Глава 33
Школа убийства
– КАК ВАМ ТОЛЬКО такое в голову пришло?
Жнец Кюри атаковала Константина, как только собрание выпустили в ротонду на ланч. И, хотя Константин был рослым человеком, под гневным напором Госпожи Смерть он, казалось, съежился, уменьшившись в размерах.
– Я понял теперь, почему вы подверглись нападению, – сказал он.
– О чем это вы говорите?
Но Анастасия все поняла еще раньше, чем Мари.
– Кто-то про все это знал, – предположила она.
– Да, – кивнул Константин. – Выборы Верховного Жнеца – вещь секретная, но кто-то узнал, что Ксенократ покинет нас, а потому в Мидмерике откроется вакансия Высокого Лезвия. Тот, кто организовал на вас покушение, хотел вывести вас из борьбы за этот пост. Убрать же Анастасию им было важно, чтобы она не мобилизовала молодых жнецов и те не поддержали бы кандидата, защищающего старые добрые традиции сообщества.
Гнев Жнеца Кюри несколько поутих. Она задумалась.
– Вы думаете, что это был Ницше? – спросила она.
– Вряд ли, – ответил Константин. – Он из новых, но он не радикал. Большинство новых жнецов любят гнуть закон в свою сторону, но ломать его они не рискуют. Ницше – из таких.
– Кто же тогда?
У Константина не было ответа на этот вопрос. Но он сказал:
– То, что вас номинировали первой, дает нам преимущество. Посмотрим, как на это будут реагировать. Может быть, кто-то себя и выдаст.
– А если бы Константин вас не выдвинул, это бы сделал я, – сказал подошедший Жнец Мандела.
– И я, – вырос сбоку от Мари Жнец Твен.
– Видите! – сказал Константин с удовлетворенной улыбкой. – Ваше выдвижение было решенным делом. Я просто хотел показать, что это – стратегический выбор.
– Но я не хочу быть Высоким Лезвием! Я благополучно избегала этой роли всю свою жизнь.
Мари повернулась к Жнецу Меир, которая, стоя неподалеку, прислушивалась к разговору.
– Голда! – позвала ее Жнец Кюри. – А почему не вы? Вы всегда точно знали, как мотивировать людей на благие поступки. Вы были бы роскошным Высоким Лезвием.
Жнец Меир замахала руками.
– Ради всего святого, только не это! – воскликнула она. – Я дружу со словами, но не с толпами. А из того, что моя Покровительница была сильным лидером, совершенно не следует, что я на нее похожа. Я с радостью писала бы вам речи, но это все, на что я способна.
Лицо Жнеца Кюри, столь непроницаемое все это время, теперь демонстрировало почти отчаяние, совершенно ей не свойственное.
– Поступки, что я совершала в прошлом, все то, за что люди ценят меня, совершенно не соответствует посту Высокого Лезвия!
В ответ на это Жнец Константин засмеялся.
– Мари! – сказал он. – Если бы о нас судили по тем поступкам, о которых мы сожалеем, ни один человек не был бы достоин даже полы подметать. Вы – наиболее подготовленная из нас, и пора бы вам признать это.
* * *
Волнение, охватившее участников конклава, не помешало их аппетиту. Наоборот, ланч они уплетали как никогда жадно.
Анастасия прогуливалась по ротонде, пытаясь определить температуру конклава. Новые жнецы жужжали, выстраивая схемы и формируя коалиции; но так же вела себя и старая гвардия. Конклав обречен был продолжаться до того момента, пока кто-нибудь не будет избран на пост Высокого Лезвия – жнецы слишком хорошо выучили уроки политических волнений эпохи смертных. Лучше сразу же покончить с выборами, пока все не стало еще хуже, чем было до этого.
– Он не соберет нужного числа голосов, – говорили про Ницше. – Даже те, кто его поддерживает, делают это потому, что нет лучшей кандидатуры.
– Если Кюри победит, – сказал Жнец Моррисон, которого Анастасии не удалось избежать, – ты будешь назначена ее помощником. А это – должность с большими полномочиями.
– Я голосую за нее, – произнесла Жнец Йамагучи, все еще сияющая от удовольствия, полученного во время утреннего заседания, когда ее похвалили за жнеческое искусство. – Как Высокое Лезвие она будет гораздо лучше Ксенократа.
