Глава 24
Очнулась она в темноте. Она лежала на плоской, качающейся поверхности. В повозке? На корабле? Рин была уверена, что ее глаза открыты, но ничего не видела. Она замурована или это просто ночной кошмар? Рин не знала, сколько прошло времени. Она пошевелилась и обнаружила, что связана — руки за спиной, ноги стянуты вместе. Она попыталась сесть, и левое плечо пронзила боль. Рин со стоном откинулась назад и лежала, пока боль не утихла.
Тогда она решила подвинуться лежа. Ноги затекли, одна совсем онемела, и когда Рин повернулась, чтобы вернуть ногам чувствительность, в ступню словно вонзились тысячи иголок. Рин могла пошевелить только обеими ногами одновременно, и потому извивалась как червь, медленно перемещаясь, пока ноги обо что-то не стукнулись. Рин оттолкнулась и стала двигаться в другом направлении.
Теперь она была уверена, что лежит в фургоне.
С огромными усилиями она все-таки села. Макушка наткнулась на неровную поверхность. Полотно на крыше. Или брезент? Глаза привыкли к темноте, и Рин поняла, что снаружи вовсе не так темно, от солнечных лучей загораживает только крыша фургона.
Рин налегла на полотно, пока оно не порвалось, в щель хлынул поток света. Дрожа от натуги, Рин прижалась глазом к щели.
Она не сразу поняла, что перед ней.
Дорога выглядела как во сне. Словно по городку пронесся ураган, перевернув дома вверх тормашками и разбросав их содержимое на траве у дороги. Рядом с шерстяными чулками валялись два перевернутых деревянных стула с богатой отделкой. Резная шахматная доска лежала у обеденного стола, нефритовые фигурки были разбросаны в грязи. Картины. Игрушки. Открытые шкафы с одеждой прямо на обочине. Рин заметила свадебное платье и шелковую ночную сорочку.
По этой тропе шли беженцы. Жившие здесь когда-то никанцы сбежали, бросая по дороге вещи, которые не могли унести. Когда отчаянное желание выжить перевешивало привязанность к вещам, никанцы бросали свое имущество.
Чьих это рук дело — Фейлена или Федерации? При мысли о том, что в этом может быть и ее вина, у Рин сжалось сердце. Но если бог ветра и учинил эти разрушения, то он давно скрылся. Воздух был тих, никаких диких ветров или торнадо, угрожающих порвать их на куски.
Может быть, он сеет хаос где-нибудь еще. Может, сбежал на север и затаился там, чтобы прийти в себя и привыкнуть к долгожданной свободе. Кто способен предсказать волю бога?
А может, Федерация уже стерла Тикани с лица земли? Или Фаны услышали о приближающейся армии и успели сбежать до того, как Федерация растерзала деревню? И что с Кесеги?
Рин решила, что солдаты Федерации захотят разграбить брошенное имущество. Но армия шла так быстро, что офицеры одергивали солдат, когда те останавливались, подбирая вещи. Куда бы они сейчас ни направлялись, ей хотелось добраться побыстрее.
Среди брошенных сундуков и мебели Рин заметила сидящего на дороге человека. Он сгорбился под бамбуковой палкой на плечах, какие используют крестьяне для переноски ведер с водой на поля. На изнанке картины он написал крупными неровными буквами: «Пять монет».
— Две девочки, — повторял он нараспев. — Две девочки, здоровые девочки на продажу.
Из деревянных ведер выглядывали две малышки, с удивлением разглядывая проходящих мимо солдат. Одна заметила, как Рин смотрит из-под брезента, и моргнула любопытными яркими глазами. Потом подняла крохотные пальчики и помахала, а солдат радостно закричал.
Рин нырнула обратно в фургон. Из ее глаз хлынули слезы. Она задыхалась. Рин крепко зажмурилась. Ей не хотелось видеть, что случится с этими девочками.
— Рин?
И тут она заметила в другом углу скрючившегося Алтана. В темноте под брезентом она едва его разглядела.
— Где мы? — спросил он.
— Не знаю. Но точно не рядом с горами Кухонин. Мы на равнине.
— Мы в повозке?
— Думаю, да. Не знаю, сколько здесь солдат.
— Это не имеет значения. Я выведу нас отсюда. Я сожгу веревки, — заявил он. — Отодвинься.
Рин отползла подальше, а Алтан зажег небольшой огонь в ладонях. Его путы загорелись и начали обугливаться.
Фургон наполнился дымом. У Рин слезились глаза, она закашлялась. Прошло несколько минут.
— Еще чуть-чуть, — сказал Алтан.
По веревкам толстыми щупальцами струился дым. Рин в панике огляделась. Если дым не улетучится, они задохнутся, прежде чем Алтан избавится от пут. Но если…
Она услышала над головой крик. Говорили на мугенском, но приказы были слишком резкими и грубыми, и она не сумела перевести.
Кто-то сдернул брезент.
Пламя Алтана вспыхнуло и разгорелось, но тут солдат опрокинул на него ведро воды. Раздалось шипение.
Алтан закричал.
Кто-то набросил на лицо Рин влажную ткань. Рин брыкалась и извивалась, но в раненое плечо ткнули чем-то острым, и от резкой боли она вдохнула. Ноздри наполнил сладкий запах газа.
