Глава тридцать третья, об экзамене для танцовщицы
Таня сидела на лежанке в своей комнате. На ней был костюм для танца осы. Накидка покоилась на плечах. Косметика на лице была нанесена полностью в соответствии с традицией далекой родины Айне. Сегодня был особый день в ее судьбе. Еще пять дней назад Айне сообщила, что воспитанницу ждет экзамен, после которого Леодр решит, как распорядиться судьбой своей невольницы. В чем будет состоять экзамен, наставница не сказала, да, похоже, и сама не знала. Она лишь вскользь заметила, что от такого человека, как Леодр, можно ожидать всего, и посоветовала тщательнее готовиться к испытанию.
Куда уж там тщательнее? От зоркого глаза Айне и так никогда не укрывалась ни одна малейшая оплошность ученицы, а наказания за леность и невнимательность всегда были неотвратимы и строги. Последние полтора месяца Таня занималась с наставницей наедине, поскольку та считала, что помощь демонстратора более не требуется. А может быть, причиной была ревность Симе. Сама Айне об этом не распространялась, как и не допускала более доверительных разговоров с ученицей.
Лишь однажды, после того как ночью во дворе были слышны крики и бегали люди с факелами (служанки, сменившие Чубенкова, сказали потом, что искали пробравшегося в усадьбу вора), Айне вскользь сообщила, что пришедший спасать Таню Антон был разоблачен и чудом сумел укрыться от погони. «Смирись, рабыня, – сказала тогда наставница, – у тебя нет пути назад. Если ты будешь хорошей танцовщицей, то сможешь облегчить свою судьбу. Если плохой, то окончишь дни дешевой шлюхой в вонючем борделе. Единственное, что я могу для тебя сделать, это помочь тебе научиться лучше танцевать».
Отношения между Таней и Айне с тех пор стали становиться все прохладнее. Словно трещина пробежала. Наставница нарочито демонстрировала свое полное превосходство над ученицей и в искусстве, и в социальном статусе. Более того, она словно специально подчеркивала свою безучастность к судьбе девушки. И Таня решила, что те откровения и то тепло, которые подарила ей Айне некогда, были минутной слабостью пожилой женщины, угасшей вспышкой совести. А в общем, старая танцовщица ничем не отличается от других обитателей поместья Леодра: так же труслива, сребролюбива и тщеславна. Таня решила, что зря рассчитывала на ее помощь, и даже начала подозревать, что именно Айне выдала людям Леодра Антона. Старая танцовщица снова стала для нее кем-то вроде одного из тюремщиков.
Известие о том, что Антон попытался ее спасти, но был раскрыт и бежал, не слишком огорчило Таню. Скорее ее порадовало, что родной Антошка избежал страшной опасности, не попал в плен, не продан в рабство и не убит. Она и не надеялась, что Рыбников или кто-то из ребят смогут спасти ее, поскольку считала, что любой recap, пусть даже и с небольшим отрядом, беспомощен против всей государственной махины.
Таня рассчитывала только на себя и, конечно же, не думала отказываться от надежды вернуть себе свободу. Впрочем, она прекрасно понимала, что не сможет доказать свою правоту в суде, как и бежать из надежно охраняемой усадьбы Леодра. Ее надежды на побег были связаны с новым хозяином, который купит ее у Леодра. И, естественно, чем покорнее она будет, чем больше будет походить на смирившуюся со своей судьбой рабыню, тем меньше будут следить за ней на новом месте. Значит, выход был один: изобразить полное подчинение и как можно лучше осваивать танец, которому обучала ее Айне. Это девушка и делала, к вящей радости своей пожилой наставницы.
Была, впрочем, в жизни Тани еще одна проблема, с которой девушка не в силах была справиться. Уже через несколько недель после похищения она стала ощущать сильное эротическое возбуждение. В жизни Тани и прежде были моменты, когда она подолгу оставалась без мужских ласк. Несмотря на неизменно большое количество претендентов на ее любовь, девушка всегда была разборчива. Однако никогда еще, сколько она себя помнила, ей так не хотелось мужчины. Ночи временами превращались в сплошной кошмар, когда не в силах заснуть Таня извивалась в своей постели, силясь освободить связанные веревкой руки и хоть как-то утолить свое вожделение. Вначале Чубенков, а потом и сменившие его служанки, увидев это, обычно давали рабыне выпить какой-то отвар, после которого она забывалась тяжелым сном.
