Здание ни капли не изменилось с того момента, как я здесь был в прошлый раз. Те же обшарпанные стены, скрипучий паркет и двери, которые давно просили краски. Моя была третьей. Сорвав бумажку с надписью: «Опечатано», я вставил в замок ключ и отпер дверь.

В нос шибанул запах пыли и затхлости. Я поморщился, подошел к окну и не без труда открыл его. При этом старая деревянная рама протестующе скрипела, настолько сильно, что в какой-то момент я испугался того, что она развалится у меня руках.

Пустив в помещение немного свежего воздуха, я направился к столу. Сдвинул в сторону большое кресло, обшитое экокожей, нащупал в кармане ключ и открыл верхний ящик старого, монументального стола. Бумаги, бумаги, бумаги… Выдвинув ящик до предела, я снял его с направляющих и опустил на пол. Присел на корточки, выбрал нужный ключ и наощупь вставил его в скважину спрятанного в глубине стола сейфа. Провернул два раза, дождался щелчка, сделал еще один оборот и потянул дверцу на себя. Запустив руку в открытый сейф, я зашарил внутри. Обычно рука натыкалась на искомое сразу же, не нужно было даже заглядывать в маленький, стальной ящичек, защищенный отводящим глаза заклятием. Обычно. Но не сейчас.

Меня бросило сначала в жар, а потом – в холод. Я лихорадочно шарил по сейфу, но натыкался только на голые металлические стены. Выругавшись, я упал на колени, нашарил на дне кармана куртки небольшой светодиодный фонарь и осветил внутренности сейфа.

Пусто.

Стараясь не поддаваться панике, я встал, шагнул к креслу и опустился в его мягкие объятия. Достал сигарету, чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся и выпустил дым в потолок.

Сейф пуст. Как такое могло произойти? Никак. Ни Сингер, ни Майк не стали бы шарить у меня по офису, раз уж оставили его за мной. И тем более не стали бы брать принадлежащие мне вещи. Особенно – если за эти вещи вполне можно загреметь на каторгу. Тогда кто?

Будто бы издеваясь, тело покрылось холодным потом, а перед глазами заплясали красные снежинки. Твою мать! Какого черта? Почему сейчас? Ведь больше года все нормально было!

Во рту пересохло, а живот скрутило спазмом. Я попытался подняться и рухнул на колени. Черт, черт, черт! Опершись на угол стола, я с трудом поднялся и осторожно выпрямился. Боль ушла. Вместо нее пришла ярость. Какая тварь посмела залезть в мой офис? Убью!

Зарычав, я пинком отпихнул кресло, и быстро двинулся к двери. Зрение плыло, танец красных снежинок ускорился, превращаясь в настоящую метель. Будто понимая, что мне нечем его усмирить, мое проклятие, прятавшееся до поры в дальних уголках сознания, вырвалось на свободу и пыталось подчинить себе мой мозг. Дьявол!

Грохнув дверью о стену, я вывалился в коридор. Не позаботившись о том, чтобы закрыть дверь, я быстрым шагом, изо всех сил стараясь сдерживаться, двинулся к лестнице. Ярость нарастала с каждым шагом, постепенно заполняя сознание.

Я не заметил, как оказался внизу. Спуск по лестнице прошел мимо сознания и стерся из памяти. Главное сейчас – чтобы меня никто не зацепил.

– Ланс, у тебя все в порядке? – Джек все так же сидел за стойкой и пялился в маговизор, по которому шло какое-то дурацкое шоу.

– В порядке, – прорычал я. Черт, Джек, не трогай меня, пожалуйста! Только не сейчас! Я ж не сдержусь…

– Выглядишь ты так, как будто тебе нужна помощь.

– Не надо мне ничего! – гаркнул я, и, прежде чем Джек встал, чтобы выяснить причину моего агрессивного поведения, навалился н входную дверь плечом и почти выпал на улицу.

Несколько шагов – и я у машины. Снять с сигнализации, открыть…

– Ланс! – Джек вышел на крыльца и обеспокоенно смотрел на меня. Вместо ответа я повернул ключ в зажигании, толкнул ручку переключения передач и нажал на газ. Машина, взвизгнув покрышками и взревев мотором, сорвалась с места. В зеркало заднего вида отражался ошарашенный Сингер. К дьяволу, потом извинюсь и объяснюсь! Не до этого сейчас!

