Глава 5
И СНОВА ВМЕСТЕ
Прощание было тихим, холодным и отстраненным. Сказать какие-либо слова он не смог. А помогавшим ему постояльцам и говорить было особо нечего. Они не знали его брата. Даже не слышали о нем прежде.
Теперь, уставший от каторжного рытья могилы в промерзшей земле, Егор стоял на крыльце своего дома и курил самокрутку с домашним табаком, делая долгие затяжки. Он с тоской смотрел на вереницу конных повозок, груженных домашним скарбом и людьми. Последние односельчане решили покинуть Толоково после того, что случилось здесь накануне.
— Егор! — крикнул один из мужиков. — На кой леший тебе это надо?! Поехали с нами! Пропадешь тут!
Он с мрачной решимостью обреченного мотнул головой. Нет. Не уйдет он из своего дома. И не оставит могилы родных.
Иван Булава взошел на деревянное крыльцо и стал топать у двери, стряхивая с ног снег.
— Чего это они? — спросил он, кивая на уходящий в восточном направлении обоз.
— Сваливают, — вздохнул Ветров. — Страхом гонимые.
— Ясно, — кивнул Иван. — Куда это? — Он приподнял ношу — две кирки, лом и три лопаты.
— Да там, в сенях, оставь. После уберу.
— Хорошо. Ты бы это, накинул чего. Стоишь раздетый да вспотевший. Воспаление схватишь.
— Не схвачу… — Егор подумал о том, что у его брата было воспаление, но умер он от проклятого противоестественного огненного зверя. — Сейчас беленькой накатим, и никакая хворь не возьмет.
Теперь совсем другое дело. Мотоциклы, снабженные подвеской гусеничного хода на заднем колесе и спаркой широких лыж на переднем, покоряли снежные просторы с легкостью, хотя скорость, конечно, была не так высока, как при движении на колесах по твердому тракту. Но ведь и волочь тяжелые рейты по снегу уже не надо.
Артем чувствовал себя крайне скверно — сказывались последствия спонтанной попойки с бандой нордов. Свесив голову, он просто смотрел в колею, укатанную мотоциклом Химеры, старясь двигаться точно по ней. Борясь с приступами тошноты и жуткой головной болью, он иногда приподнимал голову, чтобы посмотреть в спину девушке и заодно подставить лицо под морозный ветерок.
Изредка он оглядывался на Павла, поскольку стал замечать, что тот все больше отстает. Но такие движения давались Артему дорогой ценой, вызывая дикое усиление пульсирующей боли в голове и новые рвотные позывы.
В очередной раз, с трудом повернув голову и тут же прокляв себя за это, Полукров заметил, что Ходокири вовсе остановился и машет ему рукой. Рейтар чертыхнулся и развернул своего стального коня.
— Что случилось? — морщась от собственных слов, вызывающих еще большую тошноту, пробормотал Артем, когда подъехал к товарищу и заглушил двигатель.
— Да халтура, а не работа! — проворчал Павел. — Я думаю, что у меня там сзади дребезжит? А это болт открутился и кронштейн по раме шарахает. Морду бы тому мастеру начистить, да он уже далече, падла. И всего-то надо было вот сюда гровер подложить. Дай ключ.
— Какой?
— На четырнадцать. И головку с трещоткой.
Полукров нехотя сошел со своего мотоцикла и открыл одну из двух симметрично расположенных по обе стороны пассажирского места кожаных багажных сумок. Извлек нужный инструмент и протянул Павлу.
— Спасибо. А чего это ты весь зеленый такой? Все еще колбасит?
— Да не то слово, — поморщился Артем. — В следующий раз, когда встретим нордов, я лучше спровоцирую драку с ними и дам себя убить, чем окажусь за одним столом…
— Да ты просто пить не умеешь, — усмехнулся Ходокири.
— И не стремлюсь к такому умению. Тоже мне… Стреляю зато хорошо.
— Ну да. Постреляй с бодуна. — Завинтив нужный болт, Павел решил подтянуть и остальные крепящие снегоходные устройства к корпусу мотоцикла. — Лучше скажи мне наконец, ты ее чпокнул? — И, ехидно ухмыляясь, Павел кивнул в сторону уже далеко укатившей девушки.
