Последняя ужаска

Когда Эхо шел по ночному Ужасковому переулку, он вновь чувствовал себя так же неуютно, как и в первый раз. Но теперь у него перед его глазами была ясная цель и даже план, что придавало ему смелости, когда он проходил мимо наводящей страх ограды древних домов и поднимался на веранду дома последней ужаски Следвайи.

– Что тебе опять нужно? – спросил низкий и враждебный голос за дверью дома.

Эхо чуть отошел назад. Откуда она знала, что это он? Он ведь так тихо подошел к двери и не сказал еще ни слова. Может быть, она в самом деле ясновидящая? Или она наблюдает за ним через замочную скважину?

– У меня есть предложение, – сказал он как можно громче и тверже.

– Предложение? Какое?

– Послушай, дорогая ужаска, когда ты меня недавно выкинула из дома, я не успел тебе сказать, что в ответ на твою помощь я могу предложить тебе нечто очень ценное для тебя.

Ужаска долго молчала. Потом раздался ее еще более отталкивающий голос:

– Я не заключаю никаких сделок, которые могут вызвать недовольство мастера ужасок.

– А я и не сказал, что наша сделка вызовет недовольство мастера ужасок. Я хотел бы только попросить тебя о том, чтобы ты отнеслась ко мне как к обычному клиенту, который пришел на консультацию к ужаске. Короткая беседа, за которую я, как говорится, готов кое-что предложить.

Ужаска издала несколько странных звуков, которые были Эхо непонятны.

– Совершенно абстрагируясь от того, – сказала она потом, – что я принципиально не заключаю никаких сделок, которые могли бы принести мне проблемы с законодательством Следвайи, – что же такого ценного ты мог бы мне предложить?

Эхо откашлялся.

– Ну это очень конфиденциальные сведения о замке мастера ужасок. В частности, о его лаборатории, включая аппаратуру, а конкретно – от Алхимической печи и Айспинского консерватора до содержимого каждой пробирки. Я до мельчайших деталей знаю, как проводится айспинирование или ректификация чувствительных к боли металлов. Как создается ляйденский человечек, который существует годами. Как делается пригодная для питья ртуть. Я знаю все о преобразовании газов. О консервировании с помощью жира любых летучих веществ. Как приготовить семьсот различных девясиловых настоев и от каких болезней их использовать. Э-э-э… я знаю все о дистилляции вращающихся по часовой стрелке паровых мыслей. Мне известно содержание всех алхимических дневников Суккубиуса Айспина. Я знаю как свои пять пальцев и его химикофилософские таблицы. Многое известно мне о призменном анализе, о квасцовой терапии и эфирной консервации. И это лишь небольшая часть моего предложения. Я знаю, как сварить привидение.

Опять последовало долгое молчание, нарушаемое астматическим кашлем.

– Как настраивается аэроморфный барограф? – спросила ужаска.

Эхо не нужно было долго думать.

– О, его нужно откалибровать с помощью фазолатинского камертона до 100,777 оймы, потом коптить его линзы еловой хвоей, пока они не потемнеют до такой степени, что их можно будет направить на солнце и не ослепнуть.

После этого в течение какого-то времени, которое показалось Эхо бесконечным, опять стояла тишина. Наконец, дверь открылась так же бесшумно и медленно, как и в первый раз.

– Входи! – проворчала ужаска. Эхо через щель в двери проскользнул внутрь дома.

Тело Эхо охватил жаркий и влажный, как в тропиках, воздух. У него было ощущение, будто он находился отчасти в теплице, отчасти в парной. С одной стороны, это были земляные и гнилостные испарения, с другой – плотный и горячий воздух, который, казалось, можно было резать ножом. Так, должно быть, чувствовали себя те, кто был заживо похоронен в Кладбищенских болотах Дуллсгарда среди многочисленных трупов доисторических людей. У царапки сразу же возникло желание вернуться в продуваемый сквозняком замок. Комфортно здесь могли бы себя чувствовать разве что животные, обитающие в джунглях, и его ничуть не удивило бы, если в следующий момент из тени помещения выскочил бы и напал на него лиственный волк.

– Ты похудел по сравнению с тем, каким я тебя видела недавно, – сказала ужаска. – Но все равно ты еще толстый.

– Я знаю, – вздохнул Эхо. – Я работаю над этим.

Ужаска так откровенно смотрела на него, как будто не имела ни малейшего представления о том, насколько она отвратительна. Эхо попытался выдержать ее взгляд, но в конце концов сдался и опустил голову вниз.

– Ну, тогда рассказывай! – приказала она грубо. – Что же ты хочешь от меня?

– Собственно говоря, все очень просто, фрау Ужаска… – начал он.

