– Ох, и заболтались мы с тобою, Алёша. Вон и кадушка совсем пустая, надо бы к роднику сходить за водой. Так что, милок, давай заканчивать эту нашу говорильню и начнём делами заниматься, а то не ровен час, мы с тобой всё на свете проспим. А болтать языком – ума много не надо. Всё, давай поднимайся и за работу.

Архип по-стариковски закряхтел и начал вылезать из-за стола. Действительно, дед был прав, заболтались мы. Последние пять дней только и делали, что ели, спали и целыми днями напролёт говорили, говорили, а про хозяйство забыли. Ладно, никуда он от меня не денется, рано или поздно всё равно всё расскажет.

Взяв коромысло с двумя деревянными кадушками, я вместе с Тайгой отправился за водой. Собака бежала впереди меня, показывая дорогу, а я шёл за ней, думая о том, что никак не могу отойти от впечатления, которое произвело на меня жизнеописание Архипа. Чудно всё это!

«Что же это получается? – думал я. – Если он при прикосновении к людям сразу узнаёт о них всё вплоть до дня их смерти, то получается, что он теперь знает и обо мне всё? Знает и виду не подаёт? А может, всё это старческий маразм, и он просто больной несчастный человек? Были же в наше время отшельники, такие как, например, Лыковы. Они ещё в тридцатые годы прошлого века ушли в Саянскую тайгу и жили там обособленно более сорока лет, пока их случайно не обнаружили в начале восьмидесятых годов местные охотники. С другой стороны, за время общения с Архипом никаких признаков «ненормальности» за ним я не заметил. Наоборот, мне кажется, что в духовном плане он намного чище и здоровее меня. Кроме того, он прекрасно оперирует историческими датами, подробностями жизни как в блокадном Ленинграде, так и в Москве… Короче, нечего мне гадать на кофейной гуще и делать различные предположения. Попрошу его сегодня продемонстрировать что-нибудь этакое из его трюков, и тогда всё сразу встанет на своё место». Решив больше не заморачиваться на эту тему, я переключился на насущные дела.

Погода была просто загляденье. Тёплый весенний воздух был насыщен запахом хвои и приятно ласкал моё обмороженное лицо. Всюду текли ручьи, щебетали птицы, всё вокруг говорило о скором наступлении долгожданного тепла, и на душе у меня было спокойно и тепло.

Спуск к роднику был оборудован аккуратными деревянными ступеньками, которые доходили до самой воды. Рядом с родником под ветвями раскидистой ивы располагалась декоративная лавочка с резной спинкой, выполненная с большой заботой и любовью. Несмотря на то, что вокруг ещё лежал снег, я представил, как живописно выглядит это место летом. Красота!!! Вот она, истинная красота России! А воздух, воздух какой!!! Это же кристально чистый целебный воздух, которым дышишь и надышаться не можешь. И всё мне здесь кажется родным и близким, будто я здесь родился, вырос и жил долгие годы. От такого умиления у меня даже слёзы навернулись на глазах…

Набрав в кадушки воду и повесив коромысло на плечо, я стал подниматься наверх, стараясь не расплескать её по дороге. Когда моя нога коснулась последней ступеньки, что-то заставило меня обернуться назад. И каково же было моё удивление, когда там, внизу у родника я увидел ЕЁ…

Архип поджидал Алексея возле калитки, умилённо подставив своё старческое лицо первому весеннему солнцу, но лай собаки, и бегущая фигура Алексея, на лице которого застыла гримаса ужаса и страха, заставило броситься к нему навстречу, со словами:

– Что случилось, Алёша?!

Алексей пытался что-то говорить, но сбившееся дыхание превращало его голос в набор нечленораздельных звуков. Архип, испугавшись за здоровье своего гостя, нежно по-отечески прижал его к себе:

– Ты, Алёша, ничего не бойся, – ласково вещал Архип, – успокойся, я рядом с тобой. Сейчас ты вернёшься в нормальное состояние, и всё мне расскажешь, что с тобой произошло. Хорошо? Вот и ладненько.

После этих слов Алексей обмяк и обессиленный повис на шее Архипа.

– Всё будет хорошо, Алёша, всё будет хорошо! Успокойся. Со мной ничего не бойся, – и похлопал отечески его по спине.

Через пять минут приступ страха у Алексея миновал, и он, взяв себя в руки, смог рассказать Архипу о том, что произошло у родника.

– Понимаешь, она была, как живая, только словно сделана из стекла, такая вся прозрачная, дымчатая и переливалась в лучах света, и я мог видеть сквозь неё. Она выглядела, как голограмма, смотрела на меня своими холодными глазами, и мне даже показалось, что она пытается мне что-то сказать, но я ничего не слышал. И когда она поплыла по направлению ко мне, то меня охватил ужас. Архип Захарович!!! Кто это был??? Ты же говорил, что мы здесь одни!!!

После таких слов Архип изменился в лице, словно в одночасье постарел ещё лет на десять, и, ничего не ответив, встал на колени прямо в талый снег, начал усердно молиться, не обращая внимания на Алексея. Молился он долго и усердно, и всё это время Алексей беззвучно наблюдал за ним, боясь нечаянно помешать ему. Когда молитва была окончена, Архип, с трудом поднявшийся с колен, взмахом руки подозвал Алексея к себе.

– Не думал я, что всё будет так стремительно развиваться. Думал, что у меня будет время тебя подготовить к неожиданностям подобного рода. А вот видишь, нет! Не дают мне этого сделать. Торопят!!!

– Да кто же они? – сорвалось с губ Алексея.

– В двух словах этого не расскажешь, Алёша. Так что придётся нам продолжить наш прерванный разговор, чтобы ты всё узнал, всё как есть, без утайки. Пошли в дом, – и он подтолкнул Алексея к воротам.

Козельск в этот день напоминал муравейник. Сегодня, в день Святой Троицы, в городе было «вавилонское» столпотворение. Многие верующие в этот день считали за честь помолиться и причаститься в храмах Оптиной пустыни. Поэтому с самого утра на вокзале и автостанции было не протолкнуться.

Рядом с автостанцией, на лавочке в тени цветущей липы с самого утра сидел благообразного вида старик с белой седой бородой. На его плечах висел почти пустой выцветший от времени армейский вещмешок, а в руках он сжимал длинную палку, вырезанную из толстой ветки. Он неотрывно наблюдал за прибывающими автобусами и выходящими из них людьми. В 12 часов 38 минут к автостанции подъехал автобус из Калуги, после чего старик поднялся, подождал, пока выйдут все пассажиры, и не спеша, сохраняя дистанцию, последовал за ними в направлении монастыря.

День выдался на удивление солнечный и жаркий. Для многих пожилых людей пешая прогулка под палящими лучами солнца была изнуряющей. Поэтому, когда паломники подходили к реке, многие делали здесь привал, спускались к воде, чтобы освежить лицо и передохнуть в тени моста. Отдохнув, вереница людей устремлялась в прохладную тень монастырской рощи, по которой дорога шла до самой пустыни. Вместе с ними, делая все остановки и привалы, шёл и наш старик, высматривая впереди себя того, ради которого он приехал вчера в этот город. В четвёртом часу дня он подошёл к воротам обители, опустился на большой камень и стал ждать.

Солнце уже клонилось к закату, территорию монастыря покидали последние паломники и прихожане, и только старик продолжал отрешённо сидеть на валуне, словно происходящее действие его не касалось. Вот уже со стороны братской трапезной появился монах с ключами, чтобы закрыть на ночь ворота, а он продолжал безмолвно сидеть и смотреть в сторону гостиницы для священнослужителей, со стороны которой к нему приближался не то монах, не то юродивый, не то душевнобольной человек. Одет он был в монашеский подрясник серого цвета, доходивший ему до самых пят, на ногах просматривались кирзовые сапоги со стёртыми до основания каблуками, а лысую голову прикрывала видавшие виды зимняя шапка-ушанка. Старые треснувшие очки с толстыми стёклами венчали кончик его носа, отчего его внешний вид становился ещё более жалостливым и убогим. В руках его была длинная палка из ветки клёна, которой он, как слепой, прощупывал перед собой дорогу, чтобы ненароком не оступиться и не упасть. Поравнявшись со стариком, он даже не взглянул в его сторону, а тяжёлой старческой походкой проследовал за ворота, погружённый в свою думу. Отпустив путника шагов на двадцать, старик слез с камня и пошёл за ним следом, стараясь сохранять дистанцию, а за его спиной в это время с грохотом закрылись монастырские ворота, как бы отделяя духовный мир от мирской жизни.

Через пятнадцать минут зашло солнце, и начали стремительно сгущаться сумерки, погружая монастырскую дорогу в тёмный непроглядный коридор. И только двое стариков в полном молчании продолжали свой путь по этой пыльной дороге. Когда на небе зажглись первые звёзды, впереди идущий старик резко остановился и, повернувшись назад, злобно процедил сквозь зубы:

– Уйди, мил человек. Христом Бога прошу – уйди. Нет у меня ничего, ни денег, ни еды. Нищий я. Не бери грех на душу, ступай с миром, не преследуй меня.

Ответа не последовало. Только в звенящей летней тишине было слышно, как где-то далеко-далеко идёт поезд и хлопают крыльями вездесущие летучие мыши. Напряжение нарастало, пот градом катился по его лысой голове… И в этот миг он услышал:

– Здравствуйте, Лаврентий Павлович!.. Опустите вашу палку, а то ещё зашибёте кого-нибудь ненароком.

– Кто это? – жалобно заскулил старик. – Что вам от меня надо? Вы ошиблись!!! Меня зовут Григорий, Григорий Геловани, у меня паспорт есть.

– Эти сказки, Лаврентий Павлович, вы оставьте для монастырских монахов, а мне заливать этот бред не надо. И не надо разыгрывать передо мной комедию и строить из себя жертву режима, вам это не к лицу. У меня к вам есть серьёзный разговор, и мне не хотелось бы применять в отношении вас силу. Поэтому я предлагаю вам сейчас без лишних разговоров взяться за конец моей палки и проследовать за мной на берег реки, где мы сможем продолжить наш разговор в более спокойной обстановке.

Эти слова были сказаны очень тихо, но в голосе говорящего было столько металла, что ослушаться его полуслепой старик не посмел. И он, как агнец на закланье, обречённо последовал за своим собеседником в лес.

Ближе к полуночи на невысоком пригорке возле реки Жиздра разгорался костёр. Из-за леса показалась полная луна, которая своим серебристым светом озарила окрестности, а по водной ряби мирно текущей реки пробежала лунная дорожка. Тишину леса нарушил многоголосый хор стрекотания цикад, кузнечиков и кваканья лягушек в прибрежной тине. Дым от костра поднимался тонкой струйкой вверх и растворялся где-то высоко-высоко, в молочном облаке Млечного пути.

– Вы знаете, Лаврентий Павлович, или, если хотите, Григорий Геловани, у меня сегодня сложилось двоякое впечатление о нашей встрече. Во-первых, пока я не увидел вас собственными глазами, я продолжал верить в официальную версию вашей смерти. Во-вторых, вы действительно очень сильно изменились, и вас очень непросто узнать. От былого величия не осталось и следа, да и здоровье ваше пошатнулось, внешний вид стал таким, что на вас просто жалко смотреть.

– А я вас сейчас узнал, – неожиданно проговорил молчащий до этого момента старик. – Вы тот злополучный старец, Архип Захарович?! Вы пришли поквитаться со мной или решили сдать меня властям? Думаете, что за меня вам отвалят мешок денег?

– Вы не угадали, Лаврентий Павлович. Вы до сих пор продолжаете мыслить с позиции негодяя и стяжателя, и вам даже невдомёк, что людям свойственны такие понятия, как благородство и сострадание. Несмотря на то, что вы в своё время спустили на меня всех собак Советского Союза, я не намерен сводить с вами личные счёты. Я преследую этой встречею совершенно другие цели. И чтобы вы поняли, почему мы вообще сегодня встретились, я готов вам об этом рассказать. Но прежде я хотел бы узнать, каким ветром вас занесло в этот монастырь и почему вы приехали в Козельск? Времени у нас не так много, летние ночи короткие, поэтому попрошу изложить вашу историю в укороченном виде, безо всяких там лирических отступлений.

После этих слов Архипа полуслепой старик обречённо стянул со своей головы шапку, обнажив плешивую лысину, положил в неё развалившиеся очки, связанные резинкой, и вытянул к огню покрытые коростой руки. Потом, собравшись с силами, нырнул в своё прошлое, глубоко вздохнул и начал свой сказ.

– После того как ты, Архип Захарович, провалил нашу операцию, на тебя действительно были спущены все собаки. Сам виноват! Нечего было тебе Иосифа Виссарионовича за руки брать и выяснять, двойник он или настоящий. Мы с Судоплатовым тогда так и не выяснили, почему он в то утро сам приехал в Кремль, а двойника оставил на Ближней даче. Сталин должен был появиться в городе только к вечеру, к Торжественному приёму в Большом Кремлёвском дворце. Мало кто знал тогда, что по состоянию своего здоровья он не любил массовых мероприятий с большим скоплением народа, поэтому после сорок седьмого года посылал на них своего двойника, включая даже парады на Красной площади. А тут почему-то решил приехать сам? Но, к сожалению, мы об этом не знали.

К 1949 году Сталин перенёс два микроинсульта. После этого стало заметно, что он «немного» тронулся умом, удалился от государственных дел и засел за написание своей «Теории социализма». В тот период вся полнота власти была сконцентрирована в моих руках. В то же время я отдавал себе отчёт, что с таким положением дел ближайшие соратники вождя будут мириться только до момента его смерти. А дальше начнётся самая настоящая грызня за «трон», и кто победит в этой «войне», было не ясно. Поэтому я и придумал тогда эту трёхходовую комбинацию. На первом этапе я убирал с политической арены Сталина и всех собак вешал на американцев. На фоне этих событий для стабилизации законного правопорядка в стране я брал всю полноту власти в свои руки на вполне законных основаниях. Это был второй этап. Третий этап операции предполагал уничтожение внутрипартийных группировок, возглавляемых Хрущёвым и Маленковым, с последующим снятием их с занимаемых должностей. Самым весомым аргументом в этой борьбе должно было стать рассекречивание информации о совершённых ими преступлениях в период тридцатых-сороковых годов, в том числе и участие их в «тройках». Все они знали, или, по крайней мере, догадывались, что у меня на каждого из них было своё секретное досье, которое я кропотливо собирал последние пятнадцать лет. И если бы не ты со своим гуманизмом, то эта страна давно бы жила по-другому.

Как же я был тогда на тебя зол!!! Я дал команду «Живым не брать!» и не мог дождаться, когда тебя, говнюка, кинут к моим ногам. Но ты прошёл сквозь расставленные сети, как нож сквозь масло. Повезло тебе. Несказанно повезло!

Ну а мне пришлось ждать следующего случая. Такая возможность представилась только в конце февраля 1953 года, когда «Хозяина» хватил очередной удар. Чтобы на этот раз не испытывать судьбу, я решил организовать всё лично. Поручил нашей общей знакомой, Нелли Ивановне, подобрать соответствующий яд, который ни у кого не вызвал бы подозрения при вскрытии, и заставил её собственноручно сделать укол Сталину. За этот «героический» поступок я потом наградил её орденом Ленина…

Берия ненадолго замолчал, закрыл глаза, глубоко вздохнул и далее, как сомнамбула на исповеди, без эмоции в голосе продолжил своё повествование:

– Вроде бы всё шло как по маслу: шикарные похороны, коллективная истерия граждан, решение правительства по коллегиальному управлению страной на промежуточном этапе, сплошное единодушие в принятии решений членов ЦК… Все эти Хрущёвы, Маленковы, Булганины ходили в тот период такие белые и пушистые, что хоть картину маслом с них пиши… Да! Не доглядел! Опередили меня эти сукины дети!