— Чего? — нахмурился Артем.
— Ну-у… Рейта своего в ее норке припарковал?
— Тебе сейчас харю набить или потом, да с процентами?
— А чего тут такого, братка? Вы в одной койке ведь оказались. И это с ее подачи. Так что? Колись.
— Да иди ты на хер, Павлуша…
— Ну ладно, не кипятись. Ну, я же по-дружески… Переживаю, так сказать. Знаю, что запал с того еще года на девчонку. Я ведь исключительно из лучших побуждений спрашиваю…
— Балабол.
— Ну, мне самому додумывать, чего у вас там было? Ты меня знаешь, братка, я могу. Я так домыслю, что мама не горюй.
— Да не было ничего, уймись.
— Как — ничего? — Ходокири прервал работу и уставился на товарища. — Совсем ничего?
— Совсем, да не совсем… — Артем вздохнул и, зачерпнув облаченной в перчатку ладонью снег, растер его по лицу. — Вырвало меня.
— Что, прямо на нее?!
— Да не на нее, дурень. На пол. А она взяла один матрац с койки, швырнула в угол и сказала, чтоб я там спал. Ну, еще вроде… Не помню, она, кажется, меня на бок постоянно переворачивала, чтоб, если опять рвать начну, не захлебнулся…
— Ну ты даешь, герой-любовник! — расхохотался Ходокири.
Полукров зачерпнул еще снега, скатал комок и влепил его другу в лицо.
— Эй! Кончай ты!
— А чего ржешь! Мне, может, после такого пулю себе в лоб пустить хочется! Это ж надо было так перед ней обосраться…
— Как? — глаза Павла от изумления расширились. — Так ты еще и…
— Нет, дубина. Я образно говорю.
— Да уж. Ты прямо как в той песенке. Две монашки мыли ляжки… Два монаха дали маху…
— Заткнись уже. Поехали…
Их спутница успела скрыться за маячившим впереди пригорком. Через несколько минут они покорили эту высоту и резко остановились — и машинально потянулись к висящим за спиной автоматам. Внизу и впереди, метрах в восьмидесяти, у самой опушки густого леса, стоял белый гусеничный вездеход «Ухтыш». Довольно редкая и достаточно дорогая машина, учитывая, что ни города, ни страны, ни мира, в котором он был создан, уже не существовало. Однако «Ухтыш» не выглядел сильно изношенным. Совсем как новенький. Возле него припарковалась Химера. Сейчас она стояла рядом с человеком, который, судя по всему, являлся хозяином этого вездехода.
— Привет, — сухо кивнула Химера среднего роста брюнету лет тридцати пяти, облаченному в белый комбинезон и белую же шапку, которая, раскатываясь по голове, мгновенно превращалась в маску. На груди у человека были большие карманы, похожие на кобуры для компактных пистолетов-пулеметов, чьи рукоятки торчали сейчас оттуда.
— Привет, — так же сухо кивнул он и взглянул на наручные часы. — Вы опоздали на один час и двадцать минут.
Химера взглянула на остановившихся на пригорке рейтаров, затем снова повернула голову к водителю вездехода.
— Балласт, — усмехнулась она, небрежно махнув в их сторону головой.
Павел сжимал одной рукой рукоять автомата, а другой поднесенный к глазам бинокль.
— Ах ты… Так это же Малон, мать его, Тахо! — Ходокири резко опустил бинокль и зло взглянул на Артема.
Полукров, услышав знакомое имя, вздохнул и убрал свое оружие обратно за спину.
— Что же ты, падлюка, не сказал мне, что наша работа связана этим иноземным пижоном?
Артем пожал плечами:
— А что, ты сам не мог догадаться? Во-первых, с нами Химера. Во-вторых, кто еще платит за работу золотом, да еще в таком количестве? Что тебе не нравится, вообще? Что смущает-то?
— Что смущает?! Когда в прошлый раз этот индюк нанял нас на дело, мне зад порвало осколком гранаты! Забыл? Да ты же сам пулю в ногу словил!
— Ай, ладно, — фыркнул Полукров. — Шрамы как-никак украшают мужчин.
