— Да?

— Уже поздно. Да и как иначе она смогла бы выполнить свою работу?

— Я понял вашу точку зрения.

— А если я откажусь? Я не говорю, что отказываюсь. Но если откажусь. Что тогда?

— Но я нужен вам живым, здоровым и быстроногим.

— В таком случае, попытаюсь обойтись без вашей мудрости.

Кридмур вдруг повернул голову и улыбнулся ей:

— Мужайтесь, Лив. Все будет хорошо. Мы продолжим путь без надзирателей.

Они шагали по пересохшему руслу реки. Шел их второй день в долине. Узкий коридор тянулся меж холмов, уходя за горизонт. Лив научилась ориентироваться по солнцу и знала, что движутся они примерно на запад.

— Больше всего я жалею, что мы потеряли лошадей, — сказал Кридмур. — Благородные животные. Но важно то, что здесь нет дорог, и мы будем сторониться равнин, так что транспорт наших преследователей окажется бесполезным. Линейные не могут ездить верхом, Лив, они боятся лошадей, их мускулов, глаз и зубов, их необузданности. А короткие тонкие ножки и почерневшие легкие линейных не позволяют им двигаться быстро. У нас внушительное преимущество. Я настроен оптимистично.

Солнце все еще палило, но вчера вечером село так рано, будто пришла зима. Кридмур пожал плечами и велел Лив не беспокоиться: чем дальше на запад они уйдут, тем больше вокруг будет странностей.

Весь день страшный ветер поднимал камни со дна русла в воздух и обрушивал их обратно на землю. Путники укрылись в гроте, вырезанном водами реки, и слушали стук падающих валунов. И лишь вечером двинулись дальше по растрескавшейся красной глине речного русла.

Около полудня, когда солнце залило русло волной нестерпимого жара, они снова укрылись под каменным навесом, вытесанным рекой, протекавшей здесь много веков назад. Под ним был водяной источник, и Кридмур объявил, что вода пригодна для питья. Он наполнил ею бурдюк, достал из рюкзака вяленое мясо, и они поели.

Заставлять Генерала есть было трудно. Он стонал, ерзал и отказывался глотать пищу, которую ему клали в рот. Он обделался, и Лив постаралась обтереть его как можно чище. Она очень жалела о том, что рядом нет медсестер.

— Было бы неблагородно с моей стороны взвалить на вас всю заботу о старике. Напомните мне, когда придет моя очередь, — сказал Кридмур.

Насвистывая, он с явным удовольствием принялся за чтение романа.

Лив подсела к Генералу.

— Генерал Энвер, — сказала она.

Тот даже не взглянул на нее.

Она чувствовала себя глупо: читала старику сказки, разговаривала с ним как с умалишенным, пичкала лекарствами, досаждала электротерапией.

— Рядом с нами историческая личность, — заметил Кридмур. Лив не обратила на него внимания.

— Генерал, я читала вашу книгу, — сказала она. Она знала, что Генерал был важной фигурой в полной потрясений истории Запада, но не придавала этому большого значения. Несчастный калека, сидевший рядом, для нее был прежде всего автором «Истории Запада для детей».

Он был гордым, немного самодовольным, во многом ограниченным и лишенным чувства юмора. Над его рассуждениями о приличиях, честности, демократии и нравственной чистоте иногда невольно хотелось смеяться. Его система добродетелей (семь личных, шесть гражданских, пять военных) была ближе к безумию, чем к философии. И все же... В «Истории Запада» неоднократно подчеркивалось, что сам Генерал был «обычным трудолюбивым и исполняющим свой долг гражданином, таким же, как вы», но все понимали, что это не так, — и прежде всего, он сам. Он был Провидцем.

В первые дни Республики, когда та существовала лишь в мыслях ученых и аристократов-идеалистов на верхних этажах таверн Моргантауна, он был одним из них. Но оказался единственным, кто осмелился воплотить их философию в реальность. Он освободил Моргантаун, Ашер и Лудтаун. Превратил Лигу Красной Долины, непрочный торговый союз бароний, городов-государств и торговых компаний, в военный союз, затем в движение, затем в религию, затем в авангард армии, которая завоевала юг, запад, восток, покорило мелкие государства и города, самопровозглашенные герцогства и баронаты, и заставило их правителей (пригрозив оружием, если требовалось) собираться в огромном каменном зале заседаний в Красной Долине, где они, недовольно ворча, проводили голосования и управляли новосозданным демократическим содружеством народов, которое назвали Республикой. Он изгнал со своих земель агентуру Стволов и сдержал войска Линии. Лив плохо разбиралась в политике и ничего не понимала в тактике, но ей было ясно, что этот человек — гений.

