Наконец, настал день, когда Джея освободили. Да, это была временная свобода, и я понимала, что совсем скоро меня и моего друга вновь будет разделять холодная металлическая решетка и, для того чтобы его увидеть, обнять, вновь придется изрядно поунижаться перед Лестером.

Но когда я его увидела, приказала себе забыть на время об обстоятельствах, закинуть их в самый дальний ящик, запереть ключом. Вон он – радостный, растрепанный, немного уставший. Увидев его, мне вдруг стало так хорошо, казалось, что мы просто приехали на концерт в очередной город, вот зашли в кафешку поесть, сейчас из-за угла покажется Ребекка, расскажет о том, что по пути увидела несколько сувенирных магазинчиков, и нам непременно нужно туда заглянуть, после того как мы закончим с обедом. Затем подтянется Стив, поцелует меня, поделится картошкой фри, станет подшучивать над Джеем, а тот швырнет в него грязной салфеткой, и мы с Беккс будем ухахатываться, держась за переполненные животы.

И тут снова стало невыносимо тяжело. Когда человеку ампутируют конечность, его потом тревожат так называемые фантомные боли. Вот и со мной такое происходило. Я лишилась самой важной, самой счастливой части моей жизни. Пустота стала заполняться болью. Боль заполнила пустоту.

Я обо всем рассказала Джею. О двух месяцах заключения, об Алистере, о случившемся на Гавайях. Рассказывая, я не верила самой себе, не верила, что все это и впрямь происходило со мной.

– Это просто ужас. Наверное, никакие мои слова поддержки не смогут утешить тебя.

– Этот город как труп. А мы черви, ползающие внутри его разлагающейся плоти, сражающиеся за каждый кусочек…

– Я вытащу тебя.

– Джей, мы это уже обсуждали.

– Я могу попросить своего отца. Он брат мэра, если он добился моего освобождения, то сможет повлиять и на Боуэна.

– Или найти нового врага… Не нужно приплетать сюда других людей. Это моя проблема, и я сама ее решу. Тем более я знаю как.

– Что ты придумала?

– Я рассказала Лестеру про телефонный звонок от сторонника «Лассы», но не сказала главное: за Дезмонда мстит какая-то женщина. Я должна найти ее, а затем обменяю ценную информацию на свою свободу.

– А как же ты ее найдешь?

– У меня есть человек, который на меня работает. Клифф Сонэм. Лестер поручил мне убить его, но я сохранила ему жизнь.

– Ну и ну! Глории Макфин всего лишь семнадцать, а она уже живет под чужим именем, является членом одной из ведущих банд Нью-Гэмпшира, и у нее есть человек, который роет для нее информацию! Да уж… Оказывается, я тебя совсем не знаю.

– Взаимно, Джей. Я о вас троих тоже ничего не знала. Например, что у Стива пять сестер и два брата, что твой отец – крупная шишка, что бывший главарь «Лассы», опаснейший человек, являлся отцом Алекса…

– Хорошо, я расскажу тебе о нас. Мы трое очень похожи. У нас были схожие проблемы и сильнейшая любовь к музыке. Стив вырос в бедной семье, они еле концы с концами сводили, и, так как он был самым старшим ребенком, на него возлагали большие надежды. Как и на меня. Мой отец грезил, чтобы я пошел по его стопам, закончил финансовый университет, устроился в его фирму и посвятил всю свою жизнь цифрам, бумажкам, расчетам. Алекса тоже донимал его отец. Вайред хотел, чтобы его сын присоединился к «Лассе», но тот мечтал стать музыкантом. Вайред ненавидел творчество Алекса, однажды он даже разбил гитару о его голову. В общем, нам всем надоело давление, бесконечные нотации, осуждения и мы сбежали. Первое время жили на улице, сочиняли песни, выступали в переходах, как-то сразу завоевали любовь местной публики. Только «Ласса» не давала нам спокойной жизни, потому что побег сына Вайред воспринял как самое ужасное предательство. Поэтому нам срочно нужно было валить из города. Музыка приносила небольшой заработок. Хотя эти деньги даже заработком назвать трудно. Короче, для того чтобы расстаться с Манчестером, нам нужны были деньги, и единственным способом их заработать была наркота. Вскоре мы купили автодом, стали разъезжать по Нью-Гэмпширу, толкать наркотики, выступать. Деньги лились рекой. Стив свою часть отправлял семье, а мы с Алексом копили на новые гитары. Все было замечательно, мечты стали воплощаться в жизнь. Только потом чувак, на которого мы работали, стал слишком много от нас требовать и даже угрожать, ему казалось, что мы большую часть присваиваем себе. Мы, конечно, знали, что Король Шейн – человек ненадежный, но никто и предположить не мог, что все так далеко зайдет. А потом… Случилось еще кое-что, что вдребезги разрушило наш покой. Алекс встретился с дочкой Лестера, Эйприл.