Свет. Такой яркий, что как будто глаза колют ножами. Рин попыталась отвернуться от источника света, но ничего не изменилось. Несколько мгновений она тщетно дергалась и уже испугалась, что парализована, но потом поняла — она привязана. К какой-то плоской койке. Боковым зрением Рин могла разглядеть только верхнюю половину комнаты. Если она привязана, то должна увидеть рядом голову Алтана.
Рин в ужасе шныряла взглядом по комнате. По бокам стояли полки. А на них — методично промаркированные склянки с ногами, головами, внутренними органами и пальцами. В углу находилась большая стеклянная емкость. В ней лежало тело мужчины. Рин пялилась на нее целую минуту, пока не поняла, что человек давно мертв. В химическом растворе хранился труп, как овощи в маринаде. Она в ужасе вытаращила глаза и открыла рот в беззвучном крике. Наверху емкости был прикреплен ярлык с четкой надписью: «Никанец, 32 года».
Склянки на полках были промаркированы подобным же образом. «Печень никанца, 12 лет». «Легкие никанки, 51 год». Неужели и ее жизнь закончится вот так, и ее аккуратно расчленят на операционном столе? Никанка, 19 лет.
— Я снова здесь, — просипел очнувшийся рядом Алтан. — Никогда не думал, что вернусь.
Рин съежилась от ужаса.
— Где мы?
— Пожалуйста, не заставляй меня объяснять.
Рин и без того знала, прекрасно знала, где они.
В ее голове звучало эхо слов Чахана.
«После Первой опиумной войны Федерация только о спирцах и думала… В десятилетия между двумя войнами они похищали спирцев и ставили над ними эксперименты, пытаясь вычислить, что делает их особенными».
Солдаты Федерации привезли их в тот самый исследовательский центр, где ребенком держали Алтана. Где его сделали опиумным наркоманом. То место, которое освободили гесперианцы. То место, которое следовало разрушить после Второй опиумной войны.
А значит, провинция Змея пала, с тоской поняла Рин. Федерация оккупировала более обширную территорию, чем Рин могла представить.
Гесперианцы давно ушли. Федерация вернулась. Чудовища вернулись в свою берлогу.
— А знаешь, что хуже всего? — сказал Алтан. — Мы так близко к дому. К Спиру. Мы на побережье. Прямо у моря. Когда нас впервые сюда привезли, здесь было много камер… Нас поместили в камеру с окном, выходящим на море. Я видел созвездия. Каждую ночь. Видел звезду Феникса и думал, что если сбегу, то сумею уплыть домой.
Рин представила запертого здесь четырехлетнего Алтана, который смотрит на ночное небо, а рядом расчленяют его привязанных друзей. Ей хотелось прикоснуться к нему, но как бы она ни пыталась вырваться, Рин не могла пошевелиться.
— Алтан…
— Я думал, кто-нибудь нас вытащит, — продолжил он, и Рин поняла, что он говорит не с ней. Он как будто вспоминал кошмарный сон, пересказывая его в пустоту. — Даже когда убили остальных, я думал, что, может быть… Может быть, родители все-таки за мной придут. Но когда меня освободили войска Гесперии, то сказали, что я не могу вернуться. Сказали, что на острове остались только кости и пепел.
Он замолчал.
Рин не находила слов. Ей казалось, нужно что-то сказать, чтобы его взбодрить, переключить внимание на поиски способа отсюда выбраться, но в голову приходили только какие-то глупости. Разве возможно его утешить?
— Вы очнулись! Отлично!
Ее размышления прервал высокий и зычный голос. Говорящий находился за ее спиной, вне поля зрения. Рин дернулась в путах до рези в глазах.
— Ох, простите, конечно же, вы меня не видите.
Человек встал прямо над ней. Он был седовласым и очень худым, в халате доктора. Его борода была аккуратно подстрижена и торчала острым кончиком на пару пальцев ниже подбородка. Темные глаза светились умом.
— Так лучше? — Он добродушно улыбнулся, словно приветствуя старого друга. — Я Эйимчи Широ, главный врач этого лагеря. Можете называть меня доктор Широ.
Он говорил по-никански, а не на мугенском. У него был довольно чопорный синегардский акцент, как будто он выучил язык лет пятьдесят назад. А тон — неестественно бодрым.
Рин не ответила, доктор пожал плечами и повернулся к другому столу.
— Алтан! — сказал он. — Вот уж не думал, что ты вернешься. Какой приятный сюрприз! Я поверить не мог, когда мне сказали. «Доктор Широ, мы нашли спирца!» — сказали они. А я ответил: «Да вы, верно, шутите! Спирцев больше нет!»
Широ негромко хохотнул.
Рин дернулась, чтобы увидеть лицо Алтана. Его глаза были открыты, но он смотрел в потолок, а не на Широ.
— Ну и напугал же ты их, — бодро продолжил Широ. — Знаешь, как тебя назвали? Никанским чудовищем. Воплощением Феникса. Мои соотечественники любят преувеличивать, а никанских шаманов они любят еще больше. Ты же легенда! Ты такой особенный! Почему же ты так угрюм?
