Глава 11 ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
«Он уберег нас от войны»
В тупиковом 1916 году нарисовалась перспектива новых президентских выборов.
7 июня Республиканская партия собралась на съезд в Чикаго. Главным кандидатом на выдвижение был Чарльз Эванс Хьюз (род. в Глен-Фолс, Нью-Йорк, И апреля 1962 года). За его плечами была разумная и честная служба, включая двойной срок на посту губернатора Нью-Йорка между 1906-м и 1910-м, после чего Тафт назначил его главой Верховного суда. Однако он захотел уйти с поста, чтобы баллотироваться в президенты, и с третьей попытки его выдвинули.
На пост вице-президента республиканцы номинировали Фэрбенкса, который занимал эту должность при Рузвельте. Это был явный жест доброй воли по отношению к опасному экс-президенту.
Рузвельт это полностью одобрил. Прогрессивная партия тоже собралась в Чикаго, и тоже 7 июня. Она еще раз выдвинула Рузвельта в президенты, и Рузвельт сразу же отказался и объявил, что поддержит Хьюза. В результате Прогрессивная партия, устроившая такое громкое шоу в 1912 году, попросту распалась и исчезла. Республиканцы опять воссоединились.
14 июня 1916 года национальный съезд демократов прошел в Сент-Луисе, и Вильсона и Маршалла с шумным одобрением снова выдвинули в президенты и вице-президенты.
Тем не менее перспективы Вильсона выглядели неважно. В 1912 году он победил на выборах только потому, что оппозиция была совершенно расколота, и получил он немногим более 40 процентов голосов. Сможет ли он одолеть объединенную Республиканскую партию, которая с 1860-го выиграла 15 из 18 президентских выборов?
Интервенционисты были по большей части республиканцами, и Вильсон никак не смог бы победить на их поле. Потому ему требовалось изо всех сил держаться за тех, кто не хотел войны. Когда Вильсона выдвигали повторно, один из ораторов перечислял его дипломатические подвиги с рефреном: «И мы избежали войны». Так и родился лозунг «Он уберег нас от войны», который широко использовался во время предвыборной кампании. Вильсон аккуратно воздерживался от прямых обещаний, что он и дальше продолжит уберегать страну от войны, но не желающая войны часть населения сплотилась вокруг него.
Хьюз, как оказалось, свою кампанию провел плохо. Хотя он и ездил по стране, как и Вильсон, Хьюз оказался замкнутым человеком без какой-либо харизмы, который не умел вдохновить аудиторию при помощи ораторского искусства. Кроме того, у него была борода в старом стиле, а ведь в начале двадцатого века в моду вошли чисто выбритые лица, так что он казался отставшим от времени.
Отсутствовало у Хьюза и чутье практического политика. Губернатор Калифорнии Хирам Джонсон в 1912 году баллотировался в вице-президенты от Прогрессивной партии. Когда Хьюз агитировал за себя в Калифорнии, он даже не озаботился позвонить Джонсону — возможно, потому, что ему показалось, будто отступник не заслуживает такой чести. Это была ошибка, поскольку чувства Джонсона пострадали и это оказалось важным.
Но и при всех провалах Хьюза традиционное господство республиканцев на протяжении полувека сделало соревнование крайне напряженным.
Выборы состоялись 7 ноября 1916 года, и по мере того как приближался вечер, становилось понятно, что Хьюз побеждает в каждом крупном штате на Северо-Востоке, за исключением Огайо. А Вильсону достаются маленькие штаты на Юге и на Западе. Ближе к ночи стало казаться, что общая победа останется за Хьюзом.
Наконец все уперлось в Калифорнию. Без учета Калифорнии голоса выборщиков распределялись так: 264 за Вильсона и 254 за Хьюза. Тринадцать голосов калифорнийских выборщиков могли повернуть выборы в любую сторону. Результата выборов в этом штате пришлось ждать долго — отчасти потому, что калифорнийское время на три часа отличалось от времени восточного побережья, и участки там закрывались позднее; отчасти потому, что разрыв между участниками оказался небольшим.
