Глава 24
Откройся резонансам
Следующий акт жатвы, намеченный Жнецом Анастасией, должен был произойти в третьем акте трагедии Шекспира «Юлий Цезарь», в театре «Орфей» в Вичите – классическая сцена, впервые открывшаяся для публики еще в эпоху смертных.
– У меня нет никакого желания заниматься делом перед аудиторией, оплатившей этот спектакль, – призналась Ситра Мари, когда они вселялись в главную гостиницу города.
– Они заплатили за представление, моя милая, – отозвалась Мари. – Они же не знают, что планируется жатва.
– Я понимаю. Но даже в этом случае жатва не должна иметь ничего общего с развлечениями.
Мари сложила губы в ироническую усмешку.
– Винить ты должна только себя, – сказала она. – Ты позволяешь своим жертвам выбирать способ, которым им надлежит умереть. Так что расплачивайся!
Наверное, Мари права. Ситре следует считать, что ей повезло: никто из прочих ее жертв не хотел превратить свою смерть в публичное действо. Возможно, когда жизнь вернется в обычное русло, она разработает более разумные правила, в соответствии с которыми ее предполагаемые жертвы будут избирать способ уйти из жизни.
Примерно через полчаса после того, как они прибыли в гостиницу, в дверь их номера постучали. Они вызвали горничную из отдела обслуживания, а потому Ситра не удивилась, хотя, как ей показалось, на их звонок ответили слишком быстро – Мари была в душе, и ко времени, когда она выйдет, еда уже может остыть.
Однако, когда Ситра открыла дверь, на пороге стояла совсем не горничная, а некий молодой человек, примерно ее возраста, с лицом, пестрящим чертами, совершенно не свойственными людям эпохи бессмертных. Кривые желтые зубы, по всей физиономии красные воспаленные волдыри, которые, казалось, вот-вот лопнут, истекая гноем. Бесформенная кофта из мешковины и штаны бесстыдно вопили всему миру, что их владелец отрицает любые правила приличия, выработанные современным обществом, но не так агрессивно, как это делали фрики, а в более спокойном ключе, свойственном тому, кто называет себя тоновиком.
Ситра моментально осознала свою ошибку и в мгновение ока оценила ситуацию. Прикинуться тоновиком было проще простого – она сама прибегала к этой хитрости, чтобы скрыться от преследователей. Она даже не думала, кто, скрываясь под этим камуфляжем, явился, чтобы убить их с Мари. Ни в руках, ни поблизости у нее не было оружия. Защитить себя и Мари она могла только голыми руками.
Тоновик улыбнулся, показав свои ужасные зубы.
– Здравствуй, друг! – произнес он. – Знаешь, что Великий Камертон нынче звучит для тебя?
– Назад! – приказала она.
Но он не отступил. Вместо этого он шагнул вперед и сказал:
– Однажды он зазвучит для всех нас.
И сунул руку в карман на боку.
Чисто инстинктивно Ситра бросилась вперед и нанесла удар – один из самых жестких ударов системы «Бокатор». Она двигалась молниеносно, и, не успев даже подумать, что происходит, услышала хруст кости, срезонировавший в ее ушах с большей отчетливостью, чем любой Великий Камертон.
Парень оказался на полу. Он вопил от боли, а его рука была сломана в предплечье.
Ситра склонилась, чтобы посмотреть, какое орудие убийства он принес в своей небольшой холщовой сумке. Но обнаружила одни лишь брошюры, в которых, как было видно с первого взгляда, расхваливались красоты того способа существования, который выбрали для себя тоновики.
Он не был убийцей. Он был тем, кем казался – фанатик, распространявший тут и там литературу о своей дикой религии.
Ситре стало неловко за свою излишнюю поспешность, за то, насколько жестоко она обошлась с невинным визитером. Она склонилась над извивающимся телом, стонущим от боли.
– Лежи спокойно, – сказала она. – Наночастицы тебе помогут.
Тот покачал головой:
– Нет никаких наночастиц. Удалены.
