В Москве было необычайно тихо. Синклер оставался под впечатлением от моста марионеток, однако не убирал оружие далеко. Москва Стазиса всегда была тайной в загадке. Самые тихие места оказывались самыми смертоносными, самые опасные – самыми безопасными. Иногда здесь можно было переночевать в чистом поле без всякого риска, а иногда надежное укрытие оказывалось капканом, где тебя ждала вечность безумия длиной в два часа.

Синклер заметил, что Ингвар тоже подготовил оружие – выложил на торпеду пистолет и проверил карабин. Однако он смотрел на город без страха, скорее с любопытством. Что думает Дометиан, понять было сложно. Он, как всегда, спрятал лицо под куколем, видно только часть подбородка и бороду. Но Синклер почему-то был уверен, что Дометиан закрыл глаза – не поганить взор.

Сейчас здесь явно что-то изменилось. Москва стала двигаться иначе и затаила дыхание. «Это могло быть связано только с тем, что город ждал их», – подумал Синклер. Кукол много, но почти ни одна не выглядела агрессивной. Они стояли группами на улицах, образуя телами геометрические фигуры: круги, квадраты и прямоугольники. Многие смотрели из окон разрушенных домов и провожали кортеж взглядами.

– Мы в Москве, – сказал Ингвар. – Великий скимник, куда нам двигаться дальше?

Дометиан почесал нос и извлек из мантии рисунок. Обрушенный путепровод, небольшая церковь под холмом. «Жилой многоквартирный дом. Таких домов в Москве сотни и тысячи, – подумал Синклер. – Не хватит десятка жизней, чтобы проверить каждый».

– Сирияне однажды пошли отрядами и взяли в плен из земли Израильской маленькую девочку, – напомнил Дометиан.

Синклер напрягся.

– Точно, – согласился Ингвар. – Надо остановиться и спросить дорогу у Елизаветы. Ты как, Синклер? Все нормально? Ты побледнел что-то.

– Я в панике, – сказал Синклер.

– Так и должно быть, – ответил Ингвар.

Они остановились на Третьем транспортном кольце после Автозаводского моста в районе Тульской. Синклер посмотрел на реку – удивительно чистую, прозрачную и голубую, с шелковистой водой. Заходящее солнце играло в ней солнечными зайчиками. На набережной сидели и стояли куклы. Они тоже смотрели на воду. Несколько кукол стояли вокруг дерева, взявшись за руки, словно хотели повести хоровод, но передумали. Горбач с Лизой вышли из грузовика. Ингвар позвал их вежливо, будто заранее благодарен за помощь.

– Елизавета, вы не будете так любезны? – спросил Ингвар. – Нам надо понять, где находится тот дом. Из вашего сна.

Лиза нахмурилась. Она выглядела смущенной, но при этом сосредоточенной.

– Что я должна сделать? – спросила она. – Я помню дом из сна, он такой очень… большой, но как будто маленький. Но как мне понять, где он?

Бойцы выползли из грузовиков на перекур. К ним присоединился Филин, впервые за поход оставивший свой «Тигр». Они стояли поодаль, но разговор слушали внимательно. Ингвар замялся.

– Я думал, это некоторым образом как-то автоматически случится, – признался он.

– Это каким? – уточнила Лиза.

– Не знаю, – сказал Ингвар.

Он повернулся к Дометиану. Тот стоял, сложив руки на груди и опустив голову, словно происходящее его вовсе не касалось.

– Великий скимник, ваша помощь требуется, – сказал Ингвар виновато. – Как нам использовать… маяк?

– Это вам не маяк, – сказал Горбач. – О своей кошке в таком тоне говорить будете.

– У меня нет кошки, – сказал Ингвар.

– Оно и видно.

– Приношу извинения, – сказал Ингвар после недолгого молчания. – Как нам задействовать дар Елизаветы, чтобы не вышло, будто мы зря приехали в этот чертов город, проклятый каждым здравомыслящим человеком?

Дометиан достал из мантии зажигалку – он так и не вернул ее Ингвару. Многозначительно пощелкал колесиком, высекая пламя. Потом показал на Лизу и изобразил руками нечто похожее на луч, исходящий из глаз.

– Ребенка не жечь, – сказал Синклер и потянулся за оружием.