В 1912 году, впрочем, Калифорния не пошла за Вильсоном. Она голосовала за Рузвельта и Джонсона, и предполагалось, что влияние Джонсона удержит ее в том же русле. Демократы почти признали поражение, и когда Хьюз пошел спать, он не сомневался в том, что его избрали.
Но теперь пренебрежительное отношение к Джонсону сыграло свою фатальную роль. Он поддерживал республиканских кандидатов без особого пыла и в результате не привел на избирательные участки всех своих сторонников. К утру оказалось, что с разрывом в 4000 голосов Калифорния примкнула к демократической колонне. Вильсона переизбрали на, возможно, самых интригующих выборах за все время: 277 голосов выборщиков против 254.
Существует история о том, как некий репортер прибыл к штаб-квартире Хьюза, чтобы сообщить ему новости. Помощник не пустил его со словами: «Избранный президент спит». Репортер ответил: «Скажите избранному президенту, когда он проснется, что он не избранный президент».
Победа Вильсона, пусть и не быстрая, оказалась впечатляющей. По голосованию избирателей он получил 9 100 000 голосов против 8 500 000 у Хьюза. Однако это было не чистое большинство. Ему досталось 49,3 процента голосов, Хьюзу — 46,1 процента, потому что участвовали еще маленькие партии, завоевавшие почти пять процентов. Социалисты получили 3,2 процента, а прогибиционисты — 1,2 процента.
Вместе с Вильсоном избрали шестьдесят пятый конгресс — третий подряд с демократическим большинством в обеих палатах. В Сенате отрыв составил 53 к 42, а вот в Палате представителей большинство оказалось скромным: 216 к 210, причем шесть конгрессменов были беспартийными.
После переизбрания Маршалла вице-президентом он стал первым после 1828 года, кто во второй раз занял эту должность. За 88 лет, прошедших с той поры, даже если одного и того же человека дважды избирали президентом, как было с Линкольном, Грантом, Кливлендом и Мак-Кинли, во второй раз всегда баллотировался другой кандидат в вице-президенты.
Монтана выбрала в Палату представителей Джанет Ранкин. Она оказалась первой женщиной в конгрессе и работала там тогда, когда женщинам еще не разрешалось голосовать на национальных выборах, а в большинстве штатов — и на любых выборах.
В этом отношении произошел прорыв и у евреев. 28 января 1916 года Вильсон назначил одного из лучших американских адвокатов Луиса Дембица Брандейса (род. в Луисвилле, Кентукки, 13 ноября 1856 года) главой Верховного суда. Он был первым евреем, достигшим столь высокого положения в стране. У этого шага нашлось много противников, которые были недовольны лишь тем, что он еврей и потому обладает «восточным складом ума», однако Сенат утвердил назначение: 47 к 22.
5 марта 1917 года (4-е число пришлось на воскресенье) состоялась повторная инаугурация Вильсона, который управлял страной, продолжавшей превращаться в мирового промышленного гиганта.
Автомобили превратились в основной вид транспорта, и первые светофоры появились в Кливленде 5 августа 1914 года. В 1915-м началось использование таксомоторов.
Телефонные линии охватывали всю страну. 25 января 1915 года изобретатель телефона Белл еще раз произнес свою знаменитую фразу, обращаясь к своему коллеге Томасу А. Ватсону: «Мистер Ватсон, идите сюда, вы мне нужны». Правда, теперь они были не на разных этажах, а в разных городах: Белл в Нью-Йорке, а Ватсон в Сан-Франциско. Более того, радиосвязь могла сейчас соединить напрямую Соединенные Штаты с Германией через океаны и поля сражений.
Аэропланы стали творить чудеса. В 1914 году американский аэроплан установил рекорд высоты, поднявшись почти на 4,8 километра и перелетев через гору Уитни, самую высокую в 48 штатах. За океаном их начали использовать как оружие.
С каждым годом кино набирало популярность. В 1915-м был выпущен первый из великих фильмов — «Рождение нации». В 1917-м население заплатило более 175 000 000 долларов за посещение кинотеатров.
Субмарины и нота Циммермана
Главной проблемой Вильсона после переизбрания оставалась европейская война.