Накануне того злополучного дня, 26 июня 1953 года, я только что вернулся из зарубежной поездки, летал в ГДР. Когда летел обратно, до меня дошла информация о подозрительной концентрации военных в Москве и о чрезмерной активности Хрущёва. Думаю, чем чёрт не шутит, и на заседание ЦК не поехал. Так они там, в Кремле, все со страха обосрались, и решили в тот же день штурмовать мой дом, пока я не принял против них ответные меры. Отключили телефоны, под разными предлогами выманили за периметр дома часть охраны, подогнали броневики и начали «поливать» особняк из крупнокалиберных пулемётов и забрасывать внутренний двор гранатами. Короче, устроили такой цирк, что представить себе даже трудно. Но Хрущёв просчитался, потому что не знал о моей главной тайне, что у меня к тому времени был уже свой собственный двойник. Знал об этом только Судоплатов, но, судя по всему, он об этом до сих пор никому не рассказал.

Он нашёл его для меня в Карагандинском лагере в далёком 1940 году. Это был киевский еврей, артист драматического театра. Сходство его со мной было просто поразительное. А когда над ним поколдовали хирурги, которые нанесли на его тело несколько шрамов, которые были у меня, сходство стало просто потрясающим. Я смотрел на него, как на своё отражение в зеркале. Долго уговаривать его не пришлось. Надавили на его самые больные места, семью и детей, он и сломался. В 1942 году для проверки я его подложил к Нелли Ивановне в постель, у меня до этого с ней был роман. Правда, эта дура так до конца своих дней и не поняла, почему мы с ней расстались.

Когда начался штурм, мой двойник был вместе со мной в кабинете. Я сразу сообразил, что штурмовать будут до победного конца, и, не раздумывая, всадил две пули «артисту» в грудь и в голову, а сам ушёл из особняка через потайной ход в канализационный коллектор. Про этот ход из домашних не знал никто. До революции дом принадлежал высокопоставленному чиновнику городской управы, который, опасаясь революционных выступлений, подготовил для себя пути отступления. Видишь, какая судьба у меня! Всю жизнь я боролся с этой буржуазией, а свою задницу пришлось спасать через их чёрный ход.

По уши в говне я в этом коллекторе просидел целых пять дней, пока наверху не сняли оцепление. После чего поднялся наверх, нашёл там кое-что из своих вещей, переоделся и ушёл на конспиративную квартиру в Сокольники, где залёг на дно. Никому не звонил, не писал, поскольку знал, что все мои люди находятся под колпаком. Там я, как мышь, безвылазно просидел два месяца, пока на лице не выросла щетина. Всё это время меня мучил вопрос, почему до сих пор не объявили о моей смерти. Сначала думал, что мой двойник выжил и сейчас поёт соловьём, а меня ищут по всем углам. Но внешних признаков активных поисков по городу не наблюдалось, да и по радио как-то тихо освещали эту тему. Дальше оставаться в городе становилось опасно, в любой момент «добропорядочные» граждане могли настучать на подозрительного соседа куда следует. Сначала уехал в Ростов-на-Дону, потом в Красноярск, а ближе к зиме вместе с богомольцами оказался в Кирилло – Белозёрском монастыре, где и провёл свою первую зиму. В конце года я наконец-то узнал, что меня «расстреляли». Видимо, эти прохиндеи выжидали до последнего, всплывут ли где-нибудь мои архивы с компроматом или нет. Замалчивать факт моей смерти дальше было просто нельзя, поэтому они состряпали душещипательную историю моего судилища и сделали из меня козла отпущения.

С тех пор я кочую из одного монастыря в другой. Да видно, грех мой настолько велик, что отмолить его никак не могу. Сначала зрение ни с того ни с сего село в течение трёх месяцев, да так, что дальше вытянутой руки видеть ничего не стал, потом и другие хвори накинулись, в результате чего я превратился в «развалину». Вот и сюда, в монастырь, приехал помолиться Чудотворной иконе, чтобы ниспослала мне здоровья и сил дала дальше жить. А она мне тебя подсунула!!! Ох – ох – ох… – горестно заохал Лаврентий Павлович и замолчал.

На востоке забрезжил рассвет. Архип подбросил в догорающий костёр несколько веток хвороста и, вопросительно уставившись на сгорбившегося Берию, тихо произнёс:

– В самом начале нашей беседы я обещал рассказать вам, почему произошла наша встреча, и о том, как я нашёл вас. А вот сейчас даже не знаю, говорить мне об этом или нет… – Архип надолго задумался, но потом продолжил: – Вы, Лаврентий Павлович, единственный человек в моей жизни, через которого я увидел момент своего будущего. То, что я сейчас говорю, вам может быть непонятно, поэтому мне необходимо объясниться. Это произошло в тот день, когда мы с вами были на футбольном матче. Помните? После того, как стадион застыл, я повернулся к вам и увидел, что вы тоже попали под всеобщее оцепенение. Недолго думая, я прикоснулся к вашей руке, чтобы вернуть вас в реальность, но тут произошло то, чего я никак не ожидал. Вместо того, чтобы увидеть всю вашу жизнь, я увидел только картину нашей сегодняшней встречи. Я точно знал, когда и где она произойдёт: год, месяц, число и день недели, даже время, когда это случится. А того, что будет происходить со мной и с вами между этими датами, я не видел. Такого раньше со мной никогда не было. Я грешным делом подумал: «Наконец-то закончилось это чёртово наваждение, и я становлюсь обыкновенным человеком». Да куда там…

В тот злополучный день, когда, по вашим расчётам, меня должны были застрелить, я покинул Кремль вместе со Сталиным.

При этих словах Архипа у Берии от удивления глаза «полезли» на лоб.

– Да, вы не ослышались, в машине вместе со Сталиным, – повторил Архип. – В ту часть дворца, куда пошёл Иосиф Виссарионович, ваши верные «псы» сунуться не посмели, а отвести глаза его окружению мне особого труда не составило. Сначала мы проследовали в его кабинет, где он пробыл около часа, читая поздравительные телеграммы и письма, а после вызвал к себе секретаря и попросил подать автомобиль, чтобы ехать на Ближнюю дачу. Когда кортеж выехал за стены Кремля, мы тихо и незаметно расстались. Пока вы искали меня по всей Москве, я рылся в архиве МГБ на Лубянке. Мне не нужны были ваши государственные секреты, я искал там информацию, куда вы упрятали мою бабку Марью в 1936 году. И, знаете, я узнал название лагеря, в который её этапировали. После этого меня в Москве уже ничего не задерживало, и я уехал в Казахстан. Там на берегу озера Балхаш возле лагеря БалхашЛаг, в котором бабка Марья отдала Богу душу, я нашёл её в общей могиле. Посидел, поплакал, попричитал и стал думать, куда ехать и как мне жить дальше, ведь кроме Ленинграда и Москвы я нигде раньше не был, а жизнь надо было начинать с самого начала.

С документами у меня проблем не было. Обычно я приходил в паспортный стол и после «задушевной» беседы с паспортисткой получал нужный мне паспорт, после чего незаметно для всех растворялся на просторах нашей необъятной Родины. Была лишь одна проблема, с которой я так и не справился. Это мой внешний вид! Выглядел я лет на семьдесят, а в этом возрасте, как известно, на работу уже не берут. Попадались, правда, случайные заработки, но редко. Последние полгода работал в Мордовии скотником в колхозе, но и там неделю назад попросили уйти на «заслуженный» отдых.

Мне порой кажется, что всё, что со мной происходит последние пятнадцать лет, является лишь прелюдией к каким-то важным грядущим событиям, связанными с вами. Хотя, признаюсь честно, меня от вас воротит! Я так далёк от этих ваших интриг, подлости, обмана, убийств… Но Господь, наверное, специально свёл нас сегодня здесь. Видимо, есть в жизни ещё что-то такое, что мы с вами не сделали, и это богоугодное дело он хочет поручить нам обоим.

Архип ненадолго замолчал, а в предрассветной тишине уже разгоралась алая утренняя заря. Солнечный диск становился всё больше и больше и вскоре превратился в большое красное «блюдце», заполнившее собой полнебосвода. Жар от светила становился сильнее, и мир, который до этого мгновения находился в полусонном состоянии, взорвался какофонией звуков – пением птиц, жужжанием пчёл, стрекотанием кузнечиков – и запахом полевых цветов.

– По всей видимости, – вернулся к своему рассказу Архип, – вы тот единственный человек, через которого я могу видеть своё будущее, а заодно и ваше, Лаврентий Павлович. Для этого мне просто надо взять вас за руки. Вроде бы процедура недлинная и безболезненная, но… – Архип сделал многозначительную паузу. – Я давно уже заметил, что после моего прикосновения в личной жизни человека всё происходит в точном соответствии с моим предсказанием. Однако на этот счёт у меня есть своя теория. И я вам сейчас её расскажу. Я думаю, что жизнь человека протекает в соответствии с какой-то программой, написанной Высшим Разумом. В этой программе постоянно меняются внешние переменные или, по-простому, случайные события. Для того, чтобы вы меня поняли, я приведу простой пример: вот пошли вы, к примеру, в магазин, и по дороге попали под машину, а если бы вы вышли из дома на одну минуту позже, то вы бы с этой машиной разминулись и остались живы. То есть для вас в настоящий момент существует многовариантность ваших будущих событий. Понятно?

После этих слов Берия заметно оживился, с него слетел налёт усталости и дремоты, и он всецело настроился на рассуждения собеседника.

– Если сейчас я возьму вас за руки, то увижу ваше будущее, которое уже невозможно будет изменить!!! И так происходит всегда, когда человек обращается к колдуну или гадалке. Из всех возможных вариантов жизненных событий выбирается только один. А какой он, лучший или худший для данного человека, никто не скажет. Поэтому в последнее время я стараюсь к людям не прикасаться, чтобы не навредить им. Вам решать, Лаврентий Павлович, давать мне руки для контакта или нет. Повторяюсь, после этого прикосновения ваше будущее уже нельзя будет изменить. Серьёзно подумайте над моими словами, прежде чем принять окончательное решение. А я пока спущусь к реке, ополосну лицо, а то уже становится жарко.

Когда через десять минут Архип вернулся к костру, он сразу обратил внимание на то, что с Берией произошли разительные перемены. Его обречённые глаза наполнились светящейся детской радостью, во всём облике читалась животная покорность. Бросившись к его ногам, Лаврентий Павлович начал просить прощения за свои былые прегрешения и гордыню. Слёзы градом катились по его давно небритым дряблым щекам.

– Не бросай меня, Архип! – причитал старик. – Христом Бога прошу, не бросай! Как собака, буду верой и правдой служить тебе до самой смерти, только не прогоняй!

В этих словах мольбы Архип почувствовал всю глубину нравственного перерождения личности Берии. Сейчас этот некогда самый могущественный человек Советского Союза валялся у его ног, целовал его пыльные ботинки и вымаливал прощение, словно милостыню. И все нелицеприятные слова, которые были приготовлены Архипом к этой встрече, в один момент куда-то улетучились, растворились, и на смену жестокости и проклятию в его сердце пришло всепоглощающее чувство человеческого сострадания к обиженному и обездоленному человеку. Вытерев накатившую слезу, Архип тяжело вздохнул, встал на колени перед бывшим тираном и сам попросил у него прощения за то, что позволил злобе и мести поселиться в своём сердце, чем показал свою душевную слабость и сомнение в силе и могуществе Господа нашего.

Когда рыдания закончились, Берия протянул Архипу свои ладони, показывая всем своим видом, что он принял окончательное решение и отдаётся на милость своему собеседнику. После чего Архип взял за запястья протянутые руки, и…

– Местная история гласит, что на окраине Козельска, в полуразвалившемся доме Антонины Фёдоровны Макаровой поселились два старика-богомольца. Женщина она была одинокая, хотя по возрасту и внешним данным вполне могла ещё иметь семью и детей, но мужики почему-то обходили её хату стороной. А без сильной мужской руки хозяйство постепенно приходило в упадок, принося хозяйке ежегодно всё новые и новые неприятности. То из-за треснувшего фундамента правая сторона дома наклонилась, то забор на заднем дворе прогнил и повалился, то весенний ураган порвал рубероид на крыше, поэтому на кухне и в горнице во время сильного дождя вода лилась ручьём, как из крана. Зарплата у неё была небольшая, всего-то рублей пятьдесят, поэтому в летние месяцы она изредка сдавала комнату на ночлег для паломников, которые ехали в монастырь со всех концов необъятной страны. И эти пять-шесть рублей в месяц существенно пополняли её небогатый бюджет. А тут, можно сказать, чудо произошло. Два богомольных старика изъявили желание пожить у неё целый месяц. При этом скромные жилищные условия и отсутствие удобств их не волновало, и деньги за постой они заплатили сразу, аж целых тридцать рублей. От такой радости Антонина обхаживала стариков, как могла: перестирала и отремонтировала всю их одежду, баню истопила, подстригла им волосы и бороды, после чего они из замызганных и занюханных оборванцев превратились в ухоженных «домашних» старичков.

Старики с рассветом уходили молиться в монастырь, а к заходу солнца возвращались на ночлег обратно. И с каждым днём один из них, тот, что был в очках и звался Лавром, становился всё здоровее и здоровее. «Вот что молитва чудотворная делает!», – думала Антонина, глядя на это преображение своего постояльца, решив в ближайшее воскресенье сходить в монастырскую церковь помолиться и попросить Господа о муже и детях. А в монастыре в тот день только и разговоров было о старце, который одним прикосновением руки к человеку от любой болезни вылечивает, и что встретить его можно в монастырской роще на берегу реки. Но увидеть его может не каждый, а только тот, у кого душа светлая и чистая. Потопталась наша Антонина на месте, усомнилась в чистоте своих помыслов и не пошла того старца разыскивать. А через три недели она увидела, что постоялец её Лавр, который пришёл к ней практически слепым, сидит на лавочке и газету читает без очков. Об этом чуде Антонина растрезвонила всем своим соседкам да знакомым, после чего повалил к ней народ со всей округи посмотреть на диво дивное, а кто-то даже сказал, что скоро приедет корреспондент из областной многотиражной газеты брать интервью у старцев и фотографировать их. И только Антонина стала подумывать о том, чтобы старики пожили у неё ещё несколько недель, они как в воду канули. Пришлось ей даже идти в милицию заявление писать об их пропаже. Там начали про них расспрашивать всякие подробности, а она ничего и сказать не может, поскольку не помнит ничего. Обозвали её в милиции дурой и отправили восвояси. Через месяц после исчезновения стариков приехал в Козельск к Антонине корреспондент из области, а увидев её, влюбился без памяти. К ноябрьским праздникам сыграли они свадьбу, и увёз он её в Курск. Люди потом говорили, что родила она двойню, и всё у неё в жизни сложилось хорошо, – закончил свой рассказ старожил Козельска, Проскурин Пётр Сергеевич, он же по совместительству директор местного этнографического музея.

