– Мистер Барнс, – сказала Олив.

– Да, это я. – Он расправил плечи. – А ты кто такая и какого черта ты здесь делаешь?

– Я искала вас, – ответила она.

Но теперь, когда Олив нашла его, она не знала, что нужно говорить или делать. Его появление с оружием, странный символ на полу и занавешенное зеркало – все это сбивало ее с толку.

Может быть, нужно было сказать Барнсу, что она ищет какие-то «древности»? Олив оглянулась вокруг, но не нашла источника для вдохновения. Разве что попросить один из этих стульев…

– Тебе нельзя было приходить сюда, – сказал Дикки. Его зубы были прямыми и ровными, как у кинозвезды. В таком виде он мог бы выйти в сцене какого-нибудь вестерна, как в фильмах с Клинтом Иствудом, которые иногда смотрел ее отец.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я думала, что это магазин.

– Только внизу. Разве ты не видела вывеску?

Там не было вывески, которая предписывала оставаться внизу, или веревочного ограждения.

– Нет. Извините, должно быть, я была невнимательна. Я вошла и несколько раз позвала хозяина, но вы не ответили. Наверное, не услышали.

– Здесь все равно закрыто, – сказал Барнс и нахмурился.

Олив вспомнила вывеску «Открыто» у парадного входа. Так или иначе, она не хотела спорить с вооруженным мужчиной.

– Я пришла не за покупками, – призналась Олив.

– Чего же ты хочешь? Если ты собираешь деньги на благотворительность, продаешь домашнее печенье или школьные билетики, меня это не интересует.

– Нет. Ничего подобного. Я – дочь Лори Кисснер. – Олив посмотрела на него в надежде, что эти слова окажутся волшебным ключом, открывающим дверь молчания, что он улыбнется и скажет: «Ну конечно, ты же дочь Лори. Чем я могу тебе помочь?»

Дикки молча смотрел на нее с бесстрастным выражением лица.

– Я слышала, что вы были близкими знакомыми, – продолжала она. – Ведь она иногда приходила сюда?

Олив ненавидела себя за то, каким тихим и неуверенным был ее голос. Ситуация в целом выглядела нелепо. Только подумать, что ее мама действительно приходила сюда и проводила время с этим человеком, над которым они с отцом всегда потешались!

Дикки снова посмотрел на кобуру с револьвером.

Олив подумала о словах, которые раньше слышала от Майка: «Это вооруженный безумец».

«Пистолет – это оружие, – говорил ее отец. – Оружие заслуживает уважительного отношения. Оно требует сосредоточенности. Когда в комнате есть оружие, Олли, ты всегда должна внимательно следить за ним».

Так было и сейчас. Олив уделяла нераздельное внимание оружию и в то же время изображала, что не делает этого. Она не упускала оружие из виду, притворяясь, будто не смотрит на него.

– Конечно, я знал Лори. Все ее знают, – произнес он с лукавой улыбкой, от которой по коже Олив поползли мурашки. – Но я бы не сказал, что мы были друзьями.

– Но она приходила сюда, верно? – настаивала Олив.

Ей почудилось или он немного изменился в лице?

Дикки перевел взгляд на задрапированное зеркало, как будто ответ находился там. Возможно, зеркало могло говорить из-под плотной ткани, покрывавшей его поверхность. Оно скажет правду.

Тогда она поняла, что этот человек собирается солгать ей. Она почувствовала это по электрическому напряжению на коже, словно обладала встроенным детектором лжи. И что Олив сможет сделать с враньем взрослого мужчины с револьвером на поясе?

– Многие люди приходили сюда, – сказал Дикки.

– Поговорить с мертвыми? – спросила Олив. – Это вы им предлагали?

Он прищурился на нее как на мелкое насекомое, словно если бы он закрыл глаза, то она бы исчезла.

– Иногда люди приходят за антикварными шкафами, – сказал он. – А иногда потому, что у них остались незавершенные дела с покойниками. – Он принялся расхаживать взад-вперед, делая плавные жесты. – У них есть вопросы, на которые они хотят получить ответы. Окончательные ответы. Мы предлагаем такую возможность.

– Моя мать приходила за этим?

