Глава 24

— Между прочим, мне разрешили носить оружие. — Эрик легко подтянулся на руках и устроился на библиотечной стойке. — Лин сегодня утром на сборах сказал. Он мне уже все объяснил, и завтра рано утром я пойду за кризантой. Вечером отдам Свену на шлифовку, а послезавтра уже буду с оружием. Вот так.

Он замолчал, ожидая реакции — поздравлений или хотя бы внимания. Но зря — Аста, склонившаяся над рабочим столом, даже головы не подняла. Справа от нее высилась стопка книг, слева — лежала горка бумажных квадратов. Некоторые издания из архива снова стали часто брать, так что нужно было перенести их в зал, а для этого поменять метки. Очень важное дело, решил Эрик, раз его новость по сравнению с этим ничего не стоит.

— Добудешь — похвастаешься, — ответила Аста, все так же не отрываясь от работы. — Или когда научишься управлять. — Тут она все-таки посмотрела на него. — И слезь, пожалуйста, что ты надо мной навис, как дамоклов меч?

— Какой меч?

— Дамоклов. Мифы Древней Греции почитай.

После поездки в Пфорцхайм они стали общаться чаще. Эрик иногда заходил к ней на работу — рассказать новости, обсудить предстоящее путешествие или просто поболтать. Аста сначала раздражалась, но потом привыкла и стала даже ждать его прихода, а если он не появлялся несколько дней, начинала волноваться. Но при этом всегда изображала занятость, иначе он же возомнит о себе невесть что.

— Я не люблю мифы. Мне в жизни странностей хватает. — Эрик по-кошачьи мягко спрыгнул на пол, привалился боком к стойке и мечтательно закатил глаза. — Вот интересно, а нас прославят в сказаниях за наши подвиги?

— Надеюсь, не посмертно, — усмехнулась Аста. — Добыча оружия, я слышала, дело опасное?

Эрик надулся от важности.

— Не то что опасное, — ответил он нарочито небрежно. — Сам путь к пещере лежит через нейтральную территорию, и хотя там все равно могут быть нодийцы — это ерунда. Самое главное — выберет ли меня кризанта. Если не выберет, то никакой я не защитник.

Последние слова он произнес чуть ли не со страхом. Аста удивилась, но тактично сделала вид, что не заметила.

— Выберет, — подбодрила она. — Куда она денется. Ты настырный, кого угодно уломаешь.

Эрик криво улыбнулся в ответ такому комплименту. А потом вдруг в глазах его блеснули лукавые искорки, и он спросил:

— И тебя?

— Что — и меня? — нахмурилась Аста.

— Хочешь со мной пойти? Я тебе крепость покажу и парящий лес — ты же вроде давно хотела посмотреть?

Она задумалась. Та ее часть, которая решила однажды бросить всю прежнюю жизнь и сбежать в Арнэльм, требовала принять приглашение. Но серьезная, рациональная часть (та, что обычно главенствовала) говорила, что согласиться вот так — значит дать Эрику понять: она подвержена его влиянию. Дурному, кстати сказать, влиянию — Лин велел не ходить. С другой стороны, он говорил одной не ходить, только с мужчинами, а Эрик в военной школе учится, почти полноправный защитник. Она и пойдет с ним только в крепость и до края леса, а потом быстро вернется и еще успеет переделать дома кучу дел, суббота же. Только вот…

— Разве это не… эм, сакральный ритуал и можно ходить компанией? — спросила она неуверенно.

Эрик рассмеялся:

— Женщина, ты начиталась романов. Лин, кстати, терпеть не может ритуализацию работы и говорит, что церемонии отвлекают. Конечно, выбор в итоге остается за кризантой, но я не думаю, что она будет против. Тем более у тебя браслет.

Чудны дела ваши, Всевышний и здешние. Пару месяцев назад терпеть не мог Лина, а теперь цитирует через слово. Ишь, вызубрил правила, гордится. Аста посмотрела на браслет, звезды коротко сверкнули, будто подмигивая, и согласилась. Эрик довольно заулыбался.

— Встречаемся завтра в семь у Большого моста, — сказал он ей на прощание. — Да смотри не проспи!

Идти пришлось недолго — сотню километров одолели за полчаса. Погода для ускоренных перемещений стояла неподходящая — так жарко, что и просто двигаться лень. Но дело не могло ждать. Остановившись на краю каменного уступа, вытянутого над пропастью, словно ладонь гиганта, госпожа Лёвенберг оглянулась. Рихтера не было видно, но еще в потоке она заметила, что он где-то рядом — наверно, одолевает последние километры. Она терпеливо относилась к его опозданиям — все-таки возраст. В свое время он очень много сделал для Нода, именно благодаря ему она знала Арнэльм и расстановку защитников как собственную гостиную. Пора бы ему на покой, но как отпустить перед таким важным, можно сказать, решающим шагом? Судьба всего их народа зависит от того, что произойдет через пару месяцев.

Наконец Рихтер ступил, вернее, влетел на каменную площадку. Споткнулся с разгону, но удержался на ногах. Заметил начальницу, выдохнул, отер пот со лба.

— Ох, госпожа. Давно я здесь не был, так что даже дорогу подзабыл. Еле поймал скорость. Не опоздали?

— Как раз вовремя. — Она взглянула на солнце, показавшееся в небе над лесом. — Пойдемте.

