23
Горбач
Коршун вышел из-за тяжелой двери в конце зала. Он выглядел собранным и уверенным в себе. Бородка была аккуратно подстрижена, как всегда. Коршун смотрел на парад трупов и толпу врагов с легким благосклонным недоумением, сложил руки на груди, спрятав ладони. «Словно педантичный профессор вышел из библиотеки и не понимает, зачем его позвали», – подумал Горбач.
– Отлично. Это просто превосходно, что вы все здесь, – сказал Коршун. – Замечательное окончание не самого приятного дня в моей жизни.
– Ты хотел сказать, самого неприятного, – поправил Ингвар.
– Бывало и хуже, – спокойно сказал Коршун.
– Хватит болтать, – сказал Ингвар. – Мне доложили, что ты намерен торговаться. Торгуйся, или я тебя убью. Вы меня очень сильно утомили, Хлеборобы. Я правда устал.
– Ты устал? – уточнил Коршун. – Ты захватил наш город, отравил всю дружину и устал?
– Это не ваш город, – сказал Ингвар. – Хватит пороть чушь. Вы забрали этот город силой, а я его освободил.
– И теперь передашь тем, у кого мы его забрали, надо полагать? Уверен, ты явишь этим несчастным людям свои лучшие стороны, командир. Научишь их благородству и травить своих врагов, – сказал Коршун.
– Демагогия, – сказал Ингвар. – Не тебе меня морали учить, животное. Ваш клан – самое жестокое дерьмо на всей Территории. Знаешь, сколько кланов будет отмечать сегодняшний день как собственный праздник? Десятки.
Коршун тихо засмеялся, прикрыв рот ладонью. Горбач приметил, что вторую он по-прежнему держал под мышкой. Прячет там оружие? Но это же слишком очевидный трюк. И что он сделает, если тут десяток вооруженных людей, а за дверью еще отряд? Голову себе прострелит?
– Что здесь скажешь? Я проиграл. Ты победил, оказался умнее. А я расслабился и не вывел вовремя в расход твоих топтунов, – сказал Коршун. – Не знал, что вы так близко, уважаемые бывшие братья. Давайте, дружочки, заканчивать. Я передумал торговаться, желаю быть немедленно умерщвлен за свои злодеяния.
Синклер кашлянул и аккуратно тронул Ингвара за плечо. Тот раздраженно обернулся. К нему, быстро переступая через трупы, подошел Филин и стал шептать на ухо. «Видимо, просит Синклеру дать поговорить с Коршуном», – догадался Горбач.
Коршун в это время с неприязнью рассматривал пятно на рукаве. Попытался стереть пальцем, но не преуспел, только вздохнул расстроенно. Поразительный человек. Он все еще думает о том, как выглядит.
– У них счеты, – сказал Филин. – Дай мужикам поговорить, не убудет.
Ингвар выслушал Филина и кивнул. Синклер вышел из-за его спины и встал перед Коршуном. Тот не выглядел удивленным. Он покивал Синклеру, как старому знакомому.
Даже сделал шаг вперед, словно хотел подойти и пожать руку, но передумал по дороге.
– Слышал твой голос, Синклер, – сказал Коршун. – Ожидал тебя здесь увидеть. Правда, в другом качестве. Но, как говорят у нас в клане, со старым другом не бывает встреч не ко времени.
– Еще говорят. Долг платежом красен.
– Это не только у нас говорят, – ответил Коршун безразлично. – Ну давай, отмороженное, высказывай мне свои обидки и претензии. Я тебя кинул умирать, оболгал, заслуживаю смерти. Правильно? А чего ты ожидал, ты же наивный, как ребенок. Знаешь анекдот про скорпиона и лягушку?
– Знаю, – сказал Синклер.
– Ну вот, если помнишь, в конце скорпион объясняет свои мотивы. Он говорит: чего ты ожидала, глупая лягушка, я же скорпион. Они оба утонули. И я тот скорпион, которому это понравилось. Чего лупишься, кретин деревянный? Срать я на тебя хотел и на твои чувства. Синклер туда, Синклер сюда, Синклер везде поспел. Князь однажды даже предложил назначить тебя моим заместителем. Я так смеялся тогда. Я тебя даже за человека не считаю, ты обрубок человека, охреневший выброс Стазиса, который нужен только затем, чтобы приносить беды, – сказал Коршун.
– Не стыдно. Сдохнуть от руки. Обрубка? – спросил Синклер.
– Совсем немного. Я сумею с этим переживанием справиться, не беспокойся за меня, – сказал Коршун.
– Ты убийца. Давно заслужил сдохнуть, – сказал Синклер. – В тебе человеческого. Меньше, чем во мне.
