Пять дней в июне
12 июня 2010 г., через два дня после беспорядков, возникших из-за конфликта между киргизами и узбеками в Оше, волнения перекинулись в маленький провинциальный городок Джелалабад, что находится неподалеку от границы с Узбекистаном, с населением в 100 000 жителей. Когда раздались первые выстрелы, 26-летняя узбечка Нигора сидела в саду у своей тети позади дома на улице Ленина вместе с тетей, родной и двоюродной сестрами и двумя маленькими племянниками. Женщины и дети поспешили в дом тетки, заперли все двери и укрылись в комнате, где не было ни одного окна. Включать свет никто не посмел. В отдалении слышались громкие мужские голоса и звон бьющихся окон. Нигора беспокоилась о своем трехлетнем сыне, который в тот момент находился у золовки. Та жила неподалеку, но Нигора, как бы ей ни хотелось быть в тот момент вместе со своим мальчиком, все же побоялась выйти из укрытия.
В ту ночь было разграблено множество магазинов. Из ювелирного в конце улицы украли драгоценностей на сумму, превышавшую 30 000 норвежских крон, что по меркам Киргизстана было целым состоянием. В районах проживания узбеков стояли толпы киргизских ополченцев с фургонами наготове. Переходя от дома к дому, они сгружали в машины ковры, холодильники, стиральные машины, телевизоры и ювелирные изделия. Затем поджигали дома и скрывались. На протяжении целого дня и вечера киргизы из глубинки стекались в район боевых действий. Заполыхала деревня близ Джелалабада, во время ожесточенных боев между узбеками и киргизами множество народу было убито и тяжело ранено. Позднее Нигора узнала, что 20-летний сын золовки Тимур оказался в ту ночь среди убитых.
На следующее утро, когда никто из них еще не знал о смерти Тимура, Нигора позвонила золовке спросить про своего сынишку. Та рассказала, что он был очень напуган и все время спрашивал про маму. Может быть Нигоре прийти сюда самой? Ведь наступило относительное затишье – на улице не слышно ни голосов, ни выстрелов. Нигора вместе с сестрой открыли ворота и неохотно ступили на пустынный тротуар. Поблизости не было видно ни одной машины, все магазины были закрыты. В воздухе по-прежнему стоял запах дыма от ночных пожаров. Подойдя к светофору, они увидели, как навстречу им по противоположной стороне улицы приближаются два крупных киргиза лет сорока. Увидев Нигору с сестрой, они остановились. Приблизившись на расстояние 30-40 м, они вытащили из пластиковых пакетов два длинных ножа. Чуть поодаль на улице показалась еще одна группировка из 8-10 киргизов. «Остановите узбеков!» – крикнул один из них. Нигора вместе с сестрой развернулись и помчались что было духу обратно в дом тетки. Им было слышно, как следом гонятся мужчины. Ворота в дом тетки были заперты. «Тетя, откройте ворота!» – взвыла Нигора, забарабанив по ним кулаками. Когда тетя открыла, обеим сестрам едва-едва удалось проскользнуть внутрь, чтобы их не поймали. Оставшиеся на тротуаре мужчины продолжали дубасить руками и ногами в крепкие железные ворота.
Через несколько часов киргизы отступили. Тетины ворота оказались высокими и прочными, и на этот раз у них ничего не получилось, и тогда они, ворвавшись в соседний двор, похитили оттуда машину. Испугавшись, что когда киргизы вернутся в третий раз, то ворота они в конце концов сломают, женщины перебежали в соседний дом на противоположной стороне, где вместе со своим сыном жил слепой старик. Сын привел их в небольшую кладовую, понадеявшись, что здесь они смогут пересидеть в безопасности. «Не выходите, ждите до тех пор, пока мы не придем, чтобы вас выпустить», – попросил он, запирая за ними дверь.