Он присутствовал на берегах Красной Реки во время подписания Хартии, но сам не подписал ее, настояв на том, что он — всего лишь простой солдат. Подписание Хартии — забота сенаторов, президентов и им подобных, решил он.

Лив вынула «Историю Запада» из кармана своей мешковатой красной фланелевой рубашки. От дождя и ее собственного пота книга распухла, искривилась и покоробилась так, что страницы напоминали пластинки под шляпкой гриба; многое уже нельзя было прочесть, но книга не рассыпалась. Ее сделали на совесть.

— Вы помните эту книгу, Генерал?

Он молчал.

— Ну, хорошо.

Она открыла ее и принялась читать с начала:

— «Зимой 1482 года представители государств и торговых компаний Востока собрались, чтобы обсудить новость о проходе, обнаруженном в Крайней Гряде, доселе считавшейся непроходимой. Действительно, тогда многие и ученые, и простолюдины сходились во мнении, что непроходимость — главная причина, по которой эти горы были возведены Богом. Возможно, Его помыслы переменились. Первооткрыватели, побывавшие по ту сторону гряды, доложили о бескрайних темных лесах. По-видимому, Творение Божье намного больше, чем представлялось. Некоторые недалекие священники, усмотрев в этом не надежду на продвижение вперед, а знамение упадка, впали в отчаяние. Более смелые и прогрессивно мыслящие люди обсуждают возможность исследования открытых территорий. Результатом этих дискуссий стало решение о собрании знаменитого Совета Семи Государств: Мессенских княжеств, Дхрава, Юддеи, провинций Киса, крохотного Кенигсвальда...»

Генерал не проявлял интереса.

— Попробуйте прибегнуть к насилию, — вмешался Кридмур. — Я добился своего, угрожая ему.

— Вы отвратительны, Кридмур!

Лив внезапно разозлилась, и слова эти сорвались у нее с языка. Она бросила на него нервный взгляд, но он лишь улыбнулся.

— Стало прохладнее. Можно сказать, наступили холода. Пора в путь.

Весь день и вечер они шли по долине на запад. Солнце, казалось, не столько село, сколько пошло на убыль, медленно уменьшилось и ослабло, словно отступая в межзвездные глубины, чтобы в итоге стать лишь одной из бессчетных неярких звезд. Луна же, сначала желтая, затем красноватая, напротив, росла, становилась все больше, пока Лив уже не могла на нее смотреть.

Отведя взгляд от обезумевших небес, она заметила, что Кридмур внимательно осматривает темные склоны долины и прислушивается.

Он поднес палец к губам.

Она тоже прислушалась, и вскоре услышала далекие звуки — какие-то движения, хрипы и нечто похожее на лай.

Затем послышался вой.

— Это не линейные, — прошептала она.

Кридмур мотнул головой:

— Нет. Те от нас в нескольких днях пути. Как я уже говорил, ноги у них коротки. Я их едва слышу, и это к лучшему — разговоры их скучны, — прошептал он.

— Тогда что это?

— Понятия не имею. Может быть что угодно. Не обращайте внимания.

Они продолжили путь.

Следующий день выдался прохладным и приятным. На небе не происходило ничего необычного, вокруг не слышалось никаких странных звуков. Они остановились, чтобы поесть и отдохнуть под открытым небом, на легком ветерке, шелестящем в ивах на берегу реки. Кридмур вытащил из рюкзака мятую жестяную кружку, развел костер. Затем торжественно достал пакет темных листьев и заварил чай. Лив содрогнулась от такого расточительства воды. (Раньше ей и в голову бы не пришло экономить воду.)

Но листья отсырели, и чай вышел невкусным.

— Попытка не пытка, — заявил Кридмур, допивая горькое пойло. — Как представитель цивилизованного народа, вы должны это понять, Лив. Сядьте, отдохните. Побеседуйте с Генералом.

Сказав так, он убежал прочь по лесистому склону непонятно куда. Раздобыть еды? Шпионить за преследователями? Лив не знала.

