Первый конгресс тут же начал создавать правительство. Были созданы пять исполнительных департаментов, подчиняющихся президенту. Они занимались внешней политикой (этот департамент вскоре начал называться Государственным), финансами (Государственное казначейство), военными вопросами (Военное ведомство), юридическими вопросами (министерство юстиции) и почтой (министерство почт).

Вашингтон постепенно назначал людей, которые должны были возглавлять эти ведомства. Например, Томас Джефферсон был назначен первым государственным секретарем. Джефферсон смог занять свой пост только 22 марта 1790 года, а до этого момента обязанности госсекретаря исполнял Джон Джей, занимавшийся вопросами внешней политики, пока действовали Статьи Конфедерации.

Александр Гамильтон был назначен министром финансов 11 сентября 1789 года, а Генри Нокс, бывший военным министром во время действия Статей Конфедерации, остался на этом посту и при конституции.

Эдмунд Рэндолф из Виргинии возглавил министерство юстиции в качестве первого генерального прокурора, а Сэмюэл Осгуд из Массачусетса (род. в Андовере в 1748 году), сражавшийся под Лексингтоном и Конкордом и работавший в Континентальном конгрессе, стал первым главой министерства почт.

В конституции ничего не было сказано относительно советников президента, но Вашингтон (который, к вящей своей славе и неоценимой пользе для нации, не жаждал власти) проводил регулярные консультации с главами департаментов и советовался с ними. Вследствие этого эти люди образовали первый кабинет министров и был создан прецедент, которому затем следовали все президенты.

Верховный суд, предусмотренный конституцией, был создан решением конгресса 24 сентября 1789 года, и Вашингтон назначил Джона Джея председателем Верховного суда. Были также назначены пять членов Верховного суда. Ими стали Джеймс Уилсон из Пенсильвании, Уильям Кушинг из Массачусетса (род. в Ситуэйте в 1732 году), Джон Блэр из Виргинии (род. в Уильямсберге в 1732 году), Джон Ратледж из Южной Каролины (род. в Чарлстоне в 1739 году) и Роберт Гаррисон из Мэриленда. Все они были уважаемыми и способными юристами.

Кроме того, были созданы суды низшей инстанции, не упомянутые в конституции, окружные суды и выездные суды, и все они были укомплектованы опытными судьями, то есть сразу же была создана надежная судебная система, которая соответствовала бы сильной исполнительной и законодательной ветвям правительства.

В целом Соединенным Штатам повезло в том, что созданное в соответствии с конституцией правительство начало работать в виде коллектива чрезвычайно способных людей во всех трех ветвях власти. Можно сказать, что больше никогда на протяжении всей истории страны во власти не наблюдалось столь же стабильно высокого уровня способностей — но если это и так, то, вероятно, к лучшему. Если и должно существовать «лучшее», то очень хорошо, чтобы это лучшее возникло тогда, когда уязвимая юная страна, только что родившись, особенно остро нуждалась в мудрых умах и твердых руках.

Возможно, самым главным актом первого конгресса стало то, что он сразу же рассмотрел вопрос о защите гражданских прав, как это было рекомендовано Массачусетсом и еще четырьмя штатами в ходе борьбы за ратификацию конституции. Федералисты, главенствовавшие в первом конгрессе, обещали принять необходимые для этого поправки к конституции — и им хватило мудрости понять, что им следует сдержать свое обещание.

25 сентября конгресс, возглавляемый Джеймсом Мэдисоном, принял двенадцать формулировок, которые должны были стать поправками к конституции и иметь такую же силу основного закона, что и сама конституция. Десять из них были быстро приняты всеми штатами, и 15 декабря 1791 года этот Билль о правах стал неотъемлемой частью конституции.

Первая поправка запрещала конгрессу ущемлять свободу вероисповедания, слова и прессы или же мешать осуществлению права собраний и подачи жалоб. Вторая поправка запрещала конгрессу ущемлять право людей на ношение оружия.