– На озере Потакуэй… Я читала ее дневник.

– Да ладно?!

– Я знаю, что она со своей подругой Кэтери поехала с вами после фестиваля в другой город.

– И ты знаешь, что потом произошло?

– Да.

– Наша жизнь превратилась в ад. Пока Лестер боролся с одной частью «Лассы», другая охотилась за нами. Так мы и приобрели славу музыкантов-бандитов… Мы окончательно влились в Темные улицы. Появились первые жертвы… Первая кровь. Вспоминать обо всем этом тошно. Когда Боуэн пристрелил Марса, жизнь у всех стала немного налаживаться. Мы вернулись к музыке, стали путешествовать. Только Шейн не унимался, его дружки следовали за нами по пятам. И в конце концов мы приняли решение избавиться от него. Путь к нему лежал через городок под названием Бревэрд. Заодно мы устроили там пару концертов и познакомились с двумя девчонками. Одна была сумасшедшая с голубыми волосами, а вторая… скромняшка с очень милым голосом.

Мне хотелось верить, что теперь я знаю о них все. Стало так спокойно на душе, после того как были сняты тяжеленные замки с двери, оберегающей их прошлое.

– Джей, мы ведь никогда не были с тобой близки, верно? Но сейчас я так благодарна судьбе за то, что ты у меня есть! И больше всего на свете я хочу, чтобы у тебя было все хорошо, – сказала я, заключив его ладонь в свою.

– Так и будет. Я разберусь со своим дерьмом, ты – со своим, а потом мы уедем из этого проклятого города. И вновь мы будем счастливыми и свободными…

– Знаешь, как я здесь развлекалась? – спросила я Алекса. – Я считала кафельные плитки, специально сбивалась и начинала заново.

Миди закидала всю комнату тухлыми кроликами. Около сорока разлагающихся тушек приглядывали за Алексом, наполняли сжатый воздух слезоточивым ароматом гнили.

– Ничего не хочешь мне сказать?

– Я не убивал его.

– Конечно. За тебя это сделали другие по твоей просьбе.

– Глория, я никогда бы не причинил ему зла, ты же знаешь. Да, перед его смертью мы виделись. У нас был непростой разговор. Речь шла о тебе. Он даже несколько раз хотел ударить меня, но я его остановил. Стив ушел целым и невредимым. Он вечно создавал себе неприятности, а неприятности в тюрьме могут стоить жизни.

– Неужели ты думаешь, что я поверю в этот бред? Алекс, ты исчерпал мое доверие. Я хотела, чтобы ты извинился. Хотя бы попытался раскаяться. Но даже эти стены не могут разбудить твою совесть. Встань!

Он медленно поднялся, я подошла к нему.

– Ничего. Эта комната сломает даже такого сильного и упрямого, как ты.

Я ударила его под дых. Алекс мгновенно скрючился, гравитация и бессилие тянули его на пол, но я схватила его за волосы, удержав его тем самым, и вновь нанесла удар.

– Вот так его избивали?! – кричала я ему в ухо. – Так ему было больно?! Вот так он кричал?!

Вдруг за дверью послышались многочисленные шаги. Я погрузила голову солиста в свои руки, харкнула ему в лицо и наградила заключительным ударом в брюшину.

– Я еще вернусь.

Закрыв дверь, я обнаружила, что соседняя пыточная открыта и возле нее стоят Брайс, Джеки и Север. Я подошла к ним, заглянула внутрь, там Доминик стоял над бездыханным телом незнакомца.

– Кто это?

– Багс Кунен. Это его люди напали на вас, – ответил Брайс.

Я не стала больше задавать вопросов. Я буквально остолбенела от ужаса, ведь прекрасно понимала, что этот человек, когда очнется, заговорит. И чтобы выжить, он расскажет все, в том числе и про мой козырь… Я лишусь последнего шанса на свободу.