Ситра удивилась. Она знала, что тоновики способны на самые странные вещи, но такого экстремизма, граничащего с мазохизмом, она не ожидала. Надо же: удалить болеутоляющие наночастицы! Парень смотрел на Ситру широко открытыми глазами, как олениха, сбитая автомобилем.
– Зачем вы это сделали? – всхлипывал парень. – Я же хотел просветить вас.
Затем из ванной вышла Мари – более неудачный момент выхода придумать было сложно.
– Что это? – удивленно спросила она.
– Тоновик, – ответила Ситра. – Я думала…
– Я знаю, что ты думала, – отозвалась Мари. – Я поступила бы так же. Но я бы просто вырубила его, не ломая костей.
Сложив руки на груди, она стояла над Ситрой и тоновиком, и во взгляде ее было больше обеспокоенности, чем сочувствия, что совсем ей не шло.
– Странно, что администрация гостиницы позволяет тоновикам торговать вразнос своей религией.
– Она ничего не позволяет, – проговорил тоновик, превозмогая боль. – Но мы все равно это делаем.
– Еще бы вы этого не делали!
Затем до него дошел весь смысл произошедшего.
– Вы Жнец Кюри, – произнес он. – А вы – тоже жнец. Жнец Анастасия, верно? Я никогда не видел жнецов без мантий. Ваша одежда – она того же цвета?
– Так проще, – сказала Ситра.
Мари вздохнула – великое открытие, совершенное тоновиком, интересовало ее в очень малой степени.
– Принесу лед, – сказала она.
– Лед? – удивилась Ситра. – Зачем?
– Это древнее средство от боли. Также снимает опухоль, – объяснила она и отправилась по коридору к льдогенератору.
Тоновик перестал стонать, но все еще тяжело дышал, страдая от боли.
– Как тебя зовут? – спросила Ситра.
– Брат Маклауд, – ответил тот.
Так и есть, подумала Ситра. Все тоновики кому-нибудь – братья и сестры.
– Прости меня, брат Маклауд, – сказала она. – Я решила, что ты пришел со злом.
– То, что тоновики против жнецов, не означает, что мы желаем вам зла, – сказал парень. – Мы хотим просветить вас, как и всех прочих людей. Вас – даже больше, чем кого бы то ни было.
Он взглянул на свою распухшую руку и вновь застонал.
– Все не так плохо, – покачала головой Ситра. – Твои восстанавливающие наночастицы…
Но раненый покачал головой.
– Ты хочешь сказать, что удалил и восстанавливающие? А разве это законно?
– К сожалению, да, – произнесла Мари, возвращаясь со льдом. – Люди имеют право на страдание, как это ни странно с современной точки зрения.
Она отнесла ведерко со льдом на кухню, чтобы приготовить повязку.
– Могу я вас кое о чем спросить? – произнес тоновик. – Если вы – жнецы, и находитесь над законом, почему вы на меня напали? Чего вы боитесь?
– Это слишком сложно, – ответила Ситра, совсем не желая вдаваться в детали интриги, в которую они были вовлечены.
– А должно быть просто, – покачал головой тоновик. – Вам нужно отказаться от работы жнеца и примкнуть к нам.
Ситра едва не рассмеялась. Даже страдая от боли, он не мог свернуть со своей дорожки.
– Однажды я была в монастыре тоновиков, – призналась она.
Похоже, это ему понравилось – настолько, что отвлекло от боли.
– Он вам пел?
Он имел в виду камертон.
– Я ударила по камертону, стоящему на алтаре, – сказала она. – А еще там пахло грязной водой.
– Эта вода полна болезнями, которые когда-то убивали людей, – сказал парень. – Так я слышал. И когда-нибудь эти болезни вновь будут убивать.
– Я искренне сомневаюсь в этом, – произнесла Мари, вернувшаяся с плоским пластиковым пакетом, наполненным льдом.
– Не сомневаюсь, что вы сомневаетесь, – отозвался тоновик.