— Ну не на жопе же, придурок!
— Ты еще громче поори, Паша. Не все звери в этом лесу знают славную балладу о заднице великого Паши Ходокири.
— Да пошел ты. — Павел вернул к глазам бинокль. — Слухай, братка, а ты уверен, что наша Химера и ентот Малон Тахо — брат и сестра?
— Одна мама, разные папы, — пожал плечами Артем. — Вроде так они говорили.
— Что-то… как-то… — состроил гримасу сомнения Ходокири.
— Чего?
— Ну, не так после разлуки брат с сестрой приветствуют друг друга. Привет-привет. Кивнули. А морды лиц такие, с какими уместнее метать друг в друга топоры. О! И часиками светит.
— И как ты понял, что они друг другу сказали?
— Да по губам. Много ли ума надо, чтоб по губам слово «привет» прочесть?
— Да, много не надо. Рад, Паша, что ты сей факт признаешь.
— Иди ты в жопу, умник.
— Ту, которая со шрамом? — скривился Артем. — Ладно. Чего тупить-то тут. Поехали к ним.
Малон Тахо устремил взор на приближающихся рейтаров.
— Что это у них лица такие болезненные? Особенно у того, с бородой.
Химера повернулась. Затем снова посмотрела на своего брата.
— Они оба с бородой.
— Нет. У того азиата не борода, а смелый вызов здравому смыслу.
— Ну а у Артема тогда тоже не борода, а густая щетина. Ты что, их имена забыл? У тебя же феноменальная память.
— Я запоминаю то, что важно, сестрица.
— А они что же, не важны? Вспомни, как они в прошлом году справились в Острогожском Чертоге. Вроде тогда сам сказал, что они хорошие ребята.
— Хорошие ребята, — не меняя невозмутимого выражения лица кивнул Тахо. — И работу свою делают хорошо. За хорошие деньги.
— А что плохого в том, что они хотят заработать денег, когда за все в этой жизни приходится платить?
— Ничего, наверное. — Брат пожал плечами.
— Эй, пижон, здорово! — воскликнул подъехавший первым Павел, глуша двигатель своего рейта. — Если я скажу, что рад тебя видеть, то у меня отвалятся уши и нос, ибо Боженька врать не велит.
Говоря это, Ходокири продолжал ехидно улыбаться.
— Взаимно, — невозмутимо кивнул Малон.
— Привет, — мрачно махнул ему рукой Артем.
Тахо снял белую перчатку и, подойдя к рейтарам, пожал им руки. Затем вдруг поморщился:
— А чего от вас так алкоголем пахнет?
— Да вот сами не поймем! — разулыбался Ходокири. — Правда, странно, да, Артемка?
Полукров в ответ лишь слегка усмехнулся.
— Слышь, Тахо, — продолжал Павел, — ты бы так по-пижонски котлами в резервациях не светил. Тут народ, знаешь, вроде миролюбивый, но спрос на котлы такой, что оторвут вместе с клешней и не спросят, как звать.
— Чего? — еще больше поморщился Малон, совершенно не поняв тираду Павла.
— Ну, котлы…
— Котлы?
— Часы наручные, — пояснил Артем.
— Ах это, — кивнул иноземец. — И кому они здесь нужны, электронные? Батарея сядет, и взять ее негде. Вот ведь штука какая: в наше время электронные часы делать легче, чем механические.
Теперь в смысл сказанного не очень въезжал Ходокири. Он взглянул на Артема:
— О чем это он, братка?
— О котлах, Паша.
Тем временем Тахо снова повернулся к лесу.
— А чего ты там высматриваешь? Кустик поудобнее для отправления нужды? — выдавил смешок Ходокири.
— Следы видите? — Тахо указал рукой на снег. — Следы лошади. Причем лошади подкованной. Значит, не дикая.
— И что?
— А теперь взгляните, откуда идут эти следы. Вон ветви на деревьях. Лошадь прошла под ними. Но ветки не поломаны. Даже снег не стряхнуло. Значит, лошадь была без всадника. Даже если бы всадник нагнулся, он непременно задел бы ветки. Лошади же достаточно было опустить голову. Рядом с лошадью человек тоже не шел. Его следов нет.