– Ицануэлла. Ицануэлла Анацаци. Но ты можешь звать меня Ица.

– Очень приятно. Меня зовут Эхо.

– Ну так что?

– Итак, я заключил договор с Айспином о том, что он до следующего ужаскового полнолуния будет меня откармливать. За это он имеет право перерезать мне горло и выварить мой жир.

Ужаска упала на изъеденный червями стул, который под ее массой застонал и затрещал.

– Это правда? – спросила она голосом, из которого исчезла всякая резкость.

– У меня было безвыходное положение. Я почти умирал с голоду.

– А почему бы тебе просто не сбежать?

– Я пытался, но у меня не получается. Не представляю, как он это делает.

Ужаска поднялась со стула, и он благодарно и облегченно заскрипел.

– Зато я представляю, – сказала она и подняла брови, и при этом ее налитые кровью глазные яблоки еще больше выкатились наружу.

– В самом деле? – насторожился Эхо.

– Ты когда-нибудь спал на руках Айспина?

– Да, в самом начале. Он принес меня в свой замок.

– В том-то и дело. Он наложил на тебя наговор. С этим ничего не сделаешь.

– Что наложил?

– Наговор. Это один из фирменных знаков Айспина. Это не колдовство. Это постгипнотический приказ. Очень действенный. Он нашептал его тебе, пока ты спал.

– И теперь ничего нельзя с этим сделать?

– Можно. Я смогла бы загипнотизировать тебя еще раз и убрать наговор.

– А это получится?

– Да, но только в том случае, если Айспин не встроил тебе ментальную блокировку. В этом случае любой последующий гипноз вызовет у тебя психоз. И это означает, что ты всю свою оставшуюся жизнь будешь считать, что ты стакан молока или ратуша Флоринта.

– Тогда давай лучше не будем этого делать, – быстро решил Эхо.

– Я бы тоже тебе это не посоветовала. Слишком рискованно. Айспин – профессиональный гипнотизер, и он очень осторожен, чтобы не подстраховаться.

Эхо поразило чувство собственного достоинства Ицануэллы. Это не было уродством, которое скрывается под большими капюшонами или в темных комнатах. Это было гордое, открытое уродство, которое использовало его действие для собственной выгоды. Это было уродство, которое требовало уважения.

«Верх – это низ, а безобразное – прекрасно», – подумал Эхо.

– Ты думаешь, что я действительно не смогу сбежать сам? – спросил он.

– Да. Такой наговор теряет свою силу только в том случае, если его автор умирает. Тебе придется убить Айспина, чтобы освободиться, – сказала тихо Ицануэлла.

Насколько естественным казалось Эхо то, что Айспин хочет его убить, настолько невероятной была для него мысль о том, что он сам может отправить мастера ужасок на тот свет.

– Я этого не смог бы сделать, – сказал он.

– Это было бы самое простое. Там, в лаборатории, наверняка достаточно всяких ядовитых веществ, чтобы уложить целую компанию мастеров ужасок. Добавить немного в кофе – и конец! – Ужаска дунула на ладонь, будто сдувая с руки пух.

– Это противоречит моей природе. Это невозможно, – решительно сказал Эхо.

– Поэтому вы, царапки, скоро вымрете, – вздохнула ужаска. – Вы слишком мягкие для этого мира.

– А почему, собственно говоря, ты здесь осталась? – спросил Эхо. – Ведь все остальные ужаски убежали. На тебя тоже наложили наговор?

– Нет. – Ицануэлла пристально посмотрела на него, так сильно скосив глаза, что это стало почти невыносимым.

– Тогда почему ты просто не уедешь из Следвайи, раз Айспин создает тебе такие проблемы в жизни?

– Н-да, почему? Я скажу тебе. Когда другие ужаски сбежали, я поняла, что значит не иметь конкурентов. Раньше мы здесь, в Ужасковом переулке, постоянно отнимали хлеб друг у друга, а здесь в одно мгновение я стала самым востребованным натуропатом во всей Следвайе. Люди толпятся под моей дверью. Ты даже представить себе не можешь, насколько популярна альтернативная медицина в городе, в котором столько больных людей.

Ужаска опять пристально посмотрела на Эхо, шевеля при этом ушами, поочередно то левым, то правым.

– И, по правде говоря, Айспин тоже не особенно докучает мне. Он знает, как для него важно мое присутствие. Зачем городу нужен мастер ужасок, если в нем больше нет ужасок?

– Понимаю, – сказал Эхо, зачарованно глядя на шевелящиеся уши ужаски.