Сны были блаженством, но всегда имели один сюжет. В них в ее комнату в сияющих доспехах с обнаженным мечом врывался красавец Арис, и Таня отдавалась ему со всей страстью, которую только была способна вообразить. Но после пробуждения наступало разочарование. Ласки прекрасного воина оказывались наваждением, а все тело пленницы вновь пронизывали тоска и желание страстного секса.
Это длилось непрерывно и не могло не отразиться в танце девушки, благо разучиваемые движения были очень эротичными. Вначале Айне даже была довольна новым наполнением движений, но потом и она решила, что это чересчур. Однажды, задав ученице изрядную трепку, она даже прикрикнула: «О чем ты думаешь, девчонка? О танце или о мужском члене?» – чем вогнала Таню в густую краску.
С тех пор Таня стала как можно тщательнее скрывать свои чувства и стараться концентрироваться на танце. Но все же внутренний огонь разгорался все жарче. И, самое удивительное, что в качестве объекта всех эротических фантазий неизменно выступал один и тот же человек – начальник внешней стражи, благородный recap Арис.
Вот и сейчас, подумав о нем, Таня ощутила характерную тяжесть внизу живота, а ее рука легла на грудь. Заметившая это служанка мигом сорвалась со своего места, намереваясь пресечь недопустимое поведение рабыни. Таня быстро отдернула руку. От слез удержал лишь страх наказания за потекшую косметику.
В комнату вошла Айне. Она остановилась перед Таней, пристально посмотрела на нее и спросила:
– Готова?
Таня кивнула. Айне сделала жест, приглашающий Таню следовать за ней. Девушка починилась. Вместе они вошли в знакомый зал, где целых три месяца Айне обучала ее танцу осы. Как обычно, у стены замерли в ожидании музыканты со своими инструментами. Но теперь в простенке между высокими окнами появились два золоченых кресла.
Айне поставила Таню лицом к креслам, шагах в десяти от них. Потянулись минуты ожидания. Наконец входная дверь зала скрипнула, и вошел Леодр. За ним следовал согбенный желчный старик, на лице которого прочно застыла печать порока и молодой человек, на вид лет тридцати, с удивительно женственными чертами лица и манерами. Замыкала процессию Кимора.
При виде Леодра буря ненависти поднялась в груди у Тани, но она подавила ее усилием воли и ничем, кроме поджатых губ, не выдала своих эмоций.
Леодр и старец развалились в креслах. Кимора и молодой человек встали за их спинами. Окинув Таню безразличным взглядом, купец проговорил:
– Что же, в этом костюме она выглядит получше. Пожалуй, за нее можно будет получить достаточно денег, чтобы окупить твой гонорар, благородная Айне. Но это, конечно, только в том случае, если она еще и танцует достаточно хорошо. Пусть она покажет, что умеет. Ты помнишь наш договор. И ты, девка, надеюсь, не забыла. Сегодня экзамен в первую очередь для тебя. Если ты выдержишь его, станешь танцовщицей во дворце или богатом доме. Если нет, будешь шлюхой в дешевом борделе. Ты меня поняла?
Таня сдержанно кивнула.
– Итак, благородная Айне, – Леодр повернулся к наставнице, – я хочу проверить, так ли совершенно ее искусство. Я не хочу ударить в грязь лицом перед покупателями. Перед любыми покупателями, заметь. Дурная слава среди любого сообщества – это убытки для такого купца, как я. Поэтому я хочу убедиться, что ее танец растопит сердце любого зрителя. Пусть она станцует, но не для меня. Я человек чувственный и добросердечный. Достаточно девушке состроить глазки, и мое сердце тает. Поэтому в качестве экзаменатора выступит мой дядя Шее. Он прожил долгую жизнь. Ему уже минуло восемьдесят… И с тех пор как он обрел мужскую силу, он всегда возгорался, завидев красивого юношу, но оставался равнодушен к прекрасным девам. Кроме того, другим экзаменатором будет достойный Кин. Он с молодости танцует для зрителей и жил даже при дворе прежнего весского князя. Он всегда сможет увидеть, действительно ли хорошо танцует танцовщица или просто пускает в ход свои женские чары. Так что если танцовщица растопит сердце дядюшки Шеса, а достойный Кин подтвердит, что она искусна в технике танца, я сочту, что рабыня достаточно подготовлена. Начинайте.
По тому, как поджала губы Айне, Таня поняла, что речь купца сильно задела наставницу. Впрочем, женщина быстро совладала с собой и подошла к ученице уже с невозмутимым лицом.
– Ты всё поняла, девочка? – шепнула Айне на ухо Тане. – Не только мой гонорар, но и твоя судьба зависит от того, захочет ли тебя этот старый хрыч и понравишься ли ты этому молодому хлыщу. Танцуй так, чтобы камень не устоял и не делай ошибок, если хочешь выжить.