– Погоди ты, – сказал Ингвар. – Никто не будет ребенка жечь, ты вообще, что ли? Мы бы тогда вас брать не стали с собой, как будто воевать не с кем. Взяли бы одну Елизавету и сожгли потихоньку… Шучу я, шучу. Нервничаю, простите уж. Великий скимник, я правильно понимаю – надо разжечь огонь?

Дометиан кивнул. Ингвар велел бойцам собрать топливо и дерево. Вскоре они соорудили большой костер. Скимник помолился около него, стоя на коленях, а затем поджег зажигалкой.

Пламя взметнулось сразу же – высокое, жаркое, в полтора человеческих роста. Дометиан поклонился Лизе и жестом попросил ее встать за костром. После недолгого колебания она прошла на указанное место. Синклер и Горбач в это время внимательно следили за Ингваром и скимником.

Свет от костра четко обрисовал тень Лизы. Дометиан обвел всех взглядом и приложил палец к губам, попросив тишины. Тень трепетала и меняла форму, повинуясь языкам пламени. Так прошло несколько минут. Синклер видел, что Лизе стало жарко, на ее лбу выступил пот.

Он почти прервал странный ритуал, но в один момент тень Лизы перестала колебаться и замерла, а после вытянулась, перестав быть человеческой. Теперь теневой силуэт был похож на стрелку компаса. Она указывала на северо-восток.

В толпе бойцов кто-то выматерился. Горбач нервно вздохнул. Ингвар посмотрел с восхищением – но не на Лизу, а на Дометиана. Тот, кажется, даже не заметил этого взгляда, лишь торжествующе поднял палец.

– Вектор в целом понятен, – сказал Ингвар. – По коням.

– Что это было? – спросил Горбач.

– Они сказали ему: нам виделись сны, а истолковать их некому. Иосиф сказал им – не от Бога ли истолкования? – ответил Дометиан.

Синклер промолчал. Он чувствовал, что происходящее ему не нравится. Но не мог сформулировать почему.

Вскоре выяснилось, что вектора оказалось недостаточно. Москва была частично разрушена, и отряду приходилось искать пути объезда. Даже Синклер, лучше всего знакомый с топографией города, иногда вставал в тупик. Костер-компас пришлось развести еще несколько раз, когда экспедиция сбивалась с пути. Каждый раз Синклер чувствовал себя неуютно. Однако Лиза участвовала в огнепоклонстве спокойно и без уговоров. Синклер видел, что ей тяжело, но ни разу не услышал жалобы.

Они нашли нужный дом, находясь на пороге отчаяния, когда Ингвар почти отдал приказ о привале. До этого не менее семи раз казалось, что Обитель, как Синклер назвал про себя объект поисков, уже стоит на горизонте. Но всякий раз это оказывался не тот дом. Похож, но совсем не тот.

Они вышли к цели почти случайно. На холме рядом с церковью на фоне обрушенного путепровода сидел человек средних лет в летном шлемофоне. Рядом с ним лежал, закинув руки за голову, молодой парень лет пятнадцати. Они скучали.

Человек отворачивал и снова заворачивал уши своей шапки, становясь похожим то на кролика, то на летчика. Парень просто смотрел в небо потерянным взглядом. Рядом с ним лежала гитара. Изредка он бренчал на ней что-то одной рукой, оставив другую за головой. К этому месту отряд подошел уже пешком – единственная дорога была захламлена, а путепровод обрушен.

– Это что за срань, Синклер? – спросил Ингвар. – Они не эмиссары и не куклы, или я уже ничего не понимаю?

Синклер не ответил. Он сам не понимал, что происходит, но грудную клетку сжало. Он почувствовал, что не хватает воздуха. В голове стало сухо, словно мозг на секунду высох, превратился в крошечное перекати-поле посреди пустыни. Ему захотелось блевать. Синклер слегка отстал от группы, пытаясь справиться с тошнотой. Человек в шлемофоне наконец заметил группу вооруженных людей с ребенком. Он встал и улыбнулся – неловко, одной половинкой рта, будто лицо наполовину парализовано. Его юный спутник даже не встал, продолжал смотреть в небо, словно там было гораздо интереснее.

– Уже заждался, – сказал человек. – Как хорошо.

– Уважаемый, представьтесь и объяснитесь, какого дьявола вы тут делаете, – сказал Ингвар. – Мы вооружены и очень устали. Вы кто такой и как здесь выжили?

