли стану вашим. Но буду счастлив, если умру, зная, что моя дочь и вы стали настоящими подругами.
— Вы же меня совсем не знаете…
— С чего вы взяли? — удивился барон. — То, что я прикован к этому креслу, совсем не значит, что я не слежу за тем, что происходит в Вейнаре!
Я снова покраснела.
— Ваши поступки достойны уважения. Поэтому моя десница — к вашим услугам, баронесса!
Крайне редкая клятва безусловной помощи, высказанная вот так, походя, ввергла меня в состояние ступора — на мой взгляд, у главы рода Кейвази не было оснований для столь серьезного Слова. Поэтому первое, что я сделала, придя в себя, — это посмотрела на леди Этерию. И наткнулась на насмешливый взгляд:
— Можешь не сомневаться — мой отец абсолютно нормален и отдает отчет каждому своему слову или поступку!
— Да, но…
— Леди Мэйнария! — перебил меня барон Дамир. — Последние восемь лиственей я занимаюсь одним-единственным делом — преумножаю благосостояние своего рода. За это время у меня было предостаточно возможностей научиться разбираться в людях. Вот сейчас, услышав мою клятву, вы увидели в ней не возможность получать помощь и средства просто так, а мое отношение…
— Ну да, — растерянно кивнула я. — Но мне же нечем вам ответить!
— Мне отвечать и не надо, — улыбнулся барон. — Тем более сейчас, когда вы не знаете, чего от меня ожидать. А вот потом, когда вы убедитесь в том, что барон Кейвази достоин уважения, просто вспомните о моей дочери.
Проигнорировать такой аргумент оказалось сложно, тем более что леди Этерия уже сделала для меня достаточно много. Поэтому я пробормотала положенные слова, присела в глубоком реверансе, выпрямилась и… снова впала в ступор:
— Насколько я понимаю, вы выехали из дворца для того, чтобы найти доказательства невиновности своего майягарда?
Почувствовав мое удивление, барон Дамир заулыбался:
— Вы явно торопитесь, ваш внешний вид не соответствует тому описанию, которое дала моя дочь позавчера, и я не вижу других достаточно веских причин, способных заставить вас покинуть дворец за три дня до суда.
— Да, ваша милость, я собираюсь заняться именно этим.
— Значит, вам наверняка понадобятся деньги.
— Денег достаточно, — в очередной раз покраснела я. — Вчера утром я получила денежное содержание.
Барон задумчиво пожевал ус и кивнул:
— Вы предусмотрительны, и это меня радует. Однако сумма, которую король выделил на ваше содержание, вряд ли превышает сто золотых в месяц, значит, ее может и не хватить.
— Если не хватит, то я обращусь к вам, — твердо сказала я.
Смыв с лица ужас, наведенный в покоях леди Этерии, и переодевшись в захваченное с собой платье, я посмотрела на мерную свечу и с мольбой уставилась на баронессу Кейвази.
Та тут же оказалась на ногах, подхватила со стола веер и выскочила в коридор.
Ураганом пролетев по коридорам особняка, мы вынеслись на задний двор и юркнули в закрытое «нечто» без гербов, как небо от земли отличающееся от кареты, в которой мы выехали из дворца.
Через мгновение «нечто» качнулось еще дважды — на запятки вскочили не хейсары-телохранители баронессы, а дюжие воины в цветах рода Кейвази — и выехало на улицу. А я, прижавшись носом к прикрытому занавеской окну, удовлетворенно улыбнулась — теперь у графа Рендалла пропала и последняя возможность установить, куда и зачем я моталась.
Дорога до улицы Сломанной Стрелы заняла чуть больше десяти минут. И только потому, что нам пришлось объезжать перекресток Соколиной и какого-то безымянного переулка, на котором раскорячилась телега, потерявшая колесо.
Оглядев мрачное темно-серое здание Вейнарской Гильдии Охранников, чем-то напоминающее готовый к осаде замок, я затравленно посмотрела на леди Этерию и вздохнула.
— У тебя все получится, — еле слышно выдохнула она.
Я зябко передернула плечами, надвинула на голову капюшон плаща и выбралась из кареты.
Не знаю, что именно выдавало во мне дворянку — то ли плащ из белогорского сукна, то ли дорогие туфельки, то ли уверенная поступь, — но пара щитов, подпиравшие стены по обе стороны от входных дверей, без единого слова рванули на себя створки и почтительно склонили головы.
Облегченно переведя дух, я замерла на пороге и, не поднимая капюшона, поинтересовалась, не может ли кто-нибудь из них проводить меня к главе гильдии.
Правый — мордастый рыжеволосый здоровяк, чем-то напомнивший мне Урмана Ворона, — тут же сорвался с места, проскользнул между мною и дверным косяком и без лишних слов двинулся вверх по лестнице.
Я заторопилась следом и через какие-то минуты полторы оказалась перед роскошными резными дверями из тирренского дуба.
Несколько мгновений ожидания — и обе тяжелые створки медленно поползли в стороны.
Удивленно приподняв бровь — оказывать почести такого рода дворянке, передвигающейся по городу инкогнито, на мой взгляд, было явным излишеством, — я шагнула вперед и оказалась в довольно уютной комнатке размерами с мою гостиную.
