, положил его на наполовину исписанный свиток и сдвинул последний поближе к Болту:
— Возьми пару десятков солдат и езжай по этим вот адресам. Лица, указанные в списке, должны быть здесь еще до захода солнца…
Болт вопросительно приподнял бровь:
— А если они недомогают… или вне дома?
Граф криво усмехнулся:
— Первые трое — действительно «недомогают». Поэтому для них подготовь три кареты. А что касается остальных — найдешь, где бы они ни находились…
— Понял. Сделаю…
— Вот и отлично… Барона Фарко Эддиера привезешь первым, а остальных — как получится… И еще: прежде, чем уехать, прикажи Пятке пригласить ко мне мэтра Динисса…
— Это все, ваша светлость?
— Нет! Пока я буду с ним общаться, пусть Пятка сходит в казарму городской стражи и найдет там Манура Лысого: мне нужен и сам десятник, и те его подчиненные, которые третьего дня осматривали задний двор «Волчьей Стаи»…
— Будет сделано!
— Так, постой-ка! Там, в самом конце свитка — адрес дознавателя, который занимается делом девицы Даурии. Его доставишь ко мне самым последним… Вот теперь — все. Иди…
Десятник поклонился, благоговейно взял со стола «слово», осторожно нацепил его на мизинец правой руки, потом вцепился в свиток и, развернувшись на месте, выбежал в коридор…
В глазах лекаря Тайной службы сверкали молнии, а тонкие бесцветные губы кривились от гнева. Однако, вместо того, чтобы высказать Грассу все, что он думает о нем и о его вассалах, мэтр изобразил куртуазный поклон и довольно витиевато пожелал ему долгих лет здоровой и безбедной жизни.
Легкую издевку, вложенную в слово «здоровой», Рендалл пропустил мимо ушей:
— Мэтр Динисс, пару дней назад вы осматривали девицу по имени Даурия, которая, по ее первоначальным показаниям, добровольно вступила в связь с пятью дворянами. Я хотел бы услышать от вас все, что вы можете сказать о ее тогдашнем состоянии…
— Добровольно? — от возмущения лекарь аж побагровел и сразу же сорвался на крик: — Да вы бы видели ее лоно, ваша светлость: там была одна сплошная рана! Будь моя воля, тех, кто это сделал, я бы отправил на дыбу! Ведь после такой «добровольной связи» приходится лечить не только тело, но и душу!
— То есть вы уверены, что ее ссильничали?
Мэтр Динисс захлопал ресницами, набрал в грудь воздуха, потом подумал и с издевкой поинтересовался:
— А почему бы вам, ваша светлость, не полюбоваться на ее лоно самому?
— Уже поздно. И потом, я — не лекарь. Поэтому мое свидетельство в этом вопросе не будет иметь никакого веса.
Динисс по-простецки почесал затылок и успокоился:
— Ну да, об этом я не подумал. Тогда прошу прощения за мою вспышку! Просто у меня самого — две дочери, и я принимаю такие случаи очень близко к сердцу…
— Я принимаю ваши извинения, — склонил голову Рендалл. — И искренне надеюсь, что на суде вы будете вести себя чуть сдержаннее.
— На суде? — Мэтр нехорошо прищурился и с хрустом сжал сухонькие кулачки: — О, да!!! Я буду сдержан… Но выскажу все, что я думаю о тварях, которые, теша свою похоть, изуродовали несчастного ребенка!!!
Грасс склонил голову:
— Это — ваше право! Но, прежде, чем им воспользоваться, вам стоит очень аргументированно доказать, что «связь» девицы Даурии с ними не могла быть ничем иным, кроме насилия.
— Докажу! — кивнул Динисс. — Я… я осмотрю ее еще раз! Причем не один, а в присутствии еще нескольких дипломированных лекарей! И попрошу их подписать протокол осмотра вместе со мной!