– Твоя мать… – Его мягкий голос вдруг стал суровым. – Твоя мать не приходила сюда. Я единственный раз встретился с Лори Кисснер, когда она покупала мои бакалейные продукты на рынке.

Она обвела комнату долгим взглядом и улыбнулась.

– Извините за беспокойство. Я вижу, что вы действительно занятой человек.

– Я провожу тебя, – сказал он и последовал за Олив по коридору и по изогнутой лестнице со сломанными перилами, через захламленный вестибюль до самого выхода, лишь бы убедиться, что она на самом деле уходит. Олив не оборачивалась, но слышала за спиной его тяжелые шаги и неровное дыхание. От него пахло застарелым сигаретным дымом и пряным одеколоном. Когда они вышли на крыльцо, Дикки достал пачку красного «Мальборо» из кармана рубашки и вытащил сигарету. Потом выудил мобильный телефон и стал смотреть на экран, а три манекена как будто заглядывали ему через плечо.

– Мистер Барнс? – Олив остановилась на подгнившей ступеньке крыльца и повернулась к Дикки.

– Что еще? – Он оторвал взгляд от телефона и раздраженно посмотрел на нее.

– Не знаю, известно ли вам, но моей мамы больше нет в городе.

Дикки кивнул. Конечно, он знал. Все знали об этом.

– Люди говорят разные гадости о моей матери. Но я просто… я просто хотела, чтобы вы знали, что это неправда.

Дикки посмотрел на сигарету, явно желая закурить, а не продолжить разговор с Олив.

– Вы сказали, что люди приходили сюда, потому что хотели поговорить с покойниками и задать им вопросы. Именно поэтому я сегодня пришла сюда. Не для разговора с духами или призраками, а чтобы спросить живого человека, может ли он помочь мне выяснить правду о моей матери.

Дикки зажег сигарету, затянулся и посмотрел на дым изо рта.

– Извини, – произнес Барнс таким тоном, словно не испытывал ни малейшего сожаления. – Я никак не могу помочь тебе.

– Ладно, – сказала Олив. – Извините за беспокойство.

Она спустилась с крыльца и зашагала к Мэйн-стрит, подумав о том, что Майк мог спрятаться и дождаться ее. Но, конечно, он давно ушел.

– Трус, – пробормотала она.

Когда Олив дошла до Скул-стрит, то снова повернула к старому отелю, пробираясь по задворкам. Она подошла к зданию с задней стороны и двинулась вбок почти до самого крыльца. Она слышала, как Дикки расхаживает по скрипучим половицам. Выглянув из-за угла, она увидела, что он говорит по телефону.

– Ее дочь только что была здесь!

Сердце Олив гулко забилось в груди.

– Не знаю. – Дикки был взволнован и едва ли не кричал в трубку. – Но она задавала вопросы. Ей что-то известно. Не знаю, с кем она говорила, но она уверена, что Лори приходила сюда.

Олив продолжала наблюдать, выглядывая из-за угла. Каблуки сапог Дикки грозили проломить половицы, пока он расхаживал взад-вперед.

– Я так не думаю. Нет. Нам нужно встретиться и составить план действий.

Он подождал, слушая собеседника.

– Я знаю, о чем мы договорились! Я не идиот, и перестань пичкать меня этим дерьмом. Или ты думаешь, что мы уже в опасности?

Он снова прислушался.

– Хорошо. Сколько времени тебе понадобится?

Он зашагал быстрее, щелкая каблуками.

– Господи! Слишком долго. Говорю тебе, девчонка что-то заподозрила, и я не знаю, с кем еще она разговаривала.

Он щелкнул зажигалкой, и вскоре до Олив донеслась струйка сигаретного дыма.

– Ладно. Хорошо, у меня нет особого выбора. Приходится доверять тебе, но лучше бы ты был прав. Я подожду, но меня это совсем не радует. Да, второе воскресенье сентября. Здесь, где же еще? Хорошо. В обычное время. Передай остальным, и пусть все соберутся здесь. Все, слышишь? И непременно принеси дневник!

Олив прижалась спиной к стене и дождалась звона колокольчиков за входной дверью.

Второе воскресенье сентября. Ей нужно быть здесь, найти способ проникнуть внутрь и как-то спрятаться. Увидеть, кто придет и что они затевают.

И что они могут сказать о ее матери.