— А как ты определил, что это была лошадь? — спросил Ходокири.
— Следы видите? — повторил Тахо.
— И что? — Павел едва сдерживал смех.
— Это следы подкованной лошади.
— Так как ты понял, что это лошадь?
— А кто тогда?
— Ну, может, это конь!
— А в чем разница? — недоумевая, спросил Малон.
— В чем разница?! — воскликнул Павел так, словно только этого вопроса и ждал. — Конь еб…
Артем сразу ткнул его локтем в живот, не давая договорить бранное слово.
— …а лошадь дразнится, — выдохнул Ходокири окончание рифмованной фразы и зло посмотрел на друга.
— Ладно, подкованная лошадь, ну, или конь, без наездника, — вздохнул Артем. — А к чему, собственно, ты ведешь?
— Разве это не странно, в глухом лесу? — пожал плечами Тахо.
— Странно, конечно. — Полукров помассировал гудящие виски и поморщился.
Похмелье скверно влияло на его умственные способности.
— В этих лесах, кстати, волки обитают? — продолжал задавать вопросы Малон.
— В изобилии, — кивнула Химера. — Еще рыси и медведи, если тебя хищники интересуют.
— Медведи? А они зимой разве не спят?
— Ну, говорят, до войны спали. А сейчас часто зимой бродят многие. Шатунами зовутся. Голодные и очень опасные.
— Ну и каковы шансы у коня долго протянуть в лесу, если с ним нет человека?
— Собственно, и у человека с конем шансы невелики, если оружия нет, — усмехнулся Павел. — Тем более зимой, когда жрачки зверью мало.
Малон задумчиво потер подбородок:
— Вот и настораживает все это. В паре миль отсюда я обнаружил силки. В них попал заяц. Причем несколько суток назад. Однако его не тронули хищники. И охотник, что силки расставил, не забрал добычу. Странно. Похоже, что животные массово мигрируют из этих земель. Да так поспешно, что не теряют времени на поиски съестного.
Павел Ходокири перестал ухмыляться и задумался.
— А ведь правда, странно как-то. Мы уже в Псковском ареале?
— Именно, — кивнул Артем, глядя на следы.
— Тахо, мать твою, в какую хрень ты нас опять втянул? — зло проговорил Павел.
— Это нам и предстоит выяснить. Похоже, что все взаимосвязано.
— Взаимосвязано с чем, черт тебя дери?!
На дороге, уходящей дальше на запад и сворачивающей за густые еловые заросли в нескольких сотнях метров впереди, показался плотно груженный санный обоз.
Все быстро привели оружие в готовность и зашли за свои транспортные средства, чтобы использовать их в качестве укрытия.
Из лошадиных ноздрей выстреливали белые струйки. Такой же пар шел и от людей на повозках. Увидев странную компанию у себя на пути, они также взялись за оружие. Артем поднял левую ладонь, давая понять, что пришельцы настороже, но не имеют враждебных намерений. Конечно, таким жестом могли пользоваться и дорожные разбойники в качестве уловки, однако лихие люди промышляли намного реже и достаточно далеко от обжитых мест. Зимой все портил снег — по следам злодеев могли настичь «исполнители» закона, казаки или рейтары.
Вереница из пяти саней наконец достигла двух рейтаров, их работодателя и его сестры. Женщин и детей в обозе видно не было, только суровые невыспавшиеся мужики.
Первая повозка остановилась, за ней остальные.
Мужчина, возглавляющий обоз, нервно поглаживал дробовик и пристально смотрел на группу у дороги и ее транспорт.
— Вы рейтары? — недружелюбно буркнул наконец он.
— Как видите, — кивнул Артем.
— Покажи колор, — хмуро проговорил путник.
Он знал, как, впрочем, и большинство жителей резерватов, что рейтарские эмблемы просто так не носят. Если кто-то использует чей-то знак, не состоя в соответствующем клане, он может сделаться рабом этого клана на определенное время, зависящее от ущерба, который нанесен таким использованием. В стародавние времена не менее строгий спрос был в местах заключения за татуировки, обязательно несущие определенный смысл.
