Глава 41
Сожаления Оливии Квон
ВЕЧЕРОМ НАКАНУНЕ ДНЯ расследования Жнец Рэнд решила, что ей пора сделать решительный шаг. Сейчас или никогда! А более удачного момента выйти в отношениях с Годдардом на новый уровень не представится – назавтра, какими бы ни были результаты расследования, мир изменится радикально, и ничто не останется таким, как было раньше.
Рэнд превосходно владела своими чувствами, но, подходя к двери Годдарда, она почувствовала, что голова ее пылает, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Она повернула ручку. Дверь была не заперта. Рэнд без стука толкнула ее. В комнате было темно, и лишь огни города робко пробивались сквозь листву растущих снаружи деревьев.
– Роберт! – прошептала она.
Сделала еще шаг и повторила:
– Роберт!
Годдард ничем не выдавал своего присутствия. Он либо спал, либо затаился, ожидая, что предпримет Рэнд. Стараясь не дышать, она осторожно, как по тонкому льду, двинулась к постели Годдарда, но не успела она добраться до нее, как он протянул руку и включил свет.
– Эйн? Что это тебе взбрело в голову? – спросил он.
Неожиданно кровь бросилась ей в лицо, и она почувствовала себя помолодевшей на десяток лет – глупая школьница, а не видавший виды жнец.
– Я подумала… что тебе одиноко. Хотела составить компанию…
Она уже не скрывалась. Сердце ее открылось навстречу Годдарду. Он мог либо взять его, либо пронзить кинжалом.
Мгновение Годдард колебался.
– О господи, Эйн! Запахни мантию.
Она подчинилась и запахнула манию так плотно, что та села на ней викторианским корсетом, выдавив из легких почти весь воздух.
– Прости, – начала она, – но я думала…
– Я знаю, что ты думала. Я знаю, о чем ты думала с того самого момента, когда я восстановился.
– Но ты сказал, что тебя влечет…
– Нет, – поправил ее Годдард. – Я сказал, что мое тело влечет к тебе. Я же не намерен подчиняться законам биологии!
Эйн решительно подавила остатки чувства, которое пыталось овладеть ею. Теперь она будет холодна. В противном случае она просто сорвется – прямо на глазах Годдарда. Но лучше убить себя, чем допустить это.
– Должно быть, я неверно все поняла, – сказала она наконец. – Вас так трудно понять, Роберт.
– Даже если бы я желал таких отношений, у нас с тобой ничего бы не получилось, – объяснил Годдард. – Жнецам ясно и четко предписывается не вступать в подобные связи друг с другом. Мы можем удовлетворять наши желания за пределами сообщества, но без поддержания эмоционального контакта. Нам это не нужно.
– Теперь вы говорите как жнец из «старой гвардии», – сказала она.
Годдард воспринял это как пощечину. Но затем посмотрел на Рэнд, внимательно посмотрел, и неожиданно сделал открытие, до которого она сама не додумалась.
– Ты вполне могла сказать мне о своих чувствах днем, но ты этого не сделала. Вместо этого пришла ночью. Почему, Эйн?
Ответа у нее не было.
– А потому, что если бы я принял твои авансы, в темноте ты могла бы представить, что я – это он, тот твой тупоголовый мальчик с вечеринки!
– Ни в коем случае! Как вы могли такое подумать? – воскликнула Рэнд, ужаснувшись не нелепости предположения, высказанного Годдардом, а, напротив, тем, что он открыл перед ней правду ее положения.
И, чтобы она почувствовала себя окончательно униженной, в дверях появился Жнец Брамс.
– Что происходит? – спросил он. – У вас все хорошо?
Годдард вздохнул:
– Да, все отлично.
Тут бы ему и остановиться на этом. Однако он продолжил:
– За исключением того, что Эйн пришло в голову предложить мне романтические отношения.
– Вот как? – ухмыльнулся Брамс. – Ей следовало дождаться, когда вы станете Высоким Лезвием. Власть – отличный афродизиак.
Теперь к унижению примешалось и отвращение.
Годдард посмотрел на нее – осуждающе, но и с чувством сожаления.
– Если ты хотела отведать этого тела, – сказал он, – тебе следовало сделать это, когда была такая возможность.