Третья поправка запрещала расквартировывать солдат в жилых домах без согласия владельца (одна из дореволюционных претензий к Великобритании), а Четвертая запрещала необоснованные обыски и аресты (еще одна из прошлых претензий).

В Пятой поправке запрещалось дважды судить человека за одно и то же нарушение закона, заставлять человека свидетельствовать против самого себя, а также заключать в тюрьму и конфисковывать имущество без должной судебной процедуры.

Шестая поправка обеспечивала человеку безотлагательное публичное разбирательство его дела, а Седьмая — суд присяжных. Восьмая охраняла его от чрезмерного залога или жестоких и необычных наказаний.

В Девятой поправке предусмотрительно объяснялось, что особое упоминание определенных прав не означает того, что неупоминаемые права отрицаются.

Десятая поправка стала особой гарантией для штатов, а не для отдельных людей, ибо в ней говорилось, что те права, которые прямо не гарантированы федеральным правительством в соответствии с конституцией, сохраняются за штатами.

Как только штатам был представлен Билль о правах, Северная Каролина пересмотрела свой отказ ратифицировать конституцию и 21 ноября 1789 года стала двенадцатым штатом, ратифицировавшим конституцию при голосовании 184 к 77. И только 29 мая 1790 года упрямый Род-Айленд (простимулированный угрозой поднятия тарифных барьеров) наконец присоединился ко всей стране и стал тринадцатым штатом, ратифицировавшим конституцию, и то соотношение голосов составило 34 к 32.

Страна с новой конституцией наконец сложилась полностью, и, по удачному совпадению, именно в этом году стала известна ее статистика. В 1790 году была проведена первая перепись Соединенных Штатов, а ее результаты были опубликованы. Было принято решение о том, что такие же переписи будут проводиться с этого момента каждые десять лет.

В 1790 году в юной стране население составило 3 929 214 человек, которое примерно равномерно разделилось между семью штатами к северу от линии Мейсона — Диксона и шестью штатами к югу от нее. Это была аграрная страна, в которой только одна тридцатая часть населения проживала в городах. Самый крупный город, Филадельфия, имел население 42 444 человека. Следом шел Нью-Йорк с 33 131 жителем, а на третьем месте находился Бостон, численность жителей которого составила 18 038 человек.

Количество чернокожих рабов, включенных в население, было чуть меньше 700 000, то есть 18 процентов от всего населения. 300 000 из них жили в штате Виргиния, так что в то время его население на 40 процентов состояло из чернокожих рабов. Штаты к северу от линии Мейсона — Диксона пока еще не отменили рабовладение. В северных штатах было 40 000 чернокожих рабов, половина из них — в Нью-Йорке. Только в Массачусетсе в 1790 году вообще не было рабов.

Самым активным и талантливым членом этой в целом активной и талантливой администрации был Александр Гамильтон, министр финансов. Он понимал, что Соединенным Штатам не удастся нормально развиваться без финансовой поддержки со стороны европейских стран. Чтобы получать деньги из-за границы тогда, когда они понадобятся, стране необходимо было доказать свою платежеспособность — сделать ясным, что взятые займы будут возвращены с процентами.

Наилучшим способом это сделать было расплатиться по долгам, которые страна уже имела. В ходе Войны за независимость Соединенные Штаты задолжали европейским странам почти двенадцать миллионов долларов (в основном они должны были Франции и Нидерландам) и сорок миллионов долларов — отдельным лицам и организациям в самих Соединенных Штатах.

В докладе конгрессу 14 января 1790 года Гамильтон предложил, чтобы Соединенные Штаты взяли на себя ответственность за все эти обязательства, внутренние и внешние, и выпустили новые облигации, которые обменивались бы на старые сертификаты, выпускавшиеся Континентальным конгрессом в соответствии с их полной исходной стоимостью. Новые облигации должны были предусматривать выплаты в размере шести процентов.