В колонии Союзников наступало утро. Час, когда начинался их отдых и служба реттеров — посвященных воинов, что расплачивались долгим, нередко пожизненным рабством за свою силу. Глава колонии тоже вот-вот отправится отдыхать, будучи, хотелось бы верить, в хорошем расположении духа. Самое время поговорить о деле.

Вдвоем они шагнули под свод неглубокой пещеры, что вела во внутренний, скрытый от посторонних глаз мир колонии — маленькое поселение на границе между мирами живых и не смеющих умереть.

— С чем явились? — раздался рядом низкий хриплый голос. Перед ними вырос стриженный «щеткой» парень в робе из черно-серых лохмотьев. Приветствия он решил опустить для краткости. — Вас ждут?

Йоханна и Рихтер хорошо знали этого парня. Еще молодой, с первой проседью в золотистых волосах, он был одним из нодийских реттеров, а в остальное время обрабатывал драгоценные камни, да так, что любой купец их брал, не торгуясь. Были у него жена и две дочки-погодки, и, если бы Йоханна встретилась с ним в городе, он бы приветливо улыбнулся, поклонившись. Но не сейчас. Здесь он нес службу Союзникам, и ничего важнее в этот момент для него не было.

— Мы желаем увидеть его величество Вильгельма Четвертого, — спокойно ответила градоначальница, ничуть не смутившись. — У нас есть новые сведения по делу, это не займет много времени.

Парень несколько секунд морщил высокий лоб, соображая и оценивая ситуацию. Потом кивнул и удалился. Вернулся довольно скоро и объявил со вздохом, как будто нехотя:

— Он вас ждет. Проходите.

Поселение Союзников напоминало военный городок. Оно состояло из четырех смотровых башен, еще одной, особой, в которой помещалась комната Вильгельма, и двух десятков построек, напоминающих землянки, с каменными плитами вместо крыш. В каждой постройке хранился какой-нибудь предмет, связанный с прошлым живущего в ней духа. Выбирали обычно то, что не портится со временем, — глиняную или стеклянную посуду, изделия из камней, крепкого дерева, намного реже — металлические предметы, так как их век короче, особенно в сырой атмосфере землянок. Многие добавляли к предмету также части своего прижизненного тела — кости, зубы, пучок волос. Все это служило чем-то вроде якоря, давая духу-скитальцу пристанище. С другой стороны ущелья был выход в залитую солнце долину. Здесь выращивали целебные и ядовитые травы, содержали животных (для ритуалов требовалась кровь, а служители нуждались в пище — они все же были людьми). В особой постройке внутри самой горы хранили уцелевшие книги и пергаменты с заклинаниями. Вход сюда разрешался только тем, кто прошел посвящение, заключив договор со своим Союзником.

Глава колонии, опытный семисотлетний палач, воплощение себе выбрал довольно странное — молодого нодийского мужчину с длинными огненно-рыжими волосами, зелеными глазами и носом с горбинкой. В Средние века его бы самого казнили, приняв за колдуна, но то время, к счастью, миновало. Как Вильгельм выглядел при жизни, он сам уже не мог или не хотел вспомнить. Зато прекрасно помнил лица и предсмертные крики каждой из своих жертв, и в этом состояло его наказание. Четвертым его звали вовсе не из-за королевской крови, а из-за того, что, будучи палачом, он более всего любил четвертовать жертв.

Приход градоначальницы и старого разведчика его явно не порадовал. Он даже спустился из своей комнаты во двор, чтобы принять их, не пригласив к себе. Впрочем, это всех устраивало. Союзники не отличаются страстью к уюту и чистоте, а увидеть еще раз банки с заспиртованными уродцами, ядовитые растворы и инструменты, невесть для чего предназначенные, гостям не хотелось.

— С чем пожаловали? — спросил Вильгельм, смерив гостей подозрительным взглядом.

Йоханна заговорила:

— Мы сегодня же пошлем наших людей за водой для напитка забвения. Три пары, чтобы уж наверняка. Уже к вечеру вода будет у вас.

— Замечательно. — Вильгельм скрестил руки на груди. — Вы могли бы передать это известие с кем-нибудь из своих, а не беспокоить меня понапрасну.

Но госпожа Лёвенберг осталась спокойна.

— Это еще не все, — продолжала она тем же ровным тоном. — Я обдумала ваше предложение посвятить часть новобранцев до Самхейна и даю свое согласие. С тем, чтобы их потом отпустили первыми.

Глаза Вильгельма недобро блеснули, будто отразилось в них лезвие ножа.

— И вы согласны на главное условие? На то, что среди них будут и ваши сыновья?

Госпожа Лёвенберг выдержала паузу и ответила:

— Да. Они будут одними из последних, кто заступит на службу, и первыми, кто уйдет после того, как дело будет закончено.

Известие его не порадовало и даже, кажется, никак не впечатлило — он принял его как должное и кивнул:

— Хорошо. Тогда я вас больше не задерживаю.

Он повернулся, чтобы уйти обратно в свою башню, но остановился и, обернувшись, бросил:

— И чтобы без фокусов. Иначе ни вас, ни воинов ваших не помилую. А близнецов особенно.

— Как договаривались, Вильгельм, — отозвалась Йоханна недрогнувшим голосом. — Все, как договаривались.