Пришлось несколько раз постучаться в дверь дома Олли. Прислушалась, услышала шаги, затем скрип замка. Дверь чуть-чуть приоткрылась, небольшая щель соединила внешний мир и мир дома Олли. Я схватилась за ручку, распахнула дверь, за которой прятался испугавшийся Олли.

– И давно ты стал закрываться?

– Ты одна?

– Разумеется. Что случилось?

Я переступила порог, Олли тут же закрыл дверь.

– Клифф пропал.

– Что значит «пропал»? Мы созванивались с ним пару дней назад.

– Так вот уже два дня его и нет. Я уверен, что с ним что-то случилось! Во что ты его впутала?!

– Может, он сбежал? В Канзас, к своей бабке?

– Не мог он сбежать! Тем более он знает, что «Абиссаль» его найдет… Или она уже его нашла? А? Твои дружки прикончили его?! Признавайся!

Он схватил меня за плечи, впился пальцами в мою кожу с такой силой, будто в буквальном смысле решил выжать из меня правду.

– Успокойся, Олли! Он никому не нужен, у нас своих забот хватает.

Олли отпустил меня, отступил назад. От толстяка разило очередной порцией выпитого пива и потом, навеки впитавшимся в его мясо.

– У тебя есть предположения, где он может быть?

– Нет. Хотя… Постой.

Олли подошел к столу, стал копаться в хламе, что едва умещался на столешнице, затем у него в руках оказался маленький клочок бумаги, на котором было что-то написано.

– Вот. Я нашел это на его кровати.

– «Вайоминг. Торрингтон».

– Не знаю, что он забыл в Торрингтоне, но может, он до сих пор там?

Я вновь посмотрела на записку и вспомнила последние слова Клиффа. У него были какие-то срочные новости. Неужели он нашел ее? Что, если эта ценная информация стоила ему жизни? Господи!.. Неужели из-за меня пострадал еще один человек?

Мысль о Клиффе не давала мне покоя. Что он узнал такое? За что поплатился? Если бы не я, он уехал бы к себе на ферму, просыпался бы с первыми лучами солнца, завтракал бы бабушкиными оладьями, разговаривал бы шепотом со своими зверушками и улыбался бы еще чаще, чем прежде.

Если кто-то узнал, что Клифф искал информацию, значит, ему известно и то, кто его нанял. Кажется, я нарвалась на что-то серьезное.

Я спустилась на нижний уровень, в полной темноте шла по коридору, повернула направо. Я уже знала каждый поворот, каждую трещину в полу, каждый проводок, свисающий с потолка. Но вдруг я увидела свет, которого здесь не должно быть. Тоненькая струйка света сочилась сквозь дверную щель. Значит, дверь не заперта. Значит…

Чья-то сильная рука схватила меня за шею, затем я почувствовала, как что-то острое кольнуло меня в проекцию щитовидной железы.

– Издашь хоть один звук, засуну тебе это в глотку! Веди меня к выходу!

Второй рукой он закрыл мне рот. Я медленно пошла обратно, смотрела вперед, и маршрут, который я некогда могла бы пройти с закрытыми глазами, вдруг показался мне абсолютно незнакомым. Я видела только тьму, чувствовала только, как острие слегка разрывает первые слои кожи. Сердце оглушительно билось и не давало мне сосредоточиться. Тот ли это поворот? Ну конечно, тот! Тут должен быть провод, который вечно касался моей макушки. Хотя этих проводов тут множество… Иди, иди! Не обращай внимание на его свистящее дыхание и вспотевшую ладонь у твоего рта. Вскоре мы оказались у нужной двери. Я с облегчением выдохнула, хотя понимала, что еще ничего не закончилось. Он открыл дверь, остановился, оглянулся, понял, куда идти, затем мы сделали еще несколько шагов вперед, а после он кинул меня на пол, побежал к выходу, я кинулась за ним. Откуда ни возьмись появилась Север. Она сбила его с ног, он жестко приземлился на мраморный пол, стал брыкаться, но Север села поверх него, схватила его за голову и несколько раз ударила о пол, словно его череп был кокосом и Север было угодно добыть молока.

– Жива?

– Да…

Север встала, пнула его ногой.

– Багс… Багс!

Прислонила пальцы к его шее.

– Твою ж мать! Гадство!

– Север, у тебя не было другого выхода.