Машина вылетела из переулка, и, едва не протаранив белый «универсал», выскочила на дорогу. В окне мелькнул толстый мужик, что-то орущий из-за руля своей развалюхи.

– Пошел ты! – заорал я, срывая горло. Стало немного полегче.

Не обращая внимания на скоростной режим, сигналы светофоров и отчаянно сигналящих водителей, я гнал по городу. Только бы доехать, только бы продержаться! Ехать было далеко: в восточные трущобы. Через весь центр и еще немного. Давай, ласточка, давай!

Если бы Высшим было дело до соблюдения людьми правил дорожного движения – далеко бы я не уехал. Но им было насрать. На Дне дорожная полиция отсутствовала, как класс. Где-нибудь на верхних ярусах меня бы уже обложили, прижали и заставили остановиться. Но не здесь. И потому я гнал, насколько позволяло вялое движение в центре.

Откуда-то слева вынырнула серая «Акура», подставляя бок под удар моего переднего бампера. Я выругался, ударил по тормозам и рванул руль в сторону. Машину занесло, задние колеса зацепили бордюр. При этом я что-то напортачил со сцеплением, и двигатель заглох. Ласточка замерла борт-в-борт с «Акурой», водительская дверь которой уже распахнулась. Из-за машины показался здоровенный детина. Узкие черные джинсы, начищенные остроносые ботинки, полурастегнутая цветастая рубаха… Черные волосы, густо смазанные бриолином, зачесаны назад. Какой-то крутой парень, гангстер средней руки. Черт, свали, напомаженный, беда будет же!

–Эй, ты, придурок! – ожидаемо заорал «бык». – А ну вылезай из тачки!

Я постарался держать себя в руках и не реагировать, делая вид, что происходящее меня не касается. Только красный снег не проведешь. Снежинки, будто почувствовав добычу, ускорили движение, кружась в хищном, предвкушающем танце. Так, просто уехать. Не обращать внимания. Просто уехать. Поворот ключа. Не заводится.

–Эй, урод, я к тебе обращаюсь!

Тихо, Ланс, тихо. Это тебя не касается, это он сам с собой разговаривает, он тебя вообще не видит. Спокойно.

– Ты меня слышишь?

От моего игнора у ублюдка даже рожа покраснела. Он сделал шаг вперед и поднял руку. Нет, только не это! Уйди, идиот, не трогай мою машину, уйди!

Гангстер опустил кулак на капот моей ласточки. Снежинки торжествующе взвыли, и моментально устроили настоящий буран в моей голове. Не контролируя себя, я потянул из кобуры револьвер.

Рожа быка перекосилась, когда он увидел смотрящий прямо на него ствол «Кольта-Анаконды». Его челюсть смешно отвалилась, а глаза округлились.

– Пошел на хрен, ублюдок! – не узнавая собственный голос, прорычал я, а палец сам по себе нажал на спусковой крючок. Все, что я успел – в последний момент дернуть кистью, сбивая прицел, и пуля не развалила наглому уроду пустую башку, а сшибла зеркало с его тачки. Снежинки радостно подпрыгнули, слегка замедляясь. Я широко осклабился. Со стороны, наверное, это выглядело мрачновато, но мне было все равно. Я нащупал спускной клапан! Теперь меня не разорвет!

Перехватив револьвер правой рукой, я высунулся в окно и открыл огонь. Выстрел – в переднем крыле «Акуры» появляется дыра, до сих пор работающий движок начинает противно скрежетать, а из-под капота ползут первые струйки пара. Выстрел – и машина оседает на переднее правое колесо. Выстрел —и лобовое стекло сыплется в салон весело бликующими на солнце осколками.

– Пошел на хрен! – рычу я, и до быка, наконец-то, что-то начинает доходить. Медленно, держа руки на виду, он сдвигается в сторону, освобождая мне дорогу. Я еще раз пробую завести машину – на этот раз удается. Двигатель ворчит, я выжимаю сцепление, и медленно трогаюсь с места. Бык провожает меня полными злости глазами. Кажется, у меня теперь проблемы еще с какой-то бандой. Да и хер с ними!

