54. Интервью с Питером Мерхольцем

Питер Мерхольц: Одна из причин, почему мы рады вашему выступлению на нашем мероприятии User Experience Week, в том, что вы готовы публично бросить вызов ортодоксальности в дизайне. Две ваши статьи на Design Observer в этом плане особенно показательны: «Инновации — новый черный» и «Очевидное, избегаемое столь многими, снова успешно избегается».

Что побудило вас занять непопулярную позицию? Какой опыт сформировал подобную дизайн-философию?

Майкл Бейрут: Если это так, причин может быть несколько. Первая: моя жена Дороти не дизайнер, а магистр делового администрирования. Мы начали встречаться, когда учились в старшей школе в Огайо, и женаты уже 26 лет. Дороти всегда первой закатывала глаза на особенно изощренно-претенциозный дизайн, и она, конечно, не допустит, чтобы мне сошло с рук что-то подобное. Я часто задаюсь вопросом, что «нормальный» человек подумал бы о моей работе. Под нормальным я обычно подразумеваю Дороти.

При этом я не пытаюсь спорить или вступать в конфронтацию. Я думаю, что есть много способов практиковать наше ремесло, и почти все они имеют свои плюсы. Некоторые говорят, что я не бросаю вызов ортодоксальности, а скорее защищаю статус-кво. Возможно, причина в том, что, по крайней мере для дизайнеров, демонстративное отличие как самоцель создает свою разновидность ортодоксальности.

П. М.: Вы упомянули, что ваша жена имеет степень MBA. Уверен, вы знаете, что в пространстве «бизнес и дизайн» происходит много разного. На прошлой неделе состоялась конференция по стратегии Института дизайна [Иллинойсского технологического института], в октябре пройдет конференция Gain под эгидой AIGA, Businessweek и Condé Nast планируют публикации на тему «дизайн и бизнес», бизнес-школы проповедуют «дизайн-мышление» как новый способ решения старых проблем, и т. д., и т. п.

Как вы соединяете бизнес и дизайн в вашей практике? Как вы доказываете положительное влияние на бизнес в работе с клиентами?

М. Б.: Слишком много начинающих дизайнеров злоупотребляют своим жаргоном, чем предсказуемо вызывают сопротивление или равнодушие клиентов. Поэтому они переключаются на бизнес-жаргон, что, как правило, еще хуже. Я поступал так какое-то время, поднаторел в этом, а потом сам себе опротивел.

Я глубоко убежден, что одна из задач дизайна — привнести человечность, интеллект и красоту в мир бизнеса и, конечно, в повседневную жизнь. По моему опыту, грамотные клиенты и хорошие дизайнеры не считают эту цель противоположной или даже отдельной от достижения бизнес-целей, скорее неотъемлемой ее частью. Грязная тайна в том, что многое из того, чем мы восхищаемся в мире дизайна, — побочный продукт не «стратегии», а здравого смысла, вкуса и удачи. Некоторые клиенты слишком боятся неопределенности, чтобы это принять, и нагромождают горы пустых слов, лишь бы обеспечить ощущение безопасности. Мало того что дизайнеры вступают в сговор и с энтузиазмом участвуют в этом процессе — многие нашли способ выставлять за это счет.

Я измеряю успех так же, как все: по увеличению продаж, улучшению показателей отклика, повышению прибыли. Но мне больно сознавать, что дизайн — особенно графический — может внести лишь частичный вклад в эти результаты, даже на пределе своей эффективности. Конечно, об этом полезно вспомнить, когда цифры складываются не в вашу пользу.

П. М.: Я согласен, что мы обязаны привнести «человечность, интеллект и красоту» во всю эту деятельность. Однако — и я опять о том же — как вы определяете вашу ответственность? Как клиенты определяют вашу ответственность? Чем вы оправдываете ваши высокие (как я предполагаю) расценки? Похоже, лучшие дизайнеры внушают уважение к себе тем, что формируют вокруг своей личности ауру талантливости. Может, все дело в культивировании этой ауры?

