ГЛАВА 41

Бабах подъехал к дому Кроу Удава и остановил машину. В окнах дома не горел свет, не просачивался сквозь трещины сарая. Он ощутил легкий шепот беспокойства. Выключил мотор, снял шлем. Температура стремительно падала. Сильный ветер, как лезвие, резал по ушам и лицу. Искрился лед. Все вокруг замерзло, тяжелые тучи заволокли небо, оставив лишь маленький просвет, откуда выглядывал желтый серп луны. Приближалась буря.

Ван Блика он нашел у водопада Росомахи. Маркус рассказал, что хотел подвезти Минди, но вмешалась Хизер и забрала девочку с собой. Бабах ясно дал понять, что не верит ни одному его слову, но Ван Блик разрешил ему войти в дом и самому посмотреть. Бабах так и сделал, но следов Минди не обнаружил.

У взлетной полосы Хизер, глядя ему в глаза, сказала, что Минди увез Ван Блик — так в чем же дело? У Бабаха было больше причин доверять ей, чем гангстеру-убийце из алмазной индустрии. Он достал телефон, вновь позвонил Тане, но услышал только автоответчик. Сбросил звонок. Наверняка она сейчас говорит с Йеллоунайфом.

Вновь убрав телефон в карман, отстегнул от снегохода винтовку. Эта тишина была ненормальна. Даже собака не лаяла. Кроу, может, и ушел куда, но собака никак не могла. Он никогда не отвязывал несчастное животное. Оно всегда было на месте.

Бабах слез со снегохода, медленно побрел по замерзшей, изрезанной колеями подъездной дорожке. Направился к сараю. Здесь что-то явно было не так. Не выходили из головы слова Таны:

Ван Блик вполне мог им оказаться.

Мог отправить Бабаха назад в Твин-Риверс, на эту ферму, искать ветра в поле. Мог прямо сейчас мучить Минди. Но, вне всякого сомнения, на ферме Удава было тоже не все в порядке. Чем ближе Бабах подходил к дому, тем громче кричало об опасности шестое чувство, и волосы на руках вставали дыбом. Он побрел по заснеженному полю, ведущему к сараю, на секунду замер и прислушался. Тишина ревела. Он взвел курок, осторожно подобрался; у бедра висел охотничий нож, и Бабах пожалел, что не взял с собой маленький пистолет.

Дверь в сарай была приоткрыта. Бабах заглянул в щель сбоку. Увидел слабый дрожащий свет. Легкая струйка тепла коснулась его лица и исчезла. Войдя в дверь, Бабах аккуратно обошел лежавший на полу блестящий нож и замер.

Сердце упало.

Мозг отчаянно пытался осознать то, что Бабах увидел прямо перед собой, на полу сарая.

Кроу.

Его шея была разрублена, он лежал в густой, окоченевшей луже темной крови. Глаза, проколотые инструментами для таксидермии, смотрели вверх. Кровь сочилась из них каплями, как черные слезы, какие рисуют себе рокеры и металлисты. Бабах нервно сглотнул. Заметил кровавые отпечатки, ведущие от тела Кроу к мягко пульсирующему оранжевому свету в дальнем углу сарая. Казалось, этот свет идет из дыры в полу — открытой крышки подвального люка, за которой находилось какое-то другое помещение. Задняя дверь за люком была широко открыта. Задувал холодный воздух.

Из дыры не доносилось ни звука.

Осторожно двигаясь вдоль стены, Бабах прошел по следам к люку. Наклонившись, рассмотрел кровавые отпечатки. Пульс участился, когда он увидел знакомую зазубрину.

Такую же, как та, что Тана сфотографировала на месте гибели Аподаки и Санджита. Как та, что они видели в сарае Эллиота Новака.

Твою мать.

В мозгу роились мысли. Куски информации, как осколки разбитого зеркала, начали складываться воедино, и когда всплыла картинка, все обрело смысл — безумный, чудовищный смысл.

Не Ван Блик. Хизер. Убийца. Женщина-психопат. С которой он спал. И не догадывался. Она была странной — как большинство тех, кто перебрался сюда — но этого он никогда в жизни бы не заподозрил.

Крик прорезал воздух. Бабах поднял голову вверх.

Вопль повторился снова — кричала женщина, от боли. От ужаса. Он в жизни не слышал ничего подобного. Этот крик доходил до самой глубины души. Бабах метнулся к открытой двери в углу. Прижавшись спиной к стене, заглянул в дыру между досками. В темноте блеснул луч света. Еще один крик прорезал ледяной воздух. Свет погас.