Человек в шлемофоне степенно поклонился.

– Меня зовут Дмитрий, – сказал он. – Я местный шут.

– Еще одна шутка от местного шута, и местность без шута останется, – сказал Ингвар. – Шутки неуместны. Вас не должно тут быть по всем законам. И в данный момент вы нам мешаете своим присутствием.

– Вас тоже, – сказал Дмитрий спокойно. – Не должно быть. Не здесь, а вообще. Но вы здесь.

– Это уже похоже на угрозу, – сказал Ингвар с облегчением.

– Нет, – сказал Дмитрий.

Он хлопнул в ладоши и улыбнулся. Затем указал пальцем на Филина, который стоял рядом со своим шефом и держал оружие на изготовку. Непонятно было, на что он вообще рассчитывает.

– Пиф-паф. Пора танцевать, – сказал Дмитрий.

Филин бросил автомат и развернулся так четко, словно делал танцевальное движение. Он пошел к разрушенному путепроводу, по дороге сбрасывая портупею, подсумок и походную клановую куртку.

– Филин! – крикнул Ингвар. – Ты психа дал? Вернись сюда! Приказываю именем Храбрецов.

– Филин, – сказал Дмитрий. – Приказываю именем Храбрецов. Сломай себе руку.

Филин, который в этот момент как раз сбросил футболку, выставил кисть вперед и плашмя упал на нее всем весом. Рука хрустнула, но Филин даже не обратил на это внимания. Синклер мимолетно отметил, что именно на этой руке у него были короткие порезы по числу рожденных детей и убитых им людей. Ингвар вскрикнул и рванулся к нему, однако Филин резко ускорился, отмахивая, словно профессиональный бегун. Он добрался до обрушенного края путепровода и камнем упал вниз.

– Смерть – вежливость храбрых, – сказал Дмитрий. – Так говорят? Вы очень вежливы. Мое почтение.

– Бес, – сказал Ингвар хрипло.

Он рванул из кобуры пистолет и выстрелил в Дмитрия. Тот коротко вскрикнул, схватился за живот и упал вниз лицом, несколько раз дернул ногой и затих. Его спутник вяло посмотрел на происходящее и вздохнул. Синклер справился с тошнотой и подошел к Ингвару. Тот тяжело дышал, пистолет в руках ходил ходуном.

– Это что за бес? – спросил Ингвар. – Ты должен знать, ты тут все знаешь. Это что за срань? Как он это сделал? Он же даже не пел! Или пел? Вы слышали, он пел или нет? Эй, парень, вставай! Я тебя арестую! Тебя как звать?

Незнакомый парень встал, но только затем, чтобы взять гитару. Он попытался что-то сбренчать, снова вздохнул и положил инструмент.

– Зря вы, – сказал парень.

Синклер услышал, как сзади раздаются тяжелые шлепки, словно на землю холма бросали металл. Он понял, что случилось, даже не успев обернуться.

Все бойцы Ингвара побросали оружие на землю и отпинали его ногами. Затем они помогли друг другу раздеться: стягивали жилеты, куртки, отбрасывали в сторону гранаты и стаскивали сапоги.

Ингвар потерял дар речи. Он только тяжело дышал, переводя пистолет со своих бойцов на незнакомого парня и обратно. На него было жалко смотреть.

– Приказываю прекратить, – сказал он тихо. – Прекратите, пожалуйста.

Бойцы не слушали его. С каждой секундой их движения становились более изломанными, глаза теряли осмысленность. Один из них попытался дотянуться до сапога, и его колено с хрустом вывернулось наоборот, как у кузнечика. Это не доставило бойцам заметных неудобств. Полностью разоблачившись, они ковыляли с холма в сторону церкви. Их движения напоминали сумасшедший метроном, потерявший амплитуду.

– Спросил, кто я, – сказал Дмитрий. – Вот он я. Смотри на меня. Вот я. Спрашивал, где угроза. Вот угроза. Я – угроза.

Человек в шлемофоне встал, почесывая живот. За его спиной стоял юноша с гитарой. Ингвар смотрел на Дмитрия с ненавистью и ужасом. Его лицо стало жалобным, губа начала подергиваться. Синклер машинально встал между Дмитрием и Горбачом с Лизой, прикрывая от угрозы. Дометиан вышел вперед и оставил за спиной Ингвара, который едва не плакал.

