Никто не сомневался, что президентские выборы 1828 года станут реваншем 1824 года. По сути, то, что происходило в 1828-м, было продолжением 1824 года, потому что эта старая битва ни на миг не прекращалась. Джексон был полон решимости вернуть себе то, что, как он считал, было у него украдено. Кампания по подготовке к президентским выборам Джексона проходила все время, пока президентом был Джон Квинси Адамс. Так, в октябре 1825 года, всего семь месяцев спустя после инаугурации Адамса, законодательное собрание штата Теннесси выдвинуло кандидатуру Джексона в президенты, и он вышел из Сената, чтобы всецело сконцентрироваться на своей избирательной кампании.

Вместе с ним баллотировался и Кэлхун, который был вицепрезидентом в администрации Адамса. Это не было предательством, так как в 1824-м Кэлхун был в списке Джексона, а также Адамса.

Национал-республиканцы, ставшие теперь совсем другой партией, естественно, снова выдвинули кандидатуру Адамса, а в качестве вице-президента предложили Ричарда Раша, который был у Адамса министром финансов.

Постепенная демократизация процесса голосования убрала барьеры и увеличила количество тех, кто имел право голосовать. Принимая во внимание, что в 1824 году в голосовании участвовали 350 000 мужчин, а в 1828-м — уже 1 150 000, это количество увеличилось в 3,25 раза. Времена, когда выборы были в руках образованных и сравнительно преуспевающих членов общества, канули в Лету.

Это означало, что политики теперь вынуждены были бороться за голоса необразованных и простых людей. А это, в свою очередь, означало, что теперь ради достижения цели вовсю могли использоваться необоснованные обвинения, преувеличения и явная ложь.

В 1828 году выборы впервые проводились с применением таких грязных приемов, к которым Соединенные Штаты стали с тех пор постепенно привыкать. Адамс, например, самый честный человек в том обществе, был обвинен во всех видах коррупции людьми, которые знали, что они лгут и тем не менее продолжали его обвинять.

Так же в это время появилась еще одна партия.

Вплоть до 1828 года партии в Соединенных Штатах действовали на основе либеральной философии, зачастую идущей вразрез со всеми политическими взглядами и политической активностью. Одновременно всегда существовали две партии с одной главной идеей и противоположными взглядами. Например, унионизм федералистов и национал-республиканцев против идеологии «прав штатов» демократов-республиканцев и демократов.

Однако в 1826 году была образована партия, которая основывалась всего на одном-единственном вопросе, и вскоре она стала разрастаться с удивительной скоростью. Она была связана с организацией, которая называлась «Вольные каменщики» (масоны) и действовала тайно, организовывая встречи в домах своих членов и проводя таинственные, но полностью безобидные обряды.

Масонство берет начало из Средних веков. На Британских островах о нем узнали в начале 1700-х годов, и оттуда оно распространилось по всей Европе и было завезено в американские колонии. В 1734 году Бенджамин Франклин, например, стал верховным магистром филадельфийских масонов. Многие из известных людей революционного периода, включая Джорджа Вашингтона, были масонами. А среди «отцов-основателей» Соединенных Штатов насчитывалось не менее тридцати членов этой организации.

Большим недостатком масонов была секретность их организации — они радовались своей принадлежности к этой тайне и тому, что могут обмениваться тайными знаками, намекая на свою важность и мистические обряды. В результате их стали подозревать в бунтарских намерениях и подрывной деятельности, а их оправданиям не верили из-за того, что они настаивали на секретности. Таким образом, в Европе почти все считали, что масоны стояли за спиной любой революционной деятельности.

В Соединенных Штатах тоже существовали определенные подозрения, и они достигли кульминации в 1823 году, когда Уильям Морган (род. в 1774 году в округе Калпеппер, Виргиния), ветеран битвы при Новом Орлеане, проживавший впоследствии в городе Батавия, штат Нью-Йорк, заявил, что порвал с обществом и готовит книгу с описанием всех их секретов.

12 сентября 1826 года он исчез, и до сих пор неясно, что с ним произошло. Тогда, конечно, сразу поползли слухи, в которые все спешили поверить, что масоны выкрали и убили его. Через несколько недель, когда была напечатана первая часть его книги, наступила настоящая истерия, потому что книга была полна сенсационных подробностей, описывавших тайные и подозрительные действия масонов.

Когда люди стали вникать в суть вопроса, обнаружилось, что большая часть официальных лиц Нью-Йорка, включая губернатора, были масонами. Тогда и возник вопрос, не существует ли внутри страны еще одна страна, а внутри правительства другое, тайное правительство, которое тайно управляет Соединенными Штатами ради своих неизвестных мистических целей.

Нью-йоркский журналист и политик Турлоу Вид (род. 15 ноября 1797 года в округе Грин, Нью-Йорк) основал антимасонскую партию, которая распространилась из Нью-Йорка на соседние штаты. Это была партия без принципов и интересов, кроме одного-единственного тезиса — действовать против масонов. А это касалось и Джексона, потому что он сам тоже был масон.

Антимасонская партия была первой из «трех партий» в Соединенных Штатах, а также первой «одноидейной» партией (но далеко не последней). К 1828 году она уже стала настолько сильной, что стала угрожать влиянию Джексона в Нью-Йорке — он легко мог его потерять. Ван Бюрен вынужден был предложить свою кандидатуру на пост губернатора и бороться за позиции Джексона в штате изо всех сил, чтобы сохранить его для предстоящих выборов.

Именно благодаря Ван Бюрену Джексону удалось удержаться в Нью-Йорке, но соотношение голосов было почти равным — 140 000 на 135 000. В целом по стране Джексон победил на Юге и Западе, причем с большим отрывом — 650 000 на 500 000 по результатам прямого голосования, и 178 к 83 — в коллегии выборщиков. За обиду, нанесенную в 1824 году, в конце концов отомстили.

4 марта 1829 года Джексон был объявлен седьмым президентом Соединенных Штатов. Конгресс двадцать первого созыва, начавший работу в 1829 году, тоже был у него под контролем. Этот конгресс был по составу демократическим: 26 из 22 сенаторов и 139 из 74 представителей были демократами.

Инаугурация Джексона серьезно изменила американскую традицию. До этого момента кресло президента занимали представители высших классов, воспитанные в культурных традициях прибрежных регионов. Из сорока лет, которые прошли после принятия конституции, тридцать два года президентами были выходцы из штата Виргиния и восемь — из штата Массачусетс.

Джексон был из штата Теннесси и имел поверхностное образование. За грубость и жестокость его все называли «старый пекан», что означало, что он был такой же неотесанный и твердый, как ствол этого дерева. Он был ярым сторонником простых людей, а следовательно, он с подозрением относился к тем, кто был образован и умен.

В то время как все предыдущие президенты могли похвастаться своей родословной, Джексон не мог, потому что родился в простой бревенчатой хижине. Его успех (и увеличение бедных слоев населения, допущенных к голосованию) сделал практически обязательным для политиков хвастаться своим скромным происхождением и не стремиться получить хорошее образование и воспитание (с богатством проблем не было — политик мог быть богатым, но только до тех пор, пока он оставался невежей).