Дома он «подчистил хвосты». Он отозвал Першинга из бессмысленной погони за Вильей и удостоверился в том, что страна полностью контролирует ситуацию на Карибах. (Теперь, когда заработал Панамский канал, Соединенные Штаты должны были быть уверены в его безопасности, чтобы спокойно использовать его в случае войны.) И все полностью контролировалось, так как вдобавок к тому, что американцы владели Пуэрто-Рико, их войска находились на Кубе, на Гаити, в Доминиканской Республике, Никарагуа и Панаме.
Фактически единственной возможной лазейкой для неприятеля была Датская Вест-Индия — три небольших островка, составляющие часть архипелага, называемого Виргинскими островами и лежащего к востоку от Пуэрто-Рико. Дания владела островами два с половиной столетия. В войне она считалась нейтральной, но ее единственная наземная граница была с Германией, и существовали опасения, что Данию могут вынудить передать острова Германии, которая может использовать их как свою базу на Карибах.
Как Германия сумела бы это сделать в присутствии британского и американского флотов, оставалось за пределами понимания, но опасения существовали, и Соединенные Штаты сыграли на опережение. Они надавили на Данию, и та 4 августа 1916 года согласилась уступить острова за 25 000 000 долларов. 17 января 1917-го управление было передано официально.
Тем временем Германия, воодушевленная выборами и использованием лозунга «Он уберег нас от войны», попыталась воспользоваться тем, что ей казалось американским желанием избежать войны. На западе она контролировала Бельгию и крупную часть северо-востока Франции. На востоке — западные провинции России, тогда как эта обширная страна балансировала на грани анархии и революции.
Получалось, что пришло время Германии. Если бы она добилась мирных переговоров, они бы наверняка закончились обретением заграничных территорий, которые она сейчас контролировала. И, умолчав о своих намерениях требовать территориальных уступок, Германия дважды сообщила Вильсону — как до, так и после его переизбрания, — что готова обсуждать заключение мира.
Вильсон с радостью приветствовал эту новость и посчитал, что такие переговоры могли бы пройти в соответствии с его идеалистическими представлениями. 22 января 1917 года он произнес речь перед Сенатом, в которой призвал к «миру без победы» — иными словами, к возвращению к той ситуации, что была перед началом войны.
Но ни одна из воюющих стран этого не хотела. Даже Россия была еще не готова признать свое поражение. И никакой мирной конференции не понадобилось.
Германская военная машина ее и не ждала. Германские военачальники позволили правительству попытаться добиться мира, но поняв, что Вильсон выступает за «мир без победы», они перешли к следующему шагу.
И им снова должно было стать применение субмарин. Конечно, германцы обещали Соединенным Штатам, что не станут этого делать, но альтернативы уже не осталось. Попытка уничтожить британскую морскую мощь при помощи надводных кораблей провалилась при Ютланде, и единственный германский шанс победить заключался в том, чтобы ослабить Великобританию, используя субмарины.
Да, существовала вероятность, что это может втянуть в войну Соединенные Штаты, но аргументация сводилась к следующему: 1) американцы могут и остаться в стороне; 2) американцы втягиваются в войну, что бы ни сделала Германия; 3) даже если Соединенные Штаты решают воевать, Германия может добиться победы еще до того, как американцы сумеют перебросить свою армию через океан.
Вследствие этого 31 января 1917 года Германия объявила о возобновлении неограниченного применения субмарин. Любое судно (это касалось и американских кораблей), нарушившее какую-либо блокадную зону, установленную германцами, могло быть торпедировано без предупреждения.
И Соединенным Штатам не пришлось долго ждать, чтобы понять, что германцы настроены серьезно. 3 февраля 1917 года германская субмарина потопила американский корабль «Хаусатоник». На сей раз жертву предупредили заранее, и у нее было время спустить спасательные шлюпки — но судно затонуло. В тот же день Соединенные Штаты разорвали дипломатические отношения с Германией.
Вильсон попытался провести через конгресс разрешение вооружать торговые корабли, чтобы они могли давать отпор субмаринам, если сумеют. Палата представителей сразу согласилась (403 к 13), но в Сенате разрешение застряло. В Сенате существовала традиция неограниченных дебатов, а двенадцати пацифистам во главе с Лафолетом казалось, что вооружение — это просто стимул к войне и что гораздо больше смысла в том, чтобы на время оставить торговый флот дома, — и все это вылилось в нескончаемые споры. В результате Сенат бездействовал, и Вильсон разразился гневом против тех, кого он назвал «маленькой группкой своевольных людей, не представляющих ничьих взглядов, кроме собственных». После чего он своей властью приказал вооружать торговые корабли.