— Извини, добрый человек, — ухмыльнулся Полукров, — но рейтар не повернется спиной к незнакомцу, держащему палец на спусковом крючке.
Глава обоза скривился, жуя соломенные усы, и нехотя убрал руку от оружия.
— А теперь?
— Теперь другое дело. — Артем повернулся, демонстрируя спину, где на кожаной куртке, как и положено, была изображена эмблема его клана.
Оскалившаяся голова волка и сотканное из колючей проволоки слово «стая».
— О! Эти тоже из стаи! — послышался возглас в обозе.
Полукров обернулся и поморщился — резкое движение отозвалось болью в висках.
— Что?!
Старший обоза повернул голову и недобро оглядел своих товарищей, словно кто-то из них сболтнул лишнее. Затем снова устремил взор на Артема.
— Что значит «и эти из стаи»? — повторил свой вопрос Полукров.
— Да, в общем, встретился намедни один субчик. Только одет не по-рейтарски. Не по нахалке. В ватнике военного фасона. Но на спине шитье подобное. Может, человек лихой вашим колором обзавелся…
— Как он выглядел?
— Да роста немалого, что сосна корабельная. Плечистый. Белобрысый такой…
— Да Ванька это, — тихо фыркнул Ходокири.
— Погоди, Паша. А с чего ты, добрый путник, взял, что он лихой человек? Вел себя нехорошо?
— Псих он, — снова раздался чей-то голос.
— Миша, ну-ка, хавальник прикрой, — рыкнул назад старший.
— Так что случилось у вас?
— Гранатой он грозился, вот что.
— Почему?
— Спрос мы хотели взять с дружка его…
— Нерусский такой, невысокий и глазастый? — вмешался Павел.
— Именно. — Путник кивнул.
— За что спрос-то? — напрягся Артем.
Сразу в больной похмельем голове зароились тревожные мысли о том, что с его товарищами могло произойти что-то нехорошее по вине вот этих людей.
— Привел он несчастье в селение наше, за то и спросить хотели. А этот здоровый ввалился и давай гранатой махать.
— Что еще за несчастье?
— Зверь дьявольский.
— Мутант, что ли?
— Да не мутант. — Незнакомец снова поморщился. — Похуже. Сказал же, адов зверь. Из огня да серы состоит. Парит над землей, аки филин на охоте. Пламенем дышит и сжигает все и вся.
— Огненный зверь, — шепнул Ходокири, слегка толкнув Артема. — Байки нордов помнишь?
— Н-да… Это то немногое, что я помню из нашего застолья. Ладно. Слушай, добрый путник, где сейчас товарищи наши?
— Ну, покуда мы уходили, они оставались в Толоково. У Егора Ветрова. Односельчанин наш. Он семью брата потерял намедни из-за зверя этого.
— А дружки наши в порядке?
— В порядке. Что с ними станется-то?
— А вы куда? Не из-за них ли ушли?
— Да из-за зверя того. Гиблые теперь это места. И охоты нет, и вообще житья. Один Егор из всего населения остался. Только ежели доберетесь, дома наши не трогайте. Знаю, рейтары уважают чужую собственность, но все равно прошу. Авось изменится что… Может, когда и вернемся.
— И вы надеетесь на перемены к лучшему, бросив свои дома? — покачал головой с нескрываемым осуждением Малон Тахо.
— Так, погоди, — перебил его Артем. — Где дома-то?
— Южнее Великих Лук. По нашим следам аккурат доберетесь.
— А далеко?
— На таком транспорте, как у вас, дотемна будете уже там.
— Ладно, благодарствую. — Полукров кивнул. — За жилища ваши не беспокойтесь. Сами не тронем, а покуда там будем, и разбойникам не дадим.
— Вы бы это… — Незнакомец кашлянул. — Корешей своих как заберете, Егорку нашего тоже. Нельзя ему там оставаться. Сгинет почем зря.
— И куда нам его девать?
— Да куда угодно, только подальше оттуда.
— Ну а когда зверь тот доберется до мест, что подальше, снова бежать? — спросил Тахо.
— А ты что предлагаешь, умник?
— Убить зверя.