Прежде чем вы ответите, выдвину утверждение: графический дизайн становится чем-то вроде товарного производства. Adaptive Path не продвигает услуги графического дизайна (хотя мы сами их предлагаем), поскольку конкуренция в этой области означает борьбу за сокращающуюся прибыль. Похоже, есть две мощные силы, противодействующие жизнеспособности графического дизайна: колоссальный избыток предложения — огромное число дизайнеров, оказывающих практически одинаковые услуги, — и почти аллергическая реакция на просьбу продемонстрировать непосредственную бизнес-отдачу, в связи с чем ценообразование в графическом дизайне стало чем-то вроде искусства вуду.

М. Б.: Питер, забавно слышать то, что вы говорите о товарном характере предложений графического дизайна и огромном числе дизайнеров, предлагающих одни и те же услуги: это то, что многие мои партнеры много лет говорили о веб-консалтинге.

Ваши вопросы отражают проблемы, связанные с обеспечением максимальной отдачи от вложенных клиентами средств и ведением собственного успешного дизайнерского бизнеса. Отвечая на первый вопрос, об ответственности: я и сам хотел бы знать правду. Получилось ли у кого-нибудь когда-либо доказать — по-настоящему доказать — связь между хорошим дизайном и успехом клиентского бизнеса? Во-первых, трудно определить, что такое «хороший дизайн»: я, например, нахожу большинство примеров работ в журнале Design Management Journal заурядными. Во-вторых, хотя мне и кажется допустимым утверждать, что хороший дизайн может помочь хорошему бизнесу стать лучше, он сам по себе не может сделать плохую компанию хорошей. IBM и Enron преуспели или потерпели неудачу не из-за своих логотипов (которые, кстати, разработаны одним и тем же человеком). Поэтому, если клиент спрашивает, могу ли я доказать, что моя работа увеличила прибыль клиентов, у меня есть короткий ответ: нет.

Я говорю им, что дизайн компании в идеале способен точно и убедительно выразить ее характер и тем самым позволить превалировать сильным сторонам, внутренне присущим этой организации. Это можно сделать с помощью графического, промышленного дизайна, дизайна среды или пользовательского опыта. Конечно, в свете структуры Pentagram мой ответ звучит тенденциозно. Наша компания принадлежит партнерам — практикующим дизайнерам, чья работа охватывает дисциплины, упомянутые выше. Клиенты, которые нанимают нас, сотрудничают напрямую с этими партнерами; у нас нет менеджеров по работе с клиентами. Каждый партнер имеет свою точку зрения и не пытается это скрыть. Наши клиенты — люди, желающие работать с умными, талантливыми, преданными своему делу дизайнерами, с которыми им нравится проводить время. Клиенты, которые не ценят это, идут в другое место.

В финансовом плане это тоже вполне эффективная и устойчивая модель. Каждый партнер управляет небольшой автономной командой. Накладные расходы невелики. Я сам пишу коммерческие предложения и обсуждаю условия договора. Я могу выставить какую угодно стоимость услуг, но в основном мы стараемся компенсировать наши время и расходы и плюс к этому получить 20 % прибыли. Вот, собственно, и все вуду-искусство ценообразования.

Так что да, эта модель эффективна и устойчива. Но подозреваю, что она не особенно заинтересует, скажем, рекламный холдинг. Они будут желать роста, о котором мы на самом деле не очень-то заботимся. Их также привели бы в раздражение личные особенности дизайнеров-собственников, и они попытались бы заменить их людьми, которые способны произвести более надежный продукт с меньшими заботами и хлопотами. Именно это мы подразумеваем под товарным характером дизайна, верно? Думаю, так мы могли бы заработать больше, но нам пришлось бы попрощаться с тем, что можно назвать идеальной жизнью в дизайне.

П. М.: Хорошо, перейдем к другой теме, хотя мне кажется, что она связана с вашим высказыванием об идеальной жизни в дизайне.