Ярость, найдя выход, немного схлынула, и дальше я ехал почти осознанно. Снежинки, падлы красивые, никуда не делись, но их танец замедлился, внушая надежду на то, что до нужного места я доберусь, никого не убив по дороге. Это хорошо. Это очень хорошо. Спокойно, Ланс, спокойно.

Водитель очередной встречной машины испуганно вильнул в сторону, и я только в этот момент осознал, что рулю с зажатым в правой руке огромным револьвером. Нервно хихикнув, я бросил его на пассажирское кресло. Так, вот я и в трущобах. Вспомнить бы, куда здесь… Кажется, вот этот поворот.

Восточные трущобы производили не менее гнетущее впечатление, чем западные, в которых до недавних пор жил и работал Билли. Стандартные блоки, квадратные дворы, звуки гангста-рэпа, доносящиеся из окон квартир и припаркованных тачек, люди в лохмотьях, греющиеся у подпаленных мусорных баков.

Я медленно ехал вдоль улицы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не утопить газ в пол. Здесь такая езда чревата последствиями. Дорога разбита в хлам, кое-где прямо посреди проезжей части стоят машины. Я медленно проехал мимо компании латиносов, кучкующихся у сгоревшей тачки на обочине. Они проводили меня внимательными взглядами. Один полез под куртку, но его товарищ покачал головой. Латинос что-то сказал и сделал непристойный жест в мою сторону. Я скрипнул зубами, загоняя внутрь снова вскинувшуюся было ярость. Что ж вы все меня сегодня на крепость-то проверяете, а, уроды?

Из-за угла, пошатываясь, выбрела проститутка. Завидев дорогую машину, она сделала над собой усилие и попыталась превратить покачивающуюся походку в призывную. Я сморщился. Девица подошла к дороге, махнула мне рукой, и, видимо, чтобы поразить меня в самое сердце, потянула вверх полу грязного топа. Под топом ничего не было. Я бросил равнодушный взгляд на темные, дерзко торчащие соски, и слегка прибавил скорости.

Нужный мне дом показался через пять минут неспешной езды по лабиринту трущоб. У подъезда, будто бы невзначай, от нечего делать, отирались три бугая. Я остановил машину, перезарядил револьвер и сунул его в кобуру. Вышел, захлопнул дверь и направился ко входу.

Один из бугаев как бы невзначай перегородил мне дорогу.

– Стой. Куда идешь?

Красные снежинки радостно взметнулись перед глазами. Ой-ой-ой… Черт побери, свали, придурок, от греха подальше!

Я скрипнул зубами и проговорил:

– К Уайту.

– А ты уверен, что Уайт тебя ждет?

Снежинки затанцевали быстрее.

– Вот и спроси у него, – прорычал я. – Скажи, пришел ван дер Тоот. Нужно, что обычно. И поскорее, голем тебя раздери!

– Э, ты за языком следи! – буркнул бугай, но больше для порядка. Кивнув своим приятелям, он развернулся и неспешно скрылся в подъезде.

Не было его не больше минуты, но за это время я успел погасить раздражение и практически пришел в себя. Тихо, Ланс, тихо. Почти все уже. Сейчас зайдешь, возьмешь у Уайта то, что тебе нужно, а потом только до квартиры добраться – и все кончено По крайней мере – на ближайшие пару месяцев. Давай же, квадратноголовый, быстрее, где ты там?

Бугай вернулся быстро. Я улыбнулся, и сделал шаг вперед, но тот подошел и резко толкнул меня в грудь.

– Вали отсюда и больше никогда не возвращайся! Нам тут не нужны те, кто путается с Высшими!

Меня перекосило. Чего-о-о?

– Что ты там тявкнул? – бешенство вернулось очень быстро. Будто по щелчку пальцев. Я скрипнул зубами и сделал шаг вперед. – Слышь, ты, гомункул! А ну в сторону!

– Парни, ля, он по-хорошему не понимает! – искренне изумился бугай, обернувшись к дружкам. – По-плохому хочет!

Снова повернуть голову в мою сторону он не успел. Прошипев ругательство, я резко выбросил правую руку вперед. Кулак с надетым на него кастетом угодил точно туда, куда я и целился. Отчетливо хрустнула челюсть, и охранник упал на колени, издав нечленораздельный рев. Я шагнул вперед и добавил ему —на этот раз носком ботинка. Детина рухнул на заплеванный асфальт, дернулся пару раз и затих. Его дружки ошарашенно уставились на тело, не подающее признаков жизни.

