На четвертый день капитан Мортон представил Лив молодому человеку — впрочем, не слишком молодому: его песчаные волосы уже редели, обнажая загорелую голову, и он понемногу склонялся к свойственной среднему возрасту полноте, хотя и оставался при этом обаятельно тих и застенчив.

— Его зовут Уильям Уоррен-второй, в честь славного отца, сражавшегося в битве при... Но это сейчас не важно, правда? Билл-младший и сам по себе парень не плохой. Почитай, лучший плотник города...

Все это время Уоррен стоял на пороге дома Мортона, шевеля мозолистыми толстыми пальцами.

— Он прибыл сюда совсем младенцем. Не так ли, мистер Уоррен? Во всем городе не найдется здания, к которому он не приложил бы руки. Хотите узнать что-нибудь о Новом Замысле — спросите у него. Я же должен ненадолго отлучиться по делам, мэм, ну, вы понимаете... Входите, входите!

Уоррен пожал плечами, улыбнулся ей, протянул руку и сказал:

— Может, вы предпочли бы прогуляться, мэм?

Даже после того, как они обошли город рука об руку и Уоррен несколько раз, запинаясь, попытался начать беседу, Лив по-прежнему не понимала, чего он от нее хочет.

— А это, — Уоррен похлопал по дереву очередной хижины, — было построено капитаном Преттом в девятый год от основания Нового Замысла, и служило жильем для...

Так продолжалось все время, пока они блуждали по грязным улочкам, а солнце на западе опускалось за горы, к буйному морю. Лицо Уоррена просто светилось от любви к каждому неотесанному бревну в городе. Казалось, у него просто нет других тем для разговора. Он вежливо расспрашивал Лив о внешнем мире, но делал это без энтузиазма, не вдумываясь в ее ответы.

К концу вечера Лив решила: каковы бы ни были истинные намерения Уоррена — ей все равно. Либо его приставили к ней, чтобы шпионить, а значит, вся его неуклюжесть — сплошная уловка, и в таком случае она не собирается облегчать ему задачу; либо он вот так, по-простецки, пытается за ней приударить, и тогда она не стала бы отрицать, что на короткое время готова была поддаться искушению, но он держался совсем как юноша, хотя был старше ее всего на несколько лет. Годы, проведенные в Новом Замысле, совершенно не отразились на Уоррене, и Лив не могла воспринимать его как реального мужчину — ей казалось жестоким и постыдным нарушать его безмятежное существование. Поэтому она осторожно пожала его руку, отпустила ее и сказала ему, что, к сожалению, очень устала, а разболевшаяся голова мешает ей продолжать разговор. Она оставила его стоять в одиночестве с выражением покинутого на простодушном лице, в грязи и растущей тени лесопилки на западной окраине города.

На следующий день горожане устроили танцы, и она снова встретила Уоррена

Танцы здесь, похоже, устраивались каждую неделю, на не вспаханном поле к северу от города, и горожане относились к этому мероприятию с чрезвычайной серьезностью и нарочитой веселостью. Старики медленно танцевали в центре, а молодежь вертелась вокруг них. Хореография была изощренной — математически и топологически выверенной работой мыслителей, у которых слишком много свободного времени. Мортон объяснял, что танец, как спорт или война, укрепляет тела молодых, сплачивает их, учит уважать друг друга и соблюдать правила, а кольца... кольца что-то символизируют... Лив отвлеклась. Она снова увидела Уоррена в дымке фонарей и факелов, он хохотал с другими мужчинами на другом конце поля, и ей пришлось признать, что он весьма привлекателен. Но потом его заслонила группа краснолицых подростков, идущих под руку, хохоча, а когда они сгинули, на том месте его уже не было.

Возможно, он ушел танцевать. Мортон осторожно подталкивал к этому и Лив. Она попробовала танцевать, но у нее не вышло. Танец был незнакомым, энергичным и атлетичным, она едва не упала. Устав, она подсела к молодой жене Мортона, Салли, которая тоже не могла танцевать — ребенок внутри нее шевелился, и ее подташнивало. Лив не могла ей ничего посоветовать, но девушка расстраивалась, ее хотелось утешить. Держа руку Салли и приговаривая «ну, ну», Лив искала глазами Уоррена, но больше его не видела

На пятый день они провели референдум.

Мужчины и женщины Нового Замысла расселись на длинных жестких скамьях Зала заседаний. Крыша зала казалась кружевом из деревянных балок, меж которых виднелось небо. В полдень в городе пошел холодный дождь со снегом. Никто из жителей даже не вздрогнул. Они сидели, выпрямив спины, и слушали скучнейшую речь старейшины Мерилла, пока дождь приглаживал им волосы, придавая им черный оттенок.