Мой коллега Дэн Сэффер только что закончил писать книгу об интерактивном дизайне, и последняя глава касается этики. Многие из нас, сотрудников Adaptive Path, поклонники Тибора Кальмана и книги о нем, которой вы помогли появиться на свет. Каково ваше понимание роли этики в работе Кальмана? Были ли эти правила сформулированы явно или он просто не представлял себе, как работать иначе? Как этика определяет вашу дизайнерскую работу?

М. Б.: Одно из печальных последствий ранней смерти Тибора в том, что это ставит других людей в неловкое положение. Им приходится говорить за него, чего я сделать не могу. Работая с Тибором над его книгой, я узнал его как человека, которому неуютно чувствовать себя комфортно. Его первой, интуитивной реакцией на любую ситуацию статус-кво было желание ее разрушить. Это интересное качество для мира коммерческого графического дизайна, где вас постоянно просят приспособиться к целям клиентов, очень немногие из которых полностью соответствуют вашим целям. Гениальность Тибора была в том, что он не пытался разделять работу и жизнь, как дизайнеры-практики. Полагаю, для Тибора этика играла большую роль, хотя мне показалось, что это скорее была попытка полностью интегрировать его ценности как человека с его ценностями как дизайнера. После его смерти все это было сведено в образ «святого Тибора», который, откровенно говоря, показался бы ему неуместным. Он был сложнее, интереснее и попросту забавнее.

Думаю, дизайнеры, интересующиеся этикой, обычно сосредоточены на конкретных вопросах драматического конфликта. А самый популярный из них звучит так: «Стали бы вы работать на сигаретную компанию?». Это значит, что мы все можем выбирать особые моменты, когда нужно «поступать этично». Я также иногда слышу, что, например, дизайн и политика не сочетаются друг с другом. Сочетаются. Все на свете сочетается. Цель в том, чтобы обрести интегрированную жизнь. Этим, как мне кажется, Тибор и занимался. Вы можете быть дизайнером со специальными знаниями, и, безусловно, именно поэтому клиент последует вашему совету. Но старайтесь не отвечать как дизайнер. Попробуйте ответить как гражданин, человек и дизайнер.

Всё, конечно, чуть проще, если вы считаете, что обладаете силой самоопределения и можете выйти из ситуаций, которые вас не устраивают с этической точки зрения. И, конечно, это всегда так: единственный вопрос, каких усилий это от вас потребует. Моя главная неудача как дизайнера в том, что я очень вежлив, терпеть не могу конфликтов и стремлюсь угождать. В результате, становясь старше, я стал более тщательно выбирать клиентов. Я считаю, что, когда я работаю на людей, которые мне нравятся и делают то, чем я восхищаюсь или заинтересовываюсь, я становлюсь счастливее. И люди, с которыми я сотрудничаю, становятся счастливее, и мы все работаем лучше.

П. М.: Вы упомянули сочетание дизайна и политики. Мой коллега показал мне вашу работу для Partisan Project. За исключением нескольких этических правил (которые, как вы убедительно показали, в основном касаются выбора определенного типа клиентов), мы в Adaptive Path стараемся не политизировать наши дизайнерские работы в основном потому, что в нашей организации мы признаем множество точек зрения и перспектив.

Насколько вы политический дизайнер? Я знаком только с вашей работой для Partisan Project — есть ли другие примеры вашего политического дизайна? Бывало ли, что ваши убеждения создавали вам… неудобства в работе с клиентами? И какая политически ориентированная дизайнерская работа за последнее время произвела на вас наибольшее впечатление? Что дает самый сильный эффект?

М. Б.: Во время съезда Республиканской партии нью-йоркский офис Pentagram вывесил на здании баннер NO BUSH, и мне кажется, мы не стесняемся выражать политическую позицию — и в качестве офиса, и в качестве частных лиц.