– Ты-ы-ы-ы… – начал один из них, но я не дал ему закончить. Обреченно вздохнув, я хрустнул шеей, разминаясь, и, наконец, отпустил рвущееся из меня безумие.

Здравствуйте, снежинки. Давно не виделись.

***

Уайт не нуждался в охране. Три быка, корчащиеся сейчас снаружи, выполняли, скорее, роли швейцаров и курьеров. Уайта охраняло другое. Все знали, что «крышу» ему предоставляют Красные Ангелы. А Красные Ангелы – это серьезно. Если бы любой младший Ангел приказал, например, Смуту, земля ему стекловатой, спустить штаны, тот бы еще и сам раком встал и булки руками раздвинул, даже не подумав возмутиться. Ангелы – долбанные психи, и связываться с ними не станет никто. Ну, во всяком случае – из криминального мира. Кто захочет иметь дело с теми, кто способен вырезать целый квартал из-за одного человека, перешедшего дорогу банде или спалить высотку из-за одного должника? То-то же, никто. Неистовство Ангелов объяснялось не только обезбашенностью, но и еще кое-какими причинами. Одного из лучших химиков страны, через несколько лет после падения Корабля, переквалифицировавшегося в производителя самой чистой и забористой в городе наркоты, Ангелы крышевали не только из-за денег. Или даже вовсе не из-за них.

Ссориться с оторванными наркоманами мне было, мягко говоря, не с руки, но вариантов не было. Только Уолтер, мать его, Уайт, мог дать мне то, в чем я сейчас так нуждался. Красного снега, мельтешащего перед глазами, я боялся гораздо больше, чем Красных Ангелов. И потому сейчас мне было плевать на отморозков.

Установкой стальной или хотя бы не такой ветхой входной двери Уайт тоже не заморачивался, видимо, и в этом аспекте надеясь на репутацию Ангелов, поэтому оказалось достаточно одного мощного пинка, чтобы открыть проход в квартиру. Метнувшуюся ко мне в коридоре фигуру я успокоил ударом кастета и прошел в комнату.

Все внутреннее пространство комнаты было занято колбами, ретортами, перегонными кубами, пробирками и прочим лабораторным скарбом. Шипели горелки, бурлили растворы, слабо жужжали под потолком лампы дневного света.

Уайт сидел на крутящемся стуле у лабораторного стола. Руки сложены на намечающемся брюшке, внимательные глаза пристально смотрят на меня из-под больших очков в роговой оправе.

Я сделал несколько быстрых шагов, пнул дверь, ведущую во вторую комнату. На меня недоумевающе уставились шесть пар глаз.

Девушки, сидевшие за длинным столом и фасующие то ли «Ангельскую пыль», то ли «Пыльцу лунной бабочки» – наркоторговцы не отличались фантазией – по прозрачным пакетам с застежками-клипперами, были абсолютно голыми. Раньше, когда я видел подобные сцены в фильмах, снятых до Падения, или встречал их в книгах, я считал, что голые бабы, фасующие наркоту – это такой особый шик, дополнительный штрих для любящих роскошь наркоторговцев. И только когда стал старше, узнал, что все гораздо прозаичнее: будучи полностью обнаженной, наркотик воровать значительно тяжелее.

Эти, работающие на Уайта, разительно отличались от ослепительных красоток с умопомрачительными формами, которых любили показывать в кино. Куда там. Типичные обитательницы трущоб, плохо вымытые шлюхи с синяками и прыщами на теле, покрытом гусиной кожей – в комнате было прохладно. Я поднял револьвер, выстрелил в потолок и гаркнул, перекрывая истошный визг:

– Свалили отсюда! Быстро!

Повторять дважды девицы не заставили. Несколько секунд – и вот уже входная дверь хлопает за спиной последней.

– Ван дер Тоот, у тебя совсем крыша поехала?

Голос Уайта звучал спокойно. Даже какие-то ленивые нотки прослеживались, будто ему особо и не хотелось разговаривать.