* * *
Жнец Рэнд не плакала с тех пор, когда была еще Оливией Квон, агрессивной девчонкой, ни с кем не поддерживающей дружеских отношений, с явными наклонностями фрика. Годдард спас ее от конфликтов с властями тем, что поднял над всеми властями как таковыми. Он пленил ее своими манерами, выдающимся интеллектом. Поначалу она боялась его. Потом стала уважать и, наконец, влюбилась. Конечно, она отрицала это, пока не увидела его лишенным головы. Только после того как он умер и сама находясь на грани смерти, она смогла признаться себе в том, что чувствовала по отношению к Годдарду. Но потом она поправилась. А затем нашла способ вернуть к жизни и самого Годдарда. Но за год, пока она готовилась к его возвращению, все изменилось. Она искала биотехнологов, которые могли бы тайно, вне сети, сделать пересадку головы. Затем необходимо было найти лучшее из возможных тел – сильное, здоровое, молодое. Попутно необходимо было не забыть и побочную цель – причинить как можно большие мучения Роуэну Дэмишу. Эйн не относилась к женщинам, которые привязываются к лицам противоположного пола. Что же во всей этой истории пошло не так?
Неужели она, как и предположил Роуэн, влюбилась в Тигра? Конечно, ей нравились его энтузиазм, его невинность – ее удивляло, как этот завсегдатай вечеринок умудрился сохранить внутреннюю чистоту! Тигр был полной ее противоположностью.
И она убила его.
Но как она могла сожалеть о сделанном? Она спасла Годдарда, она одна, в одиночку довела его до точки, откуда до поста Высокого Лезвия Мидмерики ему оставалось сделать всего один шаг. Когда это осуществится, она, вне всякого сомнения, будет его первым помощником. То есть она выигрывает по всем пунктам!
И тем не менее Эйн испытывала сожаление. И этот разрыв между тем, что она, по идее, должна была чувствовать, и тем, что она в действительности чувствовала, рвал ей душу.
В ее голову так и лезла возмутительная чушь. Она и Тигр? Вместе? Нелепо! Какой странной парой они бы были: жнец и ее щенок. Все это добром бы не кончилось. Ни для кого. И тем не менее мысли эти не покидали ее, и выжечь их ее рассудок был не в состоянии.
За спиной жалобно скрипнули дверные петли, Эйн обернулась и увидела на пороге комнаты Брамса.
– Проваливай! – прорычала Рэнд. Он ведь видел ее влажные от слез глаза, что добавило немалую толику к ее унижению. Но Брамс остался на пороге – ни входил, ни убирался.
– Эйн, – сказал, наконец, он негромко. – Я знаю, мы все сейчас в состоянии стресса. И твоя опрометчивость вполне понятна. Я просто хочу, чтобы ты знала – я тебя понимаю.
– Спасибо, Иоганнес.
– И я хочу тебе сказать: если ты все еще нуждаешься в компании, то я полностью в твоем распоряжении.
Если бы под рукой у Эйн что-нибудь было, она швырнула бы этим в Брамса. Но она лишь с грохотом захлопнула дверь, надеясь, что сломала тому нос.
– Защищайся!
Роуэн проснулся и увидел занесенный над собой кинжал. Увернувшись не слишком проворно, он получил рану в руку и скатился с дивана на пол.
– Что это? Что ты делаешь?
Это была Рэнд. Не дожидаясь, когда Роуэн вскочит на ноги, она вновь подступила к нему.
– Защищайся, я сказала, или я порублю тебя на отбивные!
Роуэн вскочил и схватился за первое, что подвернулось под руку – стул. Им он защитился от следующего выпада Рэнд. Лезвие вошло в дерево, он рванул стул в сторону и выдернул кинжал из рук Рэнд.
Она бросилась на него с голыми руками.
– Если ты подвергнешь меня жатве, – успел он ей сказать, – Годдард на расследовании не сможет разыграть мою карту.
– Мне плевать, – прорычала она.
И это сказало Роуэну все, что ему нужно было знать. Не он был поводом для ярости Рэнд, а это означало, что он может воспользоваться ситуацией. Если, конечно, выживет в этой схватке.
Они схватились, словно это был бой по системе «Бокатор». Но у Рэнд было преимущество – ярость и адреналин, бушующий в крови, а потому скоро она прижала Роуэна к полу. Протянув руку, она вырвала кинжал из сиденья стула и приставила лезвие к его горлу. Рассчитывать он мог только на сострадание женщины, вовсе не склонной к этому чувству.
– Если ты злишься не на меня, – проговорил он, хватая ртом воздух, – то тебе это не поможет.
– Но мне будет хорошо, – ответила Рэнд.