Презрение демократов к образованию было таким сильным, что раздраженные этим национал-республиканцы стали ассоциировать демократическую партию с ослом, и этот символ остался за ней до сих пор.

Джексон был колоритным президентом Соединенных Штатов. До него процесс инаугурации всех президентов проходил в строгой и уединенной обстановке. Джексон же взял и пригласил в Белый дом людей, чтобы они отпраздновали это событие вместе с ним. В восторге и энтузиазме, эти кричащие, подвыпившие люди полностью разнесли в щепки в здании всю мебель.

У него также не было чувства собственного достоинства и уважения, и он часто выступал в роли могильщика законов, предлагавшихся конгрессом. Он энергично продавливал законы, которые ему нравились, и без колебаний накладывал вето на те, которые не нравились. Он был первым президентом, который представлял собой активного и влиятельного лидера, каким мы привыкли его считать до сегодняшних дней. Он знал, что за ним стоит народ. Он полагался на простых людей, которые поддерживали его в борьбе против конгресса и даже против Верховного суда.

Постепенный рост демократии, который лучше всего проявился в успехе этого президента, также был заметен и в других моментах. Радикальные изменения произошли и в идеологическом развитии Америки.

Например, «Партия рабочих» была основана в Нью-Йорке безработными в 1829 году после попытки организовать такую же партию в Филадельфии годом ранее. Эта партия просуществовала недолго и ничего не успела достигнуть, но она продемонстрировала первую попытку сознательной организации рабочих. Этой партии удалось опубликовать несколько новых предложений, таких как открытие бесплатных государственных школ и отмена тюремного заключения за долги, что, по тем временам, выглядело нелепо, хотя со временем они все же были приняты обществом.

На новый уровень были подняты идеи отмены рабства и необходимость донести до всего человечества смысл американских идеалов свободы и равенства.

Слово «аболиционист» было почти неизвестно до 1830 года, и те, кто верил в окончание рабства, были наивными философами или квакерами, привыкшими вести миролюбивые разговоры. Бенджамин Ланди (один из квакеров, родившийся 4 января 1789 года в городе Гардвик, штат Нью-Джерси) был как раз таким человеком. В 1821 году он организовал Гуманное общество Союза и стал издавать антирабовладельческую газету, пропагандировавшую постепенную эмансипацию черных рабов и их возвращение в Африку.

В 1829 году он встретился с Уильямом Ллойдом Гаррисоном (род. 12 декабря 1805 года в Ньюбарииорте, Массачусетс) и «обратил его в свою веру». Однако Гаррисон пошел еще дальше. Он не захотел ограничиваться частичной эмансипацией и настаивал на немедленной и полной свободе для черных рабов, которые должны были сразу стать свободными американцами, равными во всем белым гражданам. Благодаря ему термин «аболиционизм» вошел в употребление и стал ассоциироваться с нетерпением, крайностями и жестокостью, что совсем не способствовало увеличению количества его сторонников.

1 января 1831 года Гаррисон основал газету «Освободитель», которая финансировалась в основном людьми с черным цветом кожи. И хотя ее тираж никогда не превышал трех тысяч экземпляров, «Либератор» стал передовым органом аболиционистского движения в стране. Он выступал не только против рабства, но и войны, масонства, тюремного заключения за долги и употребления алкоголя и табака. Гаррисон осудил церкви за то, что они обслуживали интересы правящей верхушки. Он даже выступал за равенство иолов (в то время как большинство мужского населения, которые поддерживали идею освобождения черных рабов, были категорически против любой попытки освободить женщин).

Гаррисон символизировал все то, чего боялись и что ненавидели «рабовладельческие штаты». Мало кто из граждан испытывал там сожаление по поводу рабства, и вряд ли кто-то из них верил в то, что рабам будет предоставлена свобода, и пока по соседству не было рабов или черных, они были спокойны. Для обывателей «свободных штатов» Гаррисон был беспокойным радикалом, но не из-за его позиции в отношении рабства, а из-за всех тех вопросов, которые он поднимал помимо этого.

(21 октября 1835 года толпа в Бостоне чуть не линчевала его. Его вынуждены были арестовать и под конвоем выпроводить из города, чтобы спасти жизнь.)

В религии тоже появились новые идеи. Так, Джозеф Смит (род. 23 декабря 1805 года в Шароне, Вермонт), который провел юность на западе штата Нью-Йорк, заявил, что там его посещали видения. Он утверждал, что 22 сентября 1827 года нашел около города Пальмиры золотые пластины, покрытые египетскими иероглифами, которые ему удалось перевести с божьей помощью. В результате появилась «Книга Мормона» (опубликована в 1830 году), которая излагала историю группы евреев, спасшихся из Иерусалима после его захвата Навуходоносором и добравшихся до места, которое теперь называлось Соединенные Штаты.

Постепенно увеличивалось количество тех, кто начинал верить в эту историю. Их стали называть «мормонами», хотя это было и неточно. Эти люди сформировали ядро Церкви Иисуса Христа Святых последних дней. Появившись 6 апреля 1830 года, мормонство стало первым важным религиозным движением, возникшим непосредственно на территории Америки.

Еще один аспект демократии стал проявляться благодаря вере Джексона в простых людей. Он считал, что не стоит уделять много внимания тому, кто выполняет государственную работу. Так как все люди равны, то любой человек, по идее, может выполнять любую работу, а тогда почему бы не обратиться для этого к другу, а не к врагу?

До инаугурации Джексона президенты старались следовать следующему принципу: государственным служащим разрешалось занимать свои посты до тех пор, пока они не начинали проявлять некомпетентность. От Джефферсона до Джона Квинси Адамса сменились четыре президента, и у трех из них были администрации их предшественников. Люди, которые работали с одним президентом, могли легко продолжать работать с его преемником.

Но когда президентом стал Джексон, бывший со своим предшественником во враждебных отношениях, он не захотел иметь ничего общего с «прихвостнями» прежнего режима. Что мешает выгнать их пинком под зад, несмотря на опыт и знания, и посадить на их место своих верных сторонников?

Так и произошло. Название этому процессу дал Уильям Лернд Марси (род. 12 декабря 1786 года в Саутбридже, Массачусетс), работавший адвокатом в городе Трое, штат Нью-Йорк, и бывший верным союзником Мартина Ван Бюрена. В 1831 году он ненадолго оказался в Сенате и 24 января 1832 года выступил там с речью в защиту Ван Бюрена против обвинений Генри Клея. Говоря о нью-йоркских политиках и о том, как они поощряют своих сторонников, назначая их на различные государственные должности, Марси сказал: «Они не видят ничего плохого в том, что победителю достаются трофеи». Трофеи — это оружие и снаряжение убитого солдата, которое после его смерти принадлежит тому солдату, который его убил.

Такой взгляд на работу в госучреждении как на способ личного обогащения, а не на ответственное выполнение своих обязанностей с тех пор стал называться «система трофеев».