– И не думай, что у тех ужасок, которые сбежали, дела идут лучше, чем у меня. Многие из них слоняются по Цамонии, переезжая на ослиных повозках вместе со своими варочными котлами с одной ярмарки на другую. Они спят под открытым небом и живут в вечном страхе перед зерновыми демонами и лиственными волками. У меня же есть крыша над головой и постоянные клиенты. Чего еще желать?

Ицануэлла прекратила шевелить ушами.

– Давай поговорим о тебе! – сказала она. – В чем, по-твоему, должна была заключаться моя помощь?

– О, я не знаю! – ответил Эхо. – Вообще-то это была идея моего друга. Он думал, что вы, ужаски, что-то знаете или у вас есть что-то такое, чего боится Айспин.

Ужаска одарила Эхо таким взглядом, которым обычно смотрят на умалишенных или на маленьких детей, сказавших какую-то ужасную глупость.

– И как твоему другу такое пришло в голову? – спросила она сочувственно. – Почему Айспин должен бояться именно нас, ужасок?

– Понятия не имею, – ответил Эхо. – Я же сказал, что это была не моя идея. Может быть, он подумал, что вы умеете готовить какое-то средство!

– О! – воскликнула ужаска. – Если только это! Тогда, разумеется, нет никаких проблем. Средство! Может быть, такое, под воздействием которого он уменьшится в объеме? И станет размером с мышь? Или такое, которое растворит его в воздухе?

– А ты можешь это? – простонал Эхо.

– Конечно нет! – резко сказала ужаска. – Боже мой, какое же у тебя воображение о наших способностях! Оглянись вокруг! Самое эффективное средство, которое мы имеем право использовать, – это ромашковый чай.

Эхо сник.

– Тогда я опять пришел напрасно, – вздохнул он.

Ужаска пожала плечами, при этом они сильно хрустнули.

– Как же мне тебе помочь? Послушай, малыш: ужаски и Айспин – это то же самое соотношение, что крапива и лесной пожар. Безобидная ботаника и опаснейшая алхимия. Фенхелевый чай и чума. Я так же могла бы потягаться с рогатым зайцем, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да, я понял, – сказал Эхо. – Тем не менее большое спасибо, что ты меня выслушала.

Он повернулся к двери, которая в ответ на щелчок пальцами ужаски мгновенно распахнулась.

– Но почему меня мучают угрызения совести? – воскликнула она и завертела глазами. – Только потому, что я не хочу сама себе накинуть на шею петлю? Потому что я еще не хочу отправляться на тот свет? Оттого, что я еще не сошла с ума, как ты, чтобы иметь дело с мастером ужасок?

– Хорошо, хорошо, – сказал Эхо, спускаясь вниз по лестнице. – Я же сказал, что это была не моя идея. Желаю тебе спокойной ночи!

– Подожди! – сказала ужаска.

Эхо остановился на самой нижней ступеньке и обернулся. В нем зародилась смутная надежда.

– Значит, так, – сказала ужаска, – есть еще и другая причина, по которой я все еще живу в Следвайе.

– И что за причина?

– Я – самая худшая ужаска Цамонии.

– Что?

– Да, это так. Я не умею предсказывать. Я не умею готовить любовные напитки. Я не умею читать карты. У меня нет никаких ужасковых способностей.

– Это правда?

Ицануэлла пожала плечами.

– Правда. Это выяснилось уже в ужасковой школе.

– А что, существует школа для ужасок?

– Да, конечно. Я отставала по всем предметам. Так что ты определенно обратился к самой худшей ужаске во всей Цамонии. Именно поэтому я здесь. На свободном рынке у меня не было бы никаких шансов. Когда другие ужаски еще жили здесь, я существовала подачками.

– А как же твои клиенты? Почему же они приходят к тебе, если ты ничего не умеешь?

– Я продаю им растительные целебные средства, которые состоят на один процент из лекарства и на девяносто девять процентов из надежды. Чем больше люди верят в них, тем больше они им помогают. Кроме того, я еще немного кручу глазами.

Эхо вздохнул и повернулся, чтобы уйти.

– Мне очень жаль, – сказала ужаска. – Ты можешь приходить в любое время, малыш. Я имею в виду, если ты захочешь просто поболтать или еще что-нибудь.

Видимо, она почувствовала облегчение от того, что догадалась сказать что-то утешительное.

– Большое спасибо, – проговорил Эхо, вышагивая по улице. – Может быть, как-нибудь забегу.

– Объясни мне еще кое-что, – крикнула Ицануэлла ему вслед. – Если он тебя все равно через две недели убьет, зачем ты сел на диету?

– Никто не понимает кожемышей, – крикнул ей Эхо в ответ.

Ужаска наклонила голову набок.

– Кожемышей? – переспросила она. – Какие, к черту, кожемыши? При чем здесь они?

Но Эхо уже скрылся в темноте.