Там же укрывались и две другие семьи, так что теперь их было девять женщин и десять детей, сгрудившихся в крохотном, темном и тесном помещении, где слепой и его сын хранили зимние запасы картошки с луком. На улице стояло лето, воздух раскаленный, а дух в тесной каморке был тяжелым, наполненным страхом, запахом пота и луковым чадом. Медленно ползли минуты. Просидев там около часа, они вдруг услышали плачущий и просящий голос слепого: «Нет, нет, вы не можете этого сделать, будьте так добры, не делайте этого!». Затем они безошибочно услышали звук загорающегося пламени. Они почувствовали приближение огня и то, как крошечная кладовая заполняется дымом и внутри становится все жарче и жарче. Но дверь была заперта, и выйти оттуда не было никакой возможности. Вскоре запылала крыша. Жара становилась невыносимой, в воздухе повис тяжелый дым, а они все только кашляли и плакали. Все стали молиться Богу, и Нигора тоже. Она молилась только о том, чтобы им удалось оттуда сбежать. Кроме коротких молитв в голове в тот момент у нее не было ни единой ясной мысли. Она просто ждала, ждала, что ее спасут, что вот-вот что-то случится; она ожидала конца. И вот 14-летняя девочка случайно наступила на огонь и загорелась. Обе ее ноги были объяты пламенем, но она была настолько напугана, что даже не заметила этого. Нигора уже приготовилась к смерти, как вдруг пришел сын слепого и отпер дверь. Огонь стал пожирать дом, красные языки пламени рвались из окон. Вместе с другими женщинами и детьми Нигора выбежала на улицу.
Выйдя из тупика за соседним домом, они остановились, не зная, куда идти. Куда бежать, где скрыться? Стоявшие в конце улицы четверо киргизских мужчин выглядели довольно дружелюбно; заметив истерически метавшихся женщин, они подошли к ним поближе. «Не бойтесь, мы соседи, мы вам поможем», – сказали они, предложив пройти с ними в квартиру неподалеку. Здесь наконец-то они были в безопасности; соседи-киргизы приносили им еду и помогали, чем могли.
На следующий день все было кончено. Киргизские банды ушли, и теперь выходить на улицу стало безопасно. Впервые в тот день женщины осмелились покинуть квартиру. Сын Нигоры был так счастлив снова увидеть мать, что тут же забыл про свой испуг. Однако в течение многих месяцев на любые громкие звуки Нигора реагировала паникой.
– Чтобы все забыть, нужно время, – говорит она. Это живая, молодая женщина с открытым, почти детским лицом, носит хиджаб и облегающие джинсы. – Уходило это медленно, но бояться я все же перестала, и постепенно жизнь вернулась в нормальное русло. Однако некоторые вещи уже никогда не будут такими, как прежде. Что-то в тот день сломалось навсегда. Тимура уже не вернешь. Моя соседка, которая была в то время беременна, настолько испугалась, когда они начали стрелять, что у нее случился выкидыш. Да и отношения между узбеками и киргизами уже не такие, какими они были до того. Теперь я просто замираю на месте, услышав слово «киргизы».
Как это часто бывает во время хаотических событий, существуют различные объяснения, как и почему начались беспорядки. Свидетельства очевидцев довольно двойственны и частично даже противоречат друг другу. Однако во многих рассказах фигурирует одно и то же событие – столкновение между узбеками и киргизами вечером 9 июня в казино «24 часа» в Оше. Вероятно, после проигрыша крупной денежной суммы узбекский клиент повздорил с молодым киргизом. Конфронтация возрастала, в результате, находившиеся в помещении узбеки обратились к другим узбекам с просьбой о помощи. Вскоре уже весь город знал, что там происходит что-то неладное между узбеками и киргизами, после чего в центре начали собираться большие группы молодых людей.