– В чем дело, Уайт? Кто спятил, ты или твои быки? – ответил я вопросом на вопрос.

– Никто не спятил. Здесь не любят Высших. Ты, кажется, забыл об этом. Думаю, Ангелы тебе об этом напомнят.

– При чем тут Высшие?

– При том, что все Дно гудит, что ты путаешься с полицией и Безопасностью. Я закрывал глаза на то, что ты частная ищейка, и всегда помогал тебе. Но сейчас ты окончательно потерял связь с реальностью. Валил бы ты отсюда, пока ребята не приехали. Может, поживешь на пару часов дольше.

Я скрипнул зубами. Зверь внутри меня, слегка утоливший голод тремя быками перед входом, снова тревожно заворочался, размышляя, не пора ли потребовать добавки? Где-то на периферии зрения снова закружился красный снег.

Спорить с Уайтом и что-то ему доказывать мне не хотелось. Смысл? Еще я перед барыгами не отчитывался! Но уходить действительно было нужно. И поскорее. Не из-за Ангелов, которые, скорее всего, уже мчатся сюда. С ними встречаться мне не хотелось, но приближающийся очередной приступ пугал меня намного сильнее.

– Дай мне «Голубого льда» и я уйду.

– Ты не понимаешь с первого раза, Ван дер Тоот? Здесь тебе никто ничего не продаст. И тем более – не даст бесплатно.

– Я заплачу. Мне нужен «Голубой лед».

– Иди к черту.

Я хмыкнул, огляделся, подхватил первую попавшуюся колбу, до половины заполненную розовой жидкостью, и, размахнувшись, швырнул ее в стену. Грохнуло, осколки звонко зазвенели по полу, а по стене поползло вниз большое розовое пятно.

– Что ты творишь? – Уайт подался вперед, но я толкнул его ладонью в грудь, и химик снова упал на стул.

– «Голубой лед», Уолтер.

– Ангелы тебя четвертуют.

– Понял. Повторим урок.

На этот раз колба полетела в другую стену – в ту, которая была практически скрыта стеллажами с бесчисленными реактивами в таком хрупком лабораторном стекле.

На этот раз грохот был громче, а звенело дольше. Прозвучало несколько хлопков: какие-то реактивы вступили в реакцию. По лаборатории пополз едкий дымок.

– Ты…

Я сделал шаг назад и пнул стол, стоящий посреди комнаты.

От звона и грохота заложило уши. Лопнул перегонный куб, расплескав по полу содержимое, взвился в воздух порошок, сформировав мутное, белесое облако. Зашипело, зашкворчало…

– Какого хрена ты делаешь, ублюдок!?

Торжествующие снежинки взметнулись вверх.

Я резко развернулся, и, выхватив револьвер, ткнул стволом в рот химику. Верхняя губа Уайта лопнула, железо противно заскрежетало о зубы.

– «Голубой лед», сука, быстро! Или я тут все разнесу на хер!

Вот теперь Уайта пробрало. Кажется, только сейчас он понял, что я действительно срать хотел и на Красных Ангелов, и на никчемную жизнь Уолтера, мать его, Уайта. Только сейчас до него дошло, что на самом деле, где-то в глубине души, мне хочется, чтобы он заартачился. Этого хотелось красным снежинкам. Пальцу, напрягшемуся на спусковом крючке. В конце концов, мне самому, Лансу ван дер Тооту, в течение длительного времени вынужденному унижаться перед наркоторговцем. К черту! Снести эту гребаную крысиную голову, выгрести из ящика весь запас «Голубого льда», которого мне хватит до конца жизни, и спалить к чертям этот притон!

–Шишас, шишас… – забормотал химик. Я отодвинул пушку, достав ствол из его рта, он сплюнул кровь и обломок зуба, и повторил, кивая:

– Сейчас, сейчас…

Стараясь не делать резких движений, он подошел к шкафу и выдвинул нижний ящик. Я заглянул туда и, несмотря на охвативший меня озноб – верный признак того, что приближающийся приступ будет сильнее и продолжительнее предыдущих – присвистнул.

Ящик был полностью забит пакетами, наполненными крупными голубыми кристаллами. Навскидку, здесь было фунтов двадцать, если не больше. Я почувствовал, как меня снова начинает разбирать злость. Не любишь тех, кто путается с Высшими, да, Уолтер?