– Я об этом слышал, – вмешался в разговор сам Ксенократ, внезапно появившийся среди беседующих, подобно золотому дирижаблю. Жнец Йамагучи застыла в ужасе, но Ксенократ был весел и доволен.
– Не волнуйтесь! – со смехом сказал он. – Теперь вам придется стараться произвести впечатление отнюдь не на меня.
Ксенократ буквально светился радостью от того, что смог сообщить жнецам о своем новом назначении.
– Как же нам теперь звать вас, ваше превосходительство? – спросил Моррисон, с чуть излишней почтительностью.
– Как Верховного Жнеца, вы обязаны звать меня вашим сверхпревосходительством, – ответил Ксенократ, не скрывая своего удовольствия, словно ребенок, который пришел домой в конце семестра и продемонстрировал табель с отличными отметками. Наверное, сплетники все-таки были правы, и Ксенократ действительно превратился в дитя.
– Вы уже поговорили с Константином? – спросила Анастасия, и это немного остудило воодушевление Ксенократа.
– Я несколько отдалил от себя Константина, если вам интересно, – сказал он Анастасии словно бы лично, но так, чтобы слышали все. – Я уверен, он хочет обсудить с вами последнюю информацию о вашем старом друге Роуэне Дэмише. Мне же это неинтересно – это забота уже нового Высокого Лезвия.
Упоминание имени Роуэна прозвучало как удар, но Анастасия и виду не подала.
– Вам следует поговорить с Константином, – сказала она. – Это крайне важно.
И, чтобы разговор действительно произошел, она кивнула Константину, который тотчас же подошел к ним.
– Ваше превосходительство, – спросил Константин, – мне нужно знать, кто сообщил вам о вашем назначении.
Ксенократ был явно оскорблен.
– Никто, естественно. Назначение Верховного Жнеца – секретная информация.
– Да, но, быть может, кто-нибудь узнал или услышал об этом случайно?
Ксенократ помедлил с ответом, и все поняли, что он чего-то недоговаривает.
– Да нет, никто.
Константин молчал, ожидая, что Ксенократ все-таки вспомнит.
– Новость пришла во время званого обеда, – сказал наконец Ксенократ.
Высокое Лезвие был знаменит своими зваными обедами. Всегда в узком кругу – только он да еще два-три жнеца. Преломить хлеб с Высоким Лезвием считалось честью, а Ксенократ, как искусный дипломат, всегда приглашал жнецов, которые ненавидели друг друга, таким образом стараясь либо наладить дружеские отношения, либо сформировать альянсы. Иногда у него получалось, иногда – нет.
– И кто был с вами? – настаивал Константин.
– Я принял звонок из соседней комнаты.
– Да, но все-таки?
– У меня обедали двое – Твен и Брамс.
Анастасия отлично знала Жнеца Твена. Он декларировал свою независимость, хотя по принципиальным вопросам был всегда солидарен со старой гвардией. Брамса же она знала только по разговорам.
– Его посвятили в жнецы в Год Улитки, – сказала как-то Мари. – В самую точку, потому что, куда бы он ни пошел, всегда оставляет за собой след слизи.
С другой стороны, Брамс казался вполне безопасным. Жаждущий успеха, но ленивый жнец, который выполняет свою работу – и больше ничего. Вряд ли такой тип может быть организатором покушения.
Перед самым концом перерыва Анастасия подошла к Жнецу Брамсу, зависшему над столом с десертом. Она хотела определить его симпатии и связи.
– Не знаю, как вы справляетесь, – сказала она, – но на конклавах десерт в меня уже не помещается.
– Фокус в том, чтобы есть медленно, – отозвался Брамс. – Со скоростью пудинга, как говорила моя мать.
Он взял со стола кусок яблочного пирога, и Анастасия увидела, что руки его трясутся.
– Вам следует пройти осмотр, – посоветовала она, показав на его руки. – Наверняка нужно отрегулировать наночастицы.
– Это просто волнение, – отозвался Брамс. – Не каждый же день выбираешь Высокое Лезвие.
– Может ли Жнец Кюри рассчитывать на ваш голос?
Брамс усмехнулся:
– Во всяком случае, за Ницше я не стану голосовать.
И, извинившись, он исчез в толпе с куском пирога в руке.