На этот раз перед ним стояла группа иностранных туристов из Швейцарии в количестве трёх человек, которые почему-то вместо посещения знаменитого монастыря изъявили желание посетить его Богом забытый музей. Переводчик со скучающим видом переводил слова Проскурина, а швейцарцы каждое слово конспектировали в своих блокнотах, как будто бы он рассказывал им о восьмом чуде света. В конце экскурсии они изъявили желание посетить дом, в котором произошли описанные выше события. Узнав, что дома давно уже нет, они, тем не менее, настояли на том, чтобы Пётр Сергеевич отвёз их на место, где он ранее стоял. Когда они прибыли туда, один из иностранцев достал из сумки два куска проволоки, согнутых под прямым углом, и начал обходить остов виднеющегося из травы фундамента. После чего иностранцы щедро расплатились с Проскуриным наличными. Дали ему за экскурсию целых пятьдесят рублей, которые Пётр Сергеевич решил в кассу музея не сдавать, а потратить на подарок жене, у которой на следующий день был день рождения. Подписывая вечером поздравительную открытку, он старательно вывел в конце текста дату: 15 мая 1988 года…

– Когда я прикоснулся к его рукам, – продолжил свой рассказ Архип, – я ничего не почувствовал, абсолютно ничего! Не было ни энергетического толчка, ни рефлекторного сокращения мышц, ни других каких-либо физиологических реакций организма на прикосновение. Удивительно, но я не видел даже картины будущих событий. Единственное, что промелькнуло у меня в голове в тот момент, была дата: 15 июля 1965 года. А что произойдёт в этот день, было для меня загадкой.

Учитывая то обстоятельство, что мой собеседник был нетранспортабелен и почти слепой, я решил немного его подлечить, и в тот же день мы сняли комнату в одном из частных домов на окраине города. Для простоты общения мы перешли на «ты», я стал называть его Лавром, а он меня Архипом. Первые несколько дней, пока хозяйка была на работе, я лечил его дома, а после помывки, которую в воскресенье устроила нам хозяйка, и её навязчивого внимания к нашим особам мы были вынуждены уходить в близлежащий лес, расположенный возле монастыря.

Лавр шёл на поправку быстро. Уже через неделю от его подагры и следа не осталось, а к концу второй недели прошёл артрит. Тяжелей дело обстояло с лечением кожных заболеваний и зрения, но с Божьей помощью и молитвами болезни отступали, и вскоре мой подопечный смог самостоятельно прочитать несколько строк из газет.

Не обошлось и без курьёза. Однажды мы так увлеклись нашим лечением, что не заметили в ближайших кустах отдыхающих паломников, которые уже добрых два часа наблюдали за нами. В конце концов одна бабка не выдержала, бросилась к нам на поляну и пала ниц у меня в ногах. Через минуту её примеру последовали другие, и вскоре передо мной выстроилась целая группа людей, просящих у меня излечения. А тут ещё и Лавр начал меня подначивать, что, мол, это грех большой, отказывать в помощи больным и страждущим. Деваться мне было некуда, и в течение оставшегося дня я занимался их лечением. И ты знаешь, на душе у меня в тот момент было так светло и тепло, будто бы я воочию выполнял наказ бабки Марьи: «Людей лечить – добро творить».

Но этот мой необдуманный поступок вызвал среди верующих большой резонанс, слухи про чудо-деда разлетелись по городу. Да и хозяйка наша разнесла на всю округу, что её постоялец прозрел. В общем, чувствую, что уезжать нам надо. Глянул на отрывной календарь, а там число стоит 15 июля 1965 года, вот тогда-то до меня и дошло, что означала эта дата. Схватил я тогда Лавра за руки, а меня как шандарахнет от него разрядом, что я еле на ногах устоял. И увидел я в тот миг всю нашу последующую жизнь и то, что Господь посылает нам такие суровые испытания, от которых у меня голова кругом пошла. Упал я тогда на колени и пополз к образам прощение у Господа вымаливать. После молитвы рассказал Лавру всё как на духу, что, мол, так-то и так, дорога предстоит нам в края дальние, дикие и таёжные, и вижу его я там совершенно беспомощным и больным. Надо полагать, что следующая картина наших «приключений» откроется мне только после того, как свершатся вышеуказанные события. Лавр выслушал «приговор» молча, ничего не сказал, ни слова. Только всю ночь перед отъездом из Козельска он простоял перед образами в молитве, а утром мы тихонечко и незаметно покинули наш приют и отправились в Москву.

В Москве мы пробыли только один день и тем же вечером выехали с Казанского вокзала в направлении Воркуты. По железной дороге мы доехали до станции Микунь, а там на перекладных добрались до посёлка Усогорск, расположенного в ста шестидесяти километрах севернее Микуни. Не буду рассказывать обо всех перипетиях нашей поездки, но в Усогорск мы прибыли только в середине августа. На вопросы попутчиков мы отвечали, что едем навестить могилы детей, погибших в лагерях, после чего к нам с вопросами больше не приставали…

Здесь Архип на минуту замолчал, словно что-то вспомнил из событий тех далёких дней, потом вопросительно посмотрел мне в глаза, словно оценивая, можно ли об этом говорить, и продолжил:

– Помнишь, ты рассказывал мне, что направление движения на Карпиху ты определял по своему внутреннему компасу? Так вот, в нашей ситуации всё было аналогично. Только это направление чувствовал не я, а Лавр. Я прикасался к его рукам и в тот же миг узнавал, куда нам надо идти. Это было столь необычно, что я по нескольку раз на день перепроверял эти данные.

А направление это совпадало с веткой ведомственной железной дороги, уходящей прямой линией в непроглядные дали северной тайги. И хотя все паровозы на этом участке были лагерные, отдельные сердобольные вольнонаёмные машинисты брали на себя грех и в нарушение установленных правил разрешали двум старикам подсесть на подножку и проехать вместе с ними несколько километров, что в значительной мере облегчало наше продвижение.

Лагеря скоро закончились, и мы оказались на последнем разъезде, от которого дальше в лес уходила старая заброшенная узкоколейка. Вот по ней мы и пошли. И чем дальше мы углублялись в лес, тем плачевнее становилось её состояние. Пути заросли кустарником, шпалы прогнили, а несколько небольших мостов обвалились в протекающие под ними реки. Иногда то слева, то справа, попадались заброшенные лагеря с полуразвалившимися бараками без окон и дверей, с покосившимися смотровыми вышками, но вскоре, и они закончились. И вот однажды вечером мы подошли к железнодорожной насыпи, у которой узкоколейка закончилась. Помню, в тот день с самого утра накрапывал мелкий дождь, а к вечеру небо заволокло тяжёлыми свинцовыми тучами, и стали слышны громовые раскаты, предвещающие скорую грозу. В сгущающихся сумерках мы попытались найти укрытие от непогоды, но все наши попытки были тщетны. Слева от насыпи начиналось непролазное болото, а с правой стороны рос девственный лиственный лес, который ничем не мог защитить нас от непогоды. Перспектива провести ночь под открытым небом и дождём ни у меня, ни у Лавра энтузиазма не вызвала, и мы, не сговариваясь, продолжили свой путь в надежде найти хоть какое-то укрытие. Когда же сумерки сгустились на столько, что стало не видно впереди идущего человека, в свете очередной вспышки молнии мы увидели впереди себя забор из колючей проволоки. Продвигаясь вдоль него, мы вышли к воротам, за которыми в отблесках усиливающейся грозы просматривалась территория лагеря. В отличие от виденных нами ранее сгнивших и развалившихся лагерей, этот лагерь не был похож на них. Столбы, вышки, колючая проволока, всё выглядело новым, как будто только вчера построенным. Ворота открылись легко и плавно, без скрипа, словно их недавно смазывали, и мы неуверенно ступили на территорию спецучреждения. Дождь усилился, и, не вдаваясь в дальнейшие рассуждения, мы с Лавром засеменили к ближайшему бревенчатому бараку. Дверь была не заперта, и в свете вспышки молнии мы увидели внутри дверного проёма пустые ряды двухъярусных нар, уходящих в темноту барака.

– Есть кто живой? – крикнул я в темноту, но мой голос отозвался гулким эхом в пустом помещении.

Лавр зажёг спичку. В свете её дрожащего пламени мы увидели в двух шагах от себя стол дневального по бараку, на котором стояла керосиновая лампа.

– Странно всё это, – проговорил я, оглядываясь по сторонам, – такое впечатление, что люди ушли отсюда только вчера.

– Ерунда, – отмахнулся Берия, зажигая фитиль светильника. – Если начальник был нормальный, то он и лагерь оставил после себя в нормальном состоянии, а не так, как другие «козлы». Вот здесь чувствуется рука хозяина, даже мебель не позволил разворовать. Молодец!

– Я говорю не о порядке, я говорю о том, что это какой-то странный лагерь. Кто его мог тут построить, если по этой узкоколейке уже много лет никто не ходил и не ездил? А строить его должна была не одна бригада и не один день, где весь народ? Вон, посмотри, брёвна на стенах будто вчера обструганы, даже смола ещё не высохла, – и я ткнул пальцем в ближайшее от меня бревно.

– Вечно ты, Архип, всё усложняешь. Ты даже себе представить не можешь, какими ресурсами обладает пенитенциарная система. У меня до войны в этих краях была даже своя малая авиация, которая перевозила не только руководство лагерей, но и заключённых. А сейчас, в век вертолётов, всё, что тебе надо, можно за несколько часов доставить в любую точку тайги. Вот поэтому эта узкоколейка нахрен никому теперь не нужна. Наверняка где-нибудь здесь недалеко в лесу оборудована вертолётная площадка. А ты всё заладил почему да как. Всё-таки отстал ты от жизни, Архип Захарович, – закончил свои нравоучения Лавр.

– Может, ты и прав, – сказал я, соглашаясь с его словами, – только всё равно у меня на душе как-то неспокойно.

А Лавр, поняв, что я в этих делах полный профан, взял бразды правления в свои руки.

– Где-то тут должна быть каптёрка, в которой зеки сушат свою робу, – проговорил бывший нарком, поднимая лампу над головой и всматриваясь в глубину барака. – Там должна быть отдельная печка. Вот в этой каптёрке мы с тобой и переночуем. Иди за мной, – и мы двинулись между рядами нар.

И действительно через несколько минут в противоположенной стороне барака мы нашли то, что искали. Это была просторная комната с окном, выходящим на улицу, и новенькой печкой-буржуйкой, рядом с которой кто-то, словно специально для нас, приготовил большую вязанку сухих дров.

За окном продолжала бушевать гроза, и целые водопады воды низвергались с небес на землю, а здесь, в сухости и тепле, было тихо и спокойно. После нехитрой трапезы, когда мы уже были готовы отойти ко сну, в нашу дверь громко постучали.

– Вот и хозяева объявились, – проговорил Лавр, поднимаясь с нар и направляясь к двери, – а то ты всё переживал, что мы тут одни.

Он рывком открыл незапертую дверь, но за ней никого не оказалось.

– Эй, где вы там? – крикнул он, высунув голову в темноту. – Заходите.

Барак отозвался гулким эхом, в конце которого последовал очередной раскат грома.

– Шутники какие-то, – сделал он своё заключение и вопросительно посмотрел на меня.

– Закрой дверь, тепло уходит, – посоветовал я.

И как только он прикрыл дверь, в неё опять громко и сильно постучали. И сразу же, в ту же секунду Лавр со всей силой рванул дверь на себя, и опять за ней никого не было.

От предчувствия неладного у меня на голове «зашевелились» волосы.

– Скорее закрывай дверь! – крикнул я Лавру. – И придави её плечом, – этот совет был как нельзя кстати, поскольку в тот же момент удары в дверь последовали с такой силой, что старый Лавр с трудом сдерживал натиск невидимого противника.

Я же тем временем лихорадочно обыскивал глазами комнату на предмет нужной мне вещи. Увидев в дальнем углу толстый брус полутораметровой длины, я схватил его и бросился к Лавру на помощь. Дверь от сокрушительных ударов трещала и ходила ходуном, грозя в любой момент сорваться с петель и развалиться на куски. Бедный старик из последних сил сдерживал натиск, когда я подоспел к нему на помощь. Подперев брусом дверь, мы вдвоём навалились на неё, пытаясь воспрепятствовать её открытию, а в этот момент в глубине барака раздался нечеловеческий душераздирающий рёв, от которого в наших жилах начала холодеть кровь. Лавр, как ребёнок, приник ко мне и начал читать молитву, осеняя себя крёстным знамением:

Вторя ему, мы многократно, в два голоса всё громче и громче читали «Отче наш», пока не почувствовали, что удары в дверь стали ослабевать, а рёв стал удаляться. И вскоре всё прекратилось, словно ничего и не было. Мы сидели на полу, глядели друг на друга, мокрые от пота и страха, пытаясь сообразить, что же произошло. И в этот момент, когда казалось, что всё уже позади, послышался звук разбитого стекла, и в комнату влетел булыжник величиной с кулак. Он с силой ударился в дверь над нашими головами и, отскочив от неё, покатился к печке.

– Кто вы? Что вам от нас нужно? – крикнул я, ползком подбираясь поближе к окну. – Мы два немощных старика, у нас ничего нет, ни денег, ни еды. Если вы добрые люди, то заходите и обогрейтесь у огня, ежели у вас дурные мысли, то ступайте с Богом, не искушайте судьбу, не берите грех на душу.

На мой призыв ответа не последовало. С улицы доносились только звуки усиливающегося дождя да раскаты грома, удаляющейся грозы. Лавр поднялся и погасил висящий под потолком фонарь, тем самым давая нам возможность рассмотреть, что творится за окном. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел, что из ближайших кустов вылетают камни, которые хаотично ударяются в бревенчатые стены барака. Затем в свете блеснувшей молнии я увидел, что из-за угла барака выплыла и направилась в нашу сторону полупрозрачная фигура фантома, за ней вторая, третья, и вскоре вся площадка перед бараком была заполнена мерцающей желеобразной массой умерших людей. Те, кто умер давно, были бестелесными, как прозрачный утренний туман, другие, чей срок на грешной земле закончился лет десять-пятнадцать назад, были более плотными, и при желании у них можно было разглядеть черты былой внешности.

Здесь мне надо сделать небольшое отступление. Как я тебе уже говорил раньше, души покойников я стал видеть с самого раннего детства, когда жил у бабки Марьи. Помню, идём мы с ней по ягоды, а я её за подол дёргаю и говорю:

– Вон, смотри, Никитка-дурачок за берёзой прячется. Пойдём, посмотрим, что он там делает – и тяну её в ту сторону. Ох, как она тогда заохала да запричитала! Встала предо мной на колени, трижды плюнула мне в лицо, затем подолом его вытерла и заголосила на всю округу. Молитву Пресвятой Богородице десять раз прочитала, меня десять раз перекрестила, прижала к себе и заплакала горькими слезами: «Что же это за напасть такая? Уж я думала, что минует тебя чаша сия, и не будешь ты видеть этих покойников окаянных, будешь ты простым человечком расти, как все дети. Ох, горе мне, горе! За что только Господь посылает нам такие испытания? Помилуй нас, и избавь Архипушку от этого бесовского наваждения…» Потом немного успокоилась, и уже ласково так мне говорит: «Ты, Архипушка, туда, где Никитка стоит, не смотри. Нет его там, это тебе всё мерещится. Он уже как три дня утонул на Гнилом болоте…»

И хоть было мне в ту пору не более, чем пять годков, понял я, что могу видеть покойников, которые по разным причинам застряли в сумрачном мире, но впредь об этом никому, включая бабку Марью, больше никогда не говорил.