Айне отошла в сторону и сделала музыкантам знак приготовиться. Таня тоже заняла исходную позицию в дальнем углу зала. Она была готова буквально испепелить взглядом ненавистных мучителей. Но когда заиграли первые аккорды, ее охватил ужас. Она вдруг поняла, что в такой ярости, которую она испытывала сейчас, она не просто не сможет станцевать хорошо. Она вообще будет не в состоянии танцевать. И что тогда? Жалкая рабыня в дешевом борделе? Конец надеждам на побег? Крах планов отмщения? Нет, этого допустить нельзя. Но что же делать? Как заставить себя танцевать?
Спасительная мысль мелькнула в мозгу подобно молнии. Арис, конечно же. Она будет танцевать для него, так, будто он здесь. Так, будто в этом зале нет никого, кроме него. Так, будто от этого танца зависит благосклонность возлюбленного.
Таня сорвалась вперед, отсчитывая такты музыки и удары своего сердца. Когда она выбежала в центр зала, то перед ее мысленным взором не было никого, кроме славного воина в сияющих доспехах…
Музыка смолкла. Таня сидела на полу, прикрываясь руками, полностью обнаженная, в одних туфлях. Три предмета одежды лежали вокруг нее на равном удалении.
Таня встрепенулась. Образ прекрасного воина исчез, а на том месте, где она видела его совсем недавно, белели четыре мерзких рожи. В зале царила гробовая тишина. Никто не шевелился. Первой ожила Кимора. Подойдя к креслу дяди Шеса, она заглянула ему в глаза и произнесла:
– По-моему, всё ясно, батюшка. Ишь, как глаза сверкают, да слюна течет. Уж он бы за нее сейчас принялся, если бы сердучко выдержало.
Не слушая старуху, Леодр поднялся, шагнул к Тане и хриплым голосом заявил:
– Я хочу ее.
– Нельзя, господин, – возникла на его пути Айне. – Если ты возьмешь ее сейчас, она не сможет танцевать так еще месяц. Волшебство еще и в том, чтобы она не ведала ласки мужчины больше трех месяцев.
– Я хочу ее, я господин, – рявкнул Леодр, отстраняя Айне.
– Это твое право, – склонилась Айне. – Оно и верно. Что в нем, в этом куше от торгов, когда можно позабавиться с такой ядреной девкой.
Леодр остановился. Было видно, что в нем происходит тяжелая внутренняя борьба. Наконец он махнул рукой и бросил:
– О боги, вечно эти дела. Кимора, прикажи привести в мою спальню Анфису, немедленно.
– Слушаюсь, батюшка, – Кимора направилась к выходу из зала.
– А ты что скажешь? – посмотрел Леодр на Кина.
– Неплохо, очень неплохо, – жеманно ответил тот. – Глядя на этот танец, я бы решил, что она занимается у благородной Айне несколько лет. Но за три месяца! Варварка воистину творит чудеса. Мне просто не к чему придраться.
– Хорошо, – бросил Леодр. – Будем считать, что экзамен сдан. Отведи свою ученицу в ее комнату, благородная Айне, и ступай к казначею. Я прикажу, чтобы он выдал тебе вторую часть гонорара.
– Леодр, – Таня медленно поднялась с пола, – я хочу, чтобы ты знал. Тем, что ты сделал со мной, ты подписал себе смертный приговор, – ее глаза пылали ненавистью.
– Что?! – Леодр не верил своим ушам. – Палок ей.
– Нельзя, – снова выступила вперед Айне. – На теле останутся следы и не пройдут до конца Велесовых праздников.
– Ну, тогда ты отходи ее своей плеткой, – приказал начавший выходить из себя Леодр.
– Прости, достойный Леодр, – вновь склонилась танцовщица, – ты нанял меня обучить эту девушку танцу осы. Я это сделала и теперь жду вознаграждения. Палачом в твой гарем я не нанималась.
– Проклятье, – взвыл Леодр. – Ну, знай, рабыня, я смогу тебе отплатить. Идите.
Айне знаком приказала Тане собрать разбросанную одежду и, не дав ей одеться, обхватила за плечи и вывела из зала.
– Не стоило наживать себе столь могущественного врага, – покачала она головой, когда они остались одни.