– Был! Я должна была его просто вырубить. Мы так долго за ним гонялись… Лестер меня убьет.

Тяжело было притворяться рассерженной, недоумевающей, когда внутри все ликовало. Лестер так нелепо упустил возможность узнать правду. Только я ее знала, хоть еще и не понимала ее сути. Я ощущала ее привкус во рту, и он мне нравился. Я чувствовала власть, значимость и, самое главное, надежду. Еще немного, Лестер, потерпи. Ты все узнаешь, я тебе помогу, только не опереди меня. Не отнимай надежду. Умоляю.

– Теперь объясните мне, как ему удалось выйти из комнаты?

Мы сидели за столом, молчаливые и угрюмые.

– А ответ прост, – продолжал Лестер, – один из вас предатель.

– Или кто-то просто забыл закрыть дверь… – тихо сказала Север.

– Тоже вариант. Кто последним его навещал?

Никто не хотел сознаваться.

– Джеки, ты чего молчишь? – спросила Миди.

– Я?

– Я видела, как ты выходил из подземелья. Хотя потом туда зашла наша любительница рок-музыки.

Все посмотрели на меня, но я не растерялась.

– Да, это так. Я шла к Алексу, потом увидела открытую дверь, а затем Багс схватил меня и заставил вести его к выходу.

– Тогда возвращаемся к тебе, Джеки, – сказал Лестер.

– Да, я заходил к нему, но после я закрыл дверь, это я точно помню.

– Уверен?

– Конечно! Нужно быть круглым идиотом, чтобы забыть закрыть дверь.

– И все-таки он покинул комнату. Значит, ты, Джеки, круглый идиот! Он должен был нас привести к остальным! Теперь у его людей будет два повода для мести: Дезмонд и Багс!

– Но я…

– Заткнись! Ты тупоголовое ничтожество! Ты хоть понимаешь, что натворил?! Если… с Ванессой и детьми что-то случится, это будет на твоей совести.

Еще один отголосок из прошлого – девчачьи магазины. Церемония открытия «Грандезы» приближалась, необходимо было принарядиться. Я, Север и Миди зашли в первый попавшийся магазин. Разбрелись в разные стороны. Я равнодушно рассматривала витрины, трогала платья, шуршала этикетками. Я думала о Клиффе и о той неизвестной, что правит балом. Меня не должно быть здесь. Я просто так теряю время. Мне нужно в Торрингтон, я обязана найти Клиффа, я должна все выяснить! А что, если меня найдут быстрее? Кому-то обо мне известно, значит, я уже превратилась в мишень. Значит, эта консультантка в магазине вовсе не консультантка, она шпионит за мной, и, когда я покину здание, меня покинет жизнь.

– Нашла что-то? – спросила Север.

– Нет.

– Как тебе это?

Она держала бирюзовое платье, при виде которого Тезер Виккери срочно понадобился бы рвотный пакет.

– Оно ужасное.

– Почему?

– Цвет тебе не подходит, и эти рюши… Зачем они вообще?

– Хорошо, тогда помоги мне что-нибудь найти. Я в этом не разбираюсь. Быть девочкой – не мое.

– Оно и видно, – съязвила Миди.

– Кто бы говорил.

– Я, может, выгляжу не очень, но внутри я принцесса.

– О да.

– Вот, – сказала я, протягивая Север найденное платье.

– Черное? У меня и так все вещи черные.

– А ты представь, как оно будет красиво облегать твое тело. И это декальте всех сведет с ума.

– Хм… Ладно, пойду примерю.

– Эй, я тоже хочу всех свести с ума, – сказала Миди.

– Тебе даже стараться не нужно! – выкрикнула Север из примерочной.

– Помолчи! Так, сестренка, найди мне ослепительное платье.

– Какой твой любимый цвет?

– Розовый.

Я схватила первое попавшееся розовое платье.

– Нравится?

– Классное.

– Оно увеличит то, что нужно увеличить и скроет то, что необходимо скрыть.

– Вау… Ты, наверное, в прошлом была одной из тех, кто падает в обморок, узнав о новой коллекции «Шанель».