Мерилл говорил о налогообложении и собственности, о моральных нормах, касавшихся этих вопросов, — хотя, насколько было известно Лив, никакой частной собственности в Новом Замысле не было. Здесь она вообще не видела денег и полагала, что в городе царит коммунизм, который предсказывали еще пророки в древних текстах. Она решила, что экономика Мерилла скорей утопическая, чем практическая. Этот старейшина смахивал на тихого мечтателя.

Закончив, Мерилл под сдержанные аплодисменты прошел по грязному полу к своей скамейке. На кафедру взошел старейшина Полк, и горожане слушали его с тем же серьезным видом. Он носил очки, одно стекло у которых треснуло, а другое давно уже выпало, но держался с достоинством. Лив не смогла понять, о чем он говорил.

Старейшины города были так же членами Ассамблеи Республики и выступали в обоих качествах. Это Лив объяснил и серьезный молодой человек, сидевший слева, и серьезный пожилой человек, сидевший справа.

Мистер Уэйт, молодой человек из Улыбчивых, выступил с краткой импровизированной речью на тему «О чем говорит наша способность провести эту встречу перед лицом новостей, которые, согласитесь, кажутся тревожными? (Да, только кажутся, ведь мы не из тех, кто тревожится, и должны гордиться этим!)». Дождь пригладил его роскошные светлые волосы, и они потемнели. Чем дольше он говорил, тем шире становилась его улыбка, и тем больше он напоминал Лив куклу чревовещателя. На свое место он вернулся под аплодисменты, и министр мер и дел начал ответственную часть собрания.

Повестка дня была такой: стоит ли продолжать охоту на Зверя — или необходимо сменить тактику? Кроме того, необходимо снова обеспечить ирригацию южных полей. Салли Мортон встала и, запинаясь, произнесла речь о важности дошкольного образования, которую закончила, так и не раскрыв главной мысли. Предложение мистера Дилворта о поправках к закону о прекращении парламентских прений было отклонено так решительно, словно он предложил что-то неприличное, и Дилворт сошел с кафедры под сердитыми взглядами аудитории.

В последнюю очередь решили обсудить, как поступить с Генералом и что предпринять в связи со слухами о приближающихся врагах. Толпа беспокойно всколыхнулась, и на кафедру поднялся президент Хобарт. Юноша, сидевший слева от Лив, вскочил и энергично захлопал. Пожилой человек справа настороженно молчал.

Капитан Мортон сидел на два ряда впереди Лив, выделяясь в своем красном мундире меж серо-коричневых соседей, как павлин среди кур. Он не хлопал и сидел неподвижно. Салли, склонившись к мужу, держала его за руку.

Лив встала. Вокруг нее воцарилась тишина.

— Президент Хобарт. Линия скоро будет здесь. Кридмур найдет нас. Вы должны эвакуировать женщин и детей. Вы забыли, что такое Линия, каким она владеет оружием. Вы должны заключить союз с Кримуром против Линии — ради...

Толпа с отвращением взревела, заглушив ее голос.

Лив всматривалась в лицо президента, а президент, вытянув руки и обхватив трибуну, вглядывался в толпу. Он улыбался своим гражданам и ждал, когда те успокоятся.

Президент Хобарт встретился глазами с Лив. Он наклонился к своему помощнику и что-то шепнул ему на ухо.

— Президент Хобарт, я предлагаю...

Юноша осторожно положил ладонь ей на руку и сказал:

— Мэм.

Вскоре Лив вежливо вывели из зала Помощник сопроводил ее на другой конец города молча, словно желая извиниться, а затем покинул — придерживая шляпу, помчался обратно в Зал заседаний, и его спина скрылась в пелене дождя.

Лив осталась одна, да и к лучшему: вряд ли она смогла бы сейчас говорить. Она впала в шок. Столько недель читать об истории Республики, грезить о ней, разговаривать с ее падшим Генералом, чтобы в итоге обнаружить, что Республика — всего лишь экспонат в музее, из которого Лив теперь выгнали! Эго не укладывалось в голове.

Они отказались от ее помощи. Не выслушали ее советов. Она была не нужна им — и никак не могла повлиять на свою судьбу. Ее безопасность всецело зависела от президента Хобарта и его мудрости, которую Лив, увы, оценивала невысоко.

Она побродила по городу, иногда качая головой, иногда улыбаясь. Направилась на запад, быстро дошла до городских стен, рва и сторожевых башен. Помахала пареньку на башне, державшему ружье. Тот помахал ей в ответ. Он носил ярко-красный кивер офицера. Отцовский?