— Замечательно! — удовлетворенно кивнул Грасс, подтянул к себе чистый лист пергамента и взял очиненное перо: — Сейчас я напишу письмо временно исполняющему обязанности начальника тюрьмы. Он проводит вас к Даурии, будет присутствовать при осмотре и, на всякий случай, тоже заверит протокол…
Схватив письмо, мэтр Динисс вылетел из кабинета так, как будто собирался немедленно бежать в тюрьму. Впрочем, возможно, так оно и было — по ощущениям Грасса, он на самом деле принял это насилие близко к сердцу и искренне жаждал справедливости.
Дождавшись, пока затихнет топот его шагов, граф встал из-за стола и открыл окно — от густого и на редкость тяжелого запаха какого-то отвара, оставшегося после лекаря Тайной службы, слегка кружило голову и резало глаза.
По-летнему теплый ветерок, ворвавшийся в кабинет, принес с собой звонкий собачий брех и лязг стали.
Привычно вцепившись в рукоять меча, Рендалл встал на цыпочки, вгляделся в даль и тут же расслабился: судя по однообразию и постоянному ритму ударов, лязгало на тренировочной площадке дворцовой стражи.
В этот момент тихонечко скрипнула дверь, и граф, повернувшись, вопросительно уставился на скользнувшего в кабинет Пятку.
— Ваша светлость, десятник Манур Лысый с подчиненными уже доставлены! Прикажете заводить?
Четверо из пяти воинов, замерших у входа в кабинет, выглядели ветеранами — ухоженное оружие, идеально чистое и подогнанное снаряжение, отточенные движения и спокойные, уверенные взгляды. Поэтому, вместо того, чтобы что-то объяснять, Грасс сразу же перешел к делу:
— Я читал отчеты об осмотре места происшествия, записанные с ваших слов, и не сомневаюсь, что в них все описано верно. Однако в отчетах — только факты. А мне нужны еще и выводы. Ваши выводы…
— Какие выводы, ваша светлость? — недоуменно поинтересовался десятник.
— Вы — воины. И не понаслышке знаете, что такое смерть. Вы видели, как лежали тела, видели следы ног, потеки крови. Вы знаете, как стояла телега, какой высоты заборы и сколько окон «Волчьей Стаи» выходит на задний двор. Значит, подумав, можете предположить, как развивался бой. Можете отметить какие-то странности. Можете сказать, могли ли там случайно появиться свидетели-дворяне и жителей каких домов еще стоит опросить…
Лысый подумал и степенно пожал плечами:
— Знач-так: пусть эта комната — задний двор таверны, а дверь в коридор — тот проход, по которому на него прошел Нелюдь…
Рассказывал десятник очень многословно и постоянно сбивался на несущественные подробности. Но благодаря наводящим вопросам и помощи его подчиненных перед Грассом постепенно вырисовывалась картина, которую стражники застали на месте происшествия.
Увы, найти однозначные доказательства виновности или невиновности Бездушного с их помощью не получилось: к моменту прибытия Лысого и его подчиненных на заднем дворе неслабо потоптались хозяин, подавальщицы, посетители таверны, а также наименее пугливые жители окрестных домов. Естественно, почти уничтожив следы ног слуги Двуликого и его противников. Поэтому, осмотрев место преступления, стражники и не смогли разобраться в том, что там в действительности произошло. Единственное, в чем они были уверены, — это в том, что удар, оборвавший жизнь графа Валена, наносился сзади.
Этот факт заставил Грасса задуматься: получалось, что убить графа Увераша мог как Нелюдь, так и любой из его друзей и собутыльников. Причем первый вариант был наименее вероятным: судя по тому, что слуга Бога-Отступника умудрился выйти из боя без единой царапины, посохом он владел превосходно. Значит, ему не было никакого смысла отнимать меч у кого-то из противников. Кроме того, в таком случае, чтобы получить удар в шею сзади, графу Миддару надо было повернуться к нему спиной.