Затем Гамильтон перешел к следующему вопросу, который заключался в том, чтобы Соединенные Штаты приняли на себя все задолженности отдельных штатов. Он выступил за это по двум причинам. Во-первых, финансовая репутация Соединенных Штатов не будет достаточно упрочена, если центральное правительство выплатит свои долги, а отдельные штаты этого не сделают. Во-вторых, центральное правительство укрепится, если деловые круги страны будут просить кредиты у него, а не у какого-либо штата.

Естественно, необходимо было найти средства для выплаты всех этих долгов — и Гамильтон предложил для этой дели продавать западные земли, а также установить федеральные налоги в форме новых акцизных сборов и более высоких пошлин. Когда такие сборы были установлены Великобританией, это привело к Войне за независимость, но теперь положение было иным. Во-первых, теперь их установит американский конгресс, а не британский парламент. А во-вторых, Гамильтон считал, что увеличение внешней торговли и зарубежные кредиты, которые принесет укрепление финансовой репутации страны, увеличит благосостояние, так что новые сборы выплачивать станет легко.

На первый взгляд это звучало неплохо, однако были возражения — и при этом вполне обоснованные. С уплатой внешних долгов никто не спорил, однако полная выплата внутренних долгов имела и несправедливую сторону.

Многие фермеры, ветераны и мелкие предприниматели имели долговые сертификаты конгресса за материалы и услуги, которые конгресс покупал, но за которые так и не заплатил. Они держались за эти бумаги, пока могли, но с наступлением тяжелых времен продали эти сертификаты за необходимую им наличность тем людям, у которых лишняя наличность была. Естественно, скупка этих сертификатов была чисто спекулятивной, поскольку могло оказаться и так, что американское правительство от них откажется и не станет по ним платить.

Следовательно, спекулянты платили за эти сертификаты гораздо меньше их истинной стоимости. Человек, оказавшийся в затруднительном положении и имевший клочок бумаги, который теоретически стоил сто долларов, продавал его за десять долларов в звонкой монете. По крайней мере, это были реальные деньги, которыми он мог воспользоваться именно тогда, когда они были ему нужны. Спекулянт рисковал потерять десять долларов, если правительство откажется от этого долга, но мог рассчитывать на прибыль в девяносто долларов, если долг будет признан.

Теперь Гамильтон предложил, чтобы правительство выплатило все старые долги полностью — и спекулянты ликовали. А все те фермеры и другие люди, оказавшиеся в тяжелом положении и вынужденные продать свои сертификаты, остались бы ни с чем. Это же они имели дела с правительством и ждали выплаты — а теперь эти выплаты пойдут совсем другим людям.

Это казалось несправедливым, и многие влиятельные члены правительства высказывались в защиту бедняков. Они предложили, чтобы полные выплаты были произведены только первым держателям сертификатов, а чтобы спекулянты получили меньше.

Гамильтон был против этого. Он выражал интересы преуспевающих торговцев, которых считал деятельными и ценными членами общества. Если бедняку не хватило веры в правительство, чтобы сохранить его долговое обязательство, то разве не он сам в этом виноват? А если правительство будет проводить дискриминацию различных держателей, то это будет не по-деловому и отрицательно скажется на финансовой репутации страны.

Этот вопрос вызвал раскол в партии федералистов. Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон считали, что основой страны являются фермеры, а не бизнесмены, и они стремились помешать концентрации богатства и влияния в руках немногочисленной группы. Тогда как Гамильтон (которого поддерживал Вашингтон, очень сильно восхищавшийся своим более молодым коллегой) желал, чтобы Соединенными Штатами правили «лучшие люди», Джефферсон и Мэдисон придерживались демократических взглядов и хотели, чтобы Соединенными Штатами управлял весь народ.