Нужна была только последняя капля, чтобы американское общественное мнение целиком и бесповоротно перешло в лагерь интервенционистов, — и Германия умудрилась ее предоставить.
Германский министр иностранных дел Альфред Циммерман решил, что у него есть шанс уменьшить воинственность американцев, повернув к своей пользе недавние проблемы между ними и мексиканцами. 19 января 1917 года он послал телеграмму германскому посланнику в Мексике для передачи ее мексиканскому правительству. Он предложил, чтобы Мексика, в случае если Соединенные Штаты начнут войну против Германии, воспользовалась бы ситуацией и в свою очередь объявила американцам войну. (Это заняло бы Соединенные Штаты на их собственных границах, рассуждал Циммерман, и не позволило бы американцам провести эффективную интервенцию в Европе.)
Что дало бы это Мексике? Выиграла бы она или проиграла, германская победа в Европе означала бы, что Мексика получит награду за свою помощь — некую часть территории, утраченной 70 лет назад в Мексиканской войне, особенно Техас, Нью-Мексико и Аризону.
Это было смешное предложение. Мексика не собиралась рисковать, затевая такую войну, поскольку у нее не было заметной военной силы и в стране по-прежнему царила анархия. И даже если бы Мексика решилась на поступок и дралась бы, как смогла, германская победа в Европе не спасла бы ее от разочарования и ярости американцев впоследствии.
Еще хуже для Германии оказалось то, что это дурацкое предложение попало не по адресу. Британцы перехватили сообщение, с трудом расшифровали его и, едва веря в свою удачу, передали Соединенным Штатам 24 февраля 1917 года. 1 марта американцы, убедившись, что телеграмма подлинная, опубликовали ее в прессе, и приступ ярости охватил американских граждан.
В течение 140 лет истории Соединенных Штатов американская территория постоянно увеличивалась, и ни разу ни одного квадратного сантиметра не получило иностранное государство. Даже одно предположение, что подобное возможно, заставило призывы к войне раздаваться еще громче, оглушительно громко.
В то же самое время случилось кое-что еще. Россия наконец оказалась в коллапсе. Страдания ее народа и невероятно низкая эффективность правительства в итоге привели к тому, что сама армия присоединилась к бунтующему населению. 15 марта 1917 года царь Николай II был вынужден отречься от престола, и новое правительство революционеров собиралось установить парламентскую демократию.
Это означало, что русское сопротивление на востоке станет еще слабее, но в этих новостях была и хорошая сторона. Многие американцы не могли понять, зачем драться с автократическими Германией и Австро-Венгрией, если это было на пользу еще более автократической России, антисемитские погромы в которой сделали ее в глазах всего мира образцом зверства.
Однако если Россия теперь собиралась стать демократической республикой, линия разделения проходила ясно. С одной стороны — демократии, с другой — автократии. Соединенные Штаты охотно признали новое правительство 22 марта и стали первой страной, сделавшей это. Вскоре Вильсон смог сказать, что война ведется ради того, чтобы «мир стал безопасным для демократии».
За день до этого признания, 21 марта, германская субмарина затопила американский пароход «Хилдтон», и на сей раз без предупреждения. Это был последний из нескольких подобных инцидентов, и терпение наконец лопнуло. Вильсон созвал специальную сессию конгресса. Он принял резолюцию о войне с Германией, и 6 апреля 1917 года Вильсон подписал ее. Соединенные Штаты были готовы воевать.
Америка на войне
Союзникам могло показаться, что с американской интервенцией не слишком торопились, так как для них ситуация была хуже, чем всегда.
На востоке новое демократическое правительство России попыталось продолжить войну и даже затеяло наступление в июле 1917 года, но русский народ более воевать не желал, так что германцы без труда остановили нерешительное продвижение, а потом в свою очередь продвинулись глубже в страну. Восточный фронт буквально развалился.