Постепенно, наблюдая за ними, я сделал относительно них несколько выводов. Во-первых, фантомы никогда не появляются в местах большого скопления людей. По всей видимости, нечаянное столкновение с человеком негативно сказывается на их энергетической оболочке. Появление их в том или ином месте обусловлено их энергетической привязанностью к тому или иному месту в их прошлой жизни. Часто я видел их в деревенских домах, когда нас с Марьей приглашали для лечения больных. Обычно они находятся в одном из углов главной комнаты дома стоя лицом к углу, очень редко смотрят вовнутрь комнаты. Взгляд фантома с человеческой точки зрения ничего не выражает, у них полностью отсутствуют всякие эмоции на лице.

Во-вторых, наличие фантома в доме свидетельствует о том, что в этом доме не всё хорошо. В таком доме часто болеют как взрослые, так и дети. Иногда фантом остаётся в доме до того момента, пока в доме ещё кто-нибудь не умрёт, но бывают исключения.

Вот, послушай, был у меня такой случай. В соседней деревне, Прохоровке, умерла одна женщина при родах. Когда после отпевания начали выносить тело женщины из дома, чтобы нести на кладбище, я увидел, как её фантом выплыл из тела и переместился в угол напротив красного угла. В дальнейшем, посещая этот дом для лечения детей, я каждый раз видел покойницу, стоящую в углу комнаты. Но когда через год из-за детской шалости случился пожар, а все взрослые в это время были на работах в поле, кто-то чудесным образом спас всех детей и погасил очаг возгорания. После того случая фантом из комнаты исчез. Вот и думай после этого, зачем и почему фантомы остаются в нашем мире?

В-третьих, я никогда не видел, чтобы фантомы собирались в группы и целенаправленно перемещались в пространстве. Даже в блокадном Ленинграде, где умерших людей было огромное количество, фантомы оставались инертными и никогда не группировались между собой в кластеры. Фантомы никогда не идут на контакт с людьми за исключением случаев, когда в качестве контактёра выступает человек, обладающий экстрасенсорными способностями. В редких случаях фантом может выступить в роли «шумного духа», который способен и камнями покидать, и огнём побаловаться.

Так вот, в ту ночь я увидел то, чего не должно было быть вообще. Не должны были фантомы организованно собраться на территории лагеря. Не должны! Складывалось такое впечатление, что этим процессом руководит какой-то невидимый и неведомый кукловод.

На вопросы Лавра:

– Что там происходит за окном?

Я с каменным лицом отвечал:

– Ничего!

А у самого при виде этой безмолвной «армии» душа ушла в «пятки». Неожиданно глубоко под землёй раздался нарастающий подземный гул. Сила его была столь велика, что мы одновременно схватились ладонями за уши, пытаясь хоть как-то уменьшить его силу. Но это было бесполезно, он был всеобъемлющим и всепроникающим. Через мгновение из ушей потекла кровь, а зрачки наших глаз расширились от страха настолько, что заполнили собой всё глазное яблоко. Потом земля под нашими ногами зашаталась, как будто не было под нами земной тверди, а было лишь нескончаемое земляное море, в котором нас, как щепки, бросало из одного конца каптёрки в другой. Из-за этих колебаний дверца печки открылась, угли высыпались на пол, начался пожар. С улицы послышался многоголосый крик мертвецов: «Отдай нам его! Отдай!». В этот момент я подумал, что начинаю сходить с ума. Снова начали раздаваться удары в дверь, от которых дверное полотно заходило волнами, как кусок тонкой фанеры. Невидимый молотобоец бил в дверь с такой силой, что удерживающий её брус начал расщепляться пополам. Через мгновение, не выдержав очередного удара, дверь сорвалась с петель и влетела в комнату. Из зияющей черноты барака в охваченную пламенем каптёрку начали заползать полупрозрачные червеобразные сущности. Когда кульминация событий была уже неизбежна, раздался разрушительный подземный удар, от которого барак зашатался и начал разваливаться. Падающее с потолка бревно рикошетом задело мне голову, и я начал терять сознание. Последним, что я запомнил, была разверзшаяся под нами земля и всепожирающий огонь адского пламени…

Мне было холодно, очень холодно. Холод пробрался во все закутки промокшей одежды, покрыв её ледяной коркой. Открыв глаза, я увидел на своих ресницах иней, который говорил моему сознанию, что температура воздуха опустилась ниже нуля. Ночь закончилась, и первые лучи солнца пробивались через рваные серебристые облака. Я попытался встать и вспомнить, где мы находимся и что с нами произошло. Но в моей памяти был полный провал. Вокруг меня были какие-то старые развалины, над головой зияло синее небо, а рядом ворочался замерзающий Лавр. Где-то недалеко раздался собачий лай, и через минуту к нам подбежала красивая охотничья лайка. Она остановилась на расстоянии пяти шагов, оценивая наше внезапное появление на своей территории.

– Иди сюда, – позвал я её. – Не бойся.

Собака завиляла хвостом, но ближе подходить отказалась.

– Смотри, какой у нас симпатичный гость, – сказал я, легонько толкая Лавра в бок. – Просыпайся, а то всё на свете проспишь.

Но Лавр не поднимался и только что-то нечленораздельно мычал.

– Всё, всё! Хватит спать, вставай. Что-то я не припомню, как мы здесь вчера оказались? – произнося эти слова, я перевернул моего попутчика на спину и в тот же миг обомлел.

Из его ушей и носа вытекали струйки засохшей крови. Он попытался мне что-то сказать, но не мог. От своей беспомощности он плакал и с надеждой смотрел в мои глаза.

– Сейчас, Лавр, сейчас, не волнуйся, я посмотрю, что с тобой случилось, – причитал я, пытаясь дотянуться до его ладоней.

Когда я их коснулся, весь ужас вчерашних событий ворвался в мой мозг, сметая всё на своём пути. Мозг Лавра не подавал никаких разумных сигналов, кроме направления нашего движения. Случившийся с ним апоплексический удар ставил точку на нашем дальнейшем продвижении. Я держал голову Лавра на своих коленях и в первый раз в жизни не знал, что мне делать. Мы смотрели друг на друга и плакали. Слёзы катились по моим щекам и капали на его лицо, а он, будучи парализованным, даже не чувствовал их. Сколько часов мы так просидели, одному Богу известно.

Пока я горевал над Лавром, наша утренняя гостья – лайка, – подошла к нам и начала облизывать его лицо. Потом, вцепившись зубами в брезентовый рукав моего плаща, потянула меня в сторону леса, где я обнаружил обглоданные человеческие останки, возле которых стояли нарты с упряжью для собак. Не знаю, что случилось с этим каюром, но он погиб. Собаки перегрызли кожаные ремни и разбежались по лесу, а тело обглодали грызуны или волки. По внешнему виду саней и снаряжения можно было сделать вывод, что трагедия произошла зимой или самое позднее весной этого года. В рюкзаке каюра находился стандартный набор предметов, которые сопровождают охотника в тайге, а под останками тела лежал проржавевший карабин с пятью патронами.

Потратив целый час на захоронение тела погибшего, я к полудню вернулся к Лавру, который при виде меня начал что-то мычать и плакать.

Наблюдая за ним, я понял, что состояние его здоровья небезнадёжно, и, возможно, мне удастся его вылечить. Конечно, потребуется много дней, недель, а может, и месяцев, но то, что он будет ходить, у меня сомнений не вызывало.

Поняв, что он слышит и понимает меня, я рассказал ему о своей находке в лесу и принятом мною решении везти его на нартах.

– Да, будет тяжело, но другого выхода у нас нет, – констатировал я. – Нам необходимо быстрее убираться с этого гиблого места, чтобы не повторился вчерашний кошмар…

Вот так мы и поехали. Собака, которую я назвал Тайга, тянула сани спереди, я толкал их сзади, и потихоньку, с Божьей помощью, мы продолжили наш путь.

Первые несколько дней я ещё пытался разобраться в случившемся. Единственное, что пришло мне тогда в голову, было то, что с нами произошёл случай спонтанной галлюцинации. При этом психика Лавра не выдержала, в результате чего с ним случился удар. Правда, оставалось одно «но». Почему мы с ним видели одни и те же видения? Но не найдя других объяснений, я постарался поскорее забыть тот кошмар.

Снег в том году выпал в середине сентября. Иногда случались оттепели, но с каждым днём становилось всё холодней и холодней. Для того, чтобы Лавр меньше мучился в дороге, я каждое утро погружал его в самый глубокий гипнотический сон и выводил только тогда, когда мы делали привал на ночь.

Питались мы в основном ягодами и грибами. Преодолев все трудности и тяготы пути, мы с Божьей помощью к концу октября добрались до места назначении.

Помню, было это днём. Неожиданно лес кончился, и мы выехали на берег озера, где среди древесных зарослей и сугробов снега просматривались очертания давно заброшенной деревни. Прощупав руки Лавра, я понял, что мы попали именно в то место, куда указывал его «маяк». По правде сказать, я был обескуражен и взбешён, поскольку думал найти здесь хоть какое-то жильё, но его не было. Возможно, я даже матерно ругался. Ругался на всех: на Лавра за его беспомощность, на себя за своё идиотское желание следовать указаниям своего внутреннего голоса, на погоду, на деревья, на зверей и птиц, в общем, на всех и вся. И действительно, что мне оставалось делать в преддверии наступающей зимы с парализованным человеком на руках?

И снова в который раз я убедился, что чудеса случаются. Всё-таки не зря Господь заставил нас пройти такие испытания, чтобы мы в этом удостоверились.

Первой насторожилась Тайга. Она стала ловить запахи с подветренной стороны, перестала махать хвостом и всецело сконцентрировала своё внимание на северо-западной опушке леса, и мы начали осторожно пробираться в указанном направлении. Вскоре среди сугробов у самого берега озера мы обнаружили землянку. Всё указывало на то, что землянка обитаема, но самих хозяев на месте не оказалось. Заходить в чужое жилище без приглашения как-то не принято, поэтому мы решили дожидаться их появления перед входом.

Ждали довольно долго, я даже стал дремать, когда Тайга вскочила, замахала хвостом и от нетерпения начала поскуливать. Наконец-то я увидел Его. Человек, не человек? Медведь, не медведь? Фигура была какая-то бесформенная и неуклюжая. Но потом, когда увидел, что за ним тянутся санки, гружённые хворостом, понял, что перед нами человек. Чтобы не пугать хозяина землянки, я заранее вышел на открытое пространство, снял шапку и замахал ею, подавая тем самым знак, что мы пришли с миром. Было видно, что он испугался. Сначала он присел на снег, потом попытался спрятаться за деревьями, и только после того, как я крикнул «Не бойтесь, мы пришли с миром!», он очень медленно и с опаской продолжил свой путь в нашу сторону.

– Кто вы такие и как вы сюда попали?

К моему удивлению, это был голос женщины.

– Меня зовут Архип, со мной в санях лежит больной парализованный человек, и нам нужна ваша помощь. Мы не причиним вам никакого вреда. С нами есть ещё собака, но вы её не бойтесь, она не кусается.

Трудно было идентифицировать в этом существе женщину. Одетая в груду рваного тряпья, она меньше всего походила на представительницу прекрасного пола. В одной руке женщина держала рогатину, в другой топор. Остановившись, она обвела наш «караван» оценивающим взглядом и молча уставилась на меня. Умные и проницательные глаза смотрели гордо и сурово.

Ей было страшно. Даже на расстоянии в десять шагов я слышал, как бешено бьётся её сердце, я чувствовал, как страх разъедает её изнутри, и видел, что она невероятно удивлена нашим появлением здесь. Пытаясь разрядить обстановку, я очень миролюбиво произнёс:

– Я понимаю, у вас сейчас есть много вопросов, которые вы хотите мне задать, но поверьте, мы не бандиты и не уголовники. Мы два старых человека, волей судьбы, заброшенные в эти края. В дороге у моего товарища случился удар, и в таком состоянии он находится уже больше месяца. Я прошу вас разрешить мне поместить больного в тёплое место, а все вопросы давайте оставим на потом. С вашего разрешения я представлюсь вам ещё раз. Меня зовут Архип, а его, – я указал на завёрнутого в брезент Берию, – Лавр, а это наша собака Тайга.

Услышав свою кличку, Тайга закрутилась между нами и начала тереться о ноги хозяйки землянки.

– В таком случае и я вам представлюсь, – сказала женщина, – меня зовут Зоя Фёдоровна. Можно просто Зоя.

После этих слов между нами будто разрушилась стена недоверия, и показалось, что мы знаем друг друга уже много лет. Она захлопотала над Лавром, но, увидев его неподвижное лицо, спросила:

– А он, случаем, не помер? Больно он у вас какой-то странный.

– Да, вы правы. Каждое утро мне приходится погружать его в гипнотический сон, чтобы он не страдал от холода и тряски. Требуется срочно провести лечение Лавра, в противном случае могут возникнуть необратимые процессы. Если они уже не начались, – задумчиво произнёс я.

– Извините меня, Архип, как вас величать по батюшке?

– Архип Захарович, – отозвался я.

– Так вот, Архип Захарович, а кто, собственно, будет проводить лечение? – поинтересовалась Зоя Фёдоровна с такой интонацией в голосе, по которой можно было понять, что мои слова вызвали у неё подозрение в адекватности моего психического состояния.

– А вот я и буду его лечить. Ещё будет лучше, если вы поможете мне, Зоя Фёдоровна. Кстати, вашим здоровьем мне тоже надо будет заняться. У вас камни в желчных протоках, язва желудка, незалеченное воспаление лёгких, проблемы с сердцем, я не говорю уже про артрит и артроз.

– Вы, Архип Захарович, врач? – удивлённо поинтересовалась женщина.

– Огорчу вас, Зоя Фёдоровна, нет! У меня даже нет никакого образования. Я знахарь, простой деревенский знахарь. Конечно, я не всесилен, но кое-что могу. Так что пройдёт ещё совсем немного времени, и вы, Зоя Фёдоровна, будете у меня танцевать. А сейчас давайте перенесём Лавра в землянку…

В далёком и жарком июне 1939 года молодая и симпатичная девушка Зоя Евстратова успешно окончила МГУ и получила диплом археолога. Члены государственной комиссии были так поражены её глубокими познаниями в области истории и археологии, что рекомендовали нашей выпускнице продолжить своё обучение в аспирантуре.

Зоя с радостью приняла предложение и уже на другой день после выпускного бала засела за подготовку к вступительным экзаменам. С этого дня большую часть своего времени она проводила в архивном фонде библиотеки имени В. И. Ленина. И надо же было такому случиться, что в той же библиотеке за соседним столом читального зала оказался молодой командир Красной армии, герой боёв на озере Хасан, орденоносец, тридцатилетний полковник Николай Иванович Поляков, который находился в Москве на курсах повышения комсостава. Случилось то, что и должно было случиться: молодые люди встретились и полюбили друг друга с первого взгляда. Через месяц, в июле, была сыграна свадьба, а в первых числах сентября, после окончания курсов, полковник Поляков отбыл на Дальний Восток в расположение 32 стрелковой дивизии Краснознамённого Дальневосточного военного округа принимать вверенный ему 322-й стрелковый полк. Несмотря на то, что девушка мечтала уехать вместе с любимым, родители Зои были непреклонны и настояли на том, чтобы она сначала закончила аспирантуру.