По другую сторону рва высились дубы. Прохладная, манящая тьма Лив хотелось убежать туда Бросить Генерала Может, Крид-мур уже не станет ее искать? К западу за лесом вздымались остроконечные пурпурные горы. Солнце клонилось к закату, превращая снег на вершинах в блестящую медную кайму. По-прежнему шел дождь, и тонкие холодные капли светились в косых лучах.

Лив сделала еще пару шагов к мосту, и путь ей преградил юноша. Лив узнала его по уродливой ведьминой бородавке на носу. Вот только кто это — Блиссет или Синглтон? Она не видела обоих с тех пор, как они нашли ее в лесу. А он, конечно, ее помнил. И покачал головой, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Вы совершенно правы, сэр, — сказала она. — Для прогулок в лесу уже слишком поздно. Я могу заблудиться.

— Совершенно верно, мэм.

— Вы очень добры к гостям.

Лив повернула обратно. Она шла по грязным улицам Нового Замысла. Вместе все эти улицы образовывали кропотливо спланированное колесо — Лив не могла не признать, что такая планировка города изящна и рациональна. Как объяснял Мортон, в ней воплотился некий принцип организации и порядка, ценимый в Республике чуть ли не превыше всего.

Свет из окон домов струился золотой пеленой в вечернем дожде. Новый Замысел представлялся Лив колесом, которое отвалилось от огромного сверкающего часового механизма, долго катилось куда-то в одиночестве и, наконец, упало здесь, в этой канаве, в этой грязи. Оно все еще вертелось, цепляясь зубцами за жизни этих маленьких людей. Генерал умел строить на совесть...

А ведь этот город — настоящее чудо! Лив вдруг ощутила внезапный прилив любви к городу. Потрепанное, усталое чудо. Люди в нем стали незаметными, потому что привыкли к устоявшемуся укладу жизни; но это — последний осколок чего-то прекрасного. Величие касается каждого, кто здесь обитает. Жители Нового Замысла видят другой, прекрасный мир.

Бесцельно бродя по дождливым улочкам, Лив мечтала о том, чтобы спасти этих несчастных. Может, выступить с речью? Разработать план, какую-то хитроумную стратегию, которая заставила бы Линию повернуть назад? Или каким-то образом повести горожан еще дальше на запад, в безопасное место?

Они должны выжить. Ради Генерала.

Они должны выжить ради всего остального мира. Даже если они никогда не вернутся отсюда, даже если мир никогда не узнает о них. Неважно. Эта мечта делала мир прекраснее одним лишь фактом своего существования.

Лив прошла мимо дома доктора Брэдли. Тут же рядом тулилась низенькая длинная хижина, где стояли больничные кровати. Капитан Мортон уже показывал ее Лив. Полное подобие полевого госпиталя. За занавешенным брезентом дверью бездельничали трое охранников с копьями и саблями. У двоих были ружья.

Смеркалось. Лив стояла на улице напротив них. Волосы и одежда насквозь промокли, но ей было все равно. Холод еще не убил ее. Темноволосый юноша с отменной винтовкой, искусно отделанной серебром, обратил на нее внимание, но тут же выпрямил голову и сделал вид, что никого не заметил.

Генерал конечно же содержался внутри. Тайно, взаперти — как сокровище, которым город не знал, как распорядиться. Она вспомнила сказки, в которых чужестранец приносит нечто чудесное — сундук с золотом, гусыню, несущую золотые яйца, машину, ткущую невидимую пряжу, или духа, отвечающего на любой вопрос и знающего любые тайны, — в простую деревушку, не готовую к вторжению чего-либо столь волшебного и важного; в таких сказках крестьяне, возжелав странного сокровища, становятся ленивыми и злобными, поднимают друг на друга руку, жены отравляют мужей, сыновья убивают отцов в пустынных полях, и глава города, мэр или священник, наконец запирает сокровище в укромном месте или хоронит в холмах, надеясь вернуть мир. Иногда ему это удается, иногда — нет.

Лив подумала, не навещает ли президент Генерала — тайно, под покровом ночи? Не всматривается ли в его пустое старческое лицо? Кто же тогда посвящен в эту тайну — Вудбери? Мортон? Пэкхэм? Уоррен?

Лив не могла винить их за то, что они скрывали от нее свои планы. Да, она вернула этим людям их героя — но не ради них, не по какой-то объяснимой причине. Она привела его беспомощным. Появившись из ниоткуда. И, что ужасней всего, в компании агента Стволов. Знакомство с Кридмуром запятнало ее. Лив не могла винить их за подобные мысли — ей и самой иногда думалось так же.

Но куда подевался Кридмур? Может, его сожрало Чудовище или уничтожила Линия? Или вновь поработили Хозяева? Одиночество накрыло ее с головой.