Джексон практически не пользовался этой системой, но он создал прецедент. В течение последующих пятидесяти лет «система трофеев» в американской политике полностью вышла из-под контроля, профессиональный уровень государственных служащих и эффективность, с которой работали предыдущие правительства, снизились до невероятного уровня, и страна понесла из-за этого ощутимые потери. Более того, эта система потребовала теперь от высокопоставленных чиновников правительства заботиться о распределении «трофеев», что приводило к бесконечному потоку запросов от политиков рангом пониже, а также от тех, кто искал возможности устроиться на государственную должность. Все это приводило к пустой трате времени и сил. И, естественно, все, кого понижали или увольняли, превращались во врагов, но не все, кого назначали, становились друзьями.

Несмотря на все это, при Джексоне Соединенные Штаты еще продолжали набирать силу. Перепись 1830 года зарегистрировала 12 866 020 человек, и это уже было приблизительно равно населению Великобритании тех времен. Соединенные Штаты наконец-то сравнялись, и не было сомнений, что дальше они будут только уходить вперед.

Это было очевидным не только из-за огромной территории, но и благодаря новым методам, которые разрабатывались для проникновения туда. В начале 1800-х годов для вращения колес стал использоваться паровой двигатель, что помогло путешествовать на таком транспортном средстве по металлическим рельсам на большие расстояния по неосвоенным территориям. Это устройство — «паровой локомотив» — могло не только обеспечивать собственное передвижение, но и тянуть за собой состав вагонов. Так появился на свет «железнодорожный поезд».

Великобритания лидировала в производстве локомотивов, но Соединенные Штаты не отставали. В 1825 году некто Джон Стивенс построил первый локомотив в Соединенных Штатах, который ездил по рельсам. Он ездил по дороге длиной в полмили около его дома в городе Хобокен, штат Нью-Джерси.

В 1827 году была учреждена Железная Дорога Балтимора и Огайо. 4 июля 1828 года эта компания приступила к постройке первой в Соединенных Штатах пассажирской и грузовой железной дороги. Закладку дороги произвел Чарльз Кэррол, последний живой участник подписи Декларации независимости (ему было тогда девяносто два года). 24 мая 1830 года были открыты первые тринадцать миль дороги, и Соединенные Штаты вступили в эру железных дорог. За десять лет протяженность железных дорог достигла 2800 миль, а за тридцать — 30 000.

Железная дорога открывала гораздо более широкие перспективы развития, чем реки и каналы, и превращала, таким образом, необъятность территорий Соединенных Штатов из слабости в силу.

«Рабовладельческие штаты» извлекли из президентства Джексона максимальную пользу. Его политика была неконкретной, но он выступал против промышленников Северо-Востока. Он сам был из «рабовладельческого штата» (как и четыре из пяти предыдущих президентов до него), к тому же он был рабовладельцем.

В общем, избрания его президентом было достаточно для агрессивно настроенных сторонников «прав штатов» Южной Каролины, чтобы перейти в наступление. Практически сразу после выборов появилось направленное против «Тарифа мерзостей» письмо под названием «Изложение доводов и протест Южной Каролины». Стефан Миллер, губернатор Южной Каролины, безапелляционно заявил, что рабство не является национальным злом. Скорее, наоборот, это национальное благо.

Но больше всего Южной Каролине необходима была поддержка других штатов. Она прикладывала всяческие усилия, чтобы объединить под своим руководством штаты Юга и Запада (как «рабовладельческие», так и «свободные») и изолировать тем самым Северо-Восток.

Однажды такой шанс появился, когда Северо-Восток чуть не пал жертвой собственных страхов, испугавшись, что разрастающийся Запад, откуда началась война за независимость, оставит их в меньшинстве. Страх оказался настолько силен, что 29 декабря 1829 года сенатор Самуэль Фут из штата Коннектикут предложил запретить продажу земель на западных землях, чтобы сократить миграцию в этом направлении.

Сенатор Бентон из Миссури выступил против любой попытки остановить развитие западных территорий, заявив 18 января 1830 года, что это все происки Северо-Востока против Запада.

В его поддержку выступил сенатор Роберт Янг Гайн от штата Южная Каролина (род. 10 ноября 1791 года в округе Коллетон, Южная Каролина). Он поддержал заявление Бентона, предложив Югу и Западу объединиться против Северо-Востока. Сделав так, Гайн сумел превратить свой аргумент в заявление, направленное на поддержку прав штатов и против сильного Союза. Он красноречиво озвучил те слова, которые написал для него величайший борец за права штатов — Кэлхун.

Даниэль Вебстер из штата Массачусетс сразу же принял вызов, и дальше последовали «дебаты Гайна — Вебстера», величайший спор двух ораторов в этой стране. Вебстер, который действительно был одним из самых талантливых ораторов в истории Соединенных Штатов, уже давно перестал поддерживать права штатов и стал унионистом, точно так же как Кэлхун, наоборот, стал сторонником прав штатов.

Вебстер отрицал, что Северо-Восток враждебно относится к Западу, но так как на этой почве он чувствовал себя не очень уверенно, то обрадовался возможности перевести дискуссию в русло противостояния между унионизмом и правами штатов. Каждый из них выступил несколько раз, высказав свою точку зрения по фундаментальным вопросам: была ли конституция создана штатами или народом; может ли какой-нибудь штат прекратить этот договор; могут ли свобода и равенство полноценно реализоваться в рамках Союза и может ли штат в поисках свободы отделиться от Союза.

26 и 27 января 1830 года Вебстер выступил с двухневной речью, которая, по общему мнению, считается лучшим его выступлением (увы, в те дни еще не было хронографов, радио и телевидения, поэтому мы не можем услышать, как звучали эти слова.

Мы можем судить об этом только со слов очевидцев, которые слышали его выступление сами).

Вебстер безапелляционно заявил, что Федеральный Союз обладает приоритетом над штатами и ответственен только перед народом. Он настаивал на том, что только Союз может обеспечить свободу и процветание и что его распад приведет к катастрофе. Разницы между свободой и Союзом не было — это было одно и то же. Он выразил надежду, что никогда не увидит тот день, когда Союз распадется. Вот несколько последних предложений из его выступления:

«Когда мои глаза в последний раз обратятся взглядом к небесам, чтобы лицезреть там солнце, я бы не хотел видеть, как оно освещает разбитые и опозоренные осколки некогда славного Союза, разрозненные, враждебные и озлобленные друг против друга штаты и землю, раздираемую междоусобной враждой или даже, может быть, пропитанную братской кровью! Пусть лучше мой долгий, слабеющий взгляд увидит восхитительный символ республики, известный и уважаемый во всем мире, гордо реющий в высоте, в первозданном блеске своего оружия и трофеев, где на полосах нет ни единой помарки или потертости и где ни одна звезда не исчезла во мраке, освещая его девиз; нет, не этот жалкий вопрос «Зачем все это?» и не полную заблуждения и обмана фразу «Сначала свобода, а потом — Союз», а видные повсюду слова, сияющие ярким светом, который отражается в каждом изгибе их букв, когда они проплывают над морями и землями, подхваченные всеми ветрами в небесах, рождая чувство, близкое сердцу каждого американца — «свобода и Союз, отныне и вовеки веков, единые и неделимые!»

Это выступление произвело глубокое впечатление на многих людей в стране и оставило след в истории, штат Южная Каролина остался безучастным. В конце концов, Вебстер был сенатором из вражеского лагеря, из ненавистного Северо-Востока, поэтому его слова можно было проигнорировать. А вот с президентом Джексоном так поступить было нельзя.