Плакат для Partisan Project — по сути более ранний вариант баннера, который был отклонен моими партнерами за то, что оказался «слишком утонченным». Хм!

Я обнаружил, что все случаи моего нежелания далее заниматься подобным «политическим дизайном» связаны с опасением, будто вещи вроде футболок и плакатов — обычно слабые инструменты для решения тех огромных проблем, с которыми сталкивается сегодня наше общество. Иногда, конечно, что-то срабатывает, но в моей работе меня страшит чувство, что я использую нечто плохое в мире как оправдание, чтобы создать умный дизайн. Часто для меня разумнее просто поддержать кандидата или пожертвовать деньги на какое-нибудь дело.

Мне понравились некоторые пропагандистские дизайнерские работы — например, кампания, которую провела Эмили Оберман для авиакомпании Air America (на эту тему я написал эссе на Design Observer под названием «Катарсис и пределы империи»). Но более всего меня восхищает чистый информационный дизайн. Несколько месяцев назад Найджел Холмс написал потрясающую статью в Harper’s (к огромному сожалению, недоступную онлайн) о пристрастии Америки к долгам. Я восхищаюсь тем, как MGMT, группа дизайнеров из Бруклина, превратили презентацию Альберта Гора о глобальном потеплении в книгу «Неудобная правда», которая дополняет одноименный фильм.

Кстати о Harper’s: в прошлом месяце Арт Спигелмэн также написал отличную статью, в которой проанализировал — по сути, выставил возрастное ограничение — пресловутые датские карикатуры на пророка Мухаммеда. Очень увлекательно. Также недоступно онлайн!

П. М.: Сменим тему. Еще один представитель Adaptive Path, Райан Фрейтас, упоминал вас пару раз в своем блоге, и я хотел проследить за ходом его размышлений. Его первый пост вышел после вашего выступления в Музее современного искусства в Сан-Франциско, где вы говорили о работе Pentagram и United Airlines по созданию символики для подразделения авиакомпании, Ted. Он был поражен, насколько эффективно статьи Wall Street Journal из будущего смогли передать ваше видение.

Второй его пост вышел чуть позже, под влиянием вашей публикации «Внимание, может включать недизайнерское содержимое». В нем был процитирован вот какой отрывок: «За эти годы я осознал, что моя лучшая работа всегда включала темы, которые меня интересовали, или — что еще лучше — темы, которые меня цепляли и даже страстно увлекали в процессе разработки дизайна… Для меня вывод очевиден: чем шире ваш круг интересов, тем лучше ваша работа».

Когда я перечитывал посты Райана, мне стало интересно, как эти два момента могут быть связаны. Как ваши разносторонние увлечения повлияли на вашу работу для United? И, возможно, вопрос из той же «оперы» (скажите, верно ли это): как вам пришла идея использовать макеты Wall Street Journal в качестве инструмента для представления вашей идеи? Доводилось ли вам ранее использовать такое «осязаемое будущее» в своей работе?

М. Б.: Возможность создавать убедительные подделки — одна из радостей работы графического дизайнера, которой мы не так уж часто наслаждаемся. Один из моих партнеров в Лондоне как-то раз сделал муляж целого номера журнала Fortune, чтобы помочь клиенту иначе взглянуть на свой бизнес.

Один из трудных уроков, которые мне как начинающему дизайнеру пришлось усвоить, состоял в том, что для большинства людей хороший дизайн — не очевидный императив. Я говорю студентам, что они тратят время и деньги в дизайн-школе на то, чтобы приобрести аномальную чувствительность к дизайну, которой не следует ждать от большинства обычных людей. Но различные группы простых людей, как правило, и инициируют нашу работу, финансируют и одобряют ее. Ведь они и есть ее аудитория. Поэтому самая большая проблема, с которой мы сталкиваемся, — выяснить, как взаимодействовать с людьми на их условиях, а не на наших.