– Давай уже скорее, – попросил Коршун. – Можно одну просьбу? Не убивай меня сразу, помучай немного. Прострели руку, колено, ну, ты знаешь, не мне тебя учить. Чтобы я умирал медленно, от боли с ума сошел, просил о пощаде. Договорились? Чтобы я не сразу умер. Я так мыслю, это будет достойное наказание, как считаешь? Просто хочу запомнить этот момент. Не хочу, чтобы выстрел, и все.
Синклер достал пистолет и прицелился. Он выглядел сосредоточенным и напряженным. Горбач заметил, как Синклер хмурится. Это выражение лица было знакомо. Так Синклер подозревал, что что-то идет не так. Но не мог понять, что именно.
– Погоди, уважаемый, – сказал Ингвар. – Давайте мы сперва удостоверимся. Я не против, чтобы вы его прикончили. Филин все рассказал, и историю я в целом понимаю. Но что насчет информации? Коршун, не хочешь обменять информацию на медленную смерть? Есть и другие опции. Ты же безопасник. Ты должен уметь договариваться. Хочешь договориться?
– Хочу, – сказал Коршун. – Очень хочу договориться. В качестве затравки могу кое-что рассказать о зуевских военных складах. У меня есть много интересного насчет различных резидентур и пачка любопытных досье.
Синклер продолжал держать Коршуна на прицеле. Того это, кажется, абсолютно не волновало. Он широко улыбался и честно смотрел на лидера Храбрецов, словно хотел получить его расположение.
– Ну давай трави про склады, – сказал Ингвар. – Я правильно понимаю, это где-то в районе старой конюшни? Скрытые блиндажи в перелесках? Не стесняйся, чего тебе терять?
– И впрямь нечего, – согласился Коршун. – Точно, старая конюшня к северу. Запиши лучше. Если пройти километр на север от того места, где я твою мать драл, выйдешь к большому дубу. На нем вырезаны слова: «Кто прочел, тому я по лбу хером стучал». Это я вырезал. Дальше смотришь на запад, там в лесу небольшое урочище, где я твоего батю драл. Идешь к нему и видишь столб, в нем дупло, в этом дупле… Записал?
– Записал, – сказал Ингвар. – Ладно, господь тебе судья. Ты развлекся, мы все посмеялись. Синклер, вы можете делать с ним что хотите.
– Я же еще не рассказал про резидентуру, – возразил Коршун. – Заходят, значит, в бордель два твоих резидента-нелегала, спрашивают, кого тут можно отодрать за четыре колуна, им говорят, за такие деньги можете друг друга на кукане повертеть…
– Достаточно, – сказал Ингвар.
– Я так долго могу, у меня масса секретной информации, – сказал Коршун.
– Не сомневаюсь, – ответил Ингвар. – Синклер, заканчивайте с ним. Он упертый. Понимает, что сдохнет, но хочет поиздеваться. Железной воли человек, даже горжусь. На самом деле, он мне не особо нужен, можете его хоть собакам скормить.
Коршун просиял. Он сделал еще один шаг к Синклеру и встал на одно колено, словно рыцарь перед королем. Одну руку Коршун распростер в шутливом поклоне, другую по-прежнему держал под мышкой. «Даже если у него там пистолет, Синклер успеет выстрелить раньше», – подумал Горбач.
Синклер вздохнул и положил палец на спусковой крючок. Он почему-то медлил.
– Не будет, – сказал он.
– Чего не будет? – уточнил Коршун.
– Медленной смерти, – сказал Синклер. – Ты почти убил. Меня медленно. Я такой услуги. Не окажу. Ты убийца.
– Это верно, – сказал Коршун.
– Ты подлец. Твоя вина в бегстве. Твоя вина. Ты подставил меня. Ради мелкой выгоды. Теперь Хлеборобов нет. И тебя нет.
– Ты удивительно красноречив, – сказал Коршун. – Звук твоего голоса скрасил мои последние минуты. Он настолько мерзотный, что я уже мечтаю увидеть свои мозги на потолке, лишь бы не слышать эти звуки. В тебе мерзотно абсолютно все. Стреляй уже.
Синклер вздохнул.
– Стреляй! – крикнул Коршун.
– Как скажешь, – ответил Синклер.
Коршун зажмурил глаза. «Все-таки даже ему ведом страх смерти», – подумал Горбач. Он чувствовал удовлетворение от того, что один из самых жестоких и беспринципных в мире людей сейчас получит по заслугам.
Когда Коршун крикнул, сзади из-за спин Храбрецов вышла Лиза. До этого она стояла в коридоре – ее оттеснили, чтобы не показывать зал, заваленный заблеванными трупами. Но сейчас Лиза воспользовалась тем, что все смотрели на Синклера с Коршуном и перестали обращать на нее внимание. Горбач хотел сказать ей, чтобы шла назад. Но Лиза увидела все. Она побледнела, как снег. Двинулась вперед, к Горбачу. Наверное, она хотела остановиться, заметив чудовищный пир, но шла вперед на автомате.