Гайн договорился с Бентоном организовать 13 апреля 1830 года обед в честь восемьдесят седьмой годовщины Джефферсона. Он должен был продемонстрировать единство Запада и Юга. На него пригласили Джексона. Он пришел, и ожидалось, что по такому случаю он четко заявит о своей позиции и станет на сторону прав штатов, защитив штат Южная Каролина и оставив без поддержки Северо-Восток.

Уже были произнесены двадцать четыре тоста, большинство из которых эмоционально ратовали за права штатов, но Джексон молча сидел и ждал. Он заранее подготовился к тому, чтобы сказать свое веское слово, когда наступит его очередь.

В конце концов все взгляды устремились на него. Он встал, держа свой бокал, и сказал твердым, решительным голосом: «Наш Федеральный Союз — он должен быть сохранен!»

И когда Джексон сказал, что он должен быть сохранен, никто в Соединенных Штатах уже не сомневался, что он использует всю свою власть, чтобы доказать, что так оно и будет. Джексон всегда говорил то, что думал, поэтому сомнений в том, что он был унионистом, нет.

Для Джексона это был вопрос принципа, однако здесь было кое-что еще. Когда он сказал свой тост, он пристально посмотрел на Кэлхуна, так как знал, что его вице-президент явный сторонник нуллификации.

Кэлхун растерялся и потерял самообладание, но все же попытался смягчить эффект произнесенного Джексоном тоста, произнеся что-то абстрактное и довольно обтекаемое. Он сказал: «Наш Союз, сразу же после нашей свободы, дорог нам больше всего. Нам всегда надо помнить, что он может быть сохранен только путем правильного распределения бремени забот и радостей всего Союза».

Но Джексон не отвел от него свой угрюмый взгляд и не смягчился. Эти два человека дошли до крайней точки в своих отношениях, и, прекрасно зная умение Джексона ненавидеть, Кэлхун уже не мог больше надеяться ни на какую поддержку с его стороны.

Однако трения в их отношениях начались по более тривиальному поводу.

Джексон со своей любовью к простым людям набрал в правительство большое количество никчемных пройдох, кроме, конечно, Мартина Ван Бюрена (Ван Бюрен, баллотировавшийся и избранный на пост губернатора штата Нью-Йорк, чтобы обеспечить в нем поддержку Джексону, быстро покинул эту должность, чтобы стать госсекретарем. В то время эта должность считалась последней ступенькой на пути к президентству).

Но министром обороны Джексон назначил своего старинного друга, который не отличался никакими особыми заслугами, сенатора от штата Теннесси, Джона Генри Итона (род. 18 июня 1790 года в Галифаксе, Северная Каролина). Жена Джексона подыскивала жену для Итона, но она умерла, и взгляд вдовца упал на очаровательную тридцатидвухлетнюю Маргарет (Пегги) О'Нил. Она была дочерью владельца небольшого придорожного отеля, и ее первый муж умер в 1828 году.

О ней ходило много слухов; для респектабельных дам высшего света эта «девка из таверны», должно быть, ассоциировалась с низкой моралью. Говорили даже, что она была любовницей Итона и что ее муж в отчаянии перерезал себе горло из-за неверности жены.

Но Джексон ни во что это не верил. Это было не только из-за того, что он был галантным (и наивным) джентльменом, которому всегда нравилось верить в непорочность женщин, а потому, что он раньше уже пережил такую же душераздирающую трагедию со своей женой. Он был у нее вторым мужем, и несколько раз возникали вопросы по поводу легальности ее развода с первым мужем, чтобы не получилось, что она жила с Джексоном в грехе. Но даже если там и существовали какие-то проблемы с разводом, то было ясно, что ни Джексон, ни его жена в этом виноваты не были. Но Джексон чувствовал, что оскорбления и поношения, являющиеся неотъемлемой частью любой избирательной кампании, довели ее до смерти. Она умерла от стыда и сердечного приступа.

Джексон был уверен, что грязные сплетни вокруг Пегги О'Нил распространялись такими же негодяями, как и те, кто довел до смерти его жену, поэтому он защищал ее так же решительно, как делал это раньше по отношению к своей жене. Он заставил Итона жениться на своей возлюбленной. Свадьбу устроили 1 января 1829 года, и после этого Итон стал министром обороны.

Но тут возникла проблема социальной адаптации миссис Итон. Джексон мог с высоты своего президентского кресла сколько угодно убеждать всех в ее честности и порядочности, но даже он в приступе своей безграничной ярости ничего не мог поделать с женами членов своего кабинета, окруживших себя непреодолимой стеной заносчивой респектабельности и не желавших кланяться «девке из таверны».

Флорид Кэлхун, жена вице-президента, не хотела иметь с миссис Итон ничего общего; другие жены членов правительства последовали ее примеру. Всем было ясно, что Джексон не тот человек, с которым можно шутить, но взволнованные члены его администрации ничего не могли поделать со своими женами.

Только Ван Бюрен мог заигрывать с бывшей барменшей, женой или любовницей министра обороны, потому что он был вдовец и у него не было подобных проблем с чрезмерной привередливостью своей жены. «Маленький волшебник» послушно кланялся и расшаркивался перед миссис Итон; Джексон видел это и ценил его вежливость.

Но Кэлхун потерял благосклонность Джексона не из-за того, что не смог убедить жену вести себя разумно. Как раз незадолго до того, как он посмотрел на вице-президента своим угрюмым взглядом и заявил, что Союз должен быть сохранен, он впервые за долгие годы узнал, что десять лет назад, когда он носился по Флориде, не кто иной, как Кэлхун потребовал отдать его под трибунал (Джексон узнал это от Уильяма Кроуфорда, одного из кандидатов 1824 года, который из-за вражды специально наябедничал ему на Кэлхуна).

Джексон всегда думал, что Кэлхун поддерживает его и что это Джон Квинси Адамс требовал отдать его под трибунал. Неожиданное открытие, что он ошибался, что все было совсем наоборот и что по неведению он пригрел на груди змею, сводило Джексона с ума. Он потребовал от Кэлхуна объяснений, и тот написал ему пространное письмо, в котором ходил вокруг да около, но так и не сказал ничего конкретного. Но ему не удалось ввести президента в заблуждение. Все отношения между этими людьми были теперь разорваны.

Скорее всего, Джексон был достаточно популярен по всей стране, чтобы позволить себе отказаться от поддержки одного преемника в пользу другого, как делали до него Джефферсон и Мэдисон. И теперь эту поддержку он никогда, никогда, никогда и ни при каких обстоятельствах не оказал бы Кэлхуну.

Кэлхун все это понимал, и, после того как была потеряна последняя надежда на президентство, его благосклонное отношение к Союзу, которое он до этого еще, может быть, имел, теперь окончательно исчезло. С этого момента он окончательно стал на сторону штата Южная Каролина, и все его интересы были теперь связаны только с этим штатом.

