Свобода! Ах, какое дивное чувство! Впервые после Рагнарёка я чувствовал, что стал самим собой, я был жив, бодр и во плоти. Я ощущал на лице тепло солнечных лучей; небо над моей головой раскинулось, точно сверкающий щит, а впереди я предвкушал целый долгий день, казавшийся мне подарком, который еще только предстоит развернуть.

И снова мне вспомнилась та белая руна в небесах. След от самолета – так назвала это Попрыгунья. Люди вообще с большим подозрением относятся ко всевозможным знакам, снам и предзнаменованиям, словно их можно убрать из жизни или просто в них не верить. Но тот рисунок в небесах все же явно был неким знаком, причем знаком очень важным.

Я медленно шел по улицам Молбри – сперва без какой бы то ни было конкретной цели, но потом цель у меня возникла, а вместе с этим возникло и желание поскорее до этой цели добраться. Насколько я успел понять, в дальнейших планах Попрыгуньи числилось: за ланчем обсудить с Эваном следующие экзамены, а затем отправиться в школьный спортзал и «поработать над брюшным прессом». Но поскольку в данный момент Попрыгунья в моей жизни отсутствовала, я сразу же от этих планов отказался и пошел прямиком туда, где можно было наконец-то поесть.

Там я обнаружил и шоколад, и тартинки с джемом, и пиво и, устроившись за ближайшим столиком, собрался всласть полакомиться. Но едва я успел открыть принесенные баночки и пакетики, как на меня налетел какой-то маленький сердитый человечек и сердито закричал:

– Ты что это делаешь, а? Думаешь, я ничего не заметил?

Я быстренько заглянул в тот раздел памяти Попрыгуньи, который был обозначен как ПИЩА, и обнаружил некую секцию, посвященную оплате. Очевидно, еда и питье здесь не всегда имелись в свободном доступе. В некоторых местах за такие вещи, как тартинки с джемом, нужно было платить.

Я пошарил в рюкзачке Попрыгуньи и вытащил то, что она называла кошельком.

– Извините, – осторожно начал я, – скажите, сколько это стоит? – Деньги, находившиеся в кошельке, были мне совершенно не знакомы; там встречались и бумажные деньги, и какая-то пластиковая карточка, и серебряные монеты. Я протянул сердитому человеку целую пригоршню серебряных монет, полагая, что этого наверняка должно хватить.

Он хмуро на меня глянул – кожа у него, кстати, была светло-коричневого цвета, – и спросил:

– Ты что, пьяная или обдолбанная? А ну-ка говори, сколько тебе лет?

Ответ на этот вопрос я знал:

– Семнадцать.

– Тогда тебе рановато пиво пить, – заявил он, отбирая у меня всю упаковку. – А за остальное с тебя девять двадцать. И учти: если я еще хоть раз увижу тебя в моем магазине, то немедленно вызову полицию. Ясно? – Отсчитав то, что ему причиталось, он швырнул остальные монеты к моим ногам и удалился, оставив меня в полном смятении.

– Неужели я слишком молод для пива? – невольно спросил я вслух.

Но и на этот раз Попрыгунья не откликнулась. Покинутое ею пространство заполняла странная, гудящая гулким эхом тишина. А что, если она ушла навсегда? – вдруг подумал я, и эта мысль, как ни странно, никакого особого удовольствия мне не доставила. Да и тартинки с джемом оказались какими-то вязкими и безвкусными. Но я, тем не менее, прикончил весь пакет и двинулся дальше, чувствуя себя виноватым и почти больным. Мне было совершенно очевидно: этот мир далеко не так прост, как я решил вначале.

Впрочем, в данной ситуации были, безусловно, и приятные стороны: например, я наконец-то получил свободный доступ к памяти Попрыгуньи и смог заглянуть даже в кое-какие запертые директории. Я очень надеялся, что сумею узнать там что-то полезное, способное помочь мне отыскать выход из того ментального лабиринта, который представляла собой память моей «квартирной хозяйки».

«Попрыгунья, ты меня слышишь?»