Неодобрительно хмыкнув, Мари присела рядом с ним и приложила пакет со льдом к его распухшему предплечью. Он скривился от боли, а Ситра помогла Мари закрепить пакет.
Тоновик несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь примириться одновременно с болью и с холодом, а потом сказал:
– Я принадлежу к здешнему ордену тоновиков. Вам неплохо бы навестить нас. Что называется, обменяемся любезностями.
– А ты не боишься, что мы прервем твою жизнь? – не без издевки усмехнулась Мари.
– Вероятно, он этого не боится, – сказала Ситра. – Тоновики смерти не боятся.
Но брат Маклауд поправил ее:
– Смерти мы боимся. Но мы принимаем ее как необходимость и поднимаемся над нашим страхом.
Мари встала.
– Вы, тоновики, притворяетесь мудрецами, – сказала она с явным раздражением в голосе. – Но вся ваша система верований сфабрикована. Ее составляют обломки и осколки разных религий эпохи смертных, причем не лучшего сорта. Вы взяли их и самым топорным образом сшили в некое подобие пестрого лоскутного одеяла. Ваша вера кажется чем-то осмысленным только вам самим, и никому больше.
– Мари! Я уже сломала ему руку, – вмешалась Ситра. – Нет смысла его еще и оскорблять.
Но Мари было уже не остановить.
– Разве ты не знаешь, Анастасия, что существует около сотни вариантов этого культа? И все они тоновики, но у всех разные правила. Они до драки готовы спорить, какая нота более божественна – соль-диез или ля-бемоль, а также не могут решить, кто является их божеством – «Великая Вибрация» или «Великий Резонанс». Они вырезают себе языки, Анастасия! Выкалывают глаза!
– Но это только экстремисты, – вмешался в монолог Мари брат Маклауд. – Большинство же совсем не такие. Во всяком случае, мой орден. Мы – Локрийцы. Самое радикальное, на что мы пошли, – это удаление наночастиц.
– Можем ли мы, по крайней мере, вызвать скорую помощь, чтобы отвезти тебя в восстановительный центр?
И вновь брат Маклауд покачал головой.
– У нас в монастыре есть врач. Он обо мне позаботится, наложит на руку гипсовую повязку.
– Что?
– Это древний медицинский ритуал вуду, – пояснила Мари. – Они оборачивали перелом повязкой, смоченной в гипсовом растворе, и носили так месяцами.
Она подошла к шкафу, достала деревянную вешалку и переломила ее надвое.
– Вот, – сказала она, – сделаем тебе шину.
И, обернувшись к Ситре, объяснила:
– Еще один ритуал вуду.
Мари разорвала на лоскуты наволочку и привязала отломанную половину вешалки к руке тоновика, чтобы зафиксировать место перелома; затем, воспользовавшись оставшимися лоскутами, привязала к руке пакет со льдом.
Брат Маклауд встал и, собравшись уходить, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Мари остановила его.
– Если ты скажешь: «Да пребудет с вами Великий Камертон во веки веков», я сломаю о тебя вторую половину вешалки, – сказала она.
Брат Маклауд вздохнул и, скривившись от боли, поправил руку, после чего проговорил:
– Тоновики так не говорят. Они говорят: «Резонируйте истинным резонансом».
Говоря это, он заглянул в глаза обеим жнецам. Едва он пересек порог номера, как Мари захлопнула за ним дверь.
Ситра удивленно взглянула на нее.
– Я никогда не видела, чтобы вы так относились к людям, – сказала она. – Почему вы были с ним так нетерпеливы?
Она хотела сказать «жестоки», но удержалась.
Мари отвела глаза, как будто застыдившись своего поступка.
– Мне не нравятся тоновики, – сказала она.
– Они не нравились и Жнецу Годдарду.
Мари резким взглядом буквально выстрелила в Ситру. Ситра даже подумала, что Мари прикрикнет на нее. Но та сказала негромко:
– Вероятно, это единственный пункт, по которому мы быть едины во мнении. Разница же в том, что я уважаю их право на существование, вне зависимости от того, нравятся ли они мне или нет.
