Глава 20
Когда Арнэльм уже почти восстановился после набега, жители устроили развлечение — танцы с водяными лентами.
Вообще, удерживать воду в какой-либо форме без сосуда — навык, которому учат защитников, чтобы они могли управлять силой и своим оружием — кризантой. Но Аста уже знала, что некоторые женщины в городе владеют этим навыком ничуть не хуже мужчин, и даже научились создавать из воды целые скульптуры. Держатся они, понятное дело, недолго — стоит их создателю отвести взгляд, задуматься о чем-нибудь другом, как его творение превращается в лужу. Но наблюдать за процессом очень интересно. Энергия рук творящего становится сосудом, ему можно менять форму и даже достраивать, если хватит умения, не отвлекаясь, зачерпнуть еще пригоршню воды.
Но танцы с водяными лентами — особое искусство. Это поединок на ловкость и внимание, на силу и грацию. Воду берут всегда речную — только она обладает достаточной силой, с которой можно соединить свою. У края зеленой лужайки на берегу ставят на высоких табуретах чаны с водой так, чтобы можно было зачерпнуть, не нагибаясь. Танцующие — обычно пара, но иногда и несколько человек — набирают в ладони воду, и каждый создает себе ленту — такой длины и ширины, какой сможет. С ней нужно танцевать, стараясь при этом приблизиться к партнеру и коснуться его концом ленты, но так, чтобы ни капли воды не пролилось, и в то же время самому уворачиваться. Действо происходит под аккомпанемент обтянутых звериной шкурой барабанов и напоминает нечто среднее между ритуальной пляской, боевым искусством и игрой в догонялки. Тео, который в этот раз остался дома, как-то объяснил Асте, что ритуальность в танце действительно есть — когда-то это был обряд прославления воды. Арнэльмцы позаимствовали его у ардхов, которые живут в горах, где тоже есть говорящие реки и озера. А у пустынников его проводят всего два раза в год старейшины племени — они не могут себе позволить такое расточительство. В Арнэльме же, если лента у кого-нибудь рассыпается, танцоры, мокрые и смеющиеся, уходят с лужайки, давая место другим, и праздник продолжается.
И хотя выглядело все это очень красиво, в самом начале Асту ждало разочарование. Она попробовала было танцевать со Свеном, но через несколько секунд ее лента рассыпалась, обдав обоих брызгами. Очень тяжело оказалось думать одновременно и о форме, и о движениях и при этом следить за музыкой.
— А ты не думай. — Свен накинул ей на плечи полотенце, поцеловал мокрую прядь у виска. — Когда думаешь обо всем по отдельности, оно и распадается на отдельные части. Представь, что ты, вода и музыка — это одно целое. Тогда все будет двигаться вместе с тобой.
Они попробовали еще раз, и вышло уже более сносно, но Аста быстро устала. Оказывается, это трудно — все эти легкие движения, за которыми так здорово наблюдать со стороны. Она присела рядом со Свеном на толстый обтесанный ствол дерева, что заменял скамейку, прижалась щекой к голому плечу, не скрытому старой безрукавкой. От Свена, как всегда, пахло металлом и почему-то абрикосами. Аста тогда не знала, что у него дома тоже стоит абрикосовый светильник, как у Тео, и растут в саду за окном два абрикосовых дерева. Но теперь это был родной запах. Запах дома.
Лин тоже был здесь. Он уже выздоровел («Он так думает», — жаловалась Тайса, вздыхая) и тоже танцевал. Получалось у него здорово — движения сильные, размашистые, но вместе с тем легкие и точные, как взмахи крыльев. Один танец он исполнил вместе с тремя другими ребятами-защитниками, и это было очень красиво. Потом, шутки ради, на пару со Свеном (тут цель была не победить, а подурачиться — в конце оба были мокрые с головы до ног и хохотали друг над другом). И, конечно, с Тайсой. Тут Аста узнала, что ее подруга тоже владеет этим искусством, да еще как. Тайса двигалась как кошка — то крадучись, почти припав к земле, то молниеносным прыжком уходила от летящей в нее ленты, то сама атаковала, отступая в последний момент, будто желая лишь напугать. И в конце концов победила мужа, ловко набросив водяную петлю ему на шею. И хотя Лин знал, что такой лентой нельзя задушить, он все равно отвлекся на мгновение — и его лента тут же рассыпалась. Но он успел поймать ленту Тайсы и дернуть ее за кончик, и в результате оба рухнули в траву.
— Эй, командир! — крикнул кто-то из ребят. — Не страшно тебе быть поверженным женщиной?