Что касается Ван Бюрена, то он предложил разрядить невыносимую обстановку, сложившуюся из-за бойкота миссис Итон, подав в отставку. Джексон не хотел терять Ван Бюрена, но тот объяснил, что если он покинет пост, то за ним с легкостью может последовать Итон. Тогда это будет выглядеть совсем по-другому. И Джексон сможет после этого реорганизовать свой кабинет и назначить новых людей.

Джексон, еще раз поблагодарив Ван Бюрена за проницательный совет, последовал его плану и весной 1831 года сформировал новый кабинет, оставив в нем только министра почт. Он отослал Ван Бюрена и Итона за границу в качестве послов: первого — в Великобританию, второго — в Испанию.

Спустя несколько месяцев в Сенате прошло голосование по вопросу увольнения Ван Бюрена. Оно набрало равное количество голосов, поэтому вице-президенту Кэлхуну надо было «выбросить галстук», то есть определить исход голосования решающим голосом. Что он и сделал 25 января 1832 года. Ему нечего было терять, поэтому он проголосовал за увольнение. Ван Бюрен перестал быть послом, но это уже не играло никакой роли, так как у Джексона были припасены другие сюрпризы.

К счастью, во времена президентства Джексона за границей был полный мир и не было реальных проблем, которые могли бы привлечь его внимание. Учитывая его вспыльчивый характер и жесткие решения, любое, даже самое небольшое, напряжение в международных отношениях могло быстро перерасти в серьезную проблему.

Например, в случае с Францией Америка требовала компенсировать ей ущерб, нанесенный американскому имуществу во время наполеоновских войн. Другие нации тоже потребовали возместить убытки, и Франция всем заплатила, за исключением Соединенных Штатов. Франция явно считала, что молодую республику за океаном можно спокойно проигнорировать.

Но Джексон был не тем человеком, который мог спокойно снести такое обращение. Он стал требовать возмещения с нарастающим упорством. 4 июля 1831 года Франция в конце концов согласилась выплатить двадцать пять миллионов франков в течение шести лет единовременными платежами, но только при условии, что этот будет одобрено французскими законодательными органами.

Законодательные органы отказались одобрить компенсацию, и Французское правительство выразило свое сожаление Соединенным Штатам по поводу того, что оно ничего не может с этим поделать.

Джексон сразу же приказал привести флот в полную боевую готовность и призвал к самым строгим мерам, включая ответные действия по отношению к французской собственности на территории Соединенных Штатов.

Тогда французы разорвали отношения и согласились проголосовать за выплату компенсации, если Джексон принесет извинения за свои слова, пытаясь таким образом прикрыть свое унижение унижением американцев. Но Франция ошиблась в расчетах — Джексон только усилил свои нападки на Францию, и вскоре в воздухе запахло войной (к величайшему неудовольствию Франции).

К счастью, Великобритания предложила выступить в этом деле посредником. Франция выплатила контрибуцию, Джексон через силу выдавил из себя скупые слова вежливости, и к 1836 году все было забыто.

Во время правления администрации Джексона непрекращающиеся страдания индейцев достигли предела. К этому времени оставшиеся в живых индейцы были рассредоточены по разным штатам и оказались бессильны перед организованной силой белого человека. Они больше не могли оказывать вооруженное сопротивление. Единственное, что они могли, — это подавать жалобы в суды.

Когда на территории принадлежавшего племени чероки штата Джорджия было обнаружено золото, белые люди хлынули туда, и договоры с индейцами сразу же были разорваны так же хладнокровно и грубо, как это делалось раньше и продолжало делаться потом. Индейцы подали жалобу в суд, и дело дошло до Верховного суда. Джон Маршалл решил, что вопросами индейских территорий занималось федеральное правительство и законы штата Джорджия, направленные против индейцев, были антиконституционными.

Джорджия проигнорировала этот вердикт, а Джексон отказался принимать какие-нибудь меры. Этот старый враг индейцев не собирался поддерживать краснокожих в борьбе против белых. Говорят, что он сказал так: «Джон Маршалл принял это решение, пусть теперь и выполняет его!»

На самом деле Джексон настаивал на постепенном и полном переселении всех индейцев на земли западнее реки Миссисипи. В итоге это произошло, но не совсем мирно.

Например, история с Черным Ястребом, вождем племени, которое проживало в штате Иллинойс на берегу реки Миссисипи. Черный Ястреб, родившийся в 1767 году, в войне 1812 года воевал на стороне Великобритании и не испытывал к американцам особой любви, потому что те постепенно вытесняли его людей с их территорий. В 1831 году племя было вынуждено покинуть свои земли и переместиться на запад реки Миссисипи. Черный Ястреб настаивал на том, что это произошло в результате мошеннического трюка, и когда голод охватил все земли на запад от реки, он взял с собой тысячу соплеменников, включая женщин и детей, и вернулся на прежние стоянки в Иллинойсе в надежде, что им разрешат там остаться.

Но им не разрешили. Губернатор штата Иллинойс вызвал войска и превратил все это в то, что сейчас называется войной Черного Ястреба. Все индейцы были уничтожены войсками без особого труда.

Среди них был один из жителей штата Иллинойс, добровольцем поступивший на службу и возглавлявший во время этих событий взвод солдат, которые так и не увидели ни индейцев, ни боевых действий. Этого молодого владельца магазина звали Авраам Линкольн (он родился 12 февраля 1809 года в хижине неподалеку от того места, которое впоследствии назвали городом Ходженвиллем, в штате Кентукки). Когда Черного Ястреба схватили, то охранять его назначили выпускника Вест-Пойнта лейтенанта Джефферсона Дэвиса (род. 3 июня 1808 года на месте нынешнего города Фэрвью, штат Кентукки).

Единственным местом на Востоке, где индейцы еще могли сопротивляться, была Флорида, которая к тому времени еще не была штатом. Семинолам этой территории было приказано покинуть свои земли, но многие из них отказались. В 1818 году они уже сражались против генерала Эндрю Джексона и теперь были готовы сражаться с президентом Эндрю Джексоном. В ноябре 1835 года, возглавляемые своим вождем Оцеолой (род. приблизительно в 1800 году около реки Таллапусы, штат Джорджия), семинолы взялись за оружие, и началась Вторая семинольская война.

Скрываясь на болотистых равнинах, семинолы сдерживали американскую армию в течение всего президентского срока Джексона. Оцеолу удалось схватить только в октябре 1837 года, когда американская армия предательски нарушила перемирие, но семинолы продолжали воевать до тех пор, пока не был убит последний их воин.

14 августа 1843 года Соединенные Штаты объявили об окончании войны, и во Флориде воцарился мир, возникший в результате почти полного истребления семинолов. Однако мирный договор так и не был подписан, и с юридической точки зрения можно сказать, что тысяча семинолов, которые сейчас проживают во Флориде, находятся с Соединенными Штатами в состоянии войны.

Все это стоило американцам пятнадцати тысяч жизней и около двадцати миллионов долларов. Это была самая дорогая война с индейцами, которую когда-либо вели Соединенные Штаты.

Франция и индейцы были тем не менее второстепенными вопросами для Джексона. Были проблемы, которые беспокоили его больше, чем эти. Одна, например, — война с Кэлхуном. Но война не из-за личных проблем, которые были связаны с его предложением о военном трибунале над Джексоном в 1812 году, и не из-за пренебрежительного отношения миссис Кэлхун к красавице Пегги Итон. Это была война между унионизмом и «правами штатов».