Алтан молчал.
Широ, похоже, немного сдулся, но потом ухмыльнулся и похлопал Алтана по щеке.
— Ну конечно. Ты, наверное, устал. Не волнуйся. Сейчас мы это исправим. У меня тут есть кое-что…
Радостно напевая, он поспешил в угол комнаты. Покопался на полках, перебирая разные склянки и инструменты. Рин услышала хлопок, а потом звук, с каким загорается свеча. Она не видела, чем занят Широ, пока он не вернулся к Алтану.
— Скучал по мне? — спросил он.
Алтан промолчал.
— Хм. — Широ поднял над лицом Алтана шприц и пощелкал по стеклу, чтобы они увидели жидкость внутри. — Скучал по этому?
Алтан выпучил глаза.
Широ мягко обхватил запястье Алтана, почти с материнской нежностью. Опытные пальцы нащупали вену. Другой рукой Широ поднес к руке Алтана иглу и надавил.
И лишь тогда Алтан закричал.
— Хватит! — завизжала Рин. С уголков ее губ брызнула слюна. — Прекратите!
Широ отложил пустой шприц и подскочил к ней.
— Милочка! Успокойся! Тише! Тише! С ним все будет хорошо.
— Вы его убиваете!
Она исступленно дергалась, пытаясь освободиться, но путы держались крепко.
Из ее глаз брызнули слезы. Широ педантично вытер их, держа пальцы подальше от скрежещущих зубов.
— Убиваю? Не драматизируй. Я лишь дал ему любимое снадобье. — Широ постучал по виску и подмигнул Рин. — Ты же знаешь, он его обожает. Ты ведь улетала вместе с ним, да? Этот наркотик ему не в новинку. Через несколько минут он придет в себя.
Оба посмотрели на Алтана. Его дыхание стало ровным, но он явно не пришел в себя.
— Зачем вы это делаете? — задыхаясь, спросила Рин.
Она думала, что видела все жестокости Федерации. Она видела Голин-Ниис. Видела результаты мугенских экспериментов. Но заглянув злу в глаза, наблюдая, как Широ причиняет Алтану такую боль и улыбается… Рин не могла этого понять.
— Чего вам от нас надо?
Широ вздохнул.
— Разве это не очевидно? — Он похлопал ее по щеке. — Знания. Наша работа на десятилетия ускорит медицинские технологии. Когда еще мы могли бы получить такой шанс? Нескончаемые поставки трупов! Безграничные возможности для экспериментов! Я могу ответить на любой вопрос о человеческом теле! Могу найти способы, как предотвратить смерть!
Рин пораженно вытаращила глаза.
— Вы потрошите мой народ!
— Твой народ? — фыркнул Широ. — Не прибедняйся. Ты не имеешь ничего общего с жалкими никанцами. Спирцы просто изумительны. Сделаны из крепкого материала. — Широ с нежностью отбросил прядь волос с потного лба Алтана. — Такая прекрасная кожа. Завораживающие глаза. Императрица не знала, чем обладает.
Он прижал два пальца к шее Рин, нащупывая пульс. Она проглотила подступившую к горлу рвоту.
— Не окажешь ли любезность? — мягко произнес Широ. — Покажи мне огонь. Я знаю, ты можешь.
— Что?!
— Вы, спирцы, особенные, — доверительно сообщил Широ, его голос звучал тише и с хрипотцой. Он говорил как с возлюбленной или ребенком. — Такие сильные. Такие уникальные. Говорят, вы богоизбранный народ. Что делает вас такими?
«Ненависть, — подумала Рин. — Ненависть и страдания, причиненные людьми вроде тебя».
— В моей стране никогда не было шаманов, — признался Широ. — Как думаешь, почему?
— Потому что богам отвратительны подобные отбросы, — выплюнула Рин.
Широ всплеснул руками, словно отмахнул оскорбление в сторону. Наверное, он уже слышал столько никанских ругательств, что теперь они ничего для него не значили.
— Поступим так, — сказал он. — Я прошу показать мне путь к богам. Каждый раз, когда ты откажешься, я буду делать ему новую инъекцию наркотика. Ты знаешь, что он чувствует.
Алтан издал низкий гортанный звук. Все его тело напряглось в судорогах.
Широ пробормотал что-то ему в ухо и погладил по лбу, как утешающая дитя мать.
Тянулись часы. Широ снова и снова задавал Рин вопросы про шаманизм, но она была как кремень. Она не откроет тайны Пантеона. Не вложит в руки Мугена еще одно оружие.
Вместо этого она ругалась и плевалась, обзывала его чудовищем, всеми злобными существами, какие только приходили в голову. Цзима не учила их ругаться по-мугенски, но Широ ухватил суть.
— Да брось, — отмахнулся Широ. — Как будто ты раньше ничего такого не видела.
Рин умолкла. С ее губ капала слюна.
— Не знаю, о чем вы.
Широ прикоснулся пальцами к шее Алтана, нащупывая пульс, поднял его веки и поморщился, словно получил подтверждение догадкам.
— Удивительная стойкость. Нечеловеческая. Он годами курил опиум.
— Потому что вы его таким сделали, — выкрикнула Рин.