«Голубой лед» – сильнейший синтетический наркотик. Ноу-хау Уайта. Не имеющий в составе ни одного натурального компонента, полностью искусственный, кристально чистый и – барабанная дробь – не вызывающий привыкания. Физического, во всяком случае. Пары «Льда» уносили вдыхающего их прямиком в райские кущи. Ничто в мире не могло сравниться с ощущениями, которые вызывала эта дрянь. Персональный рай для каждого. Грезы по заказу. Тотальное растворение в счастье. Невероятно дорогой, он был доступен только для самых состоятельных. И был единственным наркотическим средством, за любой объем которого бедолагу, у которого нашли хотя бы кристаллик, ждала каторга, а то и развоплощение.

Высшим наплевать на то, что происходит на Дне. Мы можем убивать друг друга, травиться, чем угодно, беспробудно пить и «двигаться» любой наркотой. Любой, кроме «Льда».

Мало того, что в его состав входили компоненты какого-то магического зелья, что само по себе уже было серьезным преступлением – на это Высшие, может быть, и закрыли бы глаза. Проблема была в другом.

Я только что сказал, что «Лед» не вызывает привыкания? Да, это так. С одной оговоркой: не вызывает привыкания у людей.

Высшие подсаживались на «Лед» после первой же дозы. Плотно и безвозвратно. Лишившись «Льда», они испытывали жесточайший синдром отмены. До кровавой рвоты, до судорог и конвульсий, которые не мог остановить ни один маг-лекарь. До сильнейшей нагрузки на все внутренние органы. До смерти.

Само собой, что Высшим такой расклад не нравился, и наркотику была объявлена война. Я был одним из немногих, кто знал, откуда «Лед» растекается по ярусам. Уайт умело страховался, выстроив длинную цепочку из курьеров и уличных барыг. И даже оптовики не знали, у кого они покупают наркотик, забирая его после оплаты в условленном месте.

И надо же было случиться такому, что «Голубой лед» был единственным средством, которое способно остановить мои приступы.

Удар, нанесенный несколько лет назад насильником Ланы, не только подарил мне иммунитет к последствиям глубокого ментального сканирования. Ублюдок умудрился повредить что-то в моей башке, и периодически у меня случались приступы неконтролируемой агрессии. В эти минуты я абсолютно не отдавал себе отчета в том, что делаю. Как правило, это происходило, когда меня что-то выводило из себя. Ярость, боль, стыд – чем сильнее были ощущения, тем выше вероятность того, что через какое-то время меня «накроет». Иногда мне удавалось сдерживаться, но чаще – нет. И каждый новый приступ был сильнее и продолжительнее. Мозгоправ, обследовавший меня, предупреждал, что с каждым приступом все выше вероятность того, что в один не очень прекрасный день вернуться «с той стороны» мне не удастся, и я обезумею окончательно и бесповоротно. И средство против этого, найденное совершенно случайно, было одно: «Голубой лед».

Не знаю, как это работает, но даже однократный прием наркотика помогал мне продержаться без приступов по несколько месяцев. Больше мне и не нужно было. Потому пузырек со «Льдом» я хранил в тайнике у себя в офисе. А сегодня пузырька на месте не оказалось. Кто-то еще знал о моем недуге, и хотел использовать его в своих интересах. Для того, чтобы насолить мне? Дождаться, пока у меня съедет крыша? Или… Чтобы выследить Уайта? Изадриэль?! Но…

По спине пробежал холодок. Я нагнулся, схватил один из пакетов, и сунул его за пазуху.

– Ты очень не любишь Высших, но не против жить с их денег, да, Уолт? Так их не любишь, но продаешь им свою дрянь? Так ненавидишь этих тварей, что покупаешь у них компоненты для «Льда»?

Уайт повернулся ко мне. Его глаза сузились, превратившись в щелки.

– Да, ван дер Тоот. Я их ненавижу. И половину жизни отдал, чтобы создать то, что сможет их убить. Медленно. Незаметно. Изнутри. Чем больше «Голубого Льда» расходится по верхним ярусам, тем больше у нас шансов. Тем ближе освобождение человечества от этих гребаных тварей из детских сказок. А ты – непроходимый кретин. Убирайся, и молись, чтобы Ангелы просто убили тебя.