Лин поднялся — легко, не касаясь руками земли, помог подняться Тайсе, притянул к себе, как в танце, поцеловал в губы и ответил:
— Такой — не страшно.
…Он был здесь своим среди своих, его уважали — по-настоящему, а не только за должность. Он мог отдавать приказы, а мог валяться в траве и дурачиться — и то и другое воспринималось на ура. Так, наверно, и бывает, когда ты на своем месте. Интересно, как это? Вот она, Аста, на своем? Вроде бы ей все здесь нравится, и работа прекрасная — не сравнить с офисом, и новая семья, и Свен… Ох, Свен. Влажные волосы светлыми кольцами, пальцы в ссадинах, а кожа горячая даже сквозь одежду и полотенце — как будто впитала в себя огонь. И теперь он — ее. Что это значит? И почему нет, как в романах, этого чувства узнавания Того Самого — просто сумасшедший жар и путаница в голове, когда своих же мыслей, как почерка, разобрать не можешь?
— Кхм. — Нарочито вежливое покашливание отвлекло ее от размышлений. Она подняла голову — рядом стоял Эрик. — Можно тебя на минутку?
Свен заметно напрягся, смерил его взглядом, но ничего не сказал. Аста высвободилась из объятий, встала.
— Подожди, я сейчас.
И отошла вместе с Эриком к краю поляны. Эрик, который все время оглядывался, будто ждал нападения, глянул на бочки с водой, потом на танцующих и бросил:
— Пошли подальше, на улицу. Терпеть не могу этот балаган…
Тут Аста впервые подумала, что он как будто боится воды. Тогда, у Арны, он очень старался не промочить кеды, переступая на камне с таким видом, будто вокруг была раскаленная лава. И хотя он защитник, развлечение с лентами ему явно не нравилось — он только что пришел, и, судя по всему, оставаться не намерен. Но что ж, у всех свои странности…
Эрик явно не хотел терять времени и, как только они отошли подальше, остановился и сказал:
— Завтра поедем в Пфорцхайм. Билеты я уже купил, встречаемся на станции в семь пятнадцать. Ты знаешь, где станция? Нет? Спроси у Тео, он тут все знает.
— Ты раньше не мог придумать? — возмутилась Аста. — У меня завтра работа, и вообще…
— И вообще, я не собирался в это ввязываться, — закончил за нее Эрик. — Но раз уж ввязался и ты почему-то со мной, то, пожалуйста, отложи свои важные дела и поехали.
— А у тебя хоть какой-то план есть? — не унималась Аста. — Что мы там будем делать?
— Поговорим с ювелирами и с одним профессором в музее — Тео с ним уже связался, он нас ждет. Дальше будем смотреть по обстоятельствам.
— То есть мы всего на один день?
— Посмотрим. — Эрик задумался на секунду. — Но зубную щетку лучше возьми.
Хорошенькое дело. Они попрощались, и Аста пообещала прийти, подумав, что надо сейчас же забежать к Инге и сообщить, что завтра ее не будет. Эрик ушел не оглядываясь, как будто боялся, что вода может его отравить.
* * *
На станцию Аста чуть не опоздала. Тео подробно объяснил ей дорогу и даже нарисовал план, но забыл сказать: маршрут может измениться, если городу так будет угодно. Возможно, историк, как и все остальные жители, уже настолько к этому привык, что просто не посчитал достойным внимания. Между тем случилось следующее.
Неподалеку от станции город пересекал ручей. Говорить он не умел, но зато умел петь — вода, касаясь камешков и песчинок на дне, журчала тихой мелодией, которая, говорят, никогда не повторялась. Во время сильного дождя, когда ручей становился рыжим от песка и глины, песня его звучала как грозный, торжественный марш. Под мелким осенним дождиком он напевал сентиментальные романсы, при свете первых звезд заводил колыбельную, а в ясные летние утра звучала из него радостная, полная хрустального света мелодия, от которой у сердца вырастали крылья. И как раз таким было это утро. Аста с удовольствием остановилась бы послушать, будь у нее в запасе пара минут. Но возникло препятствие — мост, пересекающий ручей и хорошо видимый на плане, просто исчез.