Ответа, разумеется, не последовало. Пустота отозвалась странным шелестящим звуком – так в раковине, если приложить ее к уху, слышится шелест волн. Символ раковины означает… Что же он означает? Я поискал в ее памяти ответ, но единственное, что сумел найти, это некое воспоминание из раннего детства: пляж на берегу моря и строительство замка из песка, который был почти сразу украден безжалостными волнами.

Я потащился по улицам Молбри в обратную сторону и неожиданно обнаружил нечто вроде магазина или мастерской для женщин, где они наводят красоту. За стеклом я увидел сидевшую в кресле девушку и женщину постарше, которая стригла ей волосы. Их окружали зеркала в обрамлении картинок с различными женскими прическами. Уловив в одном из зеркал собственное отражение – прямые мягкие волосы падали мне на глаза, – я вдруг понял, что выгляжу так себе, и меня осенила блестящая идея. Я сверился с памятью Попрыгуньи – там имелась весьма обширная секция ПРИЧЕСКИ – и выяснил, что некоторые из причесок ей очень нравятся, но у нее не хватает мужества и решимости сделать что-либо подобное. Наиболее привлекательные варианты были как бы высвечены ярким светом, и я понял, что пора действовать.

Честно говоря, мне, во-первых, очень хотелось совершить что-нибудь такое, чтобы Попрыгунья поняла, как высоко я ценю то гостеприимство, которое она мне оказала. А во-вторых, мне жутко надоело вести себя тише воды ниже травы.

«Добро пожаловать в нашу новую внешность!» – подумал я и решительно отворил дверь парикмахерской.

Через некоторое время я снова вышел на улицу, будучи страшно довольным собой. Я, собственно, и не сомневался, что сумею привести в порядок доставшееся мне тело, но, должен признаться, произошедшие со мной перемены изрядно меня удивили. Одна сторона моей головы оказалась выбрита практически наголо, а на второй были оставлены довольно длинные пряди, имевшие теперь ярко-рыжий оттенок. Парикмахерше тоже явно понравился мой выбор, она даже предложила мне скидку. Затем я открыл для себя возможности пластиковой карты, имевшейся в кошельке Попрыгуньи, и решил завершить трансформацию.

Вкусы в одежде у моей хозяйки были так себе; она, похоже, предпочитала носить нечто бесформенное, мешковатое, преимущественно черного цвета. Но я, убедившись, что внешность Попрыгуньи неплохо поддается обработке, решил попытаться оформить ее более привлекательным образом. Я заглянул в несколько магазинов, после чего почувствовал себя гораздо лучше и уверенней. Во всяком случае, теперь я – или Попрыгунья? – был гораздо больше похож на себя настоящего. Купленное мной короткое белое платьице с принтом в виде ананасов прекрасно сочеталось с джинсами скинни, будучи надетым поверх них как туника; розовая кожаная куртка тоже очень неплохо ко всему этому подходила, а ее оттенок прямо-таки классно дисгармонировал с новым цветом моих волос, как, собственно, и было задумано. Я уже начал подыскивать обувь, но тут по какой-то причине пластиковая карта перестала работать. Очень некстати! А вообще я просто дождаться не мог, когда же Попрыгунья увидит, ЧТО я сотворил с нашим общим телом. Возможно, теперь-то уж она наконец поняла бы, что я полностью на ее стороне.

Я то и дело ловил на себе восхищенные взгляды, а ведь раньше на улице на меня никто и внимания не обращал. Теперь же на меня смотрел почти каждый прохожий, и мне это было чрезвычайно приятно. В конце концов, моя внешность была даже слишком хорошо известна по легендам, чтобы я и дальше продолжал ходить, повесив нос! Короче, я просто наслаждался всеобщим вниманием, но, как ни грустно в этом признаваться, внимание на меня обращали в основном лысеющие мужчины среднего возраста и того типа внешности, который никогда не казался мне привлекательным. Впрочем, думал я, впереди у меня сколько угодно времени, успею и с этим разобраться. Я ведь уже убедился, что и в этом новом мире вполне способен и сам о себе позаботиться. Ну а остальное, как говорится, приложится.