Джефферсон и Мэдисон также были против предложенного Гамильтоном повышения пошлин. Поднимая цены на товары, произведенные за границей, Гамильтон надеялся заставить Соединенные Штаты обратиться к таким же товарам, изготовленным внутри страны. Это поддержало бы американскую промышленность за счет фермеров, которым бы пришлось платить более высокую цену за менее качественные изделия. Гамильтон считал, что в отдаленной перспективе это окупится — когда Соединенные Штаты станут промышленной страной, однако Джефферсону и Мэдисону хотелось, чтобы Соединенные Штаты остались страной мелких независимых фермеров, считая, что только в этом случае удастся сохранить гражданскую доблесть и не допустить разврата, который несут большие города и большие системы управления.

Говоря современным языком, можно было бы сказать, что Гамильтон и Вашингтон были консерваторами, а Джефферсон и Мэдисон — либералами.

У обеих точек зрения появились свои сторонники. Сторонники Гамильтона и Вашингтона, стоявшие за то, чтобы сильное центральное правительство управляло финансами страны, по-прежнему называли себя федералистами. Последователи Джефферсона и Мэдисона, которым показалось, что теперь маятник слишком сильно отклонился в сторону централизации, и которые стремились к более демократической республике, со временем начали называть себя «демократическими республиканцами». Это стало началом партийной системы Соединенных Штатов.

Партийная система вскоре приобрела локальный оттенок благодаря тому, что по плану Гамильтона федеральное правительство должно было взять на себя долги штатов. Проблема заключалась в том, что у некоторых штатов накопились громадные долги, которые они не пытались выплатить, тогда как другие уже выплатили немалую часть своих задолженностей.

Естественно, что штаты с крупными задолженностями были бы счастливы переложить их на федеральное правительство, а штаты с небольшими долгами считали, что их наказывают за их экономность и стабильность, ожидая, чтобы они взяли на себя долю задолженностей штатов-транжир.

Получилось так, что самые большие долги оказались у штатов Новой Англии, где также была коммерческая экономика, которая выиграла бы от претворения в жизнь плана Гамильтона. У южных штатов долги были самыми маленькими, и по ним программа Гамильтона ударила бы больнее всего. Поэтому получилось, что в Новой Англии федералистские настроения были самыми сильными, а южные штаты были на стороне демократических республиканцев. Центральные штаты сохраняли нейтралитет.

Южным штатам удалось собрать достаточно голосов, чтобы с небольшим перевесом (31 к 29) отклонить билль, по которому государственные долги взяло бы на себя федеральное правительство.

Гамильтон, будучи человеком находчивым, начал искать нечто такое, чего южные штаты захотели бы, нечто, что можно было бы дать им взамен принятия государственного долга. Это нечто было связано с вопросом о столице Соединенных Штатов.

Во время Войны за независимость Филадельфия была столицей — в том смысле, что именно там заседал Континентальный конгресс. Там была подписана Декларация независимости и там работал Конституционный конвент. И, в конце концов, именно Филадельфия была самым крупным и развитым городом страны.

Инаугурация Вашингтона прошла в Нью-Йорке, и какое-то время столицей считался именно этот город. И Филадельфия, и Нью-Йорк были, конечно же, северными городами.

Однако существовали и доводы против того, чтобы делать Филадельфию, Нью-Йорк или на самом деле любой крупный город столицей Соединенных Штатов. Во-первых, в таких городах было многочисленное население, которое в случае недовольства может стать неуправляемым. Так, в 1783 году бунт солдат, не получивших жалованья, в Филадельфии заставил конгресс спешно бежать и временно перенести свои заседания в Принстон, Нью-Джерси, а в 1785 году — в Нью-Йорк. Во-вторых, все эти города находились под юрисдикцией того или иного штата, а федеральное правительство не могло быть уверено в том, что этот конкретный штат будет должным образом его защищать, особенно в том случае, если этот штат окажется недоволен деятельностью конгресса.

Необходимо было создать новый город, не связанный ни с одним из штатов и в первую очередь отданный правительственной машине. Однако главный вопрос заключался в том, где будет располагаться такой город.