Бабах вышел из сарая в темноту. Замер, наблюдая, прислушиваясь. Ветер свистел в замерзших ветках, ласкал ледяные кристаллы, скрипел, хрустел, шептал. Двигаясь по тропинке, Бабах медленно шел в сторону сарая у реки, в котором хранилась приманка. Но тихо идти не получалось. С каждым шагом под ботинками хрустел лед. Облака расступались, и луна пятнами освещала черно-белый пейзаж. Когда Бабах проходил мимо загона для скота, заржала лошадь. Он замер, сердце колотилось. Ощутил запах навоза, тепло животных. Да что, черт возьми, тут вообще происходит? Где Минди?

Облака вновь расступились, сарай озарил лунный свет. На мгновение, когда темнота чуть рассеялась, он увидел очертания прицепа для снегохода, припаркованного у сарая, возле железной бочки, где погибшие биологи мешали приманку. Наверху прицепа лежала неподвижная фигура. Мертвец? Или живой, без сознания?

Чувствуя во рту наждачную сухость, Бабах какое-то время вглядывался в темноту, прислушивался. Тишина — лишь скрежет ветра да треск ледяной корки на реке. Время тикало, тянулось.

Бабах осторожно шагнул вперед, сперва левой ногой. Хрустнул снег. Немного подождав, шагнул правой. Снова хруст. Бабах про себя выругался. Подождал еще немного. Фигура, лежавшая ничком на прицепе, не шевельнулась. Ни малейшего движения, только ветер тихо шелестел над замерзшей равниной. Бабах выставил вперед левую ногу и услышал треск металла. Боль пронзила голень, лучами прошла по телу — железные зубы впились глубоко под кожу, зажали ногу в тиски. Бабах с трудом подавил крик. Мозг готов был взорваться, но пытался бороться — ища в кармане фонарик, Бабах уже знал, что случилось, прежде чем луч осветил железные зубы и пружины.

Капкан на гризли.

Дрожа от боли и ужаса, он осмотрел под фонарем жуткую конструкцию. Ржавые зубы прорвали джинсы, термобелье, кожу, ушли глубоко в ногу чуть выше ботинка. Корчась, Бабах сорвал перчатки, чтобы получше ухватиться за капкан. Пальцы ожгло холодом. Он тянул и тянул, пытаясь раскрыть ловушку, изо всех сил напрягаясь, трясясь и потея от усилий, от этой пытки. Остановился, чтобы перевести дыхание.

Он осознавал, что все попытки бесплодны — нужно разжать пружину, и этого не сделать без инструментов. Он надеялся лишь ослабить давление, но внезапно ощутил удар сзади по голове. Острые когти впились в затылок, рванули кожу. Кровь резким, бурным, горячим потоком полила по воротнику вниз. Ранения головы сильно кровоточат, подумал он, пытаясь удержать сознание, но зрение начало размываться. Кровь потекла в ухо. С геркулесовским усилием он поднял голову, посмотрел вверх.

Она тяжело дышала, глаза сверкали в темноте. Шла на него всем телом, как дикий зверь.

Кровь Таны горела огнем. Она снова и снова пыталась дозвониться до Бабаха. Ответа не было. Нужно бежать. Вдруг он в опасности? Вдруг Минди в опасности? Каждая минута может быть на счету.

Пошла за оружием. Но, проходя мимо маленькой комнаты, где Адди накладывала шов ей на щеку, вдруг услышала слова медсестры:

Она замерла. Паника, страх, адреналин — все чувства смешались, ожгли, будто она схватилась за напряженный электрокабель.

Она вновь взяла спутниковый телефон, быстро набрала нужный номер. Сообщила подробности — два гражданских лица на ферме на окраине Твин-Риверса находятся в опасности. Женщина, которая подозревается в нескольких жестоких убийствах, разгуливает на свободе. Вооружена, очень опасна. Способна перемещаться на большие расстояния.

Тане велели оставаться на связи. К телефону подошел Килан. Все ее тело напряглось при звуке его голоса. Он потребовал повторить сказанное. Она повторила. На невыносимо долгую, невыносимо напряженную минуту повисла тишина.

— Ларссон, — сказал он холодно, — убедитесь, в самом ли деле эти два человека находятся на ранчо, в самом ли деле подвергаются опасности, и только тогда я направлю к вам спасательно-аварийную бригаду. Ясно?

— Да, сэр. На связи.

Она сбросила звонок. Все лицо горело. Сердце колотилось как бешеное, когда она вошла в комнату, где хранилось оружие. Мерзавец. Военный вертолет спасательно-аварийной бригады подчиняется правилам полетов по приборам, не правилам визуальных полетов. Он может летать в туман и бурю. Но даже если выслать его немедленно, он будет лететь два часа. А за это время люди могут погибнуть. Да, выслать военный вертолет и спасательно-аварийную бригаду стоит огромных денег, и высшие чины должны заверить, что вертолет необходим. И нет, она не была на сто процентов уверена, что Бабах и Минди на ферме, что они в беде. Но внутреннее чувство кричало об этом.