«Сейчас мы составляем треугольник», – мимолетно подумал Синклер.

– Кто я? Я паяц. Шут, что убьет вас. Я – угроза, – сказал Дмитрий. – Синклер, привет. Прости, не поздоровался. Здравствуй, дорогой.

– Темный Брат, – сказал Синклер.

Дмитрий улыбнулся половинкой рта. Дометиан снял вериги и стоял, глядя Дмитрию в глаза. Тяжелые металлические кресты на цепях угрожающе покачивались в руках. Ингвар за его спиной сжимал рукоятку пистолета, смотрел жалобно и разевал рот, как рыба. Синклера вновь затошнило. Он почувствовал себя в кино, где картинка потеряла синхрон со звуком. В глазах двоилось, виски ломило, во рту пересохло. Синклер покачнулся, но почувствовал, как его поддержали за локти – с одной стороны Горбач, с другой Лиза. Они и сами дрожали.

Дмитрий улыбался. Его юный спутник пытался подкручивать колки гитары. Выходило не очень, но он с тупым упорством крутил дальше, пока Дмитрий не сделал едва заметный жест.

– Убери кресты. Глупый старик, – сказал Дмитрий. – Искал марионетку. Сам стал куклой. Сначала опасался тебя. Теперь передумал. Тебя ведет Бог? Старое слепое ничтожество.

Дометиан очень хотел что-то ответить. Его глаза сверкали огнем, а вериги яростно качались в воздухе. Кажется, он впервые не смог вспомнить подходящей цитаты. Дометиан резко взмахнул рукой и метнул в Дмитрия стилет. Тот увернулся, отбив нож предплечьем.

– Нет времени, – сказал он. – Скучный старик. Внутри гнев и пустота. Грех, гнев на все. Старый грех. Ты ошибка. Тебя не Бог ведет. Тебя вел Стазис. Отец Стазиса. Слал видения, маршруты. Призрачные записки. Образ дьявола. Маневр искупления. Ты безмозглый стратег. Старая сломанная марионетка. Любишь танцевать?

Дометиан опустил вериги.

– Он зачал зло и родил ложь, и утроба его приготовляет обман, – сказал Дометиан звонко.

– Бу-бу-бу. Вя-вя-вя. Книжная борода. Тьфу на тебя, – сказал Дмитрий. – Отец Стазиса. Вел тебя. Прямо с затвора.

– Да зачем ему это? Ты лжешь, тварь! Великого скимника вел Господь, чтобы уничтожить Стазис! – выкрикнул Ингвар. – Ты все вывернул наизнанку, тебя самого ведет Отец Стазиса!

– Если бы, – сказал Дмитрий тихо. – К сожалению. Мне все пришлось. Делать самому.

Он взмахнул рукой, и Дометиана отбросило назад. Тот выпустил вериги из рук, и они упали под ноги Дмитрия. Он задумчиво пнул кресты. Ингвар бросился поднимать скимника с земли.

– Говно. И сталь плохая, – сказал Дмитрий. – Зачем Отцу вести? Он хотел умереть. Он давно хочет. Только я против.

– Какая-то чушь, бред собачий, – сказал Ингвар плачущим голосом. – Зачем ты так говоришь? Чего тебе надо, пидор? Я тебя сожгу!

– Заткнись, – сказал Дмитрий. – Надоел твой вой. Но вопрос интересный. Я отвечу.

Дмитрий подошел ближе. Он обвел руками всех: Дометиана с Ингваром, Синклера с Горбачом и Лизой. Последним указал на своего спутника.

– Что видите? – спросил он.

– Мразь ублюдочную, слизь, падлу, колдуна сраного, – ответил Ингвар.

– Еще раз заткнись. Что видите?

– Треугольник, – сказал Синклер неожиданно.

– Ты не дурак, – ответил Дмитрий с одобрением. – Наши беседы на пользу. Был дурак-дурак. Стал не совсем. Я буду скучать. По нашим разговорам.

– Правильно, – сказал Синклер. – Потому что я убью.

– Пусть так. Таково твое решение. Братоубийство – тяжкий грех, – сказал Дмитрий.

– Ты не брат.

– Я ближе, – ответил Дмитрий. – Ты мог помочь. Вместо этого. Стоишь в другом углу. Мне жаль. Впрочем. Уже пустое. Треугольник. Что он значит?