На западе новое наступление союзников закончилось новой мясорубкой, и во французской армии появился опасный дух мятежа. Более того, за месяц до прихода американцев 881 000 тонн союзнических грузов отправились на дно. Корабли убывали вдвое быстрей, чем их можно было заменить. При таких темпах оставалось уже недолго до того, как британцы начнут голодать. Похоже, у германцев были все основания надеяться, что удачный для них исход будет достигнут еще до того, как американская интервенция начнет оказывать заметное влияние на ход войны.
Однако Соединенные Штаты двигались быстрей, чем ожидали в Европе. Они сразу же ввели в войну свой флот, перевозя грузы и помогая организовывать конвои для союзнических поставок. Это быстро сократило месячный ущерб от субмарин до примерно 300 000 тонн, а потом и до 200 000 — тоже ужасная потеря, но уже не фатальная. При таких темпах стратегия субмарин не работала.
Затем Соединенные Штаты организовали призыв на воинскую службу, начали тренировать людей с высокой скоростью и приготовились впервые в своей истории послать армию в Европу — и все это было сделано быстрее, чем кто-либо мог ожидать.
Первому небольшому контингенту Американского экспедиционного корпуса приказали отправиться в Европу 18 мая 1917 года. 13 июня они загрузились на корабли, а высадились 26 июня. Командовал ими Першинг, недавно вернувшийся из Мексики. 4 июля 1917-го Першинг во главе этих первых американских солдат, которым предстояло сражаться в Европе, промаршировал по улицам Парижа, встретив огромный энтузиазм французской публики. Американцев было немного, но они представляли новую и пока не задействованную силу большого количества людей, которые облегчат положение страны, обескровленной войной.
Американцы прошли пять миль от могилы Наполеона до могилы де Лафайета, великого французского добровольца американской Войны за независимость. Першинг послал своего друга, полковника Чарльза Э. Стэнтона, сказать что-нибудь подходящее моменту, и тот просто заметил: «Ла Файет, мы пришли». Лучше не получилось бы и у самого красноречивого оратора.
Британцы и французы хотели использовать американские войска в рамках своего понимания, направив их в собственные части как пополнение. От этого Першинг наотрез отказался. Он понимал, что разобщенные американцы в частях союзников были бы использованы без особой цели и не снискали бы чести. Вместо этого он настаивал, что американцы сформируют свои собственные части и пойдут в бой под американским командованием, и в этом его твердо поддержал Вильсон.
Вплоть до 23 октября 1917 года ни один американец так и не выстрелил в германца, а к тому времени обстановка стала для союзников еще хуже. Бунты во французской армии удавалось подавлять, только расстреливая солдат, отобранных из взбунтовавшегося подразделения по жребию; существовали серьезные сомнения в том, что на французскую армию можно будет теперь полагаться.
Итальянцы, сражавшиеся на стороне союзников, были сокрушены в битве при Капоретто и стали практически беспомощными. В России радикальные революционеры — коммунисты во главе с Николаем Лениным — захватили власть в русской столице, Петрограде, а также в Москве.
Впечатление было такое, будто еще один германский натиск на запад закончит всю войну, и Германия позволила ситуации подостыть зимой 1917/18-го, рассчитывая, что сумеет подготовиться к этому последнему натиску. Тем временем во Франции уже находилось более 100 000 американцев, и каждый день это число увеличивалось.
Соединенные Штаты вступили в свою первую продолжительную и кровопролитную войну после Гражданской (и самую первую — против иностранного врага). Впервые были затронуты все аспекты американской жизни. Американцы впервые узнали, что такое фиксация цен, обучение для призывников, агитация за приобретение военных облигаций, правительственный контроль над железными дорогами.
Патриотизм сыграл над людьми злую шутку. Те, кто остался дома и не сражался с вооруженным врагом, увидели свой долг в том, чтобы сразить любого, кого можно обвинить в шпионаже или предательстве. Было арестовано до 1500 пацифистов, и многие из них, включая Дебса и Хейвуда, оказались в тюрьме.