Хозяин кабинета, во время моего появления сидевший за столом и усиленно скрипевший пером, поднял голову, внимательно оглядел меня с ног до головы и тут же оказался на ногах:
— Смирения, ваша светлость. Чем могу быть полезен?
Я шевельнула головой, показывая на парнишку лиственей десяти, стоящего рядом с окном, и замерла.
Глава Гильдии Охранников мгновенно понял намек и негромко рыкнул:
— Ларс, ты пока свободен.
Посыльный (или слуга) тут же сорвался с места и исчез, при этом не забыв плотно затворить за собой двери.
Убедившись, что мы остались одни, я откинула капюшон, выпростала правую руку из рукава и продемонстрировала родовое кольцо:
— Баронесса Мэйнария д’Атерн.
В глазах главы гильдии не отразилось ничего — он учтиво поклонился и представился:
— Карваль из Голона…
«…четвертый сын графа Миарада, некогда изгнанный из рода за попытку перечить воле отца…» — мысленно добавила я.
Жестом предложив мне располагаться, хозяин кабинета отошел к окну, прислонился к стене и задумчиво посмотрел на меня:
— Если верить слухам, то вы живете в Западном крыле королевского дворца. Стражи там предостаточно, значит, вы ищете людей, способных присмотреть за сохранностью вашего родового замка или городского дома… Так?
— Нет… — отрицательно помотала головой я. — Я бы хотела приобрести у вас… нечто нематериальное…
Карваль изумленно выгнул бровь:
— Простите?
— Могу я надеяться на то, что все, что будет сказано в этом кабинете, здесь и останется? — поинтересовалась я.
— Даю слово, — тут же отозвался мой собеседник.
Я распахнула плащ, сняла с пояса кошель с деньгами и поставила его на стол:
— Здесь — пятьдесят золотых. Я бы хотела купить у вас статус охранника. Старым числом.
Карваль криво усмехнулся и отрицательно покачал головой:
— Боюсь, это невозможно.
У меня оборвалось сердце и ослабли колени. Впрочем, через мгновение я вспомнила о предложении барона Дамира и взяла себя в руки:
— Если вас не устраивает сумма, то назовите свою.
— Дело не в деньгах, ваша милость. И даже не в моем нежелании нарушать закон, — вздохнул хозяин кабинета. — А в том, что, согласно Праву Крови, члены Гильдии Охранников имеют право ношения и употребления меча наравне с дворянами. Этот нюанс нашего статуса сказывается на многом. В частности, на тщательном контроле за каждым из членов гильдии: в день принятия в ряды гильдии очередного первача я обязан заполнить установленную законом форму, в которой указываются его приметы, причем в двух экземплярах. Первый остается в архиве гильдии, а второй пересылается в архив Шестого Приказа.
У меня потемнело в глазах, а по спине потекли струйки холодного пота — он не лгал и не пытался поднять цену. Значит, моя попытка была бессмысленной!!!
С трудом заставив себя встать, я трясущимися руками сгребла со стола кошель с деньгами, попытки с десятой повесила его на пояс и на негнущихся ногах пошла к дверям.
— Мне очень жаль, но это действительно невозможно, — донеслось до меня, как сквозь туман.
«Невозможно…» — мысленно повторила я и увидела, как это же слово повторяет Теобальд:
— Невозможно? Ты все еще в этом уверена?
Я уверенно кивнула:
— Да: стена слишком высокая, поэтому взобраться на нее без помощи лестницы ты не сможешь.
Брат ухмыльнулся, сорвался с места, разогнался, подпрыгнул и, сделав пару шагов по вертикальной поверхности, зацепился рукой за край стены:
— А что ты скажешь теперь?
Я закусила губу и насупилась:
— Ты опять выиграл…
— Вот!!! — он отпустил руки, мягко приземлился на землю и встал передо мной на колени: — Запомни — нет ничего невозможного! Есть только недостаток желания, ума или хитрости.
«А ведь Тео был прав…» — поймав за хвост мелькнувшую мысль, потрясенно подумала я, остановилась, тряхнула волосами и… решительно повернулась лицом к бывшему графу Голону:
— Насколько я понимаю, вы являетесь главой гильдии уже не один год…
— Не один. И даже не два, — подтвердил он.
— Значит, наверняка прекрасно знаете как главу Шестого Приказа, так и тех, кто оформляет и хранит эти ваши формы…
— Знаю, — усмехнулся хозяин кабинета. — А с бароном Зорваном даже дружу.
— Следовательно, невозможное — возможно. Но только при ОЧЕНЬ БОЛЬШОМ ЖЕЛАНИИ С ВАШЕЙ СТОРОНЫ!
Глава Гильдии Охранников вытаращил глаза:
— Вы это серьезно?
— Более чем! — уверенно заявила я.
— Хм… И что ТАКОГО вы готовы мне предложить, от чего я воспылаю этим самым «очень большим желанием»? — язвительно поинтересовался он.
— Брак, — выдохнула я. И на всякий случай добавила: — То есть титул… Лен… И… на некоторое время — себя.