Мы с Тезер обожали шопинг… Я теряла голову при виде чего-нибудь ультрамодного и со скидкой. Откладывала карманные деньги, и, как только набиралась приличная сумма, я бежала к Тезер, и затем вместе мы отправлялись за новыми шмотками. А уж вечером я выслушивала от матери: «Зачем тебе это тряпье?!», «Перестань транжирить!». Я даже плакала из-за этого. Господи, было бы из-за чего… Потом жаловалась Тез, а та меня успокаивала и обязательно что-нибудь дарила: «Знаешь, купила эти очки «Миу Миу», в магазине вроде понравились, а пришла домой, вновь надела и поняла, что они суживают мое и без того узкое лицо. Поэтому забирай. Тебе, кстати, не помешало бы его сузить, без обид».

– Так и есть, – сказала я, отмахнувшись от воспоминаний, как от назойливой мухи.

– Да уж. Прекрасная жизнь выплюнула тебя на берег, как мертвого дельфина… или вонючие водоросли.

Мы шли грациозно, шуршали новыми платьями, сверкали украшениями на шеях, цокали каблучками. Все заштукатуренные, причесанные, аккуратные. Север была похожа на кинозвезду. Плавно шевелила бедрами, соблазняла грудью встречных людей, декольте ее было глубже ее души. Миди словно сбежала со школьного выпускного. В тот вечер она была… милой. Да, милой. Прелестные завитушки на голове, розовое платьице, бледная кожа, которая впервые казалась не болезненной, а аристократичной. А я почему-то решила купить белое платье с длинными рукавами и короткой юбкой. Мои волосы были забраны в небрежный пучок, только две легкие пряди свисали у лба и заканчивались у острых скул.

Как только мы зашли, такие красивые, опасные, помеченные буквой А, все сразу обратили на нас свое внимание. Людей было много, знакомых лиц практически не было, за исключением «Абиссали». Мы прошли холл, поднялись по лестнице, и, как по сценарию самого глупого, наивного фильма, всего в нескольких метрах от нас стоял Доминик, рядом с ним Брайс и еще какие-то люди. Доминик врезался в меня своим восхищенным взглядом, мне даже стало неловко, но потом почему-то мне захотелось ему улыбнуться, и он улыбнулся мне в ответ. Такой очаровательный, в черном костюме. Я почувствовала себя красивой, желанной. Свободной.

«Грандеза» собрал в тот вечер все высшее общество. Сюда съехались владельцы крупных корпораций, их жены, дети, которые тоже, в свою очередь, владели крупным бизнесом.

Нулевой этаж – ресепшен, охрана, гардеробная. Первый этаж включал три крыла. Первое вело к ресторану, второе – к залу с казино и третье – холл, размером с половину футбольного поля, с диванчиками, фонтанами и роскошным видом на сад, куда можно пройти через специальный выход и прогуляться по тенистым тропинкам, наслаждаясь ароматом неспящих цветов. Остальные тридцать этажей – номера, на крыше находилась вертолетная площадка.

Я в одиночку исследовала «Грандезу», пряталась от настойчивых журналистов, операторов, вспышек. Отель был похож на замок, на владение жестокого короля. Не знаю, почему жестокого. Наверное, я уже помешалась. В общем, я бродила по замку жестокого короля, я была служанкой, и нам, служанкам, ни в коем случае нельзя шататься без дела, если застукают, то выпорят. Или как там наказывали раньше? Неважно. Я осторожно, с детским любопытством заглядывала в номера, в тот вечер они все были открыты. Натыкалась на кладовки, служебные помещения. Красная ковровая дорожка тянулась вдоль коридоров, указывала мне путь. Такая мягкая, что каблуки проваливались в нее, словно в зыбучий песок. Всюду золотые стены с глянцевой поверхностью, приглушенный свет и волшебное мерцание.

Я спустилась на первый этаж, где происходило пиршество. Десятки столов с фруктами, напитками, дорогой рыбой, блюдами с неизвестными названиями. Толпы разодетых дам, мужчин, корреспонденты. Элиот давал интервью, вызывающе жестикулировал, самоуверенно улыбался. Лестер был вовлечен в разговор, могу предположить, с какими-то высокопоставленными людьми.

Я решила прогуляться по саду, там как раз выступал оркестр. Я присела на лавочку, стала наблюдать за милыми вальсирующими парочками. Вдруг заметила, что кто-то решил составить мне компанию: Доминик.

– Я все еще надеюсь, что когда-нибудь ты позволишь мне потанцевать с тобой.