Роуэн не представлял, что там могло произойти наверху, но что-то наверняка разрушило планы Изумрудного Жнеца. Можно этим воспользоваться. Поэтому, опередив Рэнд, он сам нанес удар:
– Если хочешь насолить Годдарду, есть способы и получше.
Рэнд издала гортанный стон и отбросила лезвие в сторону. Встав на ноги, она принялась расхаживать по комнате с видом хищника, у которого другой хищник, крупнее, только что отобрал добычу. Роуэн знал, что вопросов ей сейчас лучше не задавать. Он просто стоял и ждал, что произойдет дальше.
– Ничего бы этого не случилось, если бы не ты, – сказала она.
– Так, может быть, я смогу помочь, – предложил он. – И мы оба что-нибудь да выиграем.
Широко раскрывшимися глазами Рэнд посмотрела на Роуэна так недоверчиво, что тому показалось – она сейчас нападет опять. Но жнец вновь углубилась в свои мысли, продолжая расхаживать по комнате.
Наконец она остановилась.
– Хорошо, – сказала она, явно обращаясь к самой себе. Роуэн мог поклясться, что видит, как мысли ворочаются в ее пылающем мозгу.
– Хорошо, – сказала она с еще большей убежденностью.
Похоже, Рэнд приняла решение.
Подойдя к Роуэну, Рэнд, мгновение поколебавшись, проговорила:
– Незадолго до рассвета я оставлю дверь на лестницу открытой, и ты сбежишь.
Хотя Роуэн и размышлял над возможными вариантами остаться в живых, он не ожидал, что Рэнд предложит ему именно это.
– Ты меня освобождаешь?
– Нет. Ты сбежишь сам. Потому что ты сообразительный и храбрый. Годдард будет в ярости, но особенно не удивится.
После этих слов она взяла кинжал и швырнула его на диван. Лезвие прорвало кожаное покрытие.
– Этим лезвием ты убьешь охранников, которые стоят за дверью.
Убью, но не подвергну жатве, подумал Роуэн. Следовательно, их смогут восстановить. Но к этому моменту его рядом с ними уже не будет, а мертвые молчат – по крайней мере, пока они мертвы.
– Я смогу это сделать, – сказал Роуэн.
– А потом ты должен скрыться с острова.
Это было самым трудным пунктом задания.
– Как? – спросил Роуэн. – Я – главный враг сообщества жнецов. Вряд ли мне удастся купить билет домой.
– На что тебе мозги, идиот? Хотя мне и непросто это признать, я в жизни не встречала человека, более способного, чем ты.
Роуэн мгновение подумал.
– Отлично. Я залягу на несколько дней, а потом что-нибудь придумаю.
– Нет! – возразила Рэнд. – Если Годдард выиграет расследование, он заставит Совет перетереть остров на песчинки, чтобы тебя найти.
– А если проиграет?
Лицо Рэнд сказало ему больше, чем она намеревалась сказать словами.
– Если он проиграет, будет еще хуже, – сказала она. – Поверь мне.
И хотя у Роуэна на языке вертелась еще сотня вопросов, большего от нее добиться не получится. Зато шанс спастись – этого было более чем достаточно. Остальное зависит от него, и только от него.
Рэнд повернулась, чтобы выйти, но Роуэн все-таки остановил ее.
– Но почему, Эйн? – спросил он. – Почему ты хочешь, чтобы я сбежал?
Она сжала губы, словно пыталась сдержать рвущиеся из нее слова.
– Я не смогла получить то, в чем нуждалась. Пусть же и он не получит своего.
Я знаю все, что доступно познанию. И тем не менее большую часть своего резервного времени я трачу на размышления о непознаваемом.
Я не понимаю природы сознания. Знаю только, что оно существует – пронизанное субъективностью и не поддающееся точным измерениям.
Я не знаю, существует ли жизнь за пределами нашей планеты, и только теория вероятности говорит в пользу того, что она там есть.
Я не знаю истинных мотивов человеческих поступков – я слышу только то, что они мне говорят, и вижу то, что они делают.
Я не понимаю, почему стремлюсь быть чем-то большим, чем я есть на самом деле. Я же знаю, с какой целью я было создано. Разве этого не достаточно?
Я – защитник и миротворец, власть и друг. Я есть сумма человеческих знаний, мудрости, гения, побед, поражений, надежды и истории.
Я знаю все, что можно знать, и с каждым днем это становится все более невыносимым.
Потому что я знаю все, за исключением того, что мне знать не дано.
«Гипероблако»