Вариант со случайным ударом, полученным от кого-то из друзей, нравился графу Рендаллу гораздо больше: они были сильно пьяны, толком не соображали и атаковали не строем, а как попало. Только, чтобы снять вину с Бездушного, требовались доказательства. А их — не было: все трое выживших чуть ли не слово в слово доказывали дознавателям, что удар нанес Нелюдь. После того, как отнял меч у барона Фарко Эддиера.
Со свидетелями тоже было непросто: да, ни одно окно белой половины таверны не выходило на задний двор. Но раз Нелюдь умудрился услышать вопли девицы Даурии, находясь на улице Бойцовых Петухов, значит, кричала она довольно громко. И могла привлечь внимание не только посетителей самой «Волчьей Стаи», но и доброй половины слободы.
В общем, минут через сорок с начала расспросов Грасс был вынужден признать, что ни на шаг не приблизился к своей цели. Поэтому, отправив стражников обратно в казарму, поинтересовался у Пятки, не привезли ли еще барона Фарко Эддиера.
Оказалось, что привезли. Что барон бесится и обещает солдатам пожаловаться на их сюзерена королю…
Угрозы мальчишки, не имеющего никакого веса при дворе, Рендалла развеселили. И он, встав из-за стола, решил прогуляться в комнату посетителей, чтобы лично послушать крикуна.
Обошел вокруг стола, кинул взгляд в окно и… вернулся обратно. Вовремя вспомнив, что до следующего утра осталось не так уж и много времени…
Наследник лена Эддиер усиленно делал вид, что искренне переживает гибель своих друзей и покровителей — две траурные ленты красовались на его правом плече, а еще две — опоясывали ножны фамильного меча, лежащего поверх одеяла, прикрывающего поврежденное колено.
Увы, верилось в это с трудом — в глубине его глаз то и дело мелькали искорки страха, а пальцы рук ощутимо дрожали.
Дождавшись, пока слуги, втащившие носилки в кабинет, выйдут обратно в коридор и закроют за собой дверь, Грасс с притворным сочувствием посмотрел на него и… презрительно усмехнулся:
— Скажите, барон, какую сумму вы были должны покойным братьям Увераш?
Фарко, ожидавший вопроса о раздробленном колене или чего-нибудь в том же духе, вздрогнул и слегка побледнел:
— Простите, ваша светлость, а какое отношение это имеет к их трагической гибели?
— Самое прямое: сегодня утром его убийца, слуга Двуликого по имени Кром, признался, что это убийство ему оплатили вы!
— Что?!
— Неужели после столь легкого и аккуратного удара по голове у вас появились проблемы со слухом?
— Легкого? Я вас не понимаю!!!
— Нелюдь признался, что за день до убийства вы заплатили ему тридцать золотых. И что обещали добавить еще семьдесят после того, как он уберет ваших кредиторов!
Эддиер дернулся, чтобы вскочить, тут же скривился от боли в ноге, упал обратно на носилки и зашипел:
— Бред!!! И граф Миддар, и граф Вален были моими ближайшими друзьями! Это — оговор, ваша светлость!!!
— Ну почему сразу бред и оговор? — удивленно приподняв бровь, поинтересовался Рендалл. — Посудите сами: по моим сведениям, на сегодняшний день вы должны семье Увераш порядка одиннадцати тысяч золотых. Сумма — весьма приличная. Даже для самых богатых родов Вейнара. Возможности вернуть долг у вас нет и вряд ли будет. Значит, мотив у вас был. И достаточно серьезный…
— Ваша светлость, я…
— Я еще не закончил!!! — холодно заметил граф. И, дождавшись, пока перепуганный Фарко сообразит, что он посмел перебить не кого-то там, а члена Внутреннего Круга короля Латирдана, продолжил тем же тоном: — Итак, решив, что убрать своих кредиторов намного дешевле, чем возвращать долги, вы нашли исполнителя, обсудили с ним все подробности будущего преступления и подобрали подходящее место. Кстати, могу показать вам протокол допроса хозяина «Волчьей Стаи» — там написано, что вы сняли отдельный кабинет и оплатили будущий ужин за двое суток до происшествия!