Я никогда не завожу речь об «обучении клиента». Ненавижу эту фразу. Почти всегда именно дизайнеры нуждаются в обучении, а не клиент, не аудитория. Но и дизайнеры, и клиенты склонны пятиться назад, каждый в свою область, и нам приходится прилагать усилия, чтобы вытаскивать друг друга оттуда. Создание прототипов, которые помогают людям представить, как дизайнерские решения повлияют на мир, может стать очень мощным инструментом. Муляжи статей Wall Street Journal как раз и призваны были напомнить клиенту, который провел полгода за просмотром презентаций PowerPoint, что существует реальный мир, где полно людей, не разделяющих увлеченность клиента его бизнес-стратегией либо вообще не пекущихся о его преуспевании. Это хорошая проверка реальности, помогающая изменить характер дизайнерской работы, превращая ее из внутреннего мероприятия, которое должно быть утверждено руководством, в работу, которая делается с целью добиться результатов: с реальными людьми, в реальном мире.

Поэтому, разумеется, — отвечая на другую часть вашего вопроса, — иметь дело с реальным миром — значит быть максимально заинтересованным в том, что не связано с дизайном. Вся моя работа, которой я горжусь, выросла из того, что я всерьез заинтересовался чем-то еще: темой книги, бизнесом клиента, содержанием выставки. К счастью, я могу увлечься почти чем угодно. И на своем горьком опыте я узнал: есть и то, что меня попросту не интересует и для чего я, похоже, не способен создать хороший дизайн. Такие проекты я сейчас обхожу стороной.

П. М.: С 1998 по 2001 год вы были президентом Американского института графических искусств (ныне «AIGA, профессиональная ассоциация дизайна»). На этом посту вы получали много информации о том, что происходило в графическом дизайне. Что эта роль помогла вам узнать о сфере и практике дизайна, чего вы не смогли бы узнать иным способом? Дала ли какой-нибудь инсайт или житейскую мудрость, которые могли бы помочь другим людям в их повседневной дизайнерской практике?

М. Б.: Я был связан с AIGA много лет. Я сделал звуковую дорожку для его первого мероприятия в Нью-Йорке в начале 1980-х. Я познакомился со своими будущими партнерами в Pentagram — Полой Шер, Вуди Пертлом, Колином Форбсом — через AIGA. Я узнал Билла Дренттела и Джессику Хелфанд благодаря AIGA; мы объявили об основании нашего блога, Design Observer, на конференции AIGA. Я был вдохновлен множеством других людей, узнать о которых мог бы только через AIGA. Я всегда считал, что применительно к этой стороне нашей профессии AIGA — просто фантастика.

С другой стороны, когда я был президентом этой организации, у меня всегда складывалось впечатление, что люди чувствуют смутную вину в связи с этим социальным аспектом AIGA. Думаю, доминировало отношение «мне не нужна помощь в поиске друзей». На самом же деле члены этой организации всегда желали другого — с помощью AIGA поднять авторитет дизайна в глазах широкой общественности, а особенно бизнес-сообщества. Это действительно сложная задача. Члены AIGA фантазировали, что, возможно, существует некий невидимый газ, который способен проникнуть во все залы заседаний США, и после этого все клиенты чудесным образом станут невероятно восприимчивыми к предложениям дизайнеров, будут более склонны нам подчиняться и, конечно, больше нам платить. Это приятная мечта, но не более того. Не существует такого невидимого газа.

Единственный способ заставить публику больше уважать дизайн — каждому из нас создавать отличный дизайн для любого клиента. Это война, которая включает маленькие сражения, и с каждой победой жизнь становится — хотя бы в чем-то — немного лучше. Лучшее, что сделала для меня AIGA, — познакомила с людьми и идеями, которые сделали меня более опытным дизайнером и более эффективным борцом за дизайн.

П. М.: Вы упомянули Design Observer и знакомство с людьми и идеями. Вы пишете для этого блога уже почти три года. Как блогинг повлиял на вашу работу и ваш подход к дизайну?