Горбач увидел все одновременно. Как палец Синклера бесконечно медленно давит на спусковой крючок, как Лиза бредет к нему через трупы, как Коршун раскрыл глаза и посмотрел на человека с пистолетом с ненавистью, способной прожечь насквозь. Все это происходило в одно мгновение. Коршун тоже увидел Лизу. С его лица сполз оскал. Горбач даже не думал, что у него может быть настолько растерянное лицо.
– Стой, – сказал он хрипло. – Синклер, стой, подожди секунду. Пожалуйста.
Синклер стоял спиной и не видел Лизу.
– Передумал? – спросил он.
– Нет. Подожди секунду, не стреляй, – попросил Коршун тихо.
Он встал, не переставая глядеть на Лизу. Аккуратно высвободил руку, которую держал под мышкой. Горбач разглядел на ней тонкую серебристую проволоку. Коршун размотал ее очень аккуратно, словно баюкал ребенка. Проволока уходила за спину под одежду.
Синклер шумно выдохнул. Ингвар сказал крепкое слово, не стесняясь ребенка. Кто-то из Храбрецов бросился к входу. Горбач медленно соображал, но и он понял, что происходит. Коршун обмотал руку проволокой, связанной со спрятанным под одеждой детонатором.
Детонатор моргал красной лампочкой, блестел маленьким тумблером и радовал глаз цветными проводками. Горбач узнал это устройство. Их использовали для дистанционного подрыва. Коршун очень медленно снял проволоку и отсоединил один из проводков, а после отбросил детонатор в сторону.
– Теперь стреляй, – сказал он. – Только аккуратнее с рикошетом, постарайся, чтобы пуля застряла. Обе стены заминированы, их сложит вместе… вместе со всеми. Как карточный домик.
Сзади тихо матерился Ингвар. Он отдавал короткие приказы и требовал саперов. Синклер потрясенно переводил взгляд с Лизы на Коршуна. Тот больше не пытался казаться храбрым, перестал бравировать, даже поза стала спокойной. Он сидел на полу, закрыв лицо руками, и ждал выстрела. Синклер опустил пистолет, плюнул на пол рядом с Коршуном и вышел из зала. Горбач пошел за ним. По дороге он взял Лизу за плечо и повел с собой. Она не сопротивлялась.
На выходе из зала Горбач подтолкнул Лизу вперед, обернулся и увидел, что Коршун сидит в той же самой позе. Он так и сидел, пока его не начали избивать бойцы Ингвара. После Коршуна крепко связали и бросили в ту самую комнату в конце зала – надо думать, до выяснения. Бойцы, матерясь, крепко закрыли тяжелую дверь. Двое встали караулом.
Горбач вышел на улицу. Он сощурился – после полутьмы тронного зала дневной свет ударил по глазам. Внутри Горбача творилось что-то странное. Ингвар быстро курил. Рядом стоял Синклер. Он придерживал Лизу за плечо. Та смотрела в землю, ее лицо ничего не выражало, словно она была не здесь. Филин подошел и, спросив разрешения у Синклера, увел Лизу к маленькой полевой кухне, что стояла рядом с оцеплением.
– Вы поняли, что произошло? Вернее, что едва не произошло? – спросил Ингвар.
– Более чем, – ответил Синклер. – Он заминировал зал. На всякий случай. Случай произошел.
– И какого хрена он не взорвал нас сразу? – спросил Ингвар задумчиво.
– Ждал.
– Кого?
– Вас. Вашего помощника. Хотел мести, – сказал Синклер.
– Ну, мы пришли, зачем трепался дальше? Ну, допустим, хотел поиздеваться, это я могу понять, – сказал Ингвар и быстро затянулся по-солдатски. – Но почему передумал?
– Потому что. Я ошибся.
– В чем?
– Долго рассказывать.
– А почему вы его не порешили в итоге?
– Та же причина.
– Ладно, черт с вами. Вечером приглашаю на чай, поговорим плотнее, – сказал Ингвар. – Кроме того, хочу заранее дать понять – есть очень важный разговор. Речь пойдет о найме некоторым образом.
– Найме куда? – уточнил Синклер.
– Миссия в Москве, – сказал Ингвар.
– Дети тоже? Нужны для разговора? – спросил Синклер.
– Дети тоже нужны, дети вообще нужны в первую очередь. Вечером жду вас всех, – сказал Ингвар. – И не пытайтесь покинуть город. Филин обеспечит вас всем необходимым.