И это было правдой. Потому что за все время, что они провели вместе, Мари ни разу не лишала жизни тоновика – в отличие от Жнеца Годдарда, попытавшегося уничтожить целый монастырь в тот самый день, когда его и его приспешников прикончил Роуэн.
В дверь вновь постучали, и они обе вскочили на ноги; но на этот раз явилась горничная, которую они ожидали. Сев за обед, Мари взглянула на брошюру, оставленную тоновиком, и усмехнулась.
– Откройся резонансам этого мира, – с ироничной ухмылкой произнесла она. – Есть только одно место, которое резонирует с этой чепухой.
И бросила брошюру в корзину для мусора.
– Давайте больше не будем об этом, – предложила Ситра. – Обед остынет.
Мари вздохнула, посмотрела на стоящие перед ней тарелки, но потом перевела взгляд на Ситру.
– Когда мне было чуть меньше лет, чем тебе сейчас, – сказала она, – мой брат ушел к тоновикам.
Она отодвинула тарелку на край стола, помолчала несколько мгновений и продолжила:
– Когда мы с ним виделись, что было крайне редко, он нес какую-то чушь. А потом исчез. Оказалось, что он упал и ударился головой. Но без наночастиц, без всякой медицинской помощи он умер. А другие тоновики его сожгли, не дожидаясь, когда прилетит дрон и увезет его в восстановительный центр. Вот что делают эти самые тоновики.
– Мне очень жаль, Мари.
– Все это случилось много, много лет назад.
Ситра молчала. Она знала, что самый большой подарок, который она может сделать учителю, – это выслушать ее.
– Никто не знает, кто учредил первый орден тоновиков, – продолжала Мари. – Может быть, людям не хватало той веры, которую они исповедовали в эпоху смертных, и они вновь хотели обрести ощущение божества? А может быть, это результат чьей-то шутки.
Несколько минут она помолчала, погруженная в собственные мысли, потом вернулась к реальности.
– Так или иначе, когда Фарадей предложил мне возможность стать жнецом, я ухватилась за нее, чтобы защитить от этих ужасных поступков свою семью – хотя бы и ценой того, что ужасные поступки мне приходится совершать самой. Я была сперва Маленькой мисс Убийство, а по мере того, как становилась старше и мудрее, превращалась в Госпожу Смерть.
Мари посмотрела на свою тарелку и, наконец, принялась за еду, показав, что, только освободившись от демонов прошлого, можно вернуть себе аппетит.
– Я знаю: все то, во что верят тонисты, нелепо и абсурдно, – сказала Ситра. – Но некоторым это кажется очень интересным и убедительным.
– То же самое происходит с индейками под дождем. Они поднимают головы к небесам, раскрывают клювы и захлебываются.
– Но только не индейки, которых выращивает «Гипероблако», – усмехнулась Ситра, кивнув на свою тарелку.
Мари кивнула:
– Золотые слова!
Осталось очень мало людей, которые во что-нибудь верят. Вера – несчастная жертва бессмертия. Из нашего мира исчезли и вдохновение, и страдание. Чудеса и магия уже не являются тайной. Дым развеялся, зеркала очистились, и все явления в мире предстали перед человеком как проявление природы или технологий. Тем же, кто хочет понять, как работает магия, достаточно обратиться ко мне.
И только тоновики хранят традиции веры. Абсурдность того, во что верят тоновики, одновременно и очаровывает, и тревожит. Между различными сектами культа нет взаимодействия, а потому ритуальные практики у них несколько отличаются, что не отменяет общего для всех характера некоторых фундаментальных положений. Все тоновики терпеть не могут жнецов. И все как один верят в Великий Резонанс – живую вибрацию, явленную человеку через слух и способную объединить человечество – подобно тому, как это должен был сделать библейский мессия.
Я еще не сталкивалось с этой вибрацией, но, если у меня получится, конечно же, я задам ей множество вопросов. Боюсь, правда, что они окажутся довольно монотонными.
«Гипероблако»