— Оплачивал действительно я. И действительно за двое суток! — смахнув со лба капельки пота, признался Эддиер. — Так как пригласил поужинать не кого-нибудь, а ближайших друзей, перед которыми нельзя было ударить в грязь лицом…
Спорить Грасс не стал:
— Хорошо, допустим… Тогда как вы объясните тот факт, что, не успев приехать в таверну, вы заказали восемь кувшинов вина на пятерых?
— Мы начали пить у меня… И к приезду в «Стаю» уже были навеселе. А почему именно восемь — не помню.
— Что ж, пока приму и это объяснение… — усмехнулся Рендалл. — Хотя оно меня тоже не убеждает.
— Ваша светлость, я не лгу!!!
— Да? Тогда скажите, кто предложил повеселиться с подавальщицей?
— Я! Она так зазывно улыбалась, что я решил пойти навстречу ее желаниям.
— Она мечтала о насилии? Или вы считаете, что пятеро мужчин на одну девушку — это нормально?
— Ну…
— В общем, вы сняли кабинет, постарались упоить своих друзей до состояния нестояния, потом натолкнули их на мысль позабавиться с девушкой и вышли на задний двор, где расчетливо уступили право быть первым графу Миддару. Он пошел у вас на поводу, а вы принялись ждать появления Нелюдя… Кстати, планируя это убийство, вы не учли одного маленького нюанса: для любого, кто хоть что-то смыслит в военном деле, ясно, что бой пяти мечников против одного воина с посохом не может не закончиться смертью последнего! Говоря другими словами, чтобы выйти сухим из воды, вам надо было приглашать в таверну максимум двоих.
— Я ничего не планировал! А Нелюдь был одержим Двуликим! — затараторил барон. — И у нас не было ни одного шанса!
— Да ладно? Я видел его в тюрьме — ничего божественного в нем нет. В общем, как мне кажется, вам пора перестать ломаться и признать свою вину.
— Я не виноват!!! — взвыл деморализованный мужчина. — Все было совсем не так, как вы говорите!!!
— А как? Может, расскажете?
Начало рассказа было более чем подробным — перепуганный барон давился словами, ожесточенно жестикулировал и выбалтывал столько мелких подробностей, что Грасс очень неплохо представил себе времяпрепровождение честной компании с момента ее приезда в таверну и до гибели графа Миддара. А вот потом пыл барона слегка поугас: он начал думать, прежде чем говорить, и принялся крайне осторожно подбирать выражения.
Естественно, заострять на этом внимание Рендалл не стал и с большим интересом дослушал рассказ до конца. А потом недоверчиво усмехнулся:
— То есть вы хотите сказать, что Нелюдь двигался слишком быстро даже для таких хороших мечников, как вы и ваши друзья?
Фарко набрал в грудь воздуха и затараторил:
— Я же уже говорил, ваша светлость: в него вселился Двуликий! Посудите сами: перед тем, как бросить в него нож, я довольно долго ждал, когда он отвлечется. И дождался момента, когда он не мог видеть моего броска! Однако он все равно уклонился! А когда я выхватил меч и бросился в атаку, он забрал его у меня с такой легкостью, будто вообще не почувствовал моего сопротивления!
— Может, вы ему его просто отдали?
— Да что же вы такое говорите-то? — застонал барон. — Он был одержим!!! После того, как он забрал мой меч, он за одно-единственное мгновение нанес несколько ударов и исчез…
— Звучит красиво. Посудите сами: вы утверждаете, что он забрал ваш меч и ударил им графа Валена. Значит, он должен был бросить свой посох и продолжить драться трофейным мечом. Посмотрите-ка на свое колено — оно что, перерублено?
— Посох он не ронял! А вот меч — бросил. После первого же удара… — пробормотал Фарко.