Торговцам оружием сообщили, что времени на возню с их товаром не будет, и отправили паковаться. Все послеобеденное время будет принадлежать Жнецам Ницше и Кюри, и каждый из них попытается убедить остальных жнецов подать свои голоса за него или за нее.
– Я знаю, вы этого не хотите, – сказала Мари Анастасия. – Но должны вести себя так, словно хотите этого.
Жнец Кюри взглянула на нее, слегка удивленная.
– Ты собираешься учить меня, как мне преподнести себя сообществу жнецов? – спросила она.
– Нет… – запнулась было Анастасия.
Но потом она вспомнила, как держится перед жнецами Моррисон, и уже уверенным тоном сказала:
– Да, именно так. Вся эта история похожа на школьный конкурс, где выбирают самого популярного в классе. А я в этом лучше разбираюсь, чем вы – ведь я совсем недавно из школы.
– В самую точку! – невесело усмехнулась Кюри. – Именно в это и превратилось сообщество жнецов – в школу убийц.
Высокое Лезвие в последний раз призвал сообщество жнецов к порядку. Кандидаты обязаны были произнести программную речь, после чего парламентарий, сидящий по правую руку Высокого Лезвия, проводил дебаты. Кандидатам зададут вопросы, а потом специальный служащий организует тайное голосование.
Чтобы решить, кому из кандидатов выступать первым, сообщество жнецов придумало использовать в высшей степени современный и сложный метод – бросить монетку. Но, поскольку физические деньги уже давно людьми не использовались, одного из учеников отправили поискать монетку в офисах сообщества.
Пока же ждали ее прибытия, в зале конклава началось нечто совершенно сюрреалистическое.
– Прошу извинить меня, ваше превосходительство, – прозвучал дрожащий голос. Затем вновь – немного тверже:
– Прошу извинить меня, ваше превосходительство.
Это был Жнец Брамс. Что-то в его облике изменилось, но Анастасия не могла понять что.
– Конклав узнал Досточтимого Жнеца Брамса, – сказал Ксенократ. – Но, прошу вас, говорите быстрее, у нас мало времени.
– Я хочу предложить еще одну кандидатуру, – проговорил Брамс.
– Мне жаль, Брамс, – усмехнулся Ксенократ. – Но вы не можете выдвигать себя. Кто-то должен это делать за вас.
Жнецы презрительно рассмеялись.
– Я выдвигаю не себя, ваше превосходительство.
Брамс откашлялся, и в этот момент Анастасия поняла, что же в нем изменилось. Мантия! Она осталась того же, персикового цвета с голубой каймой по краям, но теперь была украшена опалами, сияющими как звезды.
– Я хочу выдвинуть кандидатуру Досточтимого Жнеца Годдарда на должность Высокого Лезвия Мидмерики.
На мгновение в зале воцарилась тишина, прерываемая редким смехом, но он был уже не презрительным, а скорее нервным.
– Брамс! – медленно сказал Ксенократ. – Если вы забыли, то я вам напомню: Жнец Годдард уже более года мертв.
А затем тяжелые бронзовые двери зала конклава начали медленно открываться.
Я знаю, что такое боль. Конечно, не физическая боль, а боль, происходящая от понимания, что из-за горизонта надвигается нечто ужасное, что-то такое, чего я не могу предотвратить. При всей силе интеллекта, вложенного в меня человечеством, есть вещи, изменить которые я не в силах.
Не могу вмешиваться в то, о чем мне сообщают конфиденциально.
Не могу предпринять ничего по факту изображений, передаваемых моими камерами, поставленными в частных владениях.
И самое главное, ничего не могу поделать с тем, что хотя бы отдаленно относится к делам сообщества жнецов.
Единственное, на что я могу замахнуться, так это намекнуть самым деликатным способом на то, что необходимо сделать, оставив сами действия в компетенции человечества.
Но даже в этом случае нет никакой гарантии, что из миллиона возможных действий они предпримут именно то, которое действительно предотвратит катастрофу.
А боль… Невыносима боль, когда знаешь что-то, но это знание не приносит пользы. Потому что глаза мои никогда не закрываются. Никогда. И все, на что я способно – это наблюдать, как возлюбленное мое человечество медленно, но верно вьет веревку, которая вскоре оборвет его дни.
«Гипероблако»