В конце концов, «Тариф мерзостей» 1828 года постепенно подталкивал Южную Каролину к безумным поступкам. Нестабильную экономику штата можно было бы обвинить в слишком сильной зависимости от выращивания и обработки хлопка, а также в неэффективной системе рабского труда, однако южнокаролинцы видели проблему в другом. Они предпочитали обвинять во всех грехах тариф, и под руководством Кэлхуна их требования о «нуллификации» тарифа звучали все громче.

Джексон не мог позволить «нуллификацию». Ему тоже не нравился этот тариф, но он понимал, что его отмена зависит не от отдельных штатов, а находится в компетенции федерального законодательства. Только конгресс мог отменить тариф. Поэтому Джексон открыто объявил тариф 1828 года конституционным, после чего сразу приступил к разработке нового тарифа, который был бы более приемлем для «рабовладельческих штатов» и для Южной Каролины в особенности. Самое лучшее, что ему удалось сделать в этом направлении, был тариф 1832 года. Этот документ убрал некоторые наиболее необоснованно завышенные ставки 1828 года, но все равно оставался во многом протекционистским. Его введение абсолютно не удовлетворило сторонников «нуллификации» в Южной Каролине. Угроза «нуллификации» и хаоса продолжала витать над страной.

Так как приближались очередные президентские выборы, на свет выплыла новая проблема. Эта проблема касалась Банка Соединенных Штатов.

Под руководством Николаса Биддла банк работал хорошо и эффективно. Он постоянно поддерживал американскую экономику на илаву, не давая ей раскачиваться. Тем не менее банк всегда действовал в интересах консервативных бизнесменов Северо-Востока. Он проводил жесткую монетарную политику, которая помогала бизнесу и вредила фермерам, была хороша для кредиторов и плоха для заемщиков, устраивала богатых и не устраивала бедных. Естественно, на Западе и Юге против банка повсеместно нарастало серьезное негодование.

Давний противник банка, сенатор Бентон из Миссури, выступил в феврале 1831 года с речью, в которой подверг банк жестокой критике, и сразу стало ясно, что за его спиной стоял президент Джексон. Биддл, как руководитель банка, мог спокойно проигнорировать это выступление. Время продления контракта с банком наступало только в 1836 году. За эти пять лет многое могло случиться.

Биддл, однако, сомневался, что ему делать. Популярность Джексона была так велика, что если он собрался консолидировать свои силы, то через пять лет ему невозможно будет противостоять, и для продления контракта с банком не останется никаких шансов. Может быть, надо было действовать немедленно, чтобы захватить сторонников Джексона врасплох и провести документ о продлении сейчас, пока оппозиция не поняла, что происходит?

Биддл проконсультировался с Клеем, хитрым и коварным политиком, который возглавлял оппозицию против Джексона. Клей знал настроения в конгрессе и был хорошо осведомлен по поводу предстоящих выборов. Он посоветовал Биддлу так и поступить.

Документ о продлении договора с банком поступил в конгресс и к марту 1832 года прошел одобрение в обеих палатах благодаря явной поддержке Клея и Вебстера и не столь явной — Кэлхуна (он сделал это не из убеждений, а для того, чтобы ослабить Джексона).

И вот документ поступил на подпись к Джексону. По расчетам Клея, он должен был поставить президента перед дилеммой. Если он подпишет документ, то банк окажется в безопасности и силы, выступающие против Джексона, получат поддержку. Если он наложит вето, его обвинят в финансовой безответственности накануне приближавшихся выборов. В этом случае люди, опасаясь денежного хаоса, проголосуют против него.

Клей полагал, что позиции Джексона в любом случае будут ослаблены. Но в то время как Клей полагался на логику, Джексон, как всегда, поступил эмоционально. Он наложил вето с решительной резолюцией, которая намеренно ущемляла самолюбие Северо-Востока и тешила Запад и Юг. Хотя Клей и не понял этого, так как он еще не дошел до понимания новой демократии, но Джексон извлек из этого поступка наибольшую пользу.

Однако на выборах ни Джексон, ни Клей не были первыми. Антимасонская партия, которая впервые заявила о своем существовании в штате Нью-Йорк в 1828 году, выросла к тому моменту до уровня национальной партии и решила выставить своего кандидата в президенты.

Тема антимасонства отошла на второй план, и вперед выступили другие темы — национальный вопрос, необходимое внутреннее развитие, отмена рабства и борьба с алкоголем. Появилось большое количество газет, выражавших антимасонскую точку зрения. Партия окрепла и выиграла местные выборы. Почему бы им было не попытаться теперь повторить свой успех на национальном уровне?

Так как у антимасонов не было представителей в конгрессе и они не контролировали ни одно законодательное собрание штатов, они не могли выдвигать кандидата согласно прежним процедурам (через фракционное собрание в конгрессе или голосование в законодательном собрании штата). Поэтому они были вынуждены созвать конференцию активных членов партии со всей страны, чтобы решить вопрос о выдвижении кандидата. 28 сентября 1831 года 116 членов партии из тринадцати штатов встретились в городе Балтиморе на «национальной конвенции» (съезде), и эта встреча положила начало новой традиции. Случайно, совсем не думая об этом, антимасоны внесли значительный вклад в американскую политику, так как именно с этого момента все кандидаты в президенты стали проходить через такие национальные конвенции.

Многие из антимасонов хотели выдвинуть кандидатом Генри Клея, потому что в целом взгляды антимасонской партии были очень близки со взглядами национал-республиканцев. Но такая коалиция похоронила бы антимасонскую партию. Поэтому они решили назначить другого кандидата. На первом голосовании выбор пал на Уильяма Вирта из Виргинии (род. 8 ноября 1772 года в Бладенсбурге, Мэриленд), который был успешным и эффективным генеральным прокурором в течение двенадцати лет во времена Монро и Адамса. Амос Эллмейкер из штата Пенсильвания (род. в 1878 году) был выдвинут на пост вице-президента. Еще одной инновацией антимасонов было создание политической платформы, отражающей основные партийные принципы. Это тоже стало стандартной процедурой всех последующих президентских кампаний.

Национал-республиканцы, согласившись с идеей национальной конвенции, тоже встретились в Балтиморе. Они могли бы присоединиться к Вирту и объединиться с антиджексоновскими силами, но не могли бросить своего лидера, поэтому остались с Клеем и выдвинули его кандидатуру. Клей готовился во второй раз баллотироваться в президенты.

На пост вице-президента они выдвигали Джона Седжента из штата Пенсильвания (род. в 1779 году), оставшегося в живых члена печально известной делегации, отправленной на Панамский конгресс Адамсом.

Что касается демократов, они встретились в Балтиморе 21 мая 1832 года и единогласно (естественно) выдвинули кандидатом Джексона. На должность вице-президента они, по указанию Джексона, с меньшей охотой выставляли Мартина Ван Бюрена. Это было первое вознаграждение за его преданность в деле Итона. Таким образом, попытка Кэлхуна уничтожить Ван Бюрена как политика, проголосовав за его увольнение с поста посла в Великобритании, бумерангом вернулась четыре месяца спустя.