Никто так и мог объяснить, откуда поползли слухи, но через пару часов целый город уже «знал» о том, что что-то происходит в общежитии университета. Шли минуты за минутами, а передаваемые из уст в уста истории становились все более дикими. Несмотря на то что здание стояло целое и невредимое, весь Ош ни на минуту не сомневался, что его дотла сожгла группа узбеков, которые перед этим ворвались туда, чтобы насиловать, убивать и калечить юных студенток. Через несколько дней после отмены чрезвычайного положения местный адвокат, продолжая верить самому себе, описывал инцидент следующим образом: «Члены группы ворвались в общежитие, где начали насиловать студенток и разбивать окна. В результате там было найдено восемь тел студенток со следами насилия, уродств от ножевых ранений и ожогов. У некоторых трупов были вырезаны животы, они были наполнены мусором и глазами».
Однако на самом деле той ночью никто не врывался в общежитие – ни узбеки, ни киргизы, – и, следовательно, никто там не был ни убит, ни изнасилован. Как всегда, слухи продолжали жить своей жизнью и помогли спровоцировать киргизских юношей города. За ночь ситуация полностью вышла из-под контроля, превратив Ош в зону боевых действий. Улицы заполонили вооруженные банды и танки. На фасадах домов и магазинах появились большие черные буквы. Если стояла надпись: «КИРГИЗЫ», то дом не трогали.
12 июня насилие пришло в Джелалабад, расположенный в ста километрах ближе к северу. Власти в Бишкеке оказались бессильны и попросили русских о помощи, но президент Медведев принял решение не вмешиваться во внутренние дела Киргизстана.
И только 15 июня, после пятидневного кровопролития, властям при поддержке армии удалось положить конец насилию. Более 420 человек было убито и более 2000 получило ранения. Сотни тысяч были вынуждены бежать в Узбекистан и в приграничные районы. Более 2000 зданий в результате пожара были полностью разрушены.
Между событиями лета 1990-го и событиями 2010-го есть некоторое сходство. Оба раза насилие разразилось при полном бессилии властей, при ослаблении действующего правительства. В 1990 г. Советский Союз пропел свою прощальную песню; летом 2010 г. Киргизстан только начал восстанавливаться после произошедшей в начале того же года революции, когда президент Бакиев был вынужден покинуть страну. В 1990 г. экономическая кривая поползла вниз, как это происходило и в 2010 г. в результате международного финансового кризиса. И в 1990-м, и в 2010-м большинство погибших – узбеки. Однако существует одно важное различие между этими двумя событиями: во время судебного процесса 1990 года, который, кстати, был первой попыткой восстановить справедливость после начала этнических конфликтов в Советском Союзе, 48 человек были приговорены к длительным срокам лишения свободы за убийство, за покушение на убийство и изнасилования. 80 % из них были киргизы. После событий 2010 года было осуждено и приговорено к смертной казни в общей сложности 70 обвиняемых. Более 80 % из них были узбеки. 17 человек (все – узбеки) были приговорены к пожизненному заключению в результате вынесенных судом приговоров, которые впоследствии были подвергнуты серьезной критике со стороны правозащитных организаций. Во всех случаях судьями и юристами, в том числе и адвокатами, были киргизы.
Через три года после драматических событий в Джелалабаде до сих пор видны следы разрухи. Скелеты домов служат ежедневным напоминанием о той ненависти, которая прорвалась наружу в те солнечные июньские дни. Двери великолепного университета узбекско-киргизской дружбы с тех пор ни разу не распахнулись. По разбитым окнам хлопают обожженные шторы. Стены покрыты сажей.
Отношения между киргизами и узбеками по-прежнему остаются напряженными, немногие из них могут сказать что-то хорошее о противоположной стороне. Немало узбеков переехало в Узбекистан или в Россию. Нигора, напротив, приняла решение остаться в Джелалабаде.
– Многие из моих друзей в знак протеста уехали в Россию, – говорит она. – Они больше не хотят оставаться гражданами Киргизстана. Конечно, мы все боимся повторения тех событий, но Киргизстан – моя родина, Джелалабад – мой родной город. Я не хочу отсюда уезжать.
