ГОЛОВА РОУЭНА КРУЖИЛАСЬ. Он едва дышал – выдохнуть он еще мог, но вдохнуть живительный воздух не было сил, словно колено Жнеца Рэнд все еще упиралось ему в грудь. Комната словно плыла в пространстве, и Роуэну казалось – потеря сознания была бы спасением от того, что он видел перед собой.

– Да, я понимаю, – сказал Годдард голосом Тигра, – голос тебя смутил. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Но как? Как?… – вот и все, что мог выдавить из себя Роуэн. Возрождение Рэнд стало для Роуэна неожиданностью, хотя понять, как это произошло, было возможно. Но ведь он сам отсек голову Годдарду. Он своими глазами видел, как сгорело его обезглавленное тело!

Но затем Роуэн взглянул на Жнеца Рэнд, которая в почтительной позе стояла над своим наставником, и все понял. О господи, он понял!

– Ты смог отрубить мне голову по линии нижней челюсти, – сказал Годдард. – Прямо над гортанью. Старым голосовым связкам конец. Но эти вполне подойдут.

Самым ужасным было то, что Годдард был одет не в свой жнеческий наряд, а в одежду Тигра, в его обувь. Это было сделано нарочно, чтобы у Роуэна и тени сомнения не осталось в том, что произошло. Роуэн отвернулся.

– Нет, ты уж посмотри, – сказал Годдард. – Я настаиваю.

Один из охранников зашел за спину Роуэна, взял его голову и повернул ее так, чтобы он видел человека в инвалидной коляске.

– Но как вам удалось? – с трудом выговорил Роуэн.

– Мне! Ни в коем случае! – отозвался Годдард. – Это все Эйн. Самому мне ничего бы не удалось. А у нее достало выдержки вытащить мою голову из горящего монастыря. Мне сказали, что я целый год был без сознания, лежал на льду. И поверь мне, если бы это делал я сам, то у меня было бы теперь другое тело – твое.

Скрыть своего отчаяния Роуэн не смог. Невыразимая печаль и ярость, охватившие его, пролились горькими слезами. Они ведь могли выбрать для этой цели кого угодно. Но они не сделали этого и выбрали Тигра – по той единственной причине, что тот был другом Роуэна.

– Вы грязные ублюдки, – выдавил он из себя.

– Мы? – не без удивления переспросил Годдард. – А разве это я отрубил голову своему учителю, а потом повернул оружие против его коллег? То, что ты сделал и продолжаешь делать, непростительно с точки зрения закона. С другой стороны, ни я, ни Эйн не нарушили никаких законов. Твой приятель Тигр был подвергнут жатве, после чего его тело было использовано для новых целей. Так что все просто. Несколько необычно, но, учитывая все обстоятельства, вполне понятно. То, что ты видишь перед собой, есть всецело последствия и результат твоих собственных деяний.

Роуэн смотрел, с каким напряжением вздымается и опадает грудь Тигра. Руки его безжизненно лежали на ручках инвалидного кресла. Похоже, передвигаться ему стоило огромного труда.

– Операции, которые мне пришлось перенести, – продолжал Годдард, – несколько сложнее, чем обычное восстановление. Мне понадобится еще несколько дней, чтобы полностью подчинить себе тело твоего приятеля.

С усилием он поднял руку и сжал плохо слушающиеся пальцы в кулак.

– Только посмотри на это! – сказал Годдард. – Жду с нетерпением того дня, когда смогу победить тебя в поединке по системе «Бокатор». Как я понял, ты уже участвовал в моих тренировках?

Тренировки! Теперь до Роуэна вполне дошел смысл того, что происходило. Спарринг-бои. То внимание, которое уделялось физическому состоянию Тигра. Даже массаж – и все для того, чтобы получше подготовить тело. Ведь именно так к забою готовят элитную говядину! Но остался один вопрос. Роуэну не хотелось его задавать, но он должен был сделать это ради Тигра.

– Что вы сделали с тем, что от него осталось?

Само слово он так и не смог выговорить.

Рэнд пожала плечами, словно ничего особенного не произошло.

– Ты же сам говорил, что с мозгами у Тигра было плоховато. Все, что у него было выше шеи – расходный материал.

– Где он?

Рэнд не ответила, но за нее ответил Годдард:

– Выбросили вместе с мусором, – сказал он, сделав неопределенный жест рукой. Рукой Тигра.

Забыв о своих путах, Роуэн бросился вперед, но его ярость помогла ему лишь чуть-чуть качнуть кресло. Будь он свободен, убил бы этих двоих. Не подверг бы жатве, а просто убил. Оторвал бы руки и ноги с такой дикой силой и таким яростным неистовством, что вторая заповедь превратилась бы в пепел.

Но ведь именно этого и хотел Годдард! Он хотел, чтобы Роуэна пожирал убийственный гнев, не находящий удовлетворения. Неутоленная месть за ужасную судьбу, постигшую его друга.

Годдард, казалось, впитывал в себя горе Роуэна, насыщаясь им.

– Ты отдал бы свою жизнь, чтобы спасти Тигра Салазара? – спросил он.

– Да! – вскричал Роуэн. – Да! Почему вы не взяли мою жизнь?

– Интересно, – негромко проговорил Годдард, словно нечто новое вдруг открылось ему. Потом, подумав, он сказал:

– Я рад, что Эйн сделала правильный выбор. После того, что ты сделал со мной, ты просто обязан страдать. Я – потерпевшая сторона, и к моим желаниям следует отнестись с должным почтением. А мои желания состоят в том, чтобы обеспечить тебе максимум горя и несчастий. Все началось с огня, Роуэн, и это символично, потому что тебе назначено повторить горестную судьбу древнего Прометея, носителя огня. А заодно и Люцифера, «носителя света», у которого ты позаимствовал имя, когда выдавал себя за жнеца. За свою неосмотрительность Прометей был прикован к скале, а его печень ежедневно и до окончания времен должен был клевать орел.

Он подкатился на своем кресле поближе и прошипел в лицо Роуэну:

– Я буду твоим орлом, Роуэн. И я буду питаться твоими страданиями изо дня в день, целую вечность. Пока мне не надоест.

Несколько мгновений Годдард продолжал смотреть в лицо Роуэна. Затем охранники увезли его.

Все эти два года Роуэн подвергался постоянным физическим, психологическим и эмоциональным ударам. Тем не менее он не только выжил, но и закалился в борьбе. То, что его не убило, сделало более сильным, более решительным в желании исправить сломанное и сложить разбитое. Но теперь он сам был разбит и сломлен, и во всем мире не хватило бы наночастиц, чтобы восстановить понесенный им урон.

Подняв глаза, Роуэн увидел Жнеца Рэнд. Она и не подумала снять с него его путы, да он и не ждал этого. Как орел сможет пожирать внутренности Прометея, если тот будет свободен? Но именно в этом была загвоздка. Внутри у Роуэна зияла пустота, и орлу нечем было поживиться. Если что-то там и оставалось, то только чистый яд.

– Убирайся, – сказал он Жнецу Рэнд.

Но она продолжала стоять над ним в своем изумрудного цвета наряде – цвет, который Роуэн возненавидел всеми фибрами своей души.

– Нет, твоего приятеля не выбросили с мусором, – с усмешкой сказала она. – Я сама этим занялась. Развеяла его пепел над полем голубого люпина. Хочешь, верь, хочешь – нет.

И ушла, оставив Роуэна перед выбором – какой из двух ужасных вариантов считать истиной.