С тех пор на протяжении последующих двух лет их жизнь превратилась в бесконечное ожидание писем от любимого человека. Письма шли неделями, иногда с большими задержками, и молодые люди, не дожидаясь ответного письма, писали друг другу новые письма. Зоя успешно «грызла» гранит науки в Москве, а Николай успешно командовал вверенным ему подразделением на дальних рубежах Родины. И всё было бы у них хорошо, если бы не началась Великая Отечественная война!

После того, как по данным разведки была получена информация, что Япония в 1941 году не будет начинать военных действий против СССР на Дальнем Востоке, 32-ю стрелковую дивизию сначала перебросили под Ленинград, но уже в октябре передислоцировали в состав 5-й армии Западного фронта, под Можайск.

Мужественно и смело бился с фашистами полковник Поляков на переднем крае своих боевых позиций. Не раз своим личным примером поднимал солдат в атаку, смерти не боялся и всегда смотрел ей с усмешкой в лицо. Но, как говорят, «судьбу не обманешь». В ноябре 1941 во время массированной танковой атаки немцев был он серьёзно ранен и контужен. Бойцы, которые в тот момент находились рядом с командиром, посчитали его погибшим и, отступая, оставили тело на поле боя. Из-за этой досадной оплошности полковник Поляков в бессознательном состоянии был взят противником в плен. Может, об этом никто никогда и не узнал бы, если бы немцы по громкоговорителю не предложили обменять его на своего штабного офицера. К расследованию этого инцидента подключился особый отдел штаба фронта, который вынес вердикт: полковник Поляков добровольно сдался врагу. А наша Зоя Полякова как член семьи военнослужащего, добровольно перешедшего на сторону врага, на основании статьи № 58 пункт 1в, получила за это 15 лет лагерей с конфискацией имущества.

И пошла наша Зоя по этапу как жена врага народа под номером № 4387. И все последующие тринадцать лет она своими некогда холёными ручками лес валила, пни корчевала, баржи с углём разгружала, тачки с землёй и камнями возила, да разве сейчас всё вспомнишь и опишешь…

И только в мае 1954 года её дело легло на стол какому-то высокому начальнику, который наложил на него свою резолюцию – «реабилитировать». Пока бумага дошла до лагеря, затерявшегося на широких просторах Архангельской тайги, наступил август месяц. Чтобы сэкономить на транспортировке освобождённых женщин и отбывающих свой срок особо опасных уголовников, их всех загрузили в три грузовые машины и повезли по тайге на станцию за сто километров. Впути изголодавшиеся «отмороженные» на голову зэки перебили конвой и набросились на беззащитных женщин. В той возникшей суматохе побежала наша Зоя без оглядки в лес. Полдня бежала, не разбирая дороги, а когда остановилась и отдышалась, поняла, что заблудилась. Поплутав по тайге два дня и не найдя обратной дороги, пошла куда глаза глядят. В средине октября, за несколько дней до первого снега вышла Зоя к сгоревшей и заброшенной деревне. Здесь в одном из найденных ею погребов она и прожила последние 12 (!) лет своей жизни. Нет, конечно же, она пыталась уйти отсюда, и делала это не раз и не два, а целых пять раз, и каждый раз неудачно. Походит, поплутает по тайге неделю-другую и каждый раз возвращается назад. Будто леший её по тайге водит и не даёт покинуть это проклятое место. В последний раз она предпринимала такую попытку два года назад.

Привыкшая в лагерях к тяжёлому физическому труду и имея диплом археолога, Зоя Фёдоровна кропотливо и тщательно проводила все эти годы «археологические раскопки» на месте своей новой жизни. Собирая по пепелищу предметы быта и утвари, она смогла обзавестись тем, без чего человек не может выжить в условиях дикой природы: топором, пилой, ножом, глиняной посудой и всякого рода другой мелочёвкой. Сначала она думала, что попала в староверческий скит, но после обнаружения в одном из подвалов остатков библии XVIII века своё мнение по этому поводу изменила. По имеющимся косвенным уликам Зоя определила, что жители деревни покинули её неожиданно, ушли все, никто не остался. Потом, наверное, в результате лесного пожара, все дома сгорели. На месте пепелища за эти годы вырос новый лес, который почти похоронил под своими кронами некогда зажиточную деревню. Было одно странное обстоятельство, которое не давало Зое покоя. Выяснилось, что в деревне не было церкви, по крайней мере, Зоя её не нашла. А ведь в те времена это было немыслимо, чтобы такой населённый пункт мог жить без такого культового сооружения. И ещё. Сколько Зоя не искала, она так и не нашла в округе кладбища, на котором местные жители хоронили своих усопших предков!

Обследуя территорию своего обитания, Зоя Фёдоровна, узнала, что озеро, на берегу которого она оказалась, рукотворное. Кто-то весьма образованный и неглупый много-много лет назад проделал большую работу по строительству плотины в русле небольшой таёжной реки в трёх километрах вниз по течению. Рядом с плотиной она наткнулась на добротное каменное здание, которое окрестила «мельницей», построенное из больших валунов. Казалась бы, ничего необычного в этом нет, если бы не одно обстоятельство. За двенадцать лет своей жизни в этих краях Зоя не видела ни одного крупного камня!

Её попытка обустроить своё жильё на «мельнице» закончилась неудачей. Там творилась какая-то чертовщина, то предметы начинали перемещаться без видимой на то причины, то среди ночи начинали раздаваться странные звуки: ржание лошадей, разговоры людей, топот копыт, скрип половиц и многое другое, что никак не укладывалось в голове Зои. Думая, что она сходит с ума, отшельница в панике бежала с «мельницы» и последующие десять лет ни разу туда не возвращалась.

Была ещё одна удивительная странность этого места. Все ближайшие леса в летний период изобиловали лесными дарами в таком количестве, что шагу нельзя было ступить, чтобы не наступить на гриб или ягодный куст, а обитатели местной фауны вели себя, как ручные, и ласкались к ней, словно домашние животные.

Вот в такое дикое и, как нам казалось, благодатное место занесла нас судьба с Лавром. Однако жить втроём в маленькой землянке было невыносимо тяжело. Спустя несколько месяцев, когда среди зимы немного ослабли морозы, я решился сходить на «мельницу», чтобы самому разобраться в том, что там творится, и решить, можно ли нам туда перебраться.

В сопровождении Тайги я вышел в дорогу ранним утром, когда солнце ещё не взошло. Всё небо было покрыто зеленоватыми разводами северного сияния, которое, как фонарь, освещало близлежащие окрестности. Собака весело бежала впереди по заснеженному ледяному насту, как по проторённой дороге, с нетерпением оглядываясь на меня, если я отставал. Через час пути я услышал в предрассветной тишине шум водопада, свидетельствующий о том, что я приближаюсь к цели. Чтобы не оказаться на хрупком льду, я заблаговременно ушёл в сторону и подошёл к водопаду по берегу.

Зрелище, которое я увидел, было впечатляющим. Когда-то давным-давно река пробила в этом месте проход сквозь карстовые породы, образовав узкий и длинный коридор наподобие «бутылочного» горлышка. В свою очередь кто-то предприимчивый воспользовался этим творением природы и установил в самом его узком месте плотину, в результате чего получилась великолепная запруда.

Тёмно-зелёная вода медленно переливалась через край верхнего бревна и с грохотом падала с пятиметровой высоты, образовывая внизу причудливые фигуры ледяных сталагмитов. Из-за сильного мороза водяная пыль мгновенно превращалась в мириады кристалликов льда, от которых лучи восходящего солнца отражались всеми цветами радуги. От увиденной красоты у меня перехватило дыхание, и я несколько минут простоял на месте, любуясь этим сказочным творением природы.

Налюбовавшись этой красотой, я стал высматривать в заснеженном зимнем лесу «мельницу», которая со слов Зои Фёдоровны должна была находиться где-то совсем рядом. И действительно через полчаса активных поисков я увидел то, ради чего пришёл сюда. Под разлапистой вековой елью стоял большой каменный дом. Его стены были сложены из дикого камня, на которых жёлто-зелёными пятнами просматривались проплешины мха и лишайника, а с камышовой крыши свешивались большие сосульки. Вход в дом был оформлен в виде замысловатой полукруглой двери, обитой по всему периметру металлической лентой с массивными заклёпками. Этот дом было бы уместно увидеть где-нибудь на юге Франции, например, в Провансе, но никак не здесь, в глухой северной тайге, под толстым слоем снега. Правда, надо отдать должное его строителям, они постарались максимально гармонично вписать его в окружающий пейзаж с учётом рельефа местности, отчего эффект сказочности только усиливался.

Внешне дом выглядел целым и невредимым. С точки зрения целесообразности переезда сюда было два обстоятельства, которые склоняли меня в пользу этого решения. Первое, здесь была незамерзающая проточная вода, второе, здесь было полно дров, так необходимых для обогрева жилища. Таким образом, мне оставалось только осмотреть дом изнутри, и если там будет всё в порядке, то можно считать вопрос решённым. Именно с такими мыслями я подходил к дому, когда услышал позади себя злобное рычание Тайги. Собака всем своим видом показывала, что она чувствует за дверью опасность, и лаем пыталась привлечь моё внимание.

Я насторожился. Сейчас мне меньше всего хотелось иметь какие-либо неприятности. Сделав собаке знак замолчать, я стал медленно и осторожно приближаться к двери. Приложив руку к старым доскам, я попытался «внутренним» зрением рассмотреть источник опасности, но моё видение натолкнулось на сплошную вязкую темноту. У меня создалось такое впечатление, что там, за дверью, находится монолитная скала. Потоптавшись в нерешительности, я всё-таки решил её открыть и потянул ручку двери на себя…

Как ни странно, дверь очень легко открылась, и моему взору предстала пустая тёмная комната, в которой не было ничего. Только на противоположенной стороне просматривался большой очаг высотой с мой рост. К этому времени поведение собаки изменилось, она больше не рычала, а внимательно наблюдала за моими действиями, повиливая пушистым хвостом. Посчитав это хорошим знаком, я спокойно перешагнул порог, и в тот же миг дверь за моей спиной с лязгом захлопнулась, и я оказался в «мышеловке».

Все мои потуги открыть дверь изнутри закончились неудачей, она даже не шелохнулась. Потом я ещё долго слышал, как с обратной стороны надрывно лаяла и царапалась Тайга, но постепенно эти звуки стали слышны всё тише и тише, и вскоре они исчезли совсем. Я остался стоять в непроглядной темноте и безмолвной тишине. Шло время, и когда моё внутреннее напряжение достигло психологического придела, за моей спиной неожиданно вспыхнул огонь. Чья-то невидимая рука подожгла в очаге дрова, которые ярким пламенем осветили комнату. В тот момент, когда я повернулся к огню, моему взору предстал фантом, стоящий ко мне лицом. Лёгкая дрожь страха пробежала по моим конечностям, ноги подкосились, и я стал сползать на пол. Стараясь не шуметь, я внимательно наблюдал за призраком, лелея надежду, что он не будет предпринимать в отношении меня активных действий. И действительно, первое время он вёл себя мирно, паря в нескольких сантиметрах над полом. Однако по мере того, как в очаге разгорался огонь, и температура воздуха в помещении стала подниматься, с фантомом начали происходить изменения, заставившие меня серьёзно поволноваться. Призрак стал медленно «оживать». Его полупрозрачная дымчатая телесная оболочка начала прямо на глазах уплотняться, и через какое-то время его облик стал походить на желеобразное изваяние. На видимых участках поверхности рук и лица стала появляться кожа синюшно-жёлтого цвета, а в нос ударил невыносимый запах разложившейся плоти, от чего сознание моё помутнело, и содержимое желудка вывернуло наружу. Когда же я отдышался и пришёл в себя, процесс материализации призрака уже закончился.

В углу теперь парил не призрачный фантом, а вполне осязаемый старик с длинной седой бородой. Его морщинистое лицо с глубоко посаженными глазами внимательно и сурово смотрело в мою сторону. Даже не знаю, сколько продолжались эти смотрины, но как только я постарался отвести свои глаза в сторону, раздался неприятный скрипучий голос.

– Подойди ко мне, незнакомец, – приказным тоном проговорил он.

И в тот же миг какая-то неведомая сила потащила меня к нему. От такого бесцеремонного обращения я взвыл. Пытаясь сопротивляться воле незнакомца, я включил весь арсенал своих магических знаний, направленных на обуздание призрака, и это сработало! Хватка его ослабла, и я смог самостоятельно встать на ноги.

– Кто ты такой, что можешь так бесцеремонно здесь командовать? – возмутился я. – Мало того, что ты своим появлением нарушаешь установленный паритет между нашими мирами, так ты ещё пытаешься навязать мне свою волю. Не на того напал, мы тоже не лыком шиты.

Возникло замешательство. Призрак замер, его глаза застыли, он замолчал на полуслове, рассеяно глядя сквозь меня куда-то вдаль. Он явно не ожидал такого сопротивления и сейчас находился в ступоре. Я же наоборот взял себя в руки, почувствовав своё превосходство над ним.

– Отвечай, кто ты такой и зачем явился в наш мир! – насел на него я.

– Я «Смотритель Копья», – монотонно пробормотал призрак, – я жду прихода «Посвящённого».

– Кто такой «Посвящённый» и почему он должен сюда прийти? – не унимался я, задавая ему всё новые и новые вопросы.

– Он придёт сюда на мой зов, – односложно и неопределённо ответил призрачный старик.

– Ты знаешь, когда придёт «Посвящённый»?

– Знаю.

– Когда это должно произойти?

– Это уже произошло, «Посвящённый» уже здесь!

– Где он?

– Он стоит передо мной!

После этих слов призрака меня передёрнуло, и я в нерешительности попятился назад, как будто ожидая с его стороны очередного подвоха, но, к счастью, ничего подобного не произошло.

– Что ты охраняешь? – возобновил я прерванный диалог.

– Об этом должен знать только «Посвящённый», – уклончиво ушёл в сторону от прямого ответа хитрый старик.

– Так ты же сам минуту назад сказал, что «Посвящённый» стоит перед тобой, почему ты ему ничего не говоришь, и почему каждое слово из тебя мне приходится вытаскивать клещами? – я перешёл на повышенный тон.

– «Посвящённый» должен пройти обряд посвящения в «Смотрителя Копья», – как ни в чём не бывало, без эмоций проговорил призрак, глядя поверх меня.

– Что это за обряд? Расскажи мне о нём более подробно.

– Обряд нельзя рассказать, его надо провести, – поправил меня старик.

И потом, не обращая внимания на моё желание подискутировать на эту тему, он грубо прервал меня, сказав единственную фразу, которой я поверил:

– Моё время пребывания в этом мире подходит к концу. Я буду здесь ровно столько, сколько горит в очаге огонь. Поэтому не перебивай и дай мне возможность закончить проведение ритуала, ради которого я послан сюда.