Разумным местом для его строительства могла бы стать река Потомак, граница между Мэрилендом и Виргинией. Оно находилось в центре, примерно на середине обжитой береговой линии Соединенных Штатов. А поскольку оно оказалось южнее линии Мейсона — Диксона, то южные штаты склонялись в пользу именно этого выбора. Особенно желала его Виргиния, и Виргиния стала самым центром создающейся оппозиции демократических республиканцев.

В июне 1790 года Гамильтон встретился с Мэдисоном и предложил ему поддержку северян в вопросе о столице на Потомаке в обмен на то, что южане поддержат перевод долгов штатов на федеральное правительство. Этот компромисс был принят. Достаточное количество голосов южан было отдано за принятие программы Гамильтона, а столица Соединенных Штатов была перенесена на реку Потомак, где она и сегодня находится. Столицу решено было перенести в Филадельфию до того момента, как новое место его работы будет готово.

Новый город был заложен в форме квадрата со стороной шестнадцать километров (максимальный размер, допущенный конституцией), на обоих берегах реки Потомак. Три четверти территории на северо-востоке находились в Мэриленде, а юго-западная четверть — в Виргинии. Оба штата передали эту землю федеральному правительству, так чтобы никакой речи о власти какого-либо штата в федеральной столице не могло быть.

Все строительство шло в секторе Мэриленда, и в 1847 году виргинская территория была возвращена обратно этому штату. Федеральная столица после этого целиком оказалась на мэрилендском берегу Потомака — три стороны квадрата, с границей по реке площадью 179 квадратных километров. Эта территория является федеральным округом Колумбия (конечно же, в честь Колумба, открывшего Америку, но еще и в связи с тем, что название «Колумбия» стало поэтическим синонимом Соединенных Штатов). А город, который вырос в этом округе, неизбежно получил свое название в честь Джорджа Вашингтона.

Планирование города было поручено французу Пьеру Шарлю Ланфану (род. в Париже в 1754 году) — инженеру, участвовавшему в Войне за независимость. Он создал схему из широких улиц, расходящихся от той части города, где будут размещены резиденция президента США и здание конгресса (его позднее стали называть Капитолием в честь подобного здания в Древнем Риме). Между резиденцией президента и Капитолием должна была возникнуть широкая улица.

План Ланфана оказался слишком дорогостоящим для осуществления и был отвергнут, после чего столица начала расти бессистемно и неудобно. Только в 1901 году план Ланфана был извлечен из забвения и наложен на все еще растущий город.

Успех Гамильтона в переводе всех долгов штатов на федеральное правительство в полном их объеме позволил ему еще полнее распространить власть правительства над экономикой. Он стал добиваться создания Банка Соединенных Штатов — банка, который обслуживал бы федеральное правительство, занимался контролем и управлением различными банками штатов и в особенности контролировал бы выпуск бумажных купюр в стране.

Джефферсон и его сторонники возражали против создания такого банка, аргументируя это тем, что конституция не закрепила за федеральным правительством права создания такого банка. Гамильтон возражал, что даже если в конституции такой банк специально не упоминается, весь смысл конституции подразумевает наличие такого банка. Как государство сможет эффективно собирать налоги и регулировать торговлю, не имея такого банка?

Так начался спор между «строгими конституционалистами», которые стояли за то, чтобы понимать конституцию очень буквально и ни на сантиметр не заходить за пределы ее ясно выраженных положений, и «вольными конституционалистами», желавшими выводить всевозможные следствия из того, что в ней говорилось. Этот спор идет в Соединенных Штатах постоянно, причем те, кто находится у власти, обычно оказываются вольными конституционалистами, а их оппозиция — строгими конституционалистами.

В целом вольные конституционалисты раз за разом одерживали победу, и с годами федеральное правительство становилось все сильнее.

В 1791 году Гамильтон, вольный конституционалист, победил строгого конституционалиста Джефферсона, и голосование прошло в пользу создания Банка Соединенных Штатов. Он начал деловые операции 12 декабря 1791 года.