Я застенчиво улыбнулась, старалась быстро придумать хоть один весомый аргумент, почему я не хочу с ним танцевать, но… Я ведь хочу с ним танцевать. Под этими звездами, под звуки потрясающего оркестра. Почему нет?

– Пойдем. Только у меня привычка наступать на ноги партнеру.

– Ничего, потерплю.

Доминик встал, подал мне руку. Жар коснулся моих щек. Он обнял меня за талию, и мы стали медленно вальсировать.

– Ты очень красивая.

– Доминик, давай будем молча танцевать, – сказала я, не поднимая на него глаз.

– Я думал, девушкам нравится, когда им делают комплименты.

– Нравится… Вот только дело в том, кто их делает.

– Почему ты не смотришь мне в глаза? Чего ты боишься?

– Вот, смотрю. Доволен?

– Я знаю, чего ты боишься. Ты боишься влюбиться в меня.

– Доминик…

– Тебе до сих пор больно, но я помогу тебе избавиться от этой боли.

– Ты станешь моей таблеткой?

– Да. Я верну тебя к жизни.

– Тебе не кажется, что это унизительно?

– Может быть. Но помни: к любой таблетке возникает зависимость. Я сделаю так, что ты не сможешь без меня жить.

А потом он меня поцеловал.

На губах еще остывал след от поцелуя. Я залпом выпила бокал шампанского. Я нашла уединение в красном зале, ведущем в курилку и в туалеты. Здесь люди, так же как и я, отдыхали от шума, вдыхали табачный дым, цветочный освежитель воздуха, слушали смешки из уставших от болтовни уст и далекую музыку.

Я не остановила его, не оттолкнула. Мне снова понравилось, хоть теперь я и испытывала жуткое чувство. Словно похмелье. Тошнит, все противно, но этому предшествовало нечто хорошее. Это неправильно, так не должно быть…

В дальнем углу зала я узнала паренька. Это был Джеки, в тот вечер он всех избегал, ходил понурый и топил свою обиду в шампанском.

– Ты чего тут один?

– Меня никто не хочет видеть.

– Да? А почему тогда тебя все ищут сейчас?

Он не поверил мне, равнодушно отвернулся.

– Джеки, я хотела тебе кое-что сказать. Во-первых, твой галстук живет отдельной жизнью.

Узел ослаб, спустился к третьей пуговице рубашки.

– Ненавижу галстуки. Я рассматриваю их только как подручный способ самоубийства.

Я засмеялась, поправила галстук.

– А во-вторых… Я восхищена тобой. Ты пошел против всех, защитил девушку. Твой поступок достоин уважения.

– Но так только ты считаешь.

– Лестер погорячился.

– Он постоянно на мне срывается… Он перестал доверять мне. Я чувствую себя ненужным.

– Знаешь, я тоже чувствовала себя ненужной. Думала, что мой отец меня ненавидит. Но только теперь я поняла, что он любил меня, по-своему, не так, как мне хотелось бы, но любил. И Лестер тоже тебя очень любит. Он вложил в тебя золотые человеческие качества. Ты вырос умным, смелым, ответственным. Это и есть результат большой родительской любви.

– Спасибо, Глория.

– Так что не раскисай, Джеки Боуэн. В такой шикарный вечер нельзя грустить.

Я и себе приказала не грустить и забыть о том легкомыслии, что я допустила. Стив, ты смотришь на меня сверху и презираешь. Мое объятие с кем-то для тебя как удар ножом. Или там ничего не чувствуют? Я буду надеяться, что там ничего не чувствуют, ведь жизнь и так награждает нас переизбытком чувств, там они должны отсутствовать. Смерть бесчувственна.

– Есть вести от Логана? – спросила я.

– Он сказал, что все в порядке. Ведется круглосуточный контроль, – ответил Брайс.

– Почему-то мне кажется, что это послание всего-навсего чья-то злая шутка. Просто кто-то хочет, чтобы Лестер понервничал, – сказала Север.

– Хорошо бы, если так.

– Оу, Доминик, ты под прицелом, – пропела Миди, указывая на кого-то, кто был позади нашего диванчика.

Мы синхронно обернулись. В нескольких метрах от нас стояли две девушки. Одна из них, брюнетка в дьявольски прекрасном красном платье, пожирала глазами Доминика.

– Кто это? – спросил он.

– Ты что, это же Мила Гольдони, – ответила Север.