После чего его голос усилился, и он густым басом протрубил:

– «Посвящённый»! Преклони своё колено перед Милостью Божьей, Тайной Небесной, Силой Безмерной, дарованной нам Господом нашим, – при этих словах я беспрекословно встал на колени и смиренно склонил голову в ожидании предстоящего таинства. – Прими во исполнение своего долга перед предками и потомками рода человеческого дар бесценный и благодатный на вечное хранение во имя Господа нашего, Иисуса Христа. И пусть исполнится Воля Его, и пусть будет так во все времена, во веки веков, до скончания жизни на Земле. Аминь!

После этих слов в его руках появился предмет, которым он прикоснулся к моему темени. Вслед за этим в комнате запахло озоном, и с моей головы стал низвергаться поток золотистого света, который стекал с меня, словно вода, потрескивая статическим электричеством. Вид этого необыкновенного завораживающего зрелища так сильно подействовал на моё эмоциональное состояние, что я потерял над собой контроль…

– Когда я очнулся, всё уже было кончено. В комнате не было никакого призрака, в очаге догорали последние головешки, а дверь на улицу была открыта настежь. Единственное, что напоминало мне о случившемся, был белый свёрток, лежащий у меня в ногах.

Выбравшись наружу, я несколько раз позвал Тайгу, но она как в воду канула. Не дождавшись её появления, я двинулся в обратный путь, рассчитывая на то, что она самостоятельно доберётся до землянки, – закончил свой рассказ Архип.

Зоя Фёдоровна сидела с широко раскрытыми от удивления глазами. Она до сих пор не могла поверить, что я вернулся живой и невредимый. Это было для неё сейчас во стократ важнее, чем какие-то там призраки, «Смотрители» и «Посвящённые». В отличие от неё, Лавр смотрел на меня сочувственными глазами, понимая тот ужас, через который мне пришлось пройти повторно.

…А ещё несколько часов назад мои товарищи находились в шоковом и подавленном состоянии. По их утверждению, я отсутствовал целую неделю. Через день после моего ухода Зоя на свой страх и риск отправилась разыскивать меня. Дойдя до «мельницы», она увидела там Тайгу, сидевшую в снегу напротив двери. Думая, что со мной что-то случилось, она, не раздумывая, бросилась в дом, но, к своему удивлению, нашла его абсолютно пустым. Потратив целый день на мои поиски, замёрзшая и обессиленная, Зоя вместе с Тайгой вернулась в землянку, где до сегодняшнего дня они с Лавром оплакивали меня горькими слезами.

При всей странности произошедшего у меня не было повода не доверять моим друзьям. Раз Зоя Фёдоровна сказала, что меня не было неделю, значит, всё было именно так. Осталось только выяснить, что же произошло со мной в этом доме, и где я пропадал целых семь дней!

К ночи у меня резко поднялась температура, и я впал в беспамятство. Видно, общение с потусторонним миром не прошло для меня бесследно и вызвало потерю жизненных сил до полного истощения организма. В этом состоянии я находился три дня, после чего пришёл в себя.

Моё восстановление шло медленно. Только через неделю я смог самостоятельно встать с лежанки и выйти на свежий воздух. Глядя на бескрайние снежные заносы, я думал о том, как мы достали Зою Фёдоровну своими болячками. Мне было жалко смотреть на то, как доходит до ручки наша спасительница, как она сама угасает прямо у нас на глазах. Продукты и травы, заготовленные ею из расчёта на одного человека, стремительно таяли. Отсутствие нормальных условий быта, антисанитария делали нашу жизнь абсолютно невыносимой.

Стоя перед входом в землянку и всматриваясь в безбрежную даль озера, я думал, как же нам выбраться из сложившейся ситуации.

Перед тем, как болезнь свалила меня в постель, я успел показать друзьям найденный на «мельнице» свёрток. Там, в куске грубой самотканой ткани, лежала железяка внушительных размеров, по своему внешнему виду похожая на наконечник пики или копья, а на самой ткани был вышит рисунок в виде вытянутого овала с неровными краями и большой латинской буквой «V». В этот момент у меня неожиданно возникла призрачная догадка, а не может ли этот рисунок быть изображением береговой линии озера? Для того, чтобы получить ответ на свой вопрос, мне срочно понадобилась Зоя Фёдоровна, которая, как назло, с самого утра пошла в лес за дровами и до сих пор ещё не вернулась. Интуиция подсказывала мне, что необходимо срочно идти в лес на её поиски, и, как оказалось впоследствии, это было не напрасно.

Я нашёл Зою в полукилометре от землянки. Она лежала на снегу возле саней с хворостом без чувств, и по её виду я сразу понял, что с ней случился голодный обморок. Сколько таких обескровленных лиц довелось мне видеть в блокадном Ленинграде, одному только Богу известно. Видимо, она уже давно не доедала, подкладывая нам, старикам, лучшие куски пищи. Поэтому в результате полного истощения организма у неё началась дистрофия.

Через несколько часов, после того, как мы с Лавром привели её в чувство, я позволил себе спросить её о свёртке, который принёс с «мельницы».

Действительно, мои догадки относительно рисунка подтвердились. Зоя Фёдоровна, не единожды обходившая озеро по кругу, подтвердила моё предположение, что вытянутый овал на самом деле является изображением береговой линии. Она указала на карте место нашего расположения, которое, как ни странно, оказалось рядом с обозначенной на карте буквой «V».

– Какая же я дура, – запричитала она, хлопая себя по лбу. – В том месте, куда указывает значок «V», есть малинник, я каждый год хожу туда собирать ягоду. Там растёт самая большая и вкусная малина во всей округе. Когда-то на том самом месте стояло несколько деревенских домов, от которых сейчас ничего не осталось. Каждый раз, когда я там бываю в летнее время, я всегда наслаждаюсь удивительным по красоте пейзажем, который открывается с того места. Там есть большая красивая поляна. На ней за двенадцать лет моей жизни в этих краях ничего, кроме зелёной «бархатной» травки, не растёт. Как вам такое? А ещё на той поляне растут сросшиеся у основания берёзы, образующие букву «V». Видите, как всё просто оказалось? Даже ребёнок понял бы, а я не сообразила. Старая стала!!! – с горечью в голосе посетовала Зоя Фёдоровна.

– Успокойтесь, Зоя, какая же вы старая? Вы самая молодая среди нас и самая красивая, – попытался успокоить я расстроенную женщину, у которой на глазах навернулись слёзы.

А про себя подумал: «Странный народ эти женщины. Несколько часов назад она чуть было не замёрзла в лесу, а сейчас плачет от того, что состарилась?!».

Конечно, по-человечески было жаль её. Вся жизнь у неё пошла наперекосяк. Самые лучшие годы своей жизни она провела в постоянной борьбе за выживание. Сначала в лагерях, потом здесь, в беспросветной глуши. Ни семьи, ни детей. Наверное, сейчас уже и родителей нет в живых? Несчастная женщина! И за что только Господь даёт людям такие испытания?

– Зоя, а что вы можете сказать о той «железяке», которая была в свёртке?

После моих слов она извлекла на свет Божий то, что я первоначально принял за кусок ржавого железа, и со знанием дела начала нам разъяснять:

– Это наконечник старинного копья. Я бы отнесла дату его изготовления к временам древнего Египта, а может, даже раньше.

– Странно, – вырвалось у меня. – Ведь копьё никогда не было ритуальным магическим символом, скорее всего, в свёртке должен был лежать или ритуальный нож, или меч, но никак не копьё.

– А вы напрасно так думаете, Архип Захарович, – перебила меня Зоя, беря в руки наконечник. – В отличие от вас, я не сильна в магии, но зато я точно знаю, какой символизм несёт копьё в историческом контексте той эпохи, а тем более в мировой истории.

Подвинув наконечник поближе к свету, она продолжила:

– Я, конечно, не эксперт в области металлургии, но однозначно могу сказать, что копьё изготовлено из обычного низкосортного железа, которое использовали в ту далёкую эпоху для производства оружия. На нём нет никаких художественных излишеств, гравировок, букв, символов. Не знаю, для чего, но кто-то закрепил на лезвии копья старинный металлический гвоздь. Странно… Кроме того, следует отметить, что за этим предметом ухаживали, в противном случае из-за низкого содержания углерода в металле копьё давно бы уже превратилось в труху.

Она повернулась в мою сторону и, как бы подводя черту под сказанным, резюмировала:

– С моей точки зрения, как археолога, данный наконечник не является каким-то ценным историческим артефактом, за которым гонялись бы все музеи мира. Такие наконечники широко представлены в исторических музеях Москвы и Ленинграда, они там выставлены на всеобщее обозрение. Так что, дорогой Архип Захарович, могу вас разочаровать, нам не удастся продать его дороже десяти рублей.

После этих слов мы весело засмеялись, чувствуя небольшой подъём настроения, поскольку нам удалось разгадать первую часть полученной загадки.

Вечером того же дня Зоя Фёдоровна продолжила свою лекцию.

– В своё время у себя на кафедре в университете я очень подробно занималась изучением старинного боевого оружия. Перечитала кучу тематической литературы и даже писала реферат на эту тему. Знаете, какое самое знаменитое копьё в мире? Это копье Лонгина!

– Уважаемая, Зоя Фёдоровна, если вам не трудно, просветите нас с Лавром в этом вопросе, поскольку название, которое вы только что произнесли, нам ни о чём не говорит, – обратился я к ней.

В этот момент Зоя преобразилась. Мы почувствовали, что данная тема ей близка, и она хочет поделиться с нами своими познаниями.

– Да, Архип Захарович, термин «копьё Лонгина» в основном используется среди узкого круга специалистов, занимающихся проблемами раннего христианства. Хотя вам, как человеку набожному и читавшему в своё время Евангелие, должна быть известна история о последнем дне жизни Христа, в которой римский воин вонзил в подреберье Иисуса Христа, распятого на кресте, пику. Так вот, имя этого римского воина было Гай Кассий Лонгин, а копьё с тех пор стали называть копьём Лонгина, копьём Судьбы, копьём Христа. Согласно тому же Евангелию от Иоанна, в 33 году в 14 день месяца Нисан в три часа дня в пятницу этот римский легионер пронзил копьём мёртвое тело Христа, а точнее, его печень. Говорят, что с того момента копьё, обагрённое кровью Спасителя, приобрело невероятную магическую силу. Оно стало даровать владельцу копья власть над всем миром!!!

Согласно одной из легенд, копьё побывало в руках Константина Великого, Юстиниана, Карла Великого, Фридриха Барбаросса. В 1277 году оно попало в руки первых отпрысков династии Габсбургов, у которых оно хранилось на протяжении последующих семи веков. В настоящее время оно известно под названием Венское копьё Судьбы. Вообще-то, существуют ещё три варианта копья, это Ватиканское, Краковское и Армянское, и каждое из них претендует на роль истинного артефакта. Однако специалисты сходятся во мнении, что Ватиканское и Краковское, являются всего лишь бутафорскими подделками, а вот Армянское, наряду с Венским, может претендовать на роль истинного копья Судьбы. Однако большинство экспертов склоняются к тому, что подлинным копьём всё-таки является копьё, выставленное в Вене. Считается, что только благодаря этому копью династии Габсбургов удалось продержаться на плаву более шестисот лет. И не просто продержаться, а превратить подконтрольные им земли в процветающий оазис.

Ладно, давайте спать, хватит на сегодня истории, – произнесла Зоя Фёдоровна с горечью в голосе.

Видно, возвращение в мыслях к прошлой жизни не прошло для неё бесследно, и она, по всей видимости, более не желала бередить старые раны.

А я наоборот ещё долго не мог заснуть, представляя в своей голове исторические события, о которых рассказала нам Зоя. И параллельно с этим я попытался свести к единому знаменателю все события нашей жизни, в результате которых мы все оказались в одном месте.

Выйдя утром следующего дня из землянки, я обнаружил, что погода изменилась. Стоял густой плотный туман, такой плотный, что в двадцати метрах уже ничего не было видно. Ветра не было, стоял полный штиль, а температура воздуха поднялась почти до нуля. Тем не менее, несмотря на неблагоприятные условия для поиска, я решил не откладывать свою вылазку на «сказочную» поляну, где, по словам Зои, росли две берёзы, образующие букву «V».

Напутствуя меня перед выходом из землянки, она сказала:

– Идти надо по льду вдоль берега, никуда не сворачивая. Как только обогнёте береговой выступ, сразу же прижмитесь к берегу, поскольку в том месте много родников, и лёд может быть тонким. Метров через восемьсот увидите пологий склон, по которому без труда подниметесь наверх. Как я уже говорила вчера, для вас ориентиром в тумане будет то, что на этой поляне нет ни кустарников, ни других деревьев, кроме сросшихся берёз. Размеры поляны примерно сто на сто метров. Не знаю, что вы можете там найти в такую погоду, да ещё зимой, но будьте осмотрительны и аккуратны. Вот, возьмите с собой эту карту, – сказала она, протягивая мне кусок ткани с рисунком озера, – и этот наконечник. Раз они были на «мельнице» вместе, пусть будут вместе и сегодня, когда вы найдёте деревья. Я бы, и сама с вами пошла, но боюсь, что буду для вас только обузой… Откровенно говоря, я бы и вам, Архип Захарович, не советовала в такую погоду далеко отходить от землянки, не ровен час, заблудитесь.

– Не беспокойтесь, Зоя, – успокаивал я её, – здесь совсем недалеко, да к тому же Тайга всё время будет со мной. Ещё неизвестно, сколько этот туман простоит в такую погоду, а нам сейчас важен каждый день. Вы же прекрасно понимаете, что положение наше критическое. Если в течение ближайших нескольких дней мы не найдём выхода из сложившейся ситуации, то нас ждёт неминуемая голодная смерть. Ружьё, на которое я сначала рассчитывал, так ни разу и не выстрелило. Патроны отсырели. Поэтому единственная наша надежда эта «карта». Ведь должна же быть какая-то взаимосвязь между всеми предшествующими событиями и моей встречей с призраком, в результате которой наконечник копья попал в наши руки. Ведь не с неба же свалился этот свёрток, – сетовал я, пытаясь убедить Зою Фёдоровну, а заодно и себя в целесообразности моего сегодняшнего похода. – Постараюсь облазить там всё кругом, может, найду какую-нибудь надпись на деревьях или подсказку, за которую можно будет зацепиться. В общем, как ни крути, а идти мне туда надо, – с этими словами я вышел с Тайгой из землянки.

Впервые с начала зимы было так тепло и влажно. Первое, на что я обратил внимание на первых метрах пути, было полное отсутствие звуков. Мне даже показалось, что этот неизвестно откуда взявшийся туман просто-напросто пожирает все акустические колебания, в результате чего нас окружало полное безмолвие.

Стараясь держаться как можно ближе к берегу, мы с Тайгой не спеша продвигались по льду, огибая выступ длинного полуострова, про который говорила Зоя. На самой его верхушке я интуитивно почувствовал, что начинается поворот, и предупредительно ушёл со льда на берег, и, как оказалось, не напрасно. Вскоре в пяти метрах от берега я увидел широкую промоину. Видимо, про это место в своём разговоре и упоминала Зоя, когда говорила про коварные родники. Оставшаяся часть пути была пройдена без приключений, и вскоре я оказался там, где по моим расчётам должен быть начинаться подъём наверх. И действительно, склон был пологим, но туман наверху был настолько плотным, что я даже не видел кончики своих пальцев на вытянутой руке. Я заволновался, и моя тревога передалась Тайге, которая инстинктивно стала жаться к моим ногам. Она не скулила, не лаяла, а была напугана этим необычным атмосферным явлением.