— А потом? Когда его освободили? — спросил Широ тоном разочарованного учителя. — Заполучить последнего спирца и не попытаться отучить его от наркотиков? Это же очевидно, его годами пичкали наркотиками. Умно! Ох, не смотри на меня так. Федерация не первая начала использовать опиум для контроля населения. Выдумали этот способ никанцы.
— О чем это вы?
— А вам об этом не рассказывали? — развеселился Широ. — Ну конечно. Конечно же не рассказывали. Никан предпочитает замалчивать все неудобные сведения о своем прошлом.
Он пересек комнату и навис над Рин.
— Каким образом, по-твоему, Красный император держал спирцев в узде? Подумай головой, милочка. Когда Спир потерял независимость, Красный император послал на остров сундуки с опиумом в качестве подношения. Подарок от колонизатора даннику. Это было сделано не случайно. Прежде спирцы лишь жевали на церемониях кору местного дерева. Они привыкли к мягким галлюциногенам, и для них опиум был как древесный спирт. Попробовав его, они тут же пристрастились. Они пошли бы на что угодно, лишь бы раздобыть еще. Они были такими же рабами опиума, как и рабами императора.
У Рин помутилось в голове. Она не находила ответа.
Ей хотелось назвать Широ лжецом. Хотелось крикнуть ему, чтобы заткнулся. Но его слова имели смысл.
Еще какой.
— Видишь, наши страны не так уж отличаются, — самодовольно заявил Широ. — Разница только в том, что мы преклоняемся перед шаманами, хотим учиться у них, а ваша империя панически боится их силы. Императрица эксплуатирует вас, а потом заставляет уничтожать друг друга. Я же тебя освобожу. Дам возможность призывать бога, как тебе никогда не позволяли раньше.
— Если вы меня освободите, — огрызнулась она, — я первым делом сожгу вас заживо.
Связь с Фениксом оставалась ее последним преимуществом. Федерация разграбила и сожгла ее страну. Федерация разрушила ее школу и убила друзей. К этой минуте наверняка сровняла с землей ее родной город. Лишь Пантеон остался священным, только к нему у Мугена не было доступа.
Пусть Рин пытают, связывают, избивают и морят голодом, но разум все равно будет принадлежать ей. Бог будет принадлежать только ей. Она скорее умрет, чем выдаст путь.
В конце концов Широ это надоело. Он вызвал охранников, чтобы отволокли пленных в камеру.
— Увидимся завтра, — весело объявил он. — И попробуем снова.
Когда охранники выводили Рин, она плюнула в Широ. Еще один охранник взвалил на плечо Алтана, словно тушу животного.
Рин приковали к стене за ногу, а потом дверь камеры захлопнулась. Рядом стонал и дергался Алтан, что-то неразборчиво бормотал. Положив голову на колени, Рин несла печальную вахту у павшего командира.
Алтан не приходил в себя несколько часов. Много раз он вскрикивал, говорил что-то по-спирски, но Рин не понимала этот язык.
Потом он промычал ее имя:
— Рин.
— Я здесь, — отозвалась она и погладила его по лбу.
— Тебя пытали? — спросил Алтан.
Она подавила рыдание.
— Нет. Нет… Он хотел, чтобы я ему рассказала, научила, как войти в Пантеон. Но я не стала, и тогда он сказал, что будет мучить тебя…
— Наркотик не причиняет боль, больно становится, лишь когда его действие кончается.
И тогда на нее накатило жуткое понимание.
Алтан не услаждал себя, куря опиум. Нет. Только куря опиум, он не испытывал боли. Всю жизнь его терзала боль, всегда заставляя искать новой дозы.
Рин никогда не понимала, насколько тяжело быть Алтаном Тренсином, жить в путах яростного бога, постоянно требующего разрушений, а в это же время равнодушное божество-наркотик шептал в крови обещания.
Вот почему спирцы так легко подсаживались на опиум, поняла Рин. Они использовали наркотик не для того, чтобы вызывать огонь. Просто для некоторых это был единственный способ сбежать от ужасного бога.
В глубине души она давно это знала, подозревала с тех самых пор, когда выяснила, что Алтану не нужны наркотики, как остальным цыке, когда увидела, что глаза у него всегда ярко-алые, как цветы мака.
Алтана нужно было давным-давно запереть в Чулуу-Корихе.
Но Рин не хотела в это верить, ей не хотелось думать, что командир безумен.
Ведь кто она без Алтана?
В последующие часы, когда наркотик покидал его кровь, Алтан страдал. Он потел. Извивался. Так бился в судорогах, что Рин пришлось держать его, чтобы он не поранился. Он кричал. Умолял Широ вернуться. Умолял Рин помочь ему умереть.
— Тебе нельзя умирать, — запаниковала она. — Мы должны отсюда выбраться. Должны выбраться.
Его взгляд был пустым, взглядом побежденного.
— Сопротивление означает муки, Рин. Отсюда не выбраться. Здесь нет будущего. Самое большее, на что можно надеяться, это что Широ устанет и подарит безболезненную смерть.
И тогда Рин чуть это не сделала.