– Троицу, – сказал Горбач из-за плеча Синклера.

– И ты не дурак, – одобрил Дмитрий. – Воющий! Отвечай быстро. Зачем ты Дометиану?

Ингвар в этот момент уже поднял скимника с земли и даже отряхнул его мантию. Дометиан отмахивался, давая понять, что справится сам.

– Помочь убить тебя, тварь, – сказал Ингвар. – Очистить землю от Стазиса и от тебя. Объединить земли. Перезапустить историю.

– Кретин, – сказал Дмитрий. – Дометиан не говорил. О ритуале? Ритуале входа в лабиринт.

– Говорил, – сказал Ингвар растерянно. – Но при чем тут…

– Для него нужен. Названный сын, – сказал Дмитрий. – И еще вещи. Мы, друзья. Все пришли. Сюда с целью. Одной целью. Провести ритуал. Снять защиту. Войти к Отцу. Вы выполнили условия.

– Войти и уничтожить во сне, – сказал Ингвар.

Синклер обернулся на Горбача и Лизу. Те смотрели растерянно.

– Какой ритуал? – спросил Синклер. – Я впервые слышу.

– Не придуривайся, – сказал Дмитрий. – Зачем ты притащил. Детей тогда? Да сразу двух?

– Что… чушь, – сказал Синклер. – Мне плевать на Отца. Я не знаю ритуала.

– Что в мешке? – спросил Дмитрий.

Он указал на заплечный вещевой мешок Синклера. Тот, словно зачарованный, развернул его и достал оттуда колокольчик.

– Не за что, – сказал Дмитрий. – Дальше?

Синклер порылся в мешке и достал плотную бумагу. Сквозь нее светилось красным. У Синклера потемнело в глазах. Горбач тихо вскрикнул, поняв, что внутри. Лиза смотрела с любопытством. Она не видела зерна Стазиса раньше.

– Не потерял ведь, – сказал Дмитрий. – У меня тоже. И у скимника. Думал гнать его. Приветить тебя. А теперь думаю. Что войдем вместе. Пусть Отец сравнит. Так моя победа. Будет еще ярче. По рукам?

– Я не участвую, – сказал Синклер. – Бейтесь сами. Мне плевать. Дайте нам уйти. Мне не надо. Я не знаю ритуала.

Дмитрий посмотрел с сожалением. Повернулся к своему парню, похлопал его по плечу. Тот улыбнулся в ответ, но глаза остались пустыми.

– Это грустно, – сказал он. – Не любопытно? Зачем это мне? Все это?

– Любопытно, – сказал Синклер. – Но есть вещи важнее.

– Какие? – удивился Дмитрий.

– Не поймешь. Дай нам уйти.

– Ладно. Все равно расскажу, – сказал Дмитрий. – Вы неправильно. Все понимаете. Если убить Отца во сне. Территория не освободится. Она опустеет. Это уничтожит цикл. Но я уже вижу. Старое животное. Не опасно. Пусть попробует. Это будет турнир. Трое за Троицу. Победитель станет Звонарем.

Ингвар подскочил к нему с красным от ярости лицом. «Он выглядит так, словно уже готов биться на этом турнире», – подумал Синклер.

– Ты врешь! – крикнул Ингвар. – Я знал, что так и будет! Дометиан предупреждал! Ты есть ложь и послан смутить меня! Ты сам хочешь убить Отца Стазиса! Или спасти, черт знает зачем, мне плевать! Земля не опустеет окончательно, если убить его. Она освободится, а ты бес! Я принимаю твой вызов и буду творить ритуал вместе со святым отцом! Я убью Отца Стазиса, а потом за тебя примусь!

– Не вру, – сказал Дмитрий. – Дерзай, мальчик. Удачи тебе.

– Почему твой молчит? Названный сын, – спросил Синклер неожиданно. – Он марионетка?

– Он свободный и сильный, – ответил Дмитрий неожиданно зло. – Тебя забыл спросить. Про воспитание.

Он повернулся к юноше с гитарой. Тот пожал плечами.

– Скажи им, – потребовал Дмитрий.

– Что сказать? – спросил парень.

– Тебя привела воля. Скажи. Подтверди ему! Он не смеет! – крикнул Дмитрий.

– Меня привела воля, – сказал парень.

– Как его зовут? – спросил Синклер. – Где мать и отец?