Долго пришлось мне поплутать в тумане, прежде чем я нашёл на поляне нужные мне деревья. Два абсолютно ровных берёзовых ствола, словно выкрашенных белой краской, предстали предо мной во всей своей красе. Правда, надо признаться, внешне берёзы не представляли в чистом виде букву «V». Может, где-то глубоко под снегом они и росли из одного корня, но в тот момент, когда я их увидел, они скорее походили на два белых столба, образующих между собой широкий проход.

В течение какого-то времени я обследовал стволы снизу доверху, осмотрел на них каждый сантиметр, и всё безрезультатно. Кора была девственно чиста: ни надписей, ни букв, ни знаков. В отчаянии, не зная, что делать дальше, я уселся перед деревьями на снег. «Неужели мы ошиблись в своих предположениях? Неужели это тупик?» – думал я, оглядываясь по сторонам, словно ища ответ на свой вопрос. Но ответа не было.

В какой-то момент моих размышлений мне вспомнились слова бабки Марьи, которая говорила: «Если попадёшь в сложную жизненную ситуацию и не будешь знать, как тебе поступить, обратись с молитвой к Николаю Чудотворцу. Он поможет». Поразмыслив про себя, что сейчас настал именно такой случай, я начал вслух читать молитву:

После прочтения молитвы ничего не произошло. Прождав ещё минут пять, я уже было поднялся, чтобы идти обратно, когда на меня залаяла Тайга. Вернее, она залаяла не на меня, а на мою котомку, из которой повалил густой дым. Вытряхнув её содержимое на снег, я с удивлением увидел, что тлеет и дымит свёрток, в котором находится наконечник копья. Края ткани уже обуглились и были готовы в любой момент воспламениться. От высокой температуры свёрток начал погружался в снежный сугроб, образовывая вокруг себя широкую проталину, а из образовавшейся снежной ямы стал подниматься густой белый пар. Не зная, что следует предпринимать в подобных случаях, я с волнением наблюдал за происходящим. Ждать пришлось достаточно долго. Только после того, как свёрток протопил снег до самой земли, процесс прекратился.

Достав из образовавшейся ямы мокрую и горячую тряпку, я вынул из неё наконечник копья, от которого шёл пар. Внешне он нисколько не изменился и напоминал кусок обыкновенного железа, но я уже понимал, что это не так. Ибо не может кусок железа без какого-то внешнего воздействия нагреться до такой температуры, чтобы плавить снег. И пока я пытался в этом разобраться, начался второй акт «представления».

Между стволами берёз, словно по мановению невидимого волшебника, появилась прозрачная плёнка, наподобие той, которая бывает у мыльного пузыря. Она колыхалась и переливалась радужным цветом. Постепенно плёнка начала уплотняться и вскоре стала напоминать выпуклую линзу. Вслед за этим я почувствовал, что на наконечник стало действовать неизвестное мне магнитное поле, которое начало притягивать копьё к проходу между деревьями. Вскоре сила этого притяжения возросла настолько, что мне стало трудно удерживать его в руках, и чтобы оно не улетело, я шагнул в проем между деревьями…

Как только я перешагнул невидимую черту, действие магнитного поля прекратилось. Вокруг по-прежнему лежал снег, в воздухе висел густой туман, но вот только за его клубами впереди меня появилось нечто такое, чего минуту назад здесь ещё не было. Сделав на ощупь несколько шагов вперёд, я уткнулся в деревянные ворота. Обычные такие деревенские ворота, от которых вправо и влево уходил высокий частокол. Обернувшись назад, я увидел, что по моим следам пробирается, как ни в чём не бывало, Тайга. Я стоял с открытым ртом, оглядываясь по сторонам, не в силах понять, что здесь сейчас произошло. После пережитого потрясения меня бросило в жар. Я расстегнул телогрейку и, встав на колени, погрузил своё лицо в сугроб снега в надежде, что это наваждение исчезнет. Но оно не исчезало, оно было реальным, и с этим мне надо было как-то смириться.

Первое, на что я обратил внимание, было то, что нигде не было видно никаких следов. Вокруг лежал нетронутый снег. Тем не менее, набравшись смелости, я постучал в ворота в надежде услышать с той стороны человеческий голос. Но сколько я не стучал и не кричал, никто мне ворота так и не открыл.

Потоптавшись на месте, и решив про себя «будь что будет», я отворил калитку, и моему взору предстал внутренний двор, посреди которого стоял большой деревянный дом…

– Да, Алёша, вот это, – Архип широким жестом обвёл комнату вокруг себя, – и есть тот дом, который я тогда увидел. Что, удивлён? Думал, что это я его построил? Мне бы тоже хотелось, чтобы всё было по-другому, а не так, как оно есть на самом деле, – он глубоко и горестно вздохнул, после чего хлопнул меня по плечу и сказал. – Пойдём на улицу, а то, сидя в доме, ты ничего не поймёшь. То, что я хочу тебе показать, надо видеть своими глазами.

Выйдя за ворота, старик попросил меня сделать несколько шагов в сторону, чтобы мы встали напротив частокола.

– Что ты видишь, Алексей, глядя на этот забор? – с вопросительной интонацией в голосе спросил Архип, с прищуром всматриваясь в мои глаза.

– Вижу струганные брёвна забора, – констатировал я, не до конца понимая заданный мне вопрос. – Я не понял, что ты, Архип Захарович, хочешь от меня услышать?

– А вот что, – проговорил он и, как нож в масло, воткнул свою руку в деревянный остов забора.

От такого зрелища меня повело, и я, развернувшись в другую сторону, вывернул содержимое желудка на снег. А Архип, как ни в чём не бывало, той же, совершенно здоровой рукой уже хлопал меня по спине, помогая справиться с рвотным спазмом.

– Что, Алёша, не видел раньше таких фокусов? – с насмешливой интонацией в голосе проговорил Архип, довольный тем, какое впечатление произвело на меня его «показательное» выступление.

– Да ты не бойся. Я сначала тоже всего этого боялся, но потом привык и стал относиться ко всему этому по-философски. Иди скорее сюда, встань рядом со мной и дай мне твою руку, – проговорил старик, жестами подзывая меня к себе. – Ты не видел ещё самого главного.

Когда я исполнил его просьбу и встал рядом с ним, он, чуть ли не хохоча, сказал:

– А теперь, не раздумывая, вместе со мной делай шаг вперёд! – и потянул меня за собой.

В следующее мгновение мы оказались по другую сторону забора, но не внутри двора, а с тыльной стороны периметра, до которой было метров пятьдесят. От таких выкрутасов у меня закружилась голова. И, видно, поняв, что с меня на сегодня хватит, Архип повёл меня домой вокруг.

Там, напоив меня горячим земляничным чаем, он вернулся к своему рассказу.

– Как ты теперь понимаешь, Алексей, мы находимся не совсем в обычном месте. У меня на осмысление всего этого, что ты сегодня увидел, ушло два года, – проговорил он печально. – Всё познавалось методом проб и ошибок, но до сегодняшнего дня многое так и осталось за гранью понимания.

А теперь, когда у тебя уже есть визуальные доказательства того, что всё это не бред выжившего из ума старика, я, с твоего позволения, продолжу своё повествование, чтобы поставить все точки над «i».

– После того, как я оказался внутри двора, – продолжил Архип, – я тщательно обследовал здесь каждый уголок, ища хоть какую-то зацепку, которая помогла бы узнать о прежних хозяевах, однако все мои усилия были тщетны. Тем не менее, в доме было всё, что необходимо человеку в повседневной жизни. В сундуках лежало много одежды, как мужского, так и женского покроя, в кладовой стояли мешки с зерном и мукой, вяленой рыбой, сушёными грибами, ягодой. В сарае даже имелась телега с санями. А с обратной стороны сарая была сложена поленница распиленных и колотых дров, которых могло хватить на несколько лет вперёд. В общем, ничего необычного в этом доме не было, за исключением одного: «Откуда он взялся?». Но на разгадку этой тайны времени на тот момент у меня не было. Надо было срочно перевозить моих полуживых товарищей из землянки в нормальное человеческое жильё.

Не буду описывать все «ахи» и «охи», которые сыпались из уст Зои Фёдоровны, и удивлённое мычание Лавра, когда они впервые увидели дом, но потрясение у них было сильное. Ещё долго они не могли смириться с мыслью, что это не сказка и не сон, а существующая реальность. Однако шли дни, в скором времени всё как-то само собой утряслось и вошло в свою колею. Жизнь наладилась.

Проходило время, и мы все больше и больше узнавали о месте нашего обитания. Те фокусы, которые я продемонстрировал тебе с наружной стороны забора, здесь, с внутренней стороны, сделать нельзя. С этой стороны, древесный частокол материален, он выполнен из самых что ни на есть натуральных брёвен.

Однажды я обратил внимание на то, что с наружной стороны «периметра» (так я стал называть внешнюю территорию) стали попадаться останки мёртвых птиц. По горячим следам причину гибели птиц установить не удалось, но потом совершенно случайно я увидел летящего над домом скворца, который, ударившись о невидимую преграду, погиб, а его тельце, словно с горки, «съехало» за линию забора. Вот так и было обнаружено, что вся территория «периметра» находится под невидимым куполом. Высота купола не более двадцати-тридцати метров. Выше этой высоты птицы летают свободно. На прохождение атмосферных осадков купол не реагирует. Дождь и снег свободно проходят сквозь него, а вот порывы сильного ветра значительно гасятся. Предметы массой более пятидесяти грамм пробить купол не могут и, словно увязнув в его силовом поле, скатываются вниз. Потом сам попробуешь. Кинешь из-за забора какую-нибудь ветку, и она скатится к тебе в руки. Это довольно забавное зрелище.

Прожив здесь около полугода, мы заметили ещё одну странную особенность. Зоя Фёдоровна и я, не сговариваясь, стали высказывать «крамольные» мысли относительно того, что время внутри и снаружи периметра течёт по-разному. Вот вроде бы вчера ещё снег лежал, а сегодня его уже нет, или на деревьях почки только-только начали набухать, а назавтра на деревьях уже листья распустились. Или наоборот: пойдёт кто-то из нас к роднику за водой, его всё нет и нет, а потом выясняется, что с его слов он отсутствовал всего полчаса, а для тех, кто в это время находился в доме, прошло не меньше половины дня. И никакой системы в этой временной несуразице нет. Поэтому, если ты заметил, каждый раз, когда ты выходил за «периметр», я всегда выходил вместе с тобой. И делаю я это не потому, что мне делать нечего, а для того, чтобы случайно не застрять во временной ловушке.

Самым ярким примером, подтверждающим наличие в этом месте временной аномалии, является Тайга! Ведь Тайга это та самая собака, которую мы с Лавром подобрали в 1965 году!!! А сейчас какой год?

– 2013, – неуверенно проговорил Алексей, растерянно глядя на спящую собаку возле ног Архипа. – Но ведь этого не может быть! Не может собака прожить сорок восемь лет!!! Вы, Архип Захарович, наверное, что-то путаете? – неуверенным голосом проговорил Алексей, у которого от полученной информации голова шла кругом.

– Нет, Алёша, ничего я не путаю и не сочиняю. Всё, как я сказал, так оно и есть. Но самый большой секрет этого места не в том, что я тебе сейчас рассказал и показал, а совершенно в другом, – Архип глубоко вздохнул, на его глазах навернулись слёзы, но, пересилив этот порыв слабости, он продолжил: – Рано или поздно ты всё равно у меня спросишь, куда подевались Лавр и Зоя Фёдоровна. Так вот, опережая твой вопрос, я расскажу тебе всё сам, поскольку эта тема для меня самая тяжёлая и болезненная.

– После того, как мы перебрались жить в дом, многое в нашей жизни изменилось. Благодаря усилиям Зои Фёдоровны мы все приобрели человеческий облик. Она нас отмыла, обстирала, откормила и перешила под нас найденную в сундуках одежду. Мы жили в сухости и тепле, так сказать, на полном пансионе, предоставленном нам бывшими хозяевами. Я, в свою очередь, сдержал слово перед своими товарищами и вылечил их недуги и болезни, за исключением одного, речь к Лавру так и не вернулась. Он продолжал объясняться с нами мычанием и жестами, но мы без труда его понимали. В общем, жили мы дружно.

В один из погожих летних дней мы с Лавром запланировали посещение «мельницы». Меня это место продолжало интересовать с эзотерической точки зрения. Кроме того, я намеревался обследовать тот район на предмет наличия в нём каких-нибудь патогенных зон, на которые я в первый раз не обратил внимания.

Когда мы вышли из дома, Зоя догнала нас у самой калитки и, вложив в мои руки наконечник копья, сказав:

– Архип Захарович, возьмите с собой на всякий случай копьё, а вдруг пригодится.

Надо сказать, что за всё время нахождения нашей троицы в доме наконечник никогда не покидал его стен, а всегда лежал в красном углу за иконами, куда его определила Зоя Фёдоровна в знак благодарности за наше спасение.

Пообещав вернуться до захода солнца, мы вышли за ворота, оставив Зою на хозяйстве. Без задней мысли в голове мы пошли проторённой дорожкой между берёзами в направлении озера, когда за нашей спиной раздался сильный свист. Обернувшись, мы в ужасе увидели, что дом пропадает. Он таял, растворялся у нас на глазах. Сначала дом стал как бы полупрозрачный, а потом через секунду он исчез. Всё это произошло так стремительно и быстро, что мы даже не смогли ничего предпринять. На том месте, где только что стояла наша обитель, теперь зеленела поляна с изумрудной травой, за которой просматривалась опушка ближайшего леса. Скорее интуитивно, нежели осознанно, мы с Лавром бросились в сторону дома, и как только мы пробежали между берёзами, дом появился снова. При виде его у меня отлегло на сердце, и я перекрестился. Однако смутная тревога за судьбу Зои Фёдоровны заставила нас вернуться назад.

Увы! Дом был пуст. Мы с Лавром не находили себе места. Мы осмотрели всё, что могли: дом, сараи, погреб… Я даже в печку заглядывал, но так мы нашу Зою и не нашли. Она пропала в тот день навсегда.

На волне этих переживаний Лавр набросился на меня с кулаками и начал душить. Наверное, в тот момент он был готов убить меня. Он плакал горькими слезами, и по его мычанию я понял, что во всём произошедшем он обвиняет только меня. Это был тот самый момент, который разделил нашу жизнь на «до» и «после».

После этого случая Лавр навсегда ушёл из дома и поселился в оставленной нами землянке, превратившись в отшельника. Долго и помногу молился, доводя себя до самоистязания, голодал, ходил в одних лохмотьях, зачастую босиком в самые лютые морозы. И каждый раз при виде меня, прятался, показывая всем своим видом, что он не желает видеть и принимать от меня какую-либо помощь.

Я тоже очень тяжело переживал исчезновение нашей Зои Фёдоровны. Какое-то время я находился в состоянии глубокой депрессии, которая ежесекундно разъедала меня изнутри. Мне не хотелось больше ничем заниматься и что-либо делать до того самого момента, пока однажды, бродя бесцельно по дому, я не забрёл в кладовую. Проведя глазами по полкам с продуктами, я уже было собрался уходить, когда у меня в голове промелькнула мысль: «Что-то тут не так!». Пробуя разобраться в случившемся, я лихорадочно рыскал глазами по сторонам, пытаясь понять, что меня насторожило. И только тогда, когда мой взор упал на мешки, до меня дошло!!!