Съезд демократов принял правило, но которому нельзя выдвигать кандидата в президенты, если он не набрал две трети голосов членов партии. Это правило было введено для того, чтобы отбирать действительно сильных лидеров партии. Тем не менее это правило стало постоянным источником проблем для демократической партии на протяжении всего следующего столетия.

Клей был убежден, что ответственность за отказ продления договора с банком лежала на Джексоне, и поэтому сделал акцент именно на этом вопросе в ходе своей кампании. Джексон не стал уклоняться и пошел в лобовую. Естественно, в оценке пристрастий народных масс победил он, а не Клей. Но против Клея выступала еще одна сила — антимасонская партия, которая досаждала национал-республиканцам гораздо больше, чем демократам. Антимасоны отобрали у них немало голосов, которые в противном случае могли бы быть отданы за Клея.

В итоге победил Джексон. За него были 687 502 голоса, а за Клея — 530 189. Количество голосов за Вирта, хоть и было несравнимо меньше, чем за Клея, но все же стоило ему нескольких штатов, где он проиграл. Поэтому коллегия выборщиков проголосовала следующим образом: 219 голосов за Джексона и всего лишь 49 за Клея. Антимасонская партия умудрилась победить в одном штате, Вермонте, и набрала 7 голосов. И еще Южная Каролина, в которой законодательное собрание голосовало вместо выборщиков, отдала 11 голосов за Джона Флойда из Виргинии.

Джексон сохранил влияние на Палату представителей благодаря тому же самому большинству, которое обеспечивало ему поддержку в двух конгрессах в течение его первого срока, однако национал-республиканское меньшинство на этот раз стало еще меньше, потому что не менее пятидесяти трех кресел теперь занимали люди, которые называли себя антимасонами (больше ни разу ни одна третья партия в конгрессе не сумела добиться таких результатов). В Сенате демократы и национал-республиканцы получили по двадцать мест каждые, а антимасоны — восемь.

Эти выборы означали конец недолго просуществовавшей национал-республиканской партии, которая дважды была побеждена Джексоном. Победа Джексона встревожила консерваторов по всей стране: они теперь поняли, что разделяться на разные партии глупо и опасно. В 1834 году была организована новая антиджексоновская партия. Она состояла из национал-республиканцев и антимасонов (спустя всего два года после своего подъема до уровня национальной партии антимасоны исчезли так же быстро, как и появились).

Партии необходимо было дать новое имя — короткое, броское и бессмысленное (чтобы эту партию нельзя было ассоциировать ни с чем другим, кроме как с борьбой против Джексона). Для этих целей было выбрано имя «виги» (либералы), которым также называлась одна из партий в Великобритании. Другая британская партия называлась тори, и в Соединенных Штатах это имя ненавидели, потому что так называли лояльных сторонников Британии во время революции. Вероятно, американские виги надеялись, что джексоновская партия со временем станет ассоциироваться с этим именем.

Таким образом, в течение четверти века уже после перевыборов Джексона политическая борьба в Соединенных Штатах велась между демократами, выступавшими за «права штатов», и вигами, которые выступали за унионизм.

Отказ Южной Каролины проголосовать за Джексона был зловещим знаком. Это означало, что штат продолжал стоять на своем. Ни шумиха по поводу банка, ни президентская кампания не отвлекли внимание Южной Каролины от тарифа. Дело обстояло таким образом, что в процессе президентской кампании кризис по этому вопросу достиг последней стадии.

Конечно же, жителей Южной Каролины волновал в этой ситуации уже не столько кризис, сколько неприятное ощущение, что они оказались во враждебном окружении. Многие жители «рабовладельческих штатов» были уверены, что аболиционисты в «свободных штатах» специально подталкивают рабов к восстанию и тем самым подвергают опасности жизни белого населения в «рабовладельческих штатах».

Страх перед восстанием рабов имел под собой реальную почву, и это доказывали такие случаи, как бунт в штате Виргиния. Один черный раб по имени Нэт Тернер (род. в 1800 году в округе Саутгемптон, Виргиния) говорил, что у него были видения и он чувствовал внутри себя божественное вдохновение, из-за чего решил повести людей по пути освобождения от рабства. 21 августа 1831 года он вместе с семью помощниками ворвался в дом своего хозяина Тернера и убил его и пятерых членов его семьи.

На следующий день его банда уже насчитывала пятьдесят три человека, и к концу дня они убили пятьдесят пять белых людей. Но белые успели вооружиться и рассеяли банду. Они преследовали и выслеживали черных, убивая всех, кого подозревали в бунте. Всего они убили около ста рабов (большинство невиновных). Нэта Тернера поймали 30 октября и 11 ноября повесили вместе с шестнадцатью другими.

Хотя аболиционисты не имели к происшедшему никакого отношения и в тот ужасный день многие рабы выступили против своих господ в защиту своих прав, «Бунт Тернера», как его назвали, произвел страшный эффект на «рабовладельческие штаты». Этот бунт напугал всех рабовладельцев, заставив их смотреть на своих рабов с подозрением. Неудивительно, что они ненавидели агитаторов из «свободных штатов», которые, как они считали, выводили рабов из повиновения. Были усилены полицейские меры против рабов, и последняя надежда на послабление рабства в «рабовладельческих штатах» полностью исчезла.

Поэтому вполне понятно, что Южная Каролина не могла чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока у нее не было власти самой решать, какие вопросы регулирует федеральное законодательство на территории штата. Кэлхун продолжил оказывать активную и деятельную поддержку нуллификации вместе с губернатором штата Джеймсом Гамильтоном (род. 8 мая 1832 года в Чарлстоне, Южная Каролина). В октябре 1832 года выборы в штате разрушили последние надежды на унионизм, и Гейн (который принимал участие в дебатах Гейна — Вебстера) был выбран преемником Гамильтона.

Как только выборы закончились, Гамильтон собрал специальную сессию законодательного собрания с целью рассмотрения вопроса нуллификации. 22 октября законодательное собрание, в свою очередь, объявило о конвенции штата, которая прошла 19 ноября в столице штата городе Колумбии.

На этой конвенции было принято постановление, объявлявшее тарифы 1828 и 1832 годов неконституционными, не подлежащими исполнению на территории штата Южная Каролина. Постановление запрещало сбор любых пошлин после февраля 1833 года, подачу заявлений по этому вопросу в Верховный суд и объявляло, что если федеральным правительством будет предпринята хоть какая-нибудь попытка собрать эти пошлины с использованием силы, то штат Южная Каролина выйдет из состава Союза.

Джексон отреагировал, как всегда, молниеносно. Как только вопрос нуллификации достиг в октябре кульминации, он сразу же приказал ввести военное положение в гарнизонах в заливе Чарлстон. Командовать войсками в Южной Каролине он назначил генерал-майора Винфилда Скота (род. 13 июня 1786 года около Питерсберга, Виргиния), который хорошо зарекомендовал себя в войне 1812 года и был одним из самых талантливых военных Америки. 10 декабря Джексон издал указ, отменявший право любого штата вводить нуллификацию или выходить из состава Союза. Нуллификация и выход из состава были, по его мнению, предательством и должны были расцениваться именно таким образом.