Незнакомец с изумлением смотрел на Малона некоторое время. Затем тихо выдавил:
— Долбанутые… — И тут же скомандовал запряженной в повозку кобыле: — Нно-о! Пшла! Долбанутые вы, ребята, без обид! — крикнул он на прощание, увлекая за собой сани односельчан.
Группа проводила их взглядом. Первым подал голос Ходокири:
— Убить, значит, зверя? А что за зверь-то?
— Я пока не знаю, — ответил Тахо.
— То есть? Мы, значит, должны убить то, что даже ты не знаешь что… Что за хрень вообще?
— Ну а что может быть проще, чем убить, Павел? А вот понять, с чем нам предстоит иметь дело, — это, конечно, сложнее. Поехали.
Тот путник не обманул. Сумерки только занялись, превращая белый зимний лес в холодный синеватый мир. К этому времени санный след, уходящий на восток, привел группу, двигавшуюся в противоположном направлении, в селение, откуда обоз и начал свой путь. Около пяти десятков домов, небольшой холм с ветряной мельницей чуть в стороне, несколько амбаров. Вдалеке, на западной окраине, виднелась россыпь больших пепелищ.
Выглядело селение мрачно. И этому в немалой степени способствовало отсутствие каких-либо звуков, кроме мерного загробного поскрипывания деревьев на морозе. Почти на всех домах — заколоченные ставни. Снежные шапки крыш припорошены сажей.
— Вот, сука, видок-то какой жизнерадостный, — проворчал Павел, оглядевшись. — Аж плясать охота вдруг…
— И не говори, — вздохнул Артем. — И в каком они доме, если тот путник не наврал?
Ходокири снова стал оглядываться:
— Да ты, братка, и впрямь мозги свои пропил вчерась.
— Чего? — Полукров поморщился.
— Смотри. Справа. Четвертый дом. Дым из трубы. Это единственная труба, откуда дымок вьется. Нам туда.
Мотоциклы рейтаров двинулись с места. Следом поехала Химера. Замыкал Тахо на своем гусеничном джипе «Ухтыш».
Остановившись возле дома, группа заглушила моторы и спешилась. Ходокири взошел на крыльцо и приготовился стучать в дверь.
— Постой! — окликнула его девушка.
— Что такое? — Павел обернулся.
— Пусть лучше Артем постучит.
— А разница в чем?
— Что, если откроет не кто-то из ваших дружков, а хозяин, который в глаза вас не видел? Увидит тебя да с перепугу шмальнет в упор.
— Это как понимать? — нахмурился Ходокири. — Его, значит, не испугается, а меня испугается? Или Артема не жалко? Хочешь сказать, такой страшный?
— Я не сказала, что страшный. Но ты сам знаешь, что твоя внешность…
— Что — моя внешность?! — вышел из себя рейтар. — Ну, ты договаривай, Хламидия!
— Я Химера! И как я договорю, если ты уже в бутылку лезешь?!
— Что-о?!
— Паша, да в самом деле, — поморщился Артем. — Чего завелся-то?
— А что эта сучка…
— Эй! — вмешался доселе молчавший Малон. — О сестре моей все-таки говоришь!
— Да мне ваша семейка вот уже где! — Павел провел ребром ладони по шее. — Что брат, что сестрица, что папаня! Это я еще нормально сплю, наверное, только оттого, что мамаши вашей не знаю!
Дверь избы вдруг со скрипом отворилась, оттуда высунулся автоматный ствол. Затем выглянул Иван Булава.
— Вы чего, вашу мать, разорались, цирк бродячий… Ночь на дворе уже, — хрипло проговорил он.
— А мы что, можем тут кого-то разбудить? — хмыкнул Павел, взглянув на друга, которого давно не видел и при чьем появлении сразу сделался более дружелюбным.
— В этом селе — нет. Но вы так орете, что ближайшие резерваты точно на уши поставили. Да и скорбь в этом доме. Так что потише.
Из недр избы послышался знакомый акцент Мустафы Засоля:
— Ну что, братуха, я прав был? Они это?
— Да они, они, — тихо ответил Иван. — Давайте заходите. И потише. Хозяин в говнище пьяный, еле спать уложили. А то разбудите, и с топором кинуться может. Уже было…