Ей хотелось прекратить его страдания. Она не могла смотреть, как он мучается, не могла видеть, что человек, которым она восхищалась с первого взгляда, стал таким.
Рин опустилась на колени перед его неподвижным телом и обхватила за шею. Ей нужно было лишь нажать сильнее. Выдавить воздух из его горла. Выпустить жизнь с последним вдохом.
Он бы даже не почувствовал. Он почти ничего больше не чувствовал.
Даже когда ее пальцы обхватили шею Алтана, он не сопротивлялся. Он хотел, чтобы все закончилось.
Один раз она уже это сделала. Убила его подобие в обличье чимея.
Но тогда Алтан боролся. Тогда он был опасен. А сейчас — нет, он был лишь трагическим и ясным свидетельством того, что все герои неизбежно ее подводят.
Оказалось, что Алтан Тренсин не такой уж непобедимый.
Он хорошо умел выполнять приказы. Ему велели прыгать — и он взлетал. Велели драться — и он уничтожал все вокруг.
Но без цели и командующего Алтан был сломлен.
Пальцы Рин напряглись, она задрожала и резко оттолкнула обмякшее тело.
— Как поживают мои дорогие спирцы? Готовы к новой встрече?
У камеры стоял радостно улыбающийся Широ. Он пришел со стороны лаборатории на противоположном конце коридора, в руках он нес несколько круглых металлических контейнеров.
Рин и Алтан не ответили.
— Хотите знать, для чего эти канистры? — спросил Широ все тем же неестественно радостным тоном. — Есть догадки? Дам намек. Это оружие.
Рин хмуро взглянула на доктора. Алтан уставился в пол.
— Это чума, дети мои, — продолжил Широ как ни в чем не бывало. — Вы же знаете, что это? Сначала потечет из носа, потом на руках, ногах и в паху вздуются большие язвы… Вы умрете либо от боли, когда они вскроются, либо от отравы в крови. От чумы умирают долго. Но это было в прежние времена. В Никане давно уже нет чумы, верно?
Широ постучал по металлическим контейнерам.
— Нам понадобилась куча времени, чтобы выяснить, как она распространяется. С помощью блох, можете себе представить? Блохи, живущие на крысах, разносят частички чумы повсюду, к чему прикасаются. Конечно, когда мы знаем пути распространения, остался лишь один шаг до превращения чумы в оружие. Разумеется, нельзя использовать оружие бесконтрольно, ведь мы планируем однажды заселить вашу страну, но если выпустить чуму в густонаселенном регионе и верно рассчитать критическую массу… Что ж, тогда война закончится быстрее, чем мы планировали, правда?
Широ подался вперед, прислонив голову к решетке.
— Вам больше не за что сражаться, — тихо сказал он. — Вашей страны больше нет. Зачем хранить молчание? Вы можете с легкостью покинуть это место. Мне нужно только сотрудничество. Скажите, как вызывать огонь.
— Скорее я умру, — ответила Рин.
— Что вы защищаете? — спросил Широ. — Вы ничего не должны Никану. Кто вы для никанцев? Всего лишь спирцы, верно? Уроды и отверженные!
Рин встала.
— Мы сражаемся за императрицу, — сказала она. — Я останусь солдатом ополчения до самой смерти.
— За императрицу? — озадаченно переспросил Широ. — Вы что, еще не поняли?
— Что не поняли? — рявкнула Рин, несмотря на то что Алтан одними губами произнес «не надо».
Но она заглотила наживку, поддалась на провокацию доктора, и, судя по тому, как загорелись его глаза, Широ ждал этого момента.
— Вы когда-нибудь задавались вопросом, откуда мы узнали, что вас нужно искать в Чулуу-Корихе? — спросил Широ. — Кто снабдил нас нужными сведениями? Кто тот единственный человек, который знал о чудесной горе?
Рин уставилась на него с открытым ртом, и истина сложилась в ее мозгу по кусочкам. Она видела, что Алтан тоже догадался. Его глаза широко открылись, когда он пришел к тем же выводам.
— Нет, — сказал Алтан. — Это ложь.
— Ваша драгоценная императрица вас предала, — с наслаждением заявил Широ. — Вы были товаром.
— Это невозможно, — ответил Алтан. — Мы служили ей. Убивали ради нее.
— Императрица вас сдала, весь ваш драгоценный отряд шаманов. Вас продали, дорогие спирцы, как продали Спир. Как продали всю империю.
— Вранье!
Алтан прыгнул к решетке. По его телу струилось пламя, огненные щупальца почти добрались до охранников. Алтан кричал, и огонь разрастался, и, хотя металл не плавился, Рин показалось, что прутья решетки гнутся.
Широ выкрикнул приказ на мугенском.
К камере поспешили три охранника. Пока один отпирал дверь, второй выплеснул на Алтана ведро воды. Как только Алтан намок, третий заломил ему руки на затылке, а первый вонзил в шею иглу. Алтан дернулся и осел на пол.
Охранники повернулись к Рин.
Ей показалось, что Широ крикнул: «Нет, ее не надо», и тут в ее шею тоже вонзилась игла.
Это не имело ничего общего с проглоченными маковыми зернами.