Схватила пистолет, винтовку, патроны, думая о том, ради чего в первую очередь приехала в этот маленький, оторванный от всего мира поселок — чтобы объединить его жителей, чтобы он стал одним племенем, семьей для нее и ее ребенка. Чтобы стать хорошей матерью. Чтобы начать все сначала там, где люди не будут судить ее за ошибки прошлого. Чтобы спасать беззащитных, таких, как Минди. Чтобы отдать долг тому полицейскому, который вытащил ее из мусорной ямы. Но здесь ее жизнью по-прежнему управляло ее прошлое, ее судьба.

Ей самой придется взять все в свои руки, все изменить.

Тана застыла на месте. Мозг кипел.

Если все эти убийства на совести Макалистер — а Тана была уверена, что это убийства и что они на совести Макалистер — и если Бабах отправился к ней спасать Минди, если поймал Макалистер на горячем, она сделает все, чтобы себя защитить. А если ей каким-то образом удалось взять верх и теперь она держит Бабаха и Минди в заложниках на ферме Кроу, она, вероятно, ждет, что Тана отправится их искать. Она наготове.

Эта женщина — очень опасный, проницательный маньяк, который не хочет попасться. Она готова преодолевать огромные расстояния, чтобы обставить убийства как несчастный случай. Она способна на извращенное насилие, она долго живет с этим.

Тана могла бы попросить помощи у местных жителей, но самым главным в ее работе было обеспечение безопасности гражданского населения. Вовлекать их было рискованно — это могло стоить ей работы.

Ее мучили сомнения. Maintiens le droit — так звучал девиз Королевской канадской конной полиции. Защищай закон.

И в то же время — поступай правильно. Килан и Каттер забыли об этом уже много лет назад.

— Хизер? — Голос Бабаха вырвался хриплым шепотом. Он терял сознание, терял кровь. Замерзал. Его трясло.

— Заткнись. Заткнись. Не смей со мной говорить.

— Где… Минди? Она…

Хизер снова ударила его жутким орудием, на этот раз по лицу. Разорвала кожу. Боль эхом отдалась в мозгу.

— Заткнись. Мне надо тебя спасти. Ты нужен мне живым. Ты наживка. Кровавая приманка. Она следит за нами. Прилетит вертолетом, найдет нас. Нужно, чтобы нашла. Она попадется на мою приманку. Вы — наживка. Ты и Минди. Вы. Ее слабости. У Таны Ларссон свои слабости. У всех нас свои слабости. Они ослепляют нас, эти слабости.

— Зачем…

Она отшвырнула в сторону винтовку, оружие с грохотом упало на лед. Сжав в кулак волосы Бабаха, оттянула его голову назад, резким движением выхватила из ножен его охотничий нож. Она служила в армии. Была натренирована. В хорошей форме. Физически сильная — первобытной силой безумца. Она потеряла связь с реальностью. Но не до конца. Что она чувствовала в такие моменты? Помутнение рассудка? Она становилась другим человеком? Часто ли? Что становилось причиной? Смог бы он с ней договориться?

Холодное лезвие ножа уперлось Бабаху в горло. Он чувствовал, как сталь режет кожу, как сбегает ручеек крови. Слышал, как рвется клейкая лента. Хизер заклеила ему рот. Ноздри Бабаха раздулись, он отчаянно пытался дышать, пытался удержаться в сознании, но оно мутилось.

— Она нужна мне. Она охотится на меня, на Охотника. Читателя. Зрителя. Читателя-Охотника. Она вмешалась в наш разговор с Рассказчиком. Она во всем виновата. Она изменила Историю. Испортила финал. Нужен другой финал. Нужно, чтобы она оставила меня в покое. Я должна разобраться с ней. Остановить ее. Она умная, но не настолько умная. Она придет. Она попадется в мою ловушку. Дождись, и ты увидишь, как она умрет. — Пока Хизер говорила, она крепко скрутила руки Бабаха у него за спиной, обмотала клейкой лентой. Вынув из кармана инструмент, разжала пружину капкана, расцепила железные челюсти. Кровь снова прилила к ноге, ее ожгло адским пламенем.

Бабах подполз к Хизер, попытался пнуть, но она, ухватив его за ботинок, сильно скрутила ногу, и что-то вонзилось ему в колено. Его засасывали темнота и боль. Мягкое, плотное, холодное, теплое… затягивало. Кровью он истекал или отшибло мозги? Он не знал. Он пытался удержаться, чтобы тьма не поглотила его. Время растянулось. Бабах то тонул, то выныривал на поверхность. Услышал, как заводится снегоход. Почувствовал, как его скрутили, потащили куда-то, и ощутил новую вспышку боли.

Черный прилив унес его в бескрайнее море.