В кладовой находились мешки с продуктами, в том числе и с мукой. Я помнил, что часть продуктов мы израсходовали, а тут я увидел, что мешков с мукой опять два, и они полны под завязку, словно муку из них никто никогда не брал. Но я-то точно знал, что это не так!!! «Так откуда же она взялась?» – думал я, не находя себе места.

Несколько дней я бился над разрешением этой загадки, пока в конце концов не решился на проведение эксперимента.

Что я сделал: отсыпал часть муки в третий мешок и вместе с Тайгой покинул дом, держа в руке наконечник копья. И как только мы прошли между берёзами, дом опять исчез, как и в прошлый раз. Но стоило мне сделать шаг назад, как он появился снова. К моему изумлению, в кладовой я опять увидел два полных мешка с мукой…

Вот с этого момента количеству моих экспериментов не было предела, но каждый раз результат был одним и тем же. После того, как дом появлялся снова, в нём всегда воспроизводилась первоначальная обстановка и порядок. В это было трудно поверить, но ещё было труднее осознать, что такое возможно.

Однажды я вынес из дома все вещи, найденные мною в сундуках, и знаешь, что произошло? Как только дом материализовался, вместо вынесенных вещей на их месте лежали их дубликаты, как две капли воды похожие друг на друга. А вот если в дом помещался посторонний предмет, занесённый туда извне, то он бесследно исчезал!!! Куда это всё исчезает и откуда берётся, непонятно. Вот, милок, какие здесь чудеса творятся, – проговорил Архип и надолго замолчал, уставившись в одну точку.

Из этого состояния его вывел вопрос Алексея:

– А что произошло с Лавром?

– С Лавром? – переспросил старик, встрепенувшийся от своих мыслей. – Лавр жил в землянке. Я сейчас даже и не вспомню, сколько раз я пытался с ним помириться и вернуть нашу жизнь в прежнее русло, однако он категорически не хотел со мной общаться. Уж я ему и продукты подкладывал, и вещи тёплые приносил, но он от всего отказывался и близко к себе не подпускал. Так продолжалось до того момента, когда однажды холодной осенней ночью я проснулся от предчувствия неладного. Несмотря на непроглядную темень и проливной дождь, я поспешил к его землянке. В свете слабо горящей лампадки я увидел умирающего Лавра. В его теле каким-то чудом ещё теплился последний огонёк жизни. Дыхание его было частым и глубоким. При каждом выдохе из лёгких вырывались булькающие звуки, говорящие об отёке лёгких.

Приложив руки к его груди, я понял, что мой дар уже бессилен, и мне его не спасти. Чтобы облегчить страдания, я начал читать молитвы о спасении его грешной души и вымаливать прощение за его прегрешения. На следующее утро он ненадолго пришёл в себя, взял мою правую ладонь в свои руки и крепко её пожал, словно прощаясь навсегда. В этот миг на его глазах появились слёзы, и на последнем выдохе я услышал: «Прости меня!». После чего он скончался. Когда я отнял от него руки, я, к своему удивлению, обнаружил у себя в ладони вот это, – и Архип положил на стол небольшой ключ.

На головке ключа был изображён барельеф льва, под которым стояли цифры 1805 и слово «PICTET».

– А в шейке ключа, под восковой заглушкой, была спрятана вот эта бумажка, – с этими словами Архип развернул тончайшую папиросную бумагу с написанной числовой последовательностью из четырнадцати цифр.

– Я похоронил Лавра недалеко от землянки. Когда мы будем в тех краях, я покажу тебе его могилу…

Так я остался совсем один, словно приняв эстафетную палочку от Зои Фёдоровны.

Одиночество было для меня самым жестоким испытанием. Несколько раз я предпринимал отчаянные попытки выбраться из этого заколдованного места, и каждый раз они заканчивались неудачей. После того, как я плутал по лесу несколько дней, какая-то неведомая сила приводила меня назад. Сценарий этого возвращения был примерно один и тот же. На третий-пятый день моего пути небо затягивалось плотными облаками или туманом, сквозь которые невозможно было разглядеть солнце. Терялась пространственная ориентация, в результате чего я блуждал в трёх соснах, и в тот момент, когда силы были на исходе, ноги сами приводили меня к дому. Таким образом, я понял, что мне отсюда никогда не уйти.

Но совсем недавно произошло событие, которое до глубины души потрясло меня. Я давно уже мечтал обследовать чердак дома, да всё как-то откладывал это дело на потом, а тут при разборке дровницы я наткнулся на лестницу, которая была завалена дровами. Поэтому, не откладывая эту затею в долгий ящик, я в тот же день полез на чердак, и к своему глубочайшему изумлению, нашёл там толстую старинную книгу в кожаном переплёте, а рядом с ней глиняную чернильницу с гусиным пером для письма. Представляешь, в чернильнице даже не высохли чернила!

С этими словами Архип поднялся из-за стола, открыл сундук и, вынув оттуда огромный манускрипт в кожаном переплёте, положил его перед Алексеем на стол.

– Я не буду тебе, Алексей, ничего говорить об этой книге, когда прочтёшь, тогда сам всё поймёшь.

Архип дружески похлопал по плечу своего гостя и со словами «Не буду тебе мешать» пошёл к выходу.

– Архип Захарович, ты мне так и не сказал, кого я встретил у родника? – вдогонку спросил Алексей.

Архип остановился и, немного подумав, произнёс:

– Там, у родника, Алёша, ты видел Зою Фёдоровну, которую, по идее, ты видеть был не должен. А раз это случилось, значит, в скором времени в нашей жизни произойдут большие перемены. И к этим переменам нам надо как следует подготовиться. Так что читай книгу быстро и внимательно. Чтобы всё как следует запомнил и смог потом рассказать её содержание своим потомкам, – и с этими словами вышел за дверь.

Я сижу на берегу озера, жгу костёр и пишу эти строки. Вчера в полдень умер Архип! Он умер в тот день и час, который сам себе и предсказал. Предсказал ещё год назад! Сейчас, когда всё свершилось, я со слезами на глазах понимаю, какую тяжёлую утрату понесло человечество, лишившись этой уникальной личности.

Весь прошедший год он занимался моим обучением. Я даже представить себе не мог, какими глубокими и обширными познаниями он владел. Оказалось, что все прочитанные им в жизни книги он помнил наизусть и свободно извлекал из своей памяти нужную ему в этот или иной момент информацию. Имея за плечами всего четыре класса образования, он с лёгкостью бы заткнул за пояс теперешних новоиспечённых кандидатов, а может быть, даже и самих докторов наук. Его познания в области психологии человека приоткрыли такие тайны неведомого, которые иному научно-исследовательскому институту даже не снились.

Архип был практик. Он в совершенстве владел гипнозом, мог читать мысли собеседника, обладал способностью телекинеза, но самым главным его козырем было то, что он мог заглянуть за черту неведомого и непознанного и на основании этого создал свою школу. Жаль только, что в этой школе прошёл обучение только один ученик – Алексей Бурмистров, то бишь я.

В момент нашей первой встречи я подумал, что это простой, малообразованный деревенский старик, чья голова забита повседневными житейскими заботами и делами. Такого в городе встретишь и внимания не обратишь. А как оказалось на самом деле, Архип представлял собой колоссальную личность, можно сказать, гору с неприступной вершиной, до которой наша цивилизация ещё не доросла.

В моём обучении он применил разработанную им методику, посредством которой он скопировал информацию из своего головного мозга в мой без применения каких-либо технических средств. Благодаря этой методике он, по сути дела, создал из меня своего информационного клона.

Два дня назад, когда я ещё не подозревал о его скорой кончине, он заставил меня побриться, после чего начал методично, пункт за пунктом, вдалбливать мне в голову порядок и последовательность моих действий в случае его внезапной смерти. Тогда же он передал мне мою сумку, с которой я пришёл в Карпиху, и которая утонула, когда я сражался с волками в полынье. Как оказалось, Архип достал её со дна озера, высушил и заботливо сохранил её содержимое для меня. В ней я нашёл свой дневник, в котором пишу эти строки, дедовы часы, охотничий нож и свои документы, завёрнутые в непромокаемый полиэтиленовый пакет.

Три часа назад я разжёг костёр на берегу озера в километре от дома. Сейчас, когда костёр уже разгорелся в полную силу, я периодически подбрасываю в него еловые ветки, чтобы дым от костра был более густой и заметный. Именно на этот дым, по словам Архипа, сегодня должен прилететь за мной вертолёт. Почему он так решил, мне неведомо, но обратной дороги у меня уже нет…

Обычно Архип просыпался раньше меня. Пока я ещё продирал ото сна глаза, он уже возился возле печи, готовя что-нибудь на завтрак. А вчера он дольше обычного лежал на своём месте, бесцельно глядя в потолок, и на мой вопрос, что с ним случилось, он как-то уж совсем буднично, без интонации в голосе, произнёс: «Всё, Алёша! Пришло моё время. Сегодня после полудня я умру. Не забудь сделать всё так, как я тебя учил…»

В течение утра мы почти не разговаривали. Обычно многословный Архип был скован и не разговорчив. Несмотря на то, что он внутренне был готов к этому событию, страх смерти был сильнее его выдержки, и на его лицо легла печать скорби. После полудня он переоделся во всё чистое, встал на колени перед образами, помолился, после чего подошёл ко мне, поцеловал в лоб, произнеся только одно слово: «Прощай!», лёг на кровать, скрестил руки на груди, закрыл глаза и через несколько минут умер…

В момент его смерти в комнате возник небольшой воздушный вихрь, который через печную трубу вылетел наружу и, превратившись над озером в небольшой смерч, умчался куда-то на Восток.

…Всю ночь, пока я читал над телом Архипа молитвы, на дворе скулила и царапалась в дверь Тайга, которая будто чувствовала смерть своего хозяина. Слёзы градом катились из моих глаз, а на грудь давила неподъёмная тяжесть утраты и горя. Подкативший к горлу ком затруднял дыхание, а от нервного перенапряжения меня трясло, как осиновый лист. Так продолжалось всю ночь, и только к утру меня немного отпустило. Памятуя о наставлениях Архипа, я с первыми лучами рассвета вышел из дома. Тайга попыталась пойти за мной, но я привязал её к крыльцу, как велел мне сделать Архип. Перед тем, как выйти за ворота, я в последний раз оглянулся на дом и обомлел!!! На крыльце стояли фантомы Татьяны, Даши, родителей, Зои Фёдоровны, лысого мужчины (наверное, это был Лавр), Архипа, деда с бабушкой и ещё четырёх неизвестных мне людей. На них были надеты яркие народные костюмы, они улыбались и приветливо махали мне рукой, словно зовя к себе. Эта картина совпадала до мельчайших подробностей с моими видениями, которые приходили ко мне во сне. И как не велико было моё желание броситься в их объятия, я сделал всё так, как меня научил Архип. Я поклонился им в пояс, перекрестился и, не оборачиваясь, вышел за ворота. Как только я перешагнул условную черту между берёзами, раздался тонкий высокочастотный свист, после чего дом со всеми постройками пропал. Вместо него по всей поляне лежал толстым слоем нетронутый белый снег.

В течение последующих двух часов я сходил на «мельницу», где забросил внутрь дома свёрток с копьём, и выбрал место, на котором развёл костёр…

– Николай Васильевич, вижу впереди столб дыма, – сказал по переговорному устройству командир поискового вертолёта.

– Где?

– На линии горизонта, 30 градусов, справа.

– Дайте мне бинокль, – попросил Балашов, усаживаясь на откидное сиденье между пилотами.

Через минуту, рассмотрев виднеющийся над лесом дым, он сказал:

– Я думаю, что это сигнал для нас, летим туда. А ты, – он обратился ко второму пилоту, – определи координаты этого места и нанеси их на карту.

По мере того, как они подлетали, дым от костра становился всё гуще и плотнее. Видимо, там, услышав шум винтов, кто-то добросовестно подбрасывал в огонь хвою.

Через восемь минут полёта машина неожиданно вылетела на открытое пространство не то реки, не то озера.

– Николай Васильевич, вон, смотрите, возле костра человек в красном комбинезоне! Это не наш клиент?

– Он! Он! Ну, слава Богу! Молодец, всё сделал так, как я его учил. Командир, опускаемся здесь, только аккуратно, лёд может быть уже хрупким, поэтому обороты не убирай. Как только парень поднимется на борт, сразу взлетай.

Через пять минут Бурмистров благополучно забрался в вертолёт и стал радостно пожимать руку бортмеханику, который помогал ему подниматься. Он ещё пытался у него что-то спросить, перекрикивая шум винтов, когда почувствовал на своём плече чью-то сильную руку. Обернувшись, он в недоумении застыл и громко крикнул:

– Николай Васильевич?! Вы то какими судьбами здесь?!

– А кто, как не я, стал бы тебя искать, Алексей? Ты почему вчера и сегодня утром не вышел на связь? Я уже не знал, что и думать.

– Я???

А Балашов, не обращая никакого внимания на недоумённый взгляд Алексея, придвинув его ухо к своим губам, продолжал выкладывать Бурмистрову последние новости:

– Да ты ведь ничего не знаешь. Наши метеорологи облажались по полной программе. Вместо циклона, который они нагадали, пришёл самый что ни на есть настоящий ураган с торнадо. Этому торнадо присвоили самую высокую разрушительную категорию. Ты себе даже представить не можешь, что натворил этот снежный вихрь в тайге. Хорошо, что он прошёл только там, где нет населённых пунктов, и нам удалось избежать человеческих жертв. А вот с экипажами дело обстоит плохо. Селин вчера так и не долетел до места своего назначения. Его вертолёт пропал с экранов радаров в 15 часов 18 минут где-то в двухстах километрах севернее Ямозера, и с тех пор на связь не выходил. Кроме него, в тайге на вынужденную посадку село ещё два экипажа соседнего авиаотряда. Со вчерашнего вечера развёрнут поисковый штаб авиации МЧС с привлечением всех вертолётов местного авиаузла. По метеоусловиям поисковые работы начались только сегодня утром. Так что тебе несказанно повезло, что я подсуетился и прилетел за тобой. В противном случае неизвестно чем бы закончилось твоё путешествие. Всё-таки, как не крути, а в тайгу в одиночку ходить не следует, – подытожил свой монолог Балашов, внимательно оглядывая с головы до ног Алексея.

Потом спохватившись спросил:

– Алексей, а где твоё снаряжение?

– Потерялось, Николай Васильевич! Потерялось! – проговорил отрешённо Бурмистров, оболваненный такими новостями.

И уже осторожно, чтобы не показаться своему собеседнику «ненормальным», задал встречный вопрос:

– А какое сегодня число?

– 17 марта, – автоматически ответил Балашов.

– А год?

– Алексей, твои вопросы меня пугают. Ты себя хорошо чувствуешь?

– Николай Васильевич! Скажи, какой сейчас год?

– Какой, какой! 2013! А какой, по-твоему, сейчас должен быть? – и уже более ласково: – Ты, Алексей, не расстраивайся за своё имущество. Деньги и вещи это дело наживное. Самое главное, что жив остался. Как прилетим, сразу покажу тебя врачам. А пока отдыхай, не буду тебе мешать, – сказал Балашов и пошёл в кабину к пилотам…