Мост этот был изготовлен из той же древесины, что и ходячая скамейка в доме Тео, но из какой-то особой, ленивой породы, поэтому он так и назывался — Ленивый мост. Обычно он смирно стоял на месте, делая разве что пару шагов в сторону. Но то ли утро выдалось особенно хорошим для прогулок, то ли его что-то беспокоило, но моста на месте не оказалось — он ушел. Как назло, на улице никого не было, а стучаться в незнакомые дома и спрашивать дорогу Аста не решалась. В конце концов, побегав вдоль ручья, она отыскала мост в самом конце улицы, в зарослях крапивы. Перебралась на другую сторону, стараясь не касаться жгучих стеблей высотой чуть ли не по пояс, но один все-таки ужалил ее в руку. Кожа мгновенно вспыхнула и покрылась волдырями, Аста глянула на часы и со всех ног помчалась обратно к развилке, а от нее к станции, ругаясь про себя и облизывая обожженное место. Если она опоздает, то провалит дело и, конечно, тем самым даст Эрику повод для насмешек.
Вокзал в Арнэльме! Каким он может быть в таком сказочном городе? Ей представлялись огромное старинное здание из рыжего кирпича, с высоким сводчатым потолком и позолоченными курантами на фасаде, просторный зал ожидания со стеклянной крышей… А главное, конечно, сам поезд. Огромный, черный от копоти огнедышащий локомотив и прицепленные к нему вагоны, уютные купе с бархатными голубыми сиденьями. Здорово было бы на таком поезде отправиться за приключениями!
Но вместо придуманного великолепия она увидела издали одноэтажную бетонную коробку с двумя окошками, на фоне которых алел знакомый автомат для продажи билетов. Рядом простирался узкий перрон, выложенный скучной серой плиткой, и всего два пути, на одном из которых стоял обычный ICE, с красными полосами на серебристых боках и узкой мордой, заляпанной грязными брызгами чуть ли не по самые окна. У первого вагона, дымя сигаретой и нервно оглядываясь по сторонам, топтался Эрик. Увидев Асту, замахал рукой.
— Ну наконец-то! — возмутился он, как только она подошла поближе. — Идем, это проходящий поезд, он нас ждать не будет.
Аста остановилась в двух шагах от него, с недоумением глядя то на вокзал, то на поезд. Ее разочарованию не было предела.
— Мы что, на этом поедем? — спросила она.
— У тебя есть другие предложения? Пойдем скорее!
Эрик выбросил сигарету, и они вошли в тамбур. Двери тут же с шипением захлопнулись, и состав начал набирать скорость. Аста, будто первый раз в поезде, принялась осматриваться, но ничего интересного вокруг не увидела. В вагоне, отделенном от тамбура стеклянной перегородкой, сидели люди. Кто-то читал газету, попивая кофе из бумажного стакана, кто-то уткнулся в телефон или планшет. Больше половины мест было свободно, на электронном табло под потолком светилась огненными точками надпись «Следующая остановка: Риттерсхайм. Платформа справа». Эрик выбрал места подальше от всех, в конце вагона. Аста села напротив него, сняла рюкзак — тот самый, с которым когда-то убежала в Арнэльм от своей привычной спокойной жизни. Поставила рядом с собой на сиденье, подумала немного, потом начала снова:
— Слушай, я все-таки не понимаю. Тут что, ходят обычные поезда?
— Deutsche Bahn желает вам приятного путешествия! — произнес Эрик в ответ, ловко копируя голос из динамиков. Потом объяснил: — Ходят, как видишь. Правда, не часто, пару раз в неделю. Арнэльм — маленькая станция, отсюда редко кто-нибудь куда-нибудь едет.
— То есть обычная железная дорога проходит через скрытый мир?
— Конечно. Он же связан с внешним.
— Но тогда… — Аста вспомнила карту, которую ей показывал Тео в первый вечер, прикинула расстояния. — Тогда все маршруты намного длиннее, чем кажутся из внешнего мира. Так вот, значит, почему…
Эрик рассмеялся.
— Бинго! Да, именно поэтому в Германии поезда так часто опаздывают. Просто все эти связи относительно новые, опытных машинистов мало и расписание трещит по швам. Нет, конечно, есть и другие причины — технические неисправности там, погода… Но это — одна из основных. Только о ней официальные сайты не пишут, конечно.
— И что, люди в поезде не замечают, что едут по какой-то непонятной местности?
— Да ты посмотри на них. — Эрик кивнул на пассажиров, уткнувшихся в газеты и смартфоны. — Такие разве что-нибудь заметят? Все, что они замечают, — это что поезд опаздывает и сеть не ловит. Но все равно, хм… есть некоторые особенности.
— В смысле?
Он сделал нарочито важный вид:
— Увидишь.
Некоторое время они ехали молча. Потом Эрик снова заговорил, кивнув на ее браслет:
— Крутая штука. Жених подарил?
Аста нахмурилась, прикрыла браслет ладонью и ответила:
— Он мне пока не жених.
— А кто?