После маковых зерен ей приходилось прилагать усилия, чтобы очистить разум. Нужно было сознательно сосредоточиться, чтобы подняться в Пантеон.
Героин не был таким слабым. Он вытолкнул Рин из собственного тела, так что ей пришлось искать убежище в мире духов.
И тогда она со злорадством поняла, что в попытке ее усыпить охранники Широ выпустили ее на свободу.
В другой реальности она обнаружила и Алтана. Рин его чувствовала. Она узнавала его следы, как узнавала собственные.
Рин не всегда знала его настоящего. Она любила ту версию, которую создала в своем воображении. Она восхищалась Алтаном. Он был ее кумиром. Она преклонялась перед его образом, перед неуязвимым Алтаном.
Но теперь она знала правду, знала настоящего Алтана, его уязвимость и его боль… И все равно его любила.
Она стала его отражением, переделала себя по его подобию, стала спиркой, как и он. Она скопировала его жестокость, его ненависть — и его уязвимость. Рин знала его, наконец-то знала, и потому нашла.
«Алтан?»
«Рин».
Рин чувствовала его рядом — ауру с острыми краями и глубокой раной, и все же его присутствие успокаивало.
Алтан появился перед ней, словно стоял с другой стороны большого поля. Он шел, точнее, парил к ней. В этом мире не существовало пространства и расстояний, но разуму проще было ориентироваться, воображая их.
Рин не видела боли в глазах Алтана. Она ее чувствовала. Алтан не спрятал душу, как делал Чахан, он был открытой книгой, и Рин читала ее. Похоже, Алтан сам предлагал ей прочесть и понять.
Она поняла. Поняла его боль и страдания, поняла, почему он хотел лишь одного — умереть.
Но она не могла этого вынести.
Рин уже очень давно не могла позволить себе такую роскошь, как страх. Ей много раз хотелось сдаться. Так было бы проще. И безболезненно.
Но через все испытания она пронесла то, что помогало бороться — гнев. И Рин знала — она не умрет вот так. Не умрет, не отомстив.
— Они уничтожили наш народ, — сказала она. — И продали нас. После Теарцы Спир оказался пешкой в политических играх империи. Мы были просто расходным материалом. Инструментом. Разве это не вызывает у тебя ярость?
— Я устал от ярости, — отозвался Алтан. — Мне надоело обнаруживать, что я ничего не могу сделать.
— Ты просто слеп. Ты же спирец. У тебя есть сила. И ярость всего спирского народа. Покажи мне, как этим пользоваться. Подари мне эту ярость.
— Ты умрешь.
— Но я умру стоя, — сказала она. — Умру с пламенем в руках и яростью в сердце. Умру, сражаясь за наследие своего народа, а не на столе Широ, одурманенная и бесполезная. Я не умру как трус. И ты тоже. Посмотри на меня, Алтан. Мы не похожи на Цзяна. Мы не похожи на Теарцу.
И тогда Алтан поднял голову.
— Майриннен Теарца, — прошептал он. — Королева, покинувшая свой народ.
— Покинешь ли свой народ и ты? — напирала Рин. — Ты слышал слова Широ. Императрица продала не только нас. Она продала всех цыке. Широ не остановится, пока не запрет в этой преисподней всех шаманов. Кто им поможет, когда тебя не станет? Кто защитит Рамсу? Суни? Чахана?
И она почувствовала, как в Алтане зарождается решимость, проблеск сопротивления.
Этого она и добивалась.
— Феникс — не только бог огня, — сказал он. — Он бог мести. И лишь спирец может получить силу, взращенную веками ненависти. Я много раз к ней прикасался, но никогда не обладал в полной мере. Она тебя поглотит. Сожжет дотла.
— Отдай ее мне, — с жадностью сказала Рин.
— Не могу. Она мне не принадлежит. Эта сила принадлежит спирцам.
— Так отведи меня к ним.
И он отвел.
В мире грез времени не существует. Алтан отвел ее на много столетий назад. В единственное место, где еще существовали их предки, в древние воспоминания.
Алтан вел ее совсем не так, как Чахан. Тот был уверенным проводником, больше знакомым с миром духов, чем с миром живых. Чахан тащил ее за собой, и если бы она не подчинилась, разбил бы ее разум вдребезги. Но Алтан… Алтан не был отдельной от Рин сущностью. Скорее, они составляли две части целого. Две крохотные частички древнего спирского народа, спешащие по миру духов, чтобы воссоединиться с ним.
Снова ощутив время и пространство, Рин поняла, что они сидят у костра. Гремели барабаны, люди пели, и Рин узнала песню, она выучила ее в детстве и удивилась, как могла забыть… Все спирцы учат эту песню еще до того, как им исполнится пять.
Но только не она. Рин не знала эту песню, это были ложные воспоминания, она находилась в разуме спирца, умершего много лет назад. Общая память. Иллюзия.
Таким же был и танец. И мужчина у огня. Он танцевал с ней, кружил по дуге, а потом снова прижимал к теплой груди. Это был не Алтан, но у него было лицо Алтана, и Рин всегда его знала.
Ее никогда не учили танцевать, но она знала все движения.
На ночном небе фонариками сияли звезды. Миллион крохотных костров в темноте. Тысячи островов Спир, тысячи танцев у костра.