Она села под ивами, стараясь не обращать внимания на зеленые ветки, гнувшиеся и ласкавшие воздух, словно в попытке стать чьими-то пальцами...

Она сверилась с золотыми карманными часами. Часы сломались несколько дней назад и до сих пор не пришли в норму. Они по-прежнему мерно тикали, но стрелки иногда не двигались, а иногда крутились так быстро, что механизм дрожал, порой же шли в обратном направлении — земля здесь еще была не готова к тому, чтобы на ней установилось нормальное течение времени. Хотя часы теперь были бесполезны, Лив не решалась их выбросить — ее печалила мысль о том, что их никто никогда не найдет.

Она попробовала поискать оружие и была поражена, когда нашла среди плоских круглых камней у реки острый каменный наконечник. Она не знала, принадлежал ли он копью или стреле, но ей было все равно. Вскоре она нашла еще несколько таких же предметов.

Следы холмовиков. Это было так очевидно, что она уже могла себе их представить — конечно же здесь, на Дальнем Западе, им незачем прятаться. Свежие ли это следы? Кридмур, несомненно, заметил их гораздо раньше, но почему он оставил ее одну с этим оружием? Может быть, наблюдал за тем, что она с ним сделает?

Это было безумием, паранойей, умственным параличом: Лив запретила себе и думать об этом. Но выбрала самый легкий и острый из наконечников и спрятала под тяжелым поясом, которым подпоясывала бесформенные красные фланелевые штаны, купленные Кридмуром у жены фермера в окрестностях Клоана; к этому поясу она до сих пор не привыкла.

Как же ей было неприятно носить одежду, которую он то ли купил, то ли украл для нее!

Лив знала, что в таким незавидном положении, как у нее, люди часто привязываются к своим захватчикам.

Промелькнула мысль о том, что строить планы против Кридмура — предательство. Она не хотела, чтобы дело зашло чересчур далеко. Она видела, как он убил человека, — не стоит забывать об этом.

Кридмур поднялся по песчаному склону. Он был счастлив. Уже то, что он просто шел на запад, приносило ему радость. Свежий воздух и физические упражнения — лучшее лекарство, Генерал и доктор Альверхайзен согласились бы с этим Но что еще важнее — прошло много дней с тех пор, как голос Хозяев в последний раз звучал в его голове, много дней, за которые он ни разу не совершил ничего мерзкого или ужасного. Можно даже сказать, теперь он занят благим делом — ведет несчастного старика и молодую женщину в безопасное место, уберегая их от Линии... Мысль об этом забавляла его.

Он встал на высокий камень, приложил к уху ладонь и различил еле слышные звуки, издаваемые линейными. Тихим эхом вдали разносился топот их тяжелых сапог. Далеко. За несколько дней пути до них.

Он нашел ручей с пресной водой, наполнил бурдюк.

В железной склянке он уберег от дождя несколько сигарет. Самое время насладиться одной из них. Он присел у камня, закурил и стал слушать журчание ручья.

На камнях у воды виднелись завитки алой краски. Кобальтовые и красные чешуйки и грани блестели на солнце, пробивавшемся сквозь деревья. Водный поток образовывал меж камней небольшую запруду. Кридмур заметил движение в воде и нагнулся, чтобы присмотреться.

Из речной глубины к нему тянулись руки. Бледные руки утопленников. Тонкие, почти бесплотные пальцы безжизненно колыхались в воде, точно водоросли. Он мог сосчитать их — три, четыре, десять, но это было бессмысленно. Единственный сломанный ноготь прорвал натяжение водной глади — шокирующая нелепость, словно утром во время бритья ему подмигнуло собственное отражение в зеркале. Мертвая плоть под ногтями была красной от крови. Тонкие линии этих рук убегали ко дну, точно спутанные белые корни; вода была глубокой и темной, как память. Кридмур вспомнил своих утопленников. Убитых мужчин. И женщин тоже — в основном ему приходилось убивать мужчин, но неизбежно попадались и женщины: убийство — наука неточная. Погружаясь в воду, все они слабо размахивали руками. Некоторые звали на помощь.

Птицы, свистевшие с деревьев вокруг него, и лягушки, квакавшие в зарослях тростника, умолкли. Это фокусы Первого Племени. Зачем все это нужно? Чтобы пригрозить ему или предупредить? Развлечь — или сообщить о чем-то? Кто их знает, этих холмовиков? Но Кридмуру это казалось недружелюбным.