Их разместили в казарме рядом с домом правительства. Владимир был богатым городом, и центр тут содержался в приличном состоянии. В комнате нашлись настоящие железные кровати, столик и даже маленькая печка. На окне стояла герань и еще какой-то цветок, названия которого Горбач не знал. Их с Лизой разместили вдвоем, Синклер поселился отдельно. Он сказал, что ему нужно подумать, и ушел. Филин принес Горбачу и Лизе еды: плоский хлеб на камне, картофель в мундире, соленые огурцы, чайник и банку тушенки. Научил, как разогреть все это на печке, пошутил, что ничего не отравлено. И ушел.
«Странно, – подумал Горбач. – Пару часов назад я умирал с голода. Вот еда, а я не хочу есть». Он взглянул на Лизу. Та тоже проголодалась, но даже не смотрела в сторону стола. Горбач понял, что надо сделать.
– Давай погадаем, – сказал он.
– В смысле? – спросила Лиза.
– На «топор-пилу». Или «пилу-топор», как правильно?
– Ты серьезно, да?
– Да, – сказал Горбач. – Я никогда не был так серьезен.
– Для этого надо, чтобы ты волновался, боялся или умирал, – сказала Лиза. – Просто так не сработает.
– Я очень сильно волнуюсь. И я очень сильно боюсь того, что увижу, – сказал Горбач.
– По тебе не очень скажешь.
– Это правда.
Лиза подошла к его кровати и села рядом. Горбач протянул руку и только сейчас понял, как сильно она дрожит. Он усилием воли попытался отогнать от себя образ леса-лабиринта. Но понимал, что это не поможет.
– Если заблудишься там, слушай мой голос, понимаешь? – спросила Лиза. – Там бывают чудовища. Я предупрежу о них. «Топор-пила», помнишь? Топор – прячься. Пила – беги.
– Я помню.
– Я рада, – сказала Лиза.
Девять. Бабочка в пустоте, бабочка на излете
Мне опять снился сон во сне. Это был чудовищный лабиринт, похожий на парк, где мы все вместе гуляли раньше. Только теперь он был мертв, листья осыпались, вместо травы там лежал пепел. Деревья голые, как покойники в морге.
Кажется, я не должен был там находиться. Я чувствовал собственную неуместность. С другой стороны, это же я создал лабиринт? Как я могу быть неуместен в собственном сне?
Там гуляли дети.
Невысокий юноша бродил между деревьев. Их стволы сплетались, образуя стены, повороты и тупики. Там были качели, тарзанки, турники и маленькие пруды, тайные норы и скрытые проходы. Я не видел монстра, но точно знал, что там есть монстр. Что же он будет делать?
Но юноша был не один. У входа в лабиринт стояла маленькая девочка. Они оба были абсолютно мне незнакомы. Иногда девочка выкрикивала что-то, складывая ладони рупором. Они как будто играли в прятки. Юноша слышал девочку и бежал в другой поворот, прятался, выходил из тупика.
Наверное, это интересная игра. Они так увлечены.
В какой-то момент я увидел второго монстра. Он крался вдоль внешней стенки лабиринта к девочке. Высокое существо, у которого вместо тела морок, а вместо лица – короткий загнутый клюв хищной птицы.
Я захотел крикнуть девочке, но понял, что не умею разговаривать. А потом я понял, что она видит этого монстра лучше, чем я сам. Монстр подошел к девочке и встал на одно колено. Она коротко взглянула на него. Она следила за юношей в лабиринте и нисколько не боялась монстра с клювом хищной птицы.
В какой-то момент, когда юноша был в безопасности, она обернулась к мороку-птице. Он спокойно стоял на колене, ожидая чего-то. Девочка погладила его по плечу, и он вспыхнул синим огнем.
– Скажи, – попросил монстр. – Я прощен?
– Нет. Но я больше на тебя не злюсь, – ответила девочка.
– Я хороший?
– Ты плохой.
– Но тогда почему ты не злишься? – спросил монстр.
Я не знаю, почему я слышал их разговор. Я видел одновременно и юношу, и девочку, и чудовищную морок-птицу, и множество других вещей, не поддающихся пониманию. Стоит сказать, что в этот момент на Земле больше ничего не существовало. Она была маленький шарик с лесом-лабиринтом. Я решил, что так и должно быть.
– Я не злюсь, потому что не хочу. Хватит уже, – сказала девочка. – Перестань суетиться. Мешаешь.
Морок-птица вспыхнула еще ярче. Из синего она стала белой, потом розовой, потом ярко-оранжевой. Потом я перестал обращать внимание на монстра, потому что девочка посмотрела наверх. Мне стало неловко. Я понял, что она меня видит.
Надеюсь, она ни за что на меня не злится.