Когда-то Цзян сказал, что души умерших возвращаются в бездну. Но не души спирцев. Спирцы не пожелали отказываться от своих иллюзий, отказались забыть материальный мир, потому что шаманы Спира неспособны обрести покой, пока не отомстят.
Она увидела в тени лица. Женщина с грустным лицом, похожая на нее, сидела рядом со стариком в ожерелье в виде полумесяца. Рин всмотрелась в лица, но они расплывались, этих людей она плохо помнила.
— Вот так все и было? — спросила она вслух.
Голоса призраков ответили в унисон. Это был золотой век Спира. Спира до Теарцы. До резни.
Рин хотелось зарыдать, глядя на эту красоту.
Здесь не было безумия. Только костры и танцы.
— Мы могли бы остаться здесь, — сказал Алтан. — Остаться навсегда. Нам не придется возвращаться.
В эту минуту Рин не хотелось ничего иного.
Их тела исчезли бы. Широ забрал бы трупы и препарировал. А потом, отдав себя Фениксу до последней капли, когда их пепел развеют по ветру, они стали бы свободными.
— Да, могли бы, — согласилась Рин. — Могли бы затеряться в прошлом. Но ты ведь никогда так не поступишь, правда?
— Они бы сейчас нас не приняли, — ответил он. — Ты их чувствуешь? Чувствуешь их гнев?
Она чувствовала. Призраки Спира были печальны, но при этом в ярости.
— Вот почему мы так сильны. Мы черпаем силу в веках непрощенных обид. Наша задача, единственная причина для нашего существования, — сделать так, чтобы все эти смерти не были забыты. После нас не будет Спира. Останется лишь память.
Рин казалось, что она понимает источник силы Алтана, но только сейчас осознала его глубину. И вес. На плечи Алтана легло бремя наследия миллионов забытых историей душ, мстительных душ, требующих возмездия.
Призраки Спира затянули печальную песню на языке, который она так и не выучила, но он проникал в каждую косточку. Призраки говорили с ними о вечности. Прошли годы. Или не прошло и секунды. Предки делились с ними знаниями о Спире, которые всегда помнил их народ. Вливали в Рин столетия истории, культуры и религии.
Объясняли ей, что делать.
— Наш бог полон ярости, — сказала похожая на Рин женщина. — Он не допустит несправедливости. Он требует возмездия.
— Ты должна поехать на остров, — сказал старик с подвеской полумесяцем. — Пойти там в храм. Найти Пантеон. Призови Феникса и пробуди древний разлом, на котором стоит Спир. Феникс ответит тебе. Обязательно.
Смуглые лица мужчины и женщины снова расплылись. Призраки Спира запели в унисон, словно одним голосом.
Рин не понимала слов песни, но чувствовала ее смысл. Это была песня о мести. Кошмарная песня. Прекрасная песня.
Призраки благословили Рин, и по сравнению с этим экстаз героина показался касанием птичьего перышка.
Рин наделили колоссальной силой.
Она получила всю силу предков. Частичку каждого спирца, погибшего в тот ужасный день, каждого спирца, когда-либо жившего на нынешнем острове мертвецов.
Они были избранным Фениксом народом. Феникс полыхал яростью, и ярость наполнила Рин до краев.
Она потянулась к Алтану. Они были единым разумом и служили одной цели.
И проложили себе путь обратно в мир живых.
Их глаза открылись одновременно.
Над ними склонился помощник Широ, они снова лежали на столе в лаборатории. Струящийся из них огонь тут же охватил помощника Широ, загорелись его волосы и одежда, и он с воплем отпрянул, превратившись в факел.
Пламя растекалось во все стороны. Оно поглотило химикаты и с треском разлетевшееся стекло. Лизнуло спирт для стерилизации ран, пары тут же вспыхнули. Сосуд с засоленным человеком завибрировал от жара и взорвался, жуткое содержимое выплеснулось на пол. Пары бальзамирующего состава тоже воспламенились, ярко осветив комнату.
Помощник Широ выбежал в коридор, моля о спасении.
Рин дергалась и извивалась. Путы не вынесли такого жара и разорвались. Она упала со стола, поднялась и развернулась в ту самую секунду, когда вбежал Широ с заряженным арбалетом.
Он смещал прицел с Алтана на Рин и обратно.
Рин напряглась, но Широ не выстрелил — то ли по неопытности, то ли не захотел.
— Как прекрасно, — завороженно сказал он.
В его жадных глазах отражался огонь, и они казались алыми, как у спирца.
— Широ! — проревел Алтан.
Когда Алтан шагнул к нему, доктор не пошевелился. Наоборот, опустил арбалет и протянул к Алтану руки, как будто хочет обнять сына.
Алтан схватил мучителя за голову. И сжал ее. Из его рук полилось раскаленное добела пламя, окружив голову доктора ореолом. Пальцы Алтана оставили отпечатки на почерневших висках Широ, а потом прогорел и череп, и пальцы Алтана прошли насквозь. Широ выпучил глаза. Его руки судорожно дергались. Он выронил арбалет.
Алтан сжимал череп Широ ладонями. И голова с влажным шлепком раскололась.