Банку Соединенных Штатов предстояло заняться новой денежной системой. По совету Гавернира Морриса от британских фунтов, шиллингов и пенсов отказались в пользу гораздо более удобной десятичной системы, которую мы используем и ныне. Основная единица, доллар, получила свое название и стоимость от испанского песо, которое американцы называли долларом.

Банк контролировал количество бумажных денег, находящихся в обращении, и тем самым не давал их стоимости упасть. Это в основном было на руку торговым классам, которые, как правило, являлись кредиторами, поскольку им не приходилось принимать дешевые бумажные деньги в качестве выплат. И это было невыгодно сельским жителям, которые, как правило, являлись должниками.

Первые победы Гамильтона и федералистов в первые годы федерального управления в целом представляются благом. Соединенные Штаты получили надежную финансовую основу, и были выработаны принципы сильного федерального управления. Если бы что-то из этого не было достигнуто, то Соединенным Штатам вряд ли удалось бы выдержать будущие превратности судьбы.

Еще один прецедент, имевший огромное значение для будущего Соединенных Штатов, был создан в 1791 году. Он касался приема в союз новых штатов.

Конечно, Ордонанс о Северо-Западе предусматривал будущий прием новых штатов на основе равноправия со старыми, но он касался ограниченной территории — района к северу от реки Огайо — и был принят в период действия Статей Конфедерации. Как это произойдет при действующей новой конституции?

По конституции, федеральное правительство продолжало получать права на западные земли вне границ тринадцати первоначальных штатов. Северная Каролина отказалась от всех принадлежащих ей земель на западе в 1790 году, после ратификации конституции, и только Джорджия по-прежнему сохраняла свои притязания на земли за рекой Миссисипи. (Джорджия в конце концов сдалась в 1802 году.)

Однако первое испытание было связано не с этими западными территориями, а с Зелеными горами в Новой Англии — территорией, которая находилась к западу от Нью-Гэмпшира и к востоку от северного края штата Нью-Йорк. Северная часть этих земель до Парижского договора 1763 года была французской, и это до сих пор отражено в названии, под которым данный регион известен, ибо оно звучит как «Вермонт», а это — искаженная форма французского выражения «Зеленые горы».

После 1763 года на эту территорию претендовали как Нью-Йорк, так и Нью-Гэмпшир, и этот спор тянулся во время Войны за независимость и не был разрешен после ее окончания. Именно для того, чтобы отбиваться как от Нью-Йорка, так и от Нью-Гэмпшира, жители Вермонта организовали отряд «Парни с Зеленых гор» под командованием Итана Аллена. «Парни с Зеленых гор» сражались у Тикондероги и Беннингтона, о чем в этой книге уже рассказывалось.

В ходе Войны за независимость Вермонт заявил о своей независимости от Великобритании и организовался как государство. 8 июля 1777 года он принял конституцию, в которой впервые было принято всеобщее право голоса для мужчин, без какого бы то ни было имущественного ценза. Именно она стала первой конституцией, безоговорочно запрещавшей рабство.

Однако он был штатом только в собственных глазах. Он не был официально признан конгрессом, а Нью-Йорк и Нью-Гэмп-шир по-прежнему заявляли о своих правах на эту территорию, хоть и не предпринимали никаких шагов в этом отношении. Фактически, хоть и не юридически, Вермонт был независимой республикой — и оставался таковой на протяжении действия Статей Конфедерации.

Если исключить попытку покончить с этим положением силой, чего никому делать не хотелось, необходимо было каким-то образом урегулировать данный вопрос. В 1790 году Нью-Йорк и Нью-Гэмпшир отказались от своих притязаний. В январе 1791 года Вермонт официально принял конституцию Соединенных Штатов, и 4 марта он был принят в союз в качестве четырнадцатого штата. Он имел все те права, какими обладали остальные тринадцать штатов, и к нему не было применено никаких санкций за то, что он не входил в число тех штатов, делегаты которых подписали Декларацию независимости.