Мне словно с размаху заехали под дых. В моих глазах Уайт всегда был барыгой, торговцем дурью, думающим лишь о своем кармане. Я часто ломал себе голову, как могло случиться так, что блестящий химик, светлый ум, мог стать производителем наркотиков. Сейчас же части мозаики становились на места.

– Сначала эти твари отняли у меня дело всей жизни, запретив химию, сменив ее на гребаное волшебство. Потом они забрали у меня детей. Детей, которым просто стало интересно, что происходит на площади. Детей, которые радовались каждый раз, когда видели на улице персонажей любимых сказок. Они просто сожгли их, вместе с тысячами других людей. Именно тогда я поклялся, что положу жизнь, но найду способ уничтожить этих тварей.

– Производя наркотики и убивая ими своих же соплеменников?

Уайт скривился и сплюнул.

– Что значат жизни никчемных идиотов, не понимающих, что любой наркотик рано или поздно убьет их? Всегда презирал нарков. Насколько нужно быть тупым, каким имбецилом нужно родиться, чтобы считать, что убившее тысячи людей до тебя, для тебя самого окажется лишь развлечением, способным скрасить скучную вечеринку? Что стоят жизни этих отбросов, по сравнению с возможностью сбросить ярмо, которое надели на нас Высшие? Ничего. Естественный отбор. Сражаясь с Высшими, делаем чище и здоровее человечество.

Я мог бы ему возразить. Рассказать о детях, которых, иногда даже насильно, втягивают в систему. Про сутенеров, втирающихся в доверие к наивным девчонкам, чтобы подсадить их на иглу и сделать проститутками. Про бесчисленное множество искалеченных судеб. Но это было бы так же действенно, как рассказывать о вреде наркотиков самим наркоманам.

–Убирайся, ван дер Тоот. Вали к своим хозяевам. Выполнил свою миссию? Молодец! Может, возьмешь еще «Льда», толкнешь своим друзьям-Высшим, чтобы они обеспечили тебе охрану от Ангелов? Или пол сменишь, переедешь куда-нибудь наверх… Правда, они до тебя и там доберутся. Беги, Ланс. Быстрее. Пока еще можешь.

Я запустил руку в карман, не глядя отделил от пачки стопку купюр и бросил их на пол.

– Я не работаю на Высших, Уайт. И всегда плачу за то, что беру. В том, что случилось, виноват только ты.

Я развернулся и вышел из квартиры.

Машина была на месте, Ангелов на улице видно не было, и даже быки Уайта еще до конца не очухались. Приступ отступил, но изнутри меня грызла тревога. Буквально на кулак наматывала внутренности, изводила предчувствием беды. Я невесело усмехнулся. Ну, да. Было бы с чего. Подумаешь – Ангелы. Тоже мне, ага. Каждый день дорогу отморозкам перехожу. В голову пришла подленькая мыслишка подчистить концы. Добить быков, вернуться к Уайту, разобраться с ним. Сжечь лабораторию. Мотнув головой, эту мысль я отогнал. Мою тачку видел весь район, меня самого видели девки-фасовщицы. Бессмысленно. Черт, может и правда, обратиться к Изадриэль? Она, хоть и отстранена, но из Безопасности. Ага. И что я скажу? «Привет, Из, я тут разгромил лабу барыги, который производит «Голубой Лед» и теперь меня ищет его крыша»? Нет, спасибо. Ладно, к черту! Буду решать проблемы по мере их поступления.

Где-то неподалеку послышалось уханье гравилета. И еще. Черт, и с другой стороны! Какого дьявола тут нужно Высшим?

С пакетом «Льда» за пазухой я вдруг почувствовал себя очень неуютно. Рывком открыв дверь, я прыгнул в машину, завел двигатель и дал по газам. Вперед, скорее, подальше отсюда! Затеряться в переулках, выждать, сделать крюк и вернуться домой кружным путем!

Заворачивая за угол, я бросил взгляд в зеркало и остолбенел: на пятачок у подъезда дома, в котором находилась лаборатория Уайта, садилось несколько черных гравилетов с эмблемами Безопасности на дверях. Твою-то мать… Кажется, теперь я действительно встрял.