Гейн, став губернатором 13 декабря, не дрогнув, поддержал Постановление о нуллификации, несмотря на указ Джексона. Южная Каролина стала сама собирать войска, которые поступали под командование бывшего губернатора Гамильтона, принимавшего участие в войне 1812 года.

А 28 декабря Кэлхун всего за два месяца до окончания срока на посту вице-президента вдруг подал в отставку, чтобы занять в Сенате место Гейна. Он правильно полагал, что на посту сенатора он сможет сделать для Южной Каролины больше, чем на посту вице-президента страны (это единственный пример в истории Соединенных Штатов, когда президент или вице-президент покидал свой пост без скандала).

Южная Каролина тоже старалась изо всех сил, чтобы привлечь к противостоянию другие «рабовладельческие штаты», но у нее ничего не получилось. Да, они испытывали огромное сочувствие к приведенному в боевую готовность штату, но, вместе с этим, никто не хотел принимать в этом участие.

Изоляция Южной Каролины усилила позицию Джексона, и 16 января 1833 года Джексон попросил конгресс принять документ, который позже получил название «Акт о применении силы», чтобы дать ему возможность делать тарифные сборы, если понадобится, при помощи штыков. Документ прошел конгресс и был подписан Джексоном. 2 марта 1833 года, за два дня до второй инаугурации Джексона, он вступил в силу.

Несомненно, что теперь, облеченный властью закона, Джексон послал бы армию в Южную Каролину и, если понадобилось бы, сам возглавил ее. Соединенные Штаты стояли на пороге гражданской войны.

На самом деле никто не хотел гражданской войны, и хотя Джексон настойчиво проталкивал через конгресс «Акт о применении силы», в то же самое время усердно работали и переговорщики. Главным из них был сам Клей, «Мастер компромиссов». Клей полностью был за то, чтобы «Акт» принять. Он хотел, чтобы был утвержден принцип, запрещающий любому штату присваивать себе законодательные функции. В то же самое время он настаивал на том, что тариф должен быть понижен таким образом, чтобы у Южной Каролины была возможность уступить, сохранив при этом лицо.

Этого удалось добиться. В конгрессе быстро провели более низкий тариф, который предусматривал дальнейшее понижение ставок в течение последующих десяти лет. В тот же день Джексон подписал «Акт о применении силы», а также новый тариф, так что Южная Каролина получила возможность выбирать между кнутом и пряником.

Южная Каролина решила выбрать пряник. С явной неохотой она 15 марта 1833 года приостановила действие своего постановления о нуллификации и снова начала выплачивать таможенные пошлины. Таким образом, применять силу необходимости больше не было. С другой стороны, Южная Каролина сохранила лицо, объявив через три дня о нуллификации «Акта о применении силы» на своей территории.

Кризис закончился, и обе стороны могли теперь объявить о победе. Унионисты продемонстрировали свою готовность применить силу и после этого могли говорить, что Южная Каролина уступила в противостоянии по вопросу нуллификации. Южная Каролина, со своей стороны, приняла резолюцию и могла теперь говорить, что федеральное правительство отказалось от своего высокого тарифа.

Однако самый важный вопрос — кто главнее, Союз или отдельный штат, — так и остался нерешенным. Он снова станет актуален четверть века спустя, только на этот раз кризис будет уже намного серьезнее.

Джексон тем временем с радостью забыл о кризисе нуллификации и вернулся к участию в новом реальном сражении — битве за банк.

С самого начала он был в душе против Банка Соединенных Штатов, и закулисные маневры Николаса Биддла и Клея, направленные против него в 1832 году, только укрепили его в намерениях разрушить этот банк еще до того, как в 1836 году истечет срок подписанного с ним контракта.

Стабильность банка в основном зиждилась на том, что правительство хранило в нем свои запасы и банк мог использовать эти деньги для контроля национальной экономики. Джексон решил изъять эти деньги и рассредоточить их в банках штатов, что, как он считал, больше бы отвечало нуждам людей.

В этом поступке его поддержал и даже настоял на нем Роджер Брук Тони (род. 17 марта 1777 года в округе Калверт, Мэриленд), талантливый генеральный прокурор и защитник «прав штатов». Тони, который был женат на сестре Френсиса Скотта Кея, автора слов гимна «Усыпанное звездами знамя», был федералистом до тех пор, пока он не разошелся с партией и не поддержал войну 1812 года. В 1820-х годах он стал сторонником Джексона и, как и Кэлхун, перешел позицию сторонников «прав штатов».

Он поддержал вето Джексона по поводу продления контракта с банком и сам написал большую часть его текста.

Луи МакЛэйн (род. 28 мая 1786 года в Смирне, Делавэр) был в правительстве Джексона министром финансов. Он считал, что рассредоточение правительственных денег будет экономически нецелесообразным, и отказался от этого шага. Джексон переместил его на должность госсекретаря и нашел себе другого министра финансов в лице Уильяма Джона Дуэйна (род. 9 мая 1780 года в Ирландии). Дуэйн рассмотрел данный вопрос и тоже отказался от изъятия и рассредоточения правительственных депозитов.

Джексон, придя в ярость, уволил Дуэйна и 23 сентября 1833 года назначил Тони новым министром финансов. Теперь проблем не было. Тони изъял деньги и разместил их в двадцати трех различных банках по всем штатам, окончательно похоронив, таким образом, Банк Соединенных Штатов.

Результатом стало невероятное противостояние с Сенатом, который требовал рассмотрения тех отношений, которые сложились между президентом и его министрами в процессе затяжной борьбы, направленной на то, чтобы подчинить их своей воле. Джексон отказался от слушаний, заявив, что законодательный орган не имеет власти над исполнительным, который занимается только юридическими вопросами в рамках отдельных департаментов.

Сенат вынужден был отступить, но 28 марта 1834 года осудил президента и отказался одобрить назначение Тони в министерство финансов (сенатор Бентон в итоге умудрился 16 января 1837 года добиться удаления из журнала Сената порицания президента. Это было как раз накануне окончания срока его администрации. Они довольно долго были врагами, с тех самых пор, когда Бентон чуть не убил Джексона на дуэли, но теперь снова стали друзьями. Это был один из немногих случаев, когда Джексон навсегда простил своего личного врага).

Как и Ван Бюрен два года назад, Тони был отправлен Сенатом в отставку, но потом получил повышение за эту манипуляцию. Джексон никогда не забывал друзей.

6 июля в Филадельфии умер Джон Маршалл, совсем чуть-чуть не дожив до своего восьмидесятилетия. Он был Председателем Верховного суда тридцать четыре года (рекордный срок, который с тех пор никто так и не превысил) и помог своим бескомпромиссным отношением к вопросам федерализма превратить Соединенные Штаты в то, чем они в итоге стали.

15 марта 1836 года Джексон назначил Тони на место Маршалла. За свое президентство Джексон назначил пять судей Верховного суда и положил конец доминированию федералистов, которое длилось в Суде первые сорок лет. Джексоновский Верховный суд был склонен к поддержке «прав штатов», и эта черта была очень важной, особенно в свете приближавшихся бурных событий следующих лег.