Американцы не только доносили на всех оказавшихся в Соединенных Штатах германцев, но и выкинули немецкие книги из своих библиотек, немецкую музыку — из репертуара, немецкие блюда — из меню. Бетховену и Гете пришлось отвечать за дела кайзера, а кислая капуста была переименована в «капусту свободы». Люди не могли пройти мимо таксы, не пнув ее. В общем, это был не самый вдохновляющий период американской истории.
Конечно, жизнь стала хуже. В частности, не хватало угля из-за трудностей с транспортом, а та зима в северных штатах выдалась морозной. Необходимость завозить из-за рубежа большое количество пищи посадила американцев на скудный паек.
К концу года было нанесено несколько пропагандистских ударов, когда новое коммунистическое правительство России раскрыло архивы свергнутого царского режима и обнародовало копии секретных договоров между союзниками, ясно показывавших, что на самом деле они куда более алчные, чем хотят казаться. Об этих договорах стало широко известно, и если бы ничего не было сделано, имелась опасность, что война предстанет только конфликтом воров и американский народ падет духом.
Вильсон хотел помешать этому и в то же время утвердить новое понимание вместо секретных договоров. 8 января 1918 года, выступая перед конгрессом, он объявил о различных задачах и военных целях, к которым, по его мнению, должны стремиться союзники. Всего их набралось четырнадцать, и в историю они вошли как «четырнадцать пунктов Вильсона».
Вот они в самом простом изложении:
1. Все договоры должны быть представлены на общественное обсуждение, а после подписания — опубликованы.
2. Свобода судоходства на морях в равной мере для всех стран (как в мирное, так и в военное время).
3. Устранение экономических барьеров, чтобы весь мир мог свободно торговать.
4. Максимально возможное разоружение.
5. Разрешение всех колониальных споров при должном внимании, уделенном местному населению.
6. Освобождение России и невмешательство в деятельность ее правительства. (Вильсон все еще надеялся, что там возникнет демократия.)
7. Освобождение Бельгии.
8. Освобождение Франции и возвращение ей провинции Эльзас-Лотарингия, занятой Германией в 1870 году.
9. Границы Италии должны быть исправлены с включением в нее всех итальянских областей, находящихся за ее пределами.
10. Свобода для народов, ныне подчиняющихся Австро-Венгрии.
И. Границы на Балканах должны быть исправлены в соответствии с национальностью населения, а Сербия должна получить выход к морю.
12. Свобода для народов, ныне подчиняющихся Оттоманской империи (которая сражалась на стороне Германии), и свободный доступ к проливу Дарданеллы в Константинополе для всех стран.
13. Свободная Польша, имеющая выход к морю.
14. Объединение наций, которое будет улаживать споры и предотвращать войны в будущем.
Эти четырнадцать пунктов могли быть осуществлены в основном за счет Германии, Австро-Венгрии и Турции, но и союзники были не в восторге. Им не нравилась свобода судоходства, свобода торговли, разоружение и учет интересов жителей колоний. Им не хотелось, чтобы их руки были связаны необходимостью садиться за стол переговоров, поскольку им, возможно, в какой-то момент представится шанс сотворить небольшую несправедливость для своей пользы. Но поскольку они не могли выступить против Соединенных Штатов, они согласились с «четырнадцатью пунктами» со всем энтузиазмом, какой только смогли изобразить.
Последние атаки
Зима (как оказалось, последняя на той войне) прошла, и наступило время вновь ужесточать сражения. Германия была к тому готова.
На восточном фронте война закончилась. 3 марта 1918 года коммунистическое правительство России было вынуждено подписать в Брест-Литовске мирный договор, который отсек от страны треть ее населения и превратил ее провинции в марионеточные прогерманские государства. Это значило, что Германия могла перебросить большинство ее восточных армий на западный фронт.
А тут дела обстояли не так блестяще. Применение субмарин, несомненно, провалилось благодаря американскому флоту и ускоренным американским поставкам. А американская армия создавалась во Франции куда быстрее, чем ожидала Германия.
Но германский генерал Эрих Людендорф разработал новую тактику. До этого обе стороны просто атаковали по всему фронту, пытаясь отбросить противника на каждом участке. Это было глупо, неэффективно и приводило к невероятному кровопролитию. Людендорф предложил схему «инфильтрации», по которой первые атаки должны были выявить слабые места. Потом следовало сконцентрировать силы в этих местах и осуществить прорыв, оставляя точки сопротивления за спиной, чтобы ликвидировать их впоследствии. На самом деле, если состоялся прорыв, противнику приходилось отступать по всему фронту.