Зрелище не из приятных, но он видал кое-что и похуже. Каждый день, когда он закрывал глаза, а во тьме раздавался шепот Мармиона, — это было ужасно. Если это — худшее, с чем можно столкнуться в этой долине и на Крайнем Западе вообще, то ему, можно считать, повезло. Он смотрел в воду, пока жуткое видение не исчезло, пока руки утопленников не превратились обратно в цветы лилий и белую пену. Птицы и лягушки вновь заголосили, словно пианист в баре, продолжающий игру, как только стихает толпа.

Генерал встал и попытался уйти. Лив удержала его. Он слабо пытался вырваться, но она оказалась сильнее. Усадила его на высохшее речное русло и села рядом.

Какой абсурд! Лив едва не рассмеялась, хотя, пожалуй, и стоило бы. Кридмур думал, что она способна излечить Генерала за считаные дни, пока они суматошно бежали на пустынный Запад. Наверное, перепутал ее с феей-крестной или ведьмой из сказок. Она все же рассмеялась, затем обернулась к Генералу и спросила:

— Сэр, а вы не знаете сказок о фее-крестной? Чего-нибудь, чтобы развеять скуку?

Генерал ничего не ответил. Он дрожал. Она прижала его к себе. Он неровно дышал, и ее сердце затрепетало. Она погладила его по костлявому плечу и почувствовала сильную и нелепую любовь к нему. На секунду ей показалось, что она вот-вот расплачется.

Она заметила, что зрачки Генерала расширились, пока он неотрывно глядел на долину перед собой.

В двадцати футах от них долина сужалась, ее перегородили два стоявших рядом огромных валуна. А в промежутке между ними стояло... что это?

Похоже на козла, но слишком для него велико. Бычий торс, но козлиные рога и ноги. И шерсть. Черная шерсть. В его ужасных диких глазах застыла немая боль. Животное рыло землю копытом, как могильщик лопатой. Оно храпело и ржало. Оно пахло... водорослями? Стоячей водой? Суглинком? Запах стоял премерзкий.

— Однажды, — произнес Генерал, — в стране, где правили три королевы, были горы, среди гор стоял лес, в лесу текла река, через реку вел мост, а под тем мостом жил козел. Зимой, когда река замерзла и сияла, как бриллиантовое ожерелье, к мосту подошел путник. Он не хотел переходить через мост, но искал его, искал границу, ибо было ему предсказано...

Ни животное, ни Лив не двигались. Она крепко сжала острый наконечник и ждала.

Ей стало стыдно, что она так отчаянно ждет возвращения Кридмура

Шерсть животного была черной, длинная грязная грива свисала с шеи, покрытой коркой грязи. Глаза ярко-красные. Бока— огромные и распухшие.

— Путешественником двигала любовь к женщине. Но козел не уходил оттуда из-за безмолвной любви к мосту, под которым жил. Когда моста еще не было, на его месте была гора, а когда не было горы, был великий город Первого Племени, а до него там не было ничего.

Лив хотела заставить старика замолчать, но не смела пошевелиться. Они с животным глядели друг на друга в упор. Она отвела глаза — ей показалось, зверь может подумать, что своим взглядом она бросает ему вызов. Когда же решила снова взглянуть, его уже не было. Там, где оно стояло, не осталось ничего, кроме темного замшелого камня с начертанными на нем двумя красными кругами и зарослей камыша.

— Козел, — взволнованно воскликнул Генерал (никогда еще Лив не видала его таким разговорчивым), — пытался объясниться перед нерешительным путешественником. Было убийство, смена костюма. Козел? О Сэме Селфе, губернаторе Основания, первой колонии, говорили, что он умеет превращаться в волка. Смерть уносит с собой тайны, каждая смерть. Ничего нельзя искупить, но ошибки можно исправить, а болезнь — излечить. Мораль этой сказки ясна. Она учит...

Он надолго задержал дыхание. Прервавшись на полуслове, начал задыхаться и повалился вперед, но Лив подхватила его, откинула его голову назад и держала так, пока он снова не набрал в легкие воздуха.

— Генерал Энвер?

Во взгляде Генерала читался ужас. Она поцеловала его в морщинистый лоб, чтобы успокоить.

Весь день он молчал.

Когда вернулся Кридмур, она не рассказала ему, что случилось.