На следующий год наступил черед территории к западу от Виргинии. В течение многих лет Виргиния считала эти земли частью собственной территории, которая в какой-то момент была организована в графство Кентукки (по названию реки Кентукки, которое, в свою очередь, возникло от индейского слова, возможно означавшего «пойменные луга»). После окончания Войны за независимость туда хлынули поселенцы, и Виргиния передала эту территорию федеральному правительству. Она вошла в союз с названием Кентукки 1 июня 1792 года в качестве пятнадцатого штата. По ее конституции, рабство разрешалось.

После вступления в союз штата Кентукки конгресс постановил, что начиная с 1 мая 1795 года американский флаг будет иметь пятнадцать полос и пятнадцать звезд, что будет символизировать вхождение новых штатов на равных правах со старыми. Сразу же стало ясно, что добавление одной полосы для каждого штата оказывается неудобным, и флаг не изменялся в течение четверти века, хотя к этому моменту в союз вошли еще пять штатов.

Только в 1818 году конгресс догадался оставить тринадцать полос первоначального флага и увеличивать только количество звезд. С тех под количество звезд успевало за количеством штатов, и сейчас на американском флаге пятьдесят звезд.

Равные права штатов сразу же были продемонстрированы, поскольку они имели возможность избрать выборщиков, чтобы голосовать за президента, так как в 1792 году срок полномочий Джорджа Вашингтона заканчивался. В целом его президентство прошло поразительно успешно. Соединенные Штаты прочно стояли на ногах, а конституция работала.

Тем не менее выборы 1792 года стали для страны кризисом. Кому предстояло сменить Вашингтона? Может ли он продолжить работу в качестве президента и быть избран на второй срок? В конституции совершенно ничего не говорилось о том, может ли президент работать один срок, два срока — или сколь угодно долго, пока не умрет.

В идеале, при демократии надо, чтобы возможность управления страной получало как можно больше людей. Если создать прецедент, но которому президент мог быть избран повторно, то возможность консолидации власти даст президенту шанс превратиться в пожизненного диктатора, так что все последующие перевыборы каждые четыре года превратятся в пустую формальность.

Безусловно, Джефферсон и те, кто был согласен с его взглядами, имели в виду именно это и были бы рады установить предел в виде одного срока, который позволил бы Вашингтону отойти от власти — особенно в связи с тем, что он все больше и больше разделял взгляды Гамильтона.

И тем не менее вражда между Джефферсоном и Гамильтоном и оппозиция демократических республиканцев и федералистов стали настолько глубокими, что не видно было никакой надежды на то, чтобы выбрать кого-то, кроме Вашингтона. Вернее, любые выборы, проведенные без его кандидатуры, могли оказаться настолько ожесточенными, что ранили бы страну — опасно, и, возможно, даже смертельно.

Любой ценой в 1792 году следовало избежать межпартийной борьбы, а это означало, что Вашингтон должен остаться президентом, так как он был единственной кандидатурой, на которую могли согласиться все стороны. А затем, еще через четыре года, страна может стать достаточно сильной, чтобы выдержать предвыборную борьбу.

Вашингтон, который неизменно старался оставаться выше политических разногласий (хотя и сочувствовал Гамильтону), правильно оценил ситуацию и с неохотой согласился еще раз баллотироваться на выборах.

Выборщики собрались в Филадельфии 5 декабря 1792 года и единодушно высказались за Вашингтона, который получил 132 голоса и во второй раз был единогласно избран президентом Соединенных Штатов.

77 выборщиков проголосовали за Джона Адамса в добавление к Вашингтону. Став при голосовании вторым, он снова оказался вице-президентом. Однако выборщики, входившие в число демократических республиканцев, голосовали за Джорджа Клинтона из штата Нью-Йорк в качестве второго кандидата.