М. Б.: Мне всегда нравилось писать, но я не воспринимал это всерьез, пока мы не запустили Design Observer. В блогах есть много того, что мне нравится. Если рассуждать эгоистично, это дает мне возможность обдумывать проблемы дисциплинированно, как бывает, когда вы о чем-то пишете. Люди — особенно не из сферы дизайна — читают эти статьи и, надеюсь, расширяют свои представления о том, что он собой представляет.

Читая длинный поток комментариев, вы замечаете, что по-настоящему интересные попадаются крайне редко. Для меня полезнее оказались офлайновые контакты и обсуждения. Несколько раз мне доводилось прийти на встречу и с удивлением услышать, как кто-то упоминает материалы из блога. Чаще всего этот человек даже не был дизайнером. Для меня это означает, что моя профессия уже вызывает у обычных людей все большее любопытство.

Повлиял ли блогинг на то, как я работаю? Сначала я хотел сказать «нет», но, подумав, понял: он придал мне уверенности в том, что проблемы, с которыми мы сталкиваемся, актуальны во внешнем мире. Это, в свою очередь, помогло мне меньше думать как дизайнеру, который добросовестно придерживается порученной задачи, и в большей — как человеку, который желает расширить контекст для работы и стремится к этому. Как я уже говорил, это единственный способ сделать мою работу лучше.

П. М.: Ваше заявление о превращении в «человека, который желает расширить контекст для работы и стремится к этому» резонирует с тем, что мы пытаемся достичь нашим мероприятием User Experience Week. Раньше мы сосредоточивались на вопросах веб-дизайна, а в этом году наряду с материалами по этой теме обсуждаем промышленный дизайн и его стратегию, дизайн услуг, кросс-культурные исследования, мобильные устройства, дизайн музеев, комиксы и визуализацию информации.

Прошу немного подробнее рассказать о проблемах дизайнеров, актуальных для всех. Вы имеете в виду, что эти проблемы на самом деле всегда были актуальны, а мир только сейчас это понимает? Или речь о том, что дизайнеры наконец приступают к решению проблем, актуальных во внешнем мире? И что привело к этим изменениям? Можете ли вы поделиться примерами из ваших работ?

М. Б.: В 1975 году я был развит не по годам. Я знал, что такое графический дизайн (в отличие от большинства 17-летних подростков), и поступил в университет на соответствующую программу, в рамках которой студийные занятия начались уже в первый год (чего не было на многих подобных курсах). Я был очень увлечен графическим дизайном и невероятно счастлив.

Через какое-то время я обнаружил, что графический дизайн — довольно новая профессия и многие дизайнеры, чьими работами я восхищался, получили более общее образование, чем я. Это касалось не только моих ранних героев, таких как Пол Рэнд, но и наставников, которых я встретил позже, например Массимо Виньелли и Тибора Кальмана. Я получил отличное образование в части навыков, необходимых дизайнеру. Но постепенно я понял, что овладение основами было лишь одним из слагаемых успешности и эффективности.

Я до сих пор не уверен, что это самый важный навык. Я не думаю, что я отличный прирожденный дизайнер в сравнении с большинством моих партнеров. Я, наверное, даже не был лучшим на своем курсе. Но я обнаружил, что дизайн, особенно графический, — это способ взаимодействия с реальным контентом, реальным опытом. Ключом ко всему этому можно считать вашу способность учиться тому, что я называю «знаниями внешнего мира»; если вам это по силам, ваша работа будет резонировать куда сильнее, чем если бы вашей целью было простое решение формальных «дизайнерских» задач.

Найти место для реального мира сегодня еще труднее, чем 30 лет назад. Количество технических навыков, которыми должен овладеть юный дизайнер, огромно, а степень профессиональной специализации ошеломительна. И создается атмосфера, которая, похоже, способствует зашоренности. Но, так или иначе, именно дизайнеры, чья работа наиболее увлекательна — а порой ее результаты самые красивые, — не стесняются утверждать, что весь мир относится к сфере их интереса.