– Не отвечай! – потребовал Дмитрий. – Я отец.

– Хреновый, – сказал Синклер.

– Где ты был? Когда. Я просил помощи? – внезапно спросил Дмитрий.

– Здесь, – ответил Синклер и обвел руками пространство вокруг. – Ты не просил. Ты требовал. Есть разница.

Дмитрий замолчал. Он заметно погрустнел – уголки рта опустились. В отличие от улыбки, опустились оба.

– Поздно теперь, – сказал он. – Пустое. Если докажу Отцу. Что я достоин. Стану частью Троицы. Троица будет держать. Весь мир. До Тысячелетнего царства. Сейчас – Великая скорбь. Я понял это. Будучи в Стазисе. Надо пережить. Нельзя сдаваться. Хуже, чем самоубийство. Ладно. Хватит болтать. Святой скимник! Твори ритуал. Синклер! Твори ритуал.

– Я не знаю ритуала, – сказал Синклер. – И я ухожу. Мы уходим. Идите в жопу. Пойдем, ребята.

Он развернулся, обнял Горбача и Лизу за плечи. Они вместе пошли с холма.

– Что это было? – спросил Горбач.

– Сумасшедший фантом, – ответил Синклер. – Пусть гребутся. Мне плевать.

– Зачем мы уходим? – спросила Лиза.

– Затем. Есть вещи важнее.

– Значит, мы не увидим Отца Стазиса?

– Его не существует, – сказал Синклер. – Безумцы безумны. Мы вернемся. Во Владимир. Или любой город. Будем жить. Книги читать. На охоту ходить. В реке купаться! Проживем. Как-нибудь. Мир спасется без нас.

– Он существует, – сказала Лиза. – Я видела его, ты забыл, да?

Синклер встал. Он не забыл, но считал, что это был просто дурной сон и наведенная магия скимника. Но если он не будет воспринимать их страхи как свои, не будет бороться с их фантомами, не будет им верить, то чем он отличается от Дмитрия?

– Я верю, – сказал он. – Верю. Просто зачем нам? Пойдемте, пожалуйста. Я не хочу.

Он даже не заметил, насколько жалобно стал звучать голос. А заметил бы – смутился. Горбач похлопал его по плечу.

– Он есть, он там. Ему очень одиноко и бесконечно страшно, – сказала Лиза. – Я должна попробовать его разбудить.

– Она права, – сказал Горбач. – Мир, может быть, спасется без нас. А он без нас не спасется.

Синклер вновь достал из мешка зерно, развернул бумагу. Посмотрел в него. Тусклый свет резал глаза, словно прожектор или мощная фара. Глядя на него, он хотел бежать без оглядки. Но кто он тогда будет?

– Если вы. Такие умные, – сказал он сердито. – То, может. Ритуал знаете? Или мне. У этих спрашивать? Я не знаю.

– Мне кажется, я знаю, – сказала Лиза. – Во сне у входа росло маленькое деревце.

Они вернулись к дому на холме около церкви. Дометиана, Ингвара, Дмитрия и его названного сына уже не было. Подъездная дверь с кодовым замком была обклеена старыми пожелтевшими объявлениями. В палисаднике у крыльца росли два небольших дерева. Дометиан и Дмитрий уже вошли к Отцу Стазиса. Надо торопиться и успеть раньше их? Они в подъезде? Синклер подумал, что лучше не торопиться.

– Надо посадить зерно и прозвенеть в колокольчик, – сказала Лиза. – Я почти уверена, что это сработает. Очень уверена.

Синклер разрыл ямку около крыльца. Ему показалось правильным сделать это в самом углу палисадника, около окна. Он посадил туда зерно и прозвенел в колокольчик. Горбач и Лиза смотрели на его действия завороженно. Через несколько секунд оттуда, словно в сказке, выросло маленькое деревце. «Кажется, это молодой тополь, – подумал Синклер. – Летом хорошо жечь тополиный пух. Главное – не обжечься и ничего не спалить».

Подъездная дверь пропела кодовым замком, щелкнула и открылась неожиданно широко, ударилась о борта лестницы с жалобным треском. Синклер сперва испугался резкого движения двери. Но потом понял – там просто сломан доводчик.

– Пойдем? – спросил он.

– Пойдем, – сказала Лиза.

– Пойдем, – сказал Горбач.

Они вошли в темный подъезд.