Людендорф усиливал германскую армию солдатами с восточного фронта, пока не получил численного преимущества. После этого, 21 марта 1918 года, он атаковал место соприкосновения британской и французской армий, где двойное подчинение могло привести солдат в замешательство. Проведя массированную артиллерийскую подготовку, он сумел прорваться через британский фронт и за неделю продвинулся на 40 километров.
Ничего подобного не происходило за три с половиной года окопной войны, и союзники запаниковали. Великобритания и Франция впервые согласились с тем, что на западном фронте должен быть единый главнокомандующий. Их выбор пал на французского генерала Фердинанда Фоша. Першинг приехал повидать его, и хотя он по-прежнему настаивал, что американцы будут сражаться самостоятельными подразделениями, он согласился подчиниться Фошу и использовать всех своих людей, чтобы остановить наступление.
А германцы продолжали в том же духе. После перегруппировки они продвинулись вперед во второй раз, а потом и в третий. К 3 июня германцы уже были у города Шато-Тьерри, в 90 километрах к востоку от Парижа. Этого хватало, чтобы самые большие германские пушки могли обстреливать французскую столицу снарядами. Наблюдались и серьезные признаки того, что союзники готовы сдаться. Французское правительство намеревалось покинуть Париж, и все больше французских солдат теряли всякую надежду, не желая сражаться дальше.
К тому времени под командой Першинга были уже 325 000 человек, разделенные на четыре дивизии. Несколько тысяч американцев уже побывали под огнем, отражая «весеннее наступление» Людендорфа, но только сейчас для американских солдат пришло время показать свое мужество.
4 июня они выдвинулись к Шато-Тьерри и остановили германское продвижение, даже когда французы вокруг них отступили. И сами перешли в атаку. К западу от Шато-Тьерри был небольшой участок, лес Белло, удерживаемый германцами. 6 июня туда проникли американские солдаты, которые впервые сошлись в бою с германскими ветеранами. Сражение продолжалось неделю, больше половины американцев погибли или получили ранения, но лес Белло был взят.
Германское продвижение, хотя и чудесно выглядящее на карте, хотя и поставившее союзников на грань поражения, обошлось недешево. Германцы несли тяжелые потери в живой силе и технике и были вымотаны. Они завоевали новую территорию, но не выполнили поставленных Людендорфом задач, и у него оставалось мало времени и сил. А тут еще в последнюю минуту обнаружилось, что против него со свирепой решимостью сражаются американцы.
Людендорф пришел к выводу, что должен предпринять последнюю попытку, но не сразу. Какое-то время он не смог бы ничего «выжать» из своих войск и потому попросил перемирия на три недели. Союзники согласились на перемирие, ведь они тоже в нем отчаянно нуждались, чтобы выровнять свои собственные фронты и, самое главное, дождаться новых подразделений американцев.
Затем, 15 июля, Людендорф приказал наступать на Реймс — точку на фронте в 55 километрах к востоку от Шато-Тьерри. Как обычно, поначалу германцы продвинулись, но на сей раз они опять натолкнулись на американцев. 85 000 американцев стояли намертво.
После трех дней боев Фош, точно выбрав момент, отправил войска, и в том числе 270 000 американцев, в контратаку. И еще 54 000 американцев контратаковали на юге вместе с британцами.
Германцы дрогнули, и Людендорф знал, что все кончено. Резервов в германской армии не осталось, атаковать она не могла — только защищаться. Что до союзников, то они атаковали беспрестанно, потому что на фронт прибывали все новые и новые американцы, свежие и решительные.
К 10 августа Першинг наконец добился от союзников разрешения сформировать независимую американскую армию, которая бы действовала в определенных точках, и Людендорф посоветовал кайзеру заключить мир на любых условиях.