Таня молча улыбалась и насмешливо смотрела в глаза наставнице. Она была рада, что Леодр будет знать, кто погубит его. Радовало ее и то, что Айне тоже попала в щекотливую ситуацию. Сделав вид, что не замечает взгляда ученицы, Айне подтолкнула ее по направлению к жилым помещениям рабынь. Когда они вошли в Танину комнату, она приблизилась к ней почти вплотную и тихо произнесла:
– Завтра начинаются дни Велеса. Послезавтра открываются торги. Там тебя заставят танцевать перед покупателями. Чем лучше станцуешь, тем дороже тебя продадут. Станцуй как можно хуже. Будь неуклюжей коровой. Тогда тот, кто хочет дать тебе свободу, легче сможет купить тебя. Выпей это.
Легким, почти незаметным движением Айне сунула ученице в руку маленький флакончик.
– Что это? – Таня ошарашенно смотрела на наставницу.
– Я правильно оценила силу твоей ярости, – усмехнулась та. – Чтобы хорошо исполнить танец любви и покорности, танцовщица должна забыть о ненависти и дышать лишь страстью к мужчине. Поэтому все это время в пищу тебе подмешивали специальное снадобье, разжигавшее желание. Если я не ошибаюсь, именно благодаря ему ты сегодня станцевала так… что я получу свои деньги, а ты не отправишься в бордель. В этом флаконе сок травы, который подавляет в женщине влечение к мужчинам. Выпей его, и семь дней ни один красавец не соблазнит тебя. Так что сможешь спокойно кривляться на помосте. А потом мы вместе отпразднуем твое освобождение.
– Значит ты… – Таня задыхалась от переполнявших ее чувств. – Почему же ты не сказала? – Молодозелено, – усмехнулась Айне. – У меня не было уверенности, что своим поведением ты не выдашь себя. Удачи тебе.
Она сделала шаг назад и громко произнесла:
– Прощай, девчонка. Занятия с тобой не доставили мне большого удовольствия, но принесли немало денег. Надеюсь, мы больше не свидимся.
Айне резко развернулась и зашагала к выходу.
– Спасибо, – прошептала ей вслед Таня, украдкой открывая флакон.
Когда женщины вышли, Леодр знаком отпустил музыкантов и прикрикнул на неподвижно сидящего на своем месте Шеса:
– Хватит распускать слюни, старый дурак! Или ты впервые в своей жизни захотел женщину?
– Захотел, ох как захотел, – проскрипел старик. – Эх, жаль, годы, годы!
– А ты что скажешь? – сурово посмотрел Леодр на Кина. – Неужели она действительно так хороша?
– Хороша, – покачал головой танцовщик. – Практически безупречна в технике танца. И весьма привлекательна. А ты ведь знаешь, я тоже девушками не очень интересуюсь.
– Знаю, – кивнул Леодр. – Именно поэтому вас двоих и позвал. Меня интересуют и те покупатели, которые больше интересуются мальчиками. Зачем мне упускать и такую возможность продать ее? Вы же знаете, как популярно сейчас это. А тут выставить на рынок мальчика-девочку. Да тут большой куш можно сорвать. Что скажете?
– Ну, тогда, попробуй, если так считаешь, – пожал плечами старик. – Что я могу добавить? Меня она равнодушным не оставила, даже при моих пристрастиях. А ты знаешь…
– Знаю, – прервал предстоящие стариковские излияния Леодр. – Что скажешь ты, Кин?
– Девка, и правда, хороша, – кивнул тот. – Меня только смущает, что танец, который для нее подготовлен, это танец рабыни, женщины. В нем есть все, что может разжечь страсть обычного мужчины. Но нет ничего, что могло бы специально заинтересовать человека именно наших с достойным Шесом наклонностей.
– Мы можем что-то изменить в танце? – мгновенно среагировал Леодр.
– Но ведь, сколько знаю, это танец родины благородной Айне, – изумился Кин. – В нем любое движение, костюм, макияж, все – традиция.
– И Дый с ними, – буркнул Леодр. – Здесь мы в Hece и можем поменять все, что захотим. Ты видишь какие-то пути к исправлению ситуации?
– Да, конечно. Можно кое-что сделать. Сколько у меня времени?
– Только три дня, полагаю.
– О, этого достаточно, – Кин закатил глаза. – Я ведь хочу поменять лишь детали. Мне еще потребуются услуги хорошего цирюльника и портного. Что ты скажешь, если мы представим публике мальчика, который вдруг превращается в прекрасную девушку, танцующую эротический танец? Это не оставит безразличными ни тех, ни других.
– Отлично, – вскричал Леодр. – Ты получишь, о чем просишь. Завтра же с утра приступай.
Леодр повернулся и вышел из зала. В коридоре зазвучал его голос:
– Кимора, где там Анфиса?