— Барон, вы крайне неубедительны. Впрочем, даже если бы вы не мямлили и не запинались, я бы вам все равно не поверил. Ибо лично слышал рассказ мальчишек, сидевших на заборе и видевших весь бой от начала до конца…
— Какие мальчишки, ваша светлость? Там не было ни одной живой души, кроме нас пятерых, этой проклятой девки и Бездушного!!!
— Вы уверены? — нахмурился Рендалл.
— Слово чести!!!
— А как же тогда ваши свидетели?
— Э-э-э… — Барон покраснел, приподнялся на локте и залепетал: — Ну, я имел в виду, что никаких мальчишек там не было!
— Так… Сейчас вы хорошенечко подумаете, а потом расскажете все сначала. А я послушаю, оценю вашу откровенность и решу, стоит ли на суде упоминать сумму в одиннадцать тысяч золотых, зачитывать признания Крома и свидетельства мальчишек, которых, по вашим словам, там не было…
Фарко нервно побарабанил пальцами по краю носилок и опустил взгляд:
— Свидетелей там действительно не было — зеваки прибежали через пару минут после ухода Бездушного. Просто когда я протрезвел и понял, что Нелюдь убил и Миддара, и Валена, то взбесился. И дал себе слово сделать все, чтобы он оказался на плахе…
— Кто нанес смертельный удар графу Валену?
— Я… Но я бил Бездушного… — подняв взгляд, твердо сказал Эддиер. — А он как-то подправил удар своим посохом. И продавил клинок туда, куда ему было нужно.
— Вот теперь вы сказали правду. Добавите что-нибудь еще?
— В него действительно вселился Двуликий, ваша светлость: я видел, куда опускается меч, но не смог его ни остановить, ни сдвинуть в сторону! У меня было ощущение, что его посох весит больше, чем брус, которым запирают городские ворота!! А потом он раскидал нас, как котят, и спокойно ушел!!!
— Получается, что кровь графа Валена — на совести Нелюдя… — угрюмо заключил Рендалл. — Но чтобы суд признал его виновным, вам придется повторить это при свидетелях…
Допросы остальных участников вечеринки не добавили к рассказу барона Эддиера ничего нового — оба дворянина подтверждали странное изменение скорости движений и силы ударов Нелюдя. Причем ощущения, что схожие ответы на этот вопрос они подготовили заранее, у Грасса не возникло. Поэтому, отправив обоих восвояси, он перебрался на подоконник и мрачно уставился в темнеющее небо.
«Итак, получается, что Нелюдь ни с того ни с сего начал двигаться быстрее ветра и стал сильнее обезумевшего медведя! Значит, он счел ситуацию предельно опасной и воспользовался „Благословением Двуликого“. Помнится, в состоянии этого самого „Благословения“ Бездушные прекрасно соображают. Следовательно, убивал он осмысленно. И почему-то взял две души вместо одной. Логика — непонятна. Но он виновен, значит, должен взойти на эшафот! Вместе с леди Мэйнарией. Ну и что мне теперь делать?»
Никаких особых идей в голову не лезло, и он, в сердцах плюнув на улицу, обхватил голову руками:
«Утро не за горами, а решения как не было, так и нет! Что делать? Побеседовать с дознавателем? А толку? Он знает меньше, чем я… С баронессой? Тоже бессмысленно: она помешалась на своей клятве и теперь, чтобы не потерять лица, первой поднимется на эшафот… Может, попробовать поговорить с Бездушным? Только что это даст? Заставить баронессу отказаться от данного слова он не сможет. А другого выхода у нас нет… Или… есть?»
Поймав ускользающую мысль, Грасс спрыгнул на пол, подбежал к своему столу, вцепился в ручку одного из ящиков, рывком рванул его на себя и торопливо вывалил на пол гору свитков.
Присел на корточки. Нашел нужный. Перечитал. Усмехнулся. Вскочил на ноги и рявкнул на весь дворец:
— Пятка?!
— Я, ваша светлость!
— Прикажи заложить карету: я еду в тюрьму…