– Да ладно? Серьезно? Боже… Я… Я ведь даже понятия не имею, кто это.

– Болван. Мила – дочь Вендена Гольдони, владельца Манчестерского оружейного завода. Стыдно таких людей не знать.

– Братишка, она идет сюда! – воскликнул Брайс.

Мила робко подошла к нам, широко улыбнулась.

– Добрый вечер, – сказала она.

– Вечер добрый, – отозвался Джеки.

– Мне немного неловко… В общем, мы с моей подругой поспорили, что я не смогу подойти к вам и заговорить с вами.

– Твоя подруга в шоке, – сказал Боуэн-младший.

– Да, ведь я только что выиграла триста баксов. А еще… Я понимаю, это не принято, но мне бы хотелось пригласить за наш столик одного из братьев Дерси. Доминик, ты не против?

Мила словно сошла со странички эротического журнала. Я думаю, что каждый мужчина в тот вечер хотел оказаться ее крохотной брошью в виде розы, прикрепленной к ее груди.

– Я против.

Мы все распахнули рты.

– Мила, извини, но у меня есть девушка.

Я в этот момент решила сделать очередной глоток шампанского, но что-то пошло не так. Шампанское перепутало направление, поползло вверх, я стала кашлять, как туберкулезник.

– Вон та задыхающаяся красотка в белом платье.

Все стали таращиться на мою красную физиономию. Мне захотелось стать шампанским и немедленно раствориться в чьем-нибудь рту.

– Ой… Я не знала, честное слово, – засмущалась Мила. – Тогда прошу меня извинить и… Приятного вам вечера.

Я с трудом пришла в себя, и тут началось…

– И как долго вы собирались молчать об этом? – спросила Миди.

– Ну вот, сказали, – как ни в чем не бывало ответил Доминик.

– Ребята, это очень круто, поздравляю, – сказала Север.

– Нужно срочно выпить за это! – восторженно предложил Брайс.

– Определенно! – подхватил Джеки.

Все стали чокаться, радоваться. Все, кроме меня. Может, он пошутил? Может, просто хотел так отвязаться от Милы… Но тогда зачем он так искренне принимает поздравления, так сияет и… Так смотрит на меня.

Черт возьми, что происходит?

– А сейчас, я прошу всех гостей нашего мероприятия выйти на улицу, чтобы насладиться праздничным салютом! – сказал Элиот.

Мы вышли в сад. Нам полагалось занять почетные места в первой линии. Лестер, Элиот, Брайс, Север, Джеки, Миди, Доминик и я рядом с ним. Вот в таком порядке мы стояли, ждали. Меня морозило, но не из-за вечерней прохлады.

– Не слишком ли ты много на себя берешь? – спросила я.

– Да, это было неожиданно, но я поступил как мужчина. Я не собираюсь ходить вокруг тебя и томно вздыхать. Ты мне нравишься, и ты будешь моей.

– Ах да, я же забыла. Ты спортсмен. Привык побеждать всегда и везде, да? Вот только я не медалька из твоей коллекции!

Я много чего еще хотела сказать, но тут вдруг небо засияло красками, яркий взрыв поразил всех вокруг. Небо вспыхивало, искрилось, напоследок кокетливо мерцало, дымилось. Затем вновь во мраке распускались сверкающие, гигантские цветы: лиловые, розовые, голубые, желтые… Взлетали огненные шары, растворялись во тьме. Грохот стоял неистовый, аж сердце замирало! Кто-то кричал от изумления, кто-то аплодировал.

Снова что-то прогремело. И шум этот, мгновенно сковавший мое тело, не был результатом рождения очередного поднебесного цветка. Вдруг закричали женщины, заорали мужчины. Доминик отбежал в сторону, туда, где образовалась небольшая толпа. Я последовала за ним. Лестер что-то кричал, но его слова нельзя было разобрать из-за оглушительного людского шума. Джеки Боуэн лежал на земле, его кипенно-белая рубашка пропиталась кровью, берущей начало из дыры в груди. Я отошла назад, мне казалось, что вот-вот рухну на асфальт. Кто-то толкнул меня, кто-то что-то спросил меня, но я никого не слышала. Я стояла с безумным видом, не понимая, что мне нужно делать. И тут я увидела ее. Всего лишь секунда, но мне было этого достаточно, чтобы ее узнать. Злобно улыбнувшись, она растворилась в толпе.

Норей Адельстин.