Судороги прекратились.
Алтан отбросил тело и перешагнул через него. Он повернулся к Рин. Его алые глаза горели ярче, чем когда-либо прежде.
— Ну ладно, — сказал он. — А теперь бежим.
Рин подобрала арбалет и последовала за Алтаном наружу.
— Где выход?
— Понятия не имею, — ответил Алтан. — Ищи свет.
Они побежали со всех ног, поворачивая наугад. Исследовательский центр был огромным, гораздо больше, чем представляла Рин. На бегу Рин заметила, что коридор с их камерами был лишь одним из многих в лабиринте. Они миновали пустые казармы, множество операционных столов, склады, заставленные канистрами с газом.
По комплексу звенела тревога, предупреждая солдат.
Наконец они нашли выход — боковую дверь в пустом коридоре. Она была заперта, но Алтан отстранил Рин и выбил дверь. Рин выпрыгнула и помогла перебраться Алтану.
— Сюда!
Патруль Федерации заметил их и бросился наперерез.
Алтан выхватил из рук Рин арбалет и прицелился в солдат. Трое свалились, но остальные перешагнули через тела павших и побежали дальше.
Арбалет щелкнул вхолостую.
— Вот дерьмо, — выругался Алтан.
Патруль приближался.
Рин и Алан оголодали, ослабли и еще не вышли из наркотического дурмана. И все же дрались спина к спине. Они двигались, идеально дополняя друг друга. Даже синхроннее, чем у Рин получилось с Нэчжой, потому что тот мог предугадать ее движения, только наблюдая за ней. Алтан в этом не нуждался, он чуял, как она ударит, потому что они были едины. Две части целого. Спирцы.
Они разделались с отрядом из пяти человек, но тут же увидели эскадрон из двадцати солдат, приближающийся со стороны здания.
— Мы не сумеем перебить всех, — сказал Алтан.
Рин не была так уверена. Но они побежали дальше.
Она разодрала ступню о камни мощеной дороги. Алтан схватил ее за руку и потянул вперед.
Камни сменились песком, а затем досками. Они находились в порту. Рядом с морем.
Всего-то и нужно было — добраться до воды и переплыть узкий пролив. Спир был так близко…
«Ты должна поехать на остров. Пойти там в храм».
Они добежали до края пирса. И остановились.
Ночь была залита огнями факелов.
Казалось, в доках собралась вся армия Федерации — мугенские солдаты за пирсом, мугенские корабли в воде. Сотни кораблей. Тысячи солдат против двоих. Не просто численное преимущество, а несокрушимая сила.
На Рин накатило отчаяние. Она не могла вдохнуть под его весом. Вот так все и закончится. Последняя схватка спирцев.
Алтан не выпустил ее руку. Из его глаз и с губ капала кровь.
— Смотри! — показал он. — Видишь звезду? Это созвездие Феникса.
Рин подняла голову.
— Она будет твоим поводырем, — сказал Алтан. — Спир на юго-восток отсюда. Плыть придется долго.
— О чем это ты? Мы поплывем вместе. Ты сам будешь моим поводырем.
Алтан крепко сжал ее пальцы, а потом отпустил руку.
— Нет, — сказал он. — Я завершу свое задание.
Сердце Рин сжалось от паники.
— Нет!
Она не могла сдержать горячие слезы, но Алтан не смотрел на нее. Он видел только собирающуюся армию.
— Теарца не спасла свой народ, — сказал он. — Я тоже не сумел. Но почти получилось.
— Алтан, прошу тебя…
— Тебе будет тяжело, — продолжил он. — Всю жизнь ты будешь нести груз последствий. Но ты смелая… Самая смелая из тех, кого я знаю.
— Не бросай меня, — взмолилась Рин.
Алтан наклонился и обнял ее лицо ладонями.
На одно удивительное мгновение Рин решила, что он ее поцелует.
Но он не поцеловал. Только прижался лбом ко лбу.
Она закрыла глаза, чувствуя прикосновение его кожи. Запечатлела это ощущение в памяти.
— Ты гораздо сильнее меня, — сказал Алтан.
И отстранился.
Рин яростно помотала головой:
— Нет, это не так, ты мне нужен…
— Кто-то ведь должен уничтожить этот комплекс, Рин.
Он отодвинулся от нее. И вытянув руки вперед, шагнул в сторону флота.
— Нет, — умоляла Рин. — Нет!
Алтан побежал.
Федерация выпустила град стрел.
И в тот же миг Алтан вспыхнул факелом.
Он призвал Феникса, и Феникс явился, охватил его, нежно обнял, вернул его себе.
Алтан превратился в силуэт на фоне света, в тень. Рин показалось, что он обернулся и посмотрел на нее. Показалось, что она видит его улыбку.
Она услышала птичий клекот.
Рин увидела в пламени Майриннен Теарцу. Она рыдала.
Огонь не дает, он только берет и берет.
Рин закричала. Пламя заглушило ее голос.
Из того места, где принес себя в жертву Алтан, поднялся огромный столб пламени.
Волны жара разошлись во все стороны, поглотив солдат Федерации как соломинки. Огонь ударил Рин в живот, и она погрузилась в чернильно-черную воду.