— Давай сменим тему?
— Ну давай, — легко согласился Эрик. — Расскажи о себе. А то мы вроде как ближайшие люди во всем этом деле, а я ничего о тебе не знаю.
— И что ты хочешь узнать?
— Как ты разворачиваешь «Риттер Спорт»?
Аста, которая ждала колких вопросов о личной жизни, даже растерялась:
— Чего?
Эрик потянулся за своим рюкзаком, вынул шоколадку.
— Здесь стрелочки, видишь? — показал он ей на обертку. — Для того, чтобы вот так потянуть за концы и она аккуратно раскрылась, не разрываясь.
— Я знаю. Ну и что?
— Ты так открываешь или как попало, лишь бы побыстрее начать есть?
Аста смутилась. Такого вопроса она не могла предвидеть, и он попал в самую точку. Призналась:
— Как попало. Просто первый кусочек всегда самый вкусный.
Эрик довольно улыбнулся, распечатал шоколадку, разорвав упаковку не по правилам. Протянул ей:
— Угощайся.
Еще и вид ее любимый, молочный с крекером. Никто из знакомых не понимает, как такое можно есть, а этот мальчишка угадал. А он не такой уж и балбес, каким кажется, и не такие уж они разные, наверно.
— Интересно, а насколько мир больше, чем на карте? Ну, на обычной карте, — спросила Аста, потянувшись за добавкой.
— Германия больше примерно на треть. В Шварцвальде много скрытых поселков и в Альпах. А в Тюрингии, в лесах, даже вроде какой-то народ живет, похожий на эльфов — Тео в школе рассказывал. Вообще, вся Европа намного больше, чем принято думать. Бельгия больше раза в два, так что не такая уж она и маленькая. Турция очень большая, в ней много скрытых городов и даже до сих пор есть кочевники — у них идет охота за редкими специями, медицина на грани магии и все такое. А Россия насколько больше, тут тебе даже самый крутой географ не скажет. В этой стране и на обычной карте полно мест, куда нога человека не ступала, а скрытые, наверно, и за две жизни не обойдешь…
Он рассказывал интересно, просто, пересыпая речь разными словечками, охотно делясь тем, что знал. Но, как ни внимательно слушала Аста, она вдруг отвлеклась. За окном мелькнули на мгновение людный вокзал, мост и башня огромного собора — слишком известного, чтобы спутать его с каким-нибудь другим.
— Что это? — спросила она, перебив Эрика на полуслове. — Что это мы только что проехали?
Эрик бросил равнодушный взгляд в окно.
— Кельн.
— Какой Кельн?!
— Город в земле Северный Рейн-Вестфалия, какой же еще?
— Но он же далеко и в другой стороне!
— В какой другой? Ты все еще думаешь о расстоянии линейно, как тебя учили в школе. Отвыкай. Я не могу тебе это толком объяснить, я не специалист, но… В общем, скрытое пространство может меняться. Вроде как складки на карте могут быть в одном месте, а потом расправиться и быть в другом. Не исключено, например, что обратно мы поедем через Берлин, и это будет даже быстрее. Понимаю, это сложно, путано, но со временем привыкаешь и думаешь, что так всегда было.
Аста покачала головой:
— Не думаю, что я когда-нибудь привыкну.
— Ко всему можно привыкнуть. Вот ты же привыкла, что твой браслет светится?
Она перевела взгляд на браслет — звезды горели бледным, бледнее солнечного, еле заметным светом. Последний раз так было, когда она встретилась с призраком Томаса, а потом приходила в себя в убежище. Тогда свечение через некоторое время погасло, и Аста догадалась, что браслет так реагирует на опасность, приходя в боевую готовность. Наверно, он светился все время, когда она говорила с призраком Томаса, и потом, когда они со Свеном пробирались по лесу в укрытие, но некогда было на него взглянуть.
Все это она объяснила Эрику. Оба огляделись по сторонам — нет ли чего опасного или странного, но вокруг по-прежнему были лишь скучающие пассажиры да рапсовые поля за окном.
— Какая станция перед Арнэльмом? — спросила Аста почему-то шепотом. — Кто-то до нас мог сюда зайти?
Эрик задумался.
— Предыдущая — Муин-Тан. Сейчас она заброшена, но можно остановить поезд по требованию, если вручную включить светофор. Наши соседи, нодийцы, иногда так делают.
Почему-то вдруг стало прохладно и потянуло сырым сквозняком и запахом пепла. Так пахнет поздний октябрь, остывшие его костры из опавших листьев. А в окна по-прежнему светило яркое летнее солнце, и поезд мчался вперед.