Германское правительство не могло в это поверить. Страна воевала уже столько лет, и всегда побед у нее было больше, чем поражений. Она сокрушила Россию, Румынию и Италию, а всего несколько месяцев назад едва не сокрушила Францию. Правительство не могло признать поражения, и война продолжилась, пока поражение не стало очевидным для самого тупого немца, и, разумеется, забрала еще тысячи жизней.
Во время последнего наступления на германцев американская армия сконцентрировалась у Сен-Мишеля, возле южной оконечности фронта, где германские владения клином вдавались во французскую землю. Заново сформированная армия в полмиллиона человек под единоличным командованием Першинга атаковала 12 сентября.
После двух дней напряженных боев американцы захватили весь этот клин, пленив 16 000 человек и 443 пушки и потеряв убитыми и ранеными только 7000.
Теперь Першинг намеревался воевать так же, как и Людендорф, применяя «инфильтрацию». Столкнувшись с крайне деморализованной германской армией, он хотел идти до победного и проникнуть на территорию врага. Он понимал, что это, скорее всего, приведет к немедленной германской капитуляции.
Однако Фош так и не уловил достоинств нового способа воевать. За его плечами было четыре года окопной войны, и он по-прежнему стремился атаковать по всему фронту, пусть и ценой больших жертв. Фош был главнокомандующим, и Першингу пришлось подчиниться. Американцы переместились на запад, к участку фронта вдоль по реке Маас и Аргоннскому лесу.
С 26 сентября в течение примерно шести недель американцы двигались вперед. Их было уже 1 200 000, что сделало эту битву самой массовой из тех, в которых когда-либо участвовали американские солдаты. Убитыми и ранеными американцы потеряли 120 000 человек. К 7 ноября они достигли города Седан возле германской границы, примерно в 50 километрах от своей начальной точки.
К тому моменту все уже было кончено. Два младших союзника Германии — Болгария и Турция — сдались, 23 октября Людендорф был отстранен от командования и сбежал в нейтральную Швецию. 4 ноября 1918-го сдалась Австро-Венгрия, и Германия осталась одна. 9 ноября кайзер Вильгельм II отрекся от престола и уехал в нейтральные Нидерланды. 11 ноября Германия сдалась, и война остановилась.
Первая мировая продолжалась более пятидесяти одного месяца. Со стороны союзников в боях так или иначе участвовало более 42 000 000 человек, а со стороны центральных держав — 23 000 000 человек. Потери союзников убитыми составили 5 000 000 (в основном французы и русские), а у центральных держав — 3 400 000. Раненых с обеих сторон было более 21 000 000 человек.
Соединенные Штаты отделались относительно легко. Для них война шла лишь девятнадцать месяцев, а напряженные бои — только около шести. К концу войны в вооруженных силах Соединенных Штатов служило 4 735 000 человек, и 2 000 000 из них были во Франции на момент капитуляции Германии.
Из них погибло 53 400 (треть от числа погибших на стороне Союза во время Гражданской войны). Еще 63 000 умерло не на полях сражений, львиная доля из них — от эпидемии «испанки», прокатившейся по миру в 1918-м и убившей больше людей, чем война. Около 204 000 американцев были ранены.
После окончания войны Европа лежала в руинах. Россия и Австро-Венгрия распались. Италия обессилела. Германия была истощена, и хотя по милости завоевателей Франция и Великобритания остались нетронутыми, они были истощены почти так же, как Германия.
Из великих держав мира только две неевропейские не утратили силу и не изменились по существу: Япония и Соединенные Штаты. Из них двоих Соединенные Штаты были явно сильней.
Фактически через 142 года после того, как тринадцать разношерстных колоний решили провозгласить свою независимость от могучей Великобритании, Соединенные Штаты безоговорочно превратились в самую сильную страну мира, и это было ясно для всех. А их президент Вудро Вильсон безоговорочно стал самой влиятельной персоной мира.
Миллионы людей повсюду вглядывались теперь в Соединенные Штаты и Вильсона в надежде на справедливый мир и на планету без войн.
И все-таки сначала Вильсон, а потом и Соединенные Штаты из-за своей близорукости отбросили эти надежды. Напротив, они позволили ситуации ухудшиться, что сделало возможной новую, более страшную войну всего через двадцать лет.
Но это уже тема следующего тома истории Соединенных Штатов.