Клинтон (род. в Литл-Бритен, Нью-Йорк, 26 июля 1739 года) был ярым антифедералистом и в качестве губернатора Нью-Йорка всеми силами выступал против ратификации конституции. Вместе с Робертом Ливингстоном (который входил в комиссию, составившую Декларацию независимости) и Аароном Бэрром из Нью-Йорка (род. в Ньюарке, Нью-Джерси, 6 февраля 1756 года) Клинтон помогал Джефферсону и Мэдисону создавать Демократическую республиканскую партию. Джефферсон был не во всем согласен с этими северянами, однако для того, чтобы пользоваться влиянием, партии необходимо было представительство на севере.

Клинтон получил всего 50 голосов (Джефферсон получил 4, а Бэрр — 1), а это показывает, что на тот момент федералистская партия по-прежнему правила страной. Она сохранила большинство и в Сенате, так как Третий конгресс оказался федералистским с 17 голосами против 13, по сравнению с 16 против 13 во Втором конгрессе. Однако большинство в палате представителей, которое на выборах 1790 года составило для федералистов 37 к 33, в 1792 осталось за демократическими республиканцами, 57 к 48.

Первый президентский срок Вашингтона ознаменовался для Соединенных Штатов внешним миром, но на западном фронтире мира не было. За Аллеганскими горами по-прежнему находились индейцы.

Индейцы, теперь включенные в американскую территорию, гражданами Америки тем не менее не были, а между ними и обитателями фронтира сохранялась враждебность. Индейцы занимали земли, которые они оставляли малозаселенными и практически неизменными, а американские поселенцы хотели иметь такую землю, которую можно было бы нарезать на фермы и на которой можно было бы возводить города, где бы жили миллионы людей.

Американское правительство декларировало идеалистические принципы, по которым индейцам не следовало мешать и запрещалось их преследовать. Их следовало побуждать к принятию цивилизации, то есть к тому, чтобы они становились фермерами. Из права на их земли и на свободу были признаны Ордонансом о Северо-Западе и одной из ранних деклараций Первого конгресса. Тем не менее правительство в этом случае было слабым и далеким, а поселенцы были на месте и полны решимости.

Постепенно у индейцев покупали индейские земли — иногда с использованием военных средств убеждения, иногда — без них. После каждой такой покупки с индейцами подписывался договор, клятвенно подтвержденный и юридически зарегистрированный, который с регулярностью нарушался американцами при следующем росте спроса на землю.

Индейцы, как обычно, в очень немногих случаях побеждали, но эти немногие случаи очень выпукло отражаются в исторических исследованиях и часто называются резней. Медленное, но неуклонное оттеснение индейцев почти не упоминается.

Например, было решено, что северо-западную территорию необходимо укрепить в стратегически важных местах, чтобы усилить американскую позицию в отношении британцев, находящихся в Канаде. Для этого необходимо было построить укрепления на индейской территории, а против этого индейцы возразили, сочтя (вероятно, вполне справедливо), что это станет просто первым шагом. Британцы на своих канадских фортах (не говоря уже о тех фортах, которые они все еще удерживали на территории, которая на самом деле была американской) науськивали и вооружали индейцев, видя в этом средство ослабления американцев на северо-западе.

В результате этого начались первые индейские войны, которые Соединенные Штаты вели уже в качестве страны, в отличие от предыдущих войн, в которых сражались британцы и колонисты. Соединенным Штатам предстояло вести войны с индейцами ровно век, и они закончились полным подчинением (и в немалой степени истреблением) индейцев на всей территории Америки.

В октябре 1790 года индейцы майами на территории нынешнего штата Индиана разгромили военный отряд американцев — и немедленно были приняты меры к тому, чтобы на это ответить. Считалось, что поражение, оставленное без ответа, приведет к тому, что индейцы полностью отобьются от рук.

В результате этого на следующий год задачу восстановления американского престижа поручили Артуру Сент-Клеру (родился в Шотландии в 1736 году), который был губернатором северо-западной территории. Он с отрядом в 2000 человек отправился на север из поселка, который сейчас является городом Цинциннати, к месту прошлого разгрома. Примерно в 65 километрах от цели 4 ноября 1791 года отряд индейцев захватил его врасплох, полностью разгромив его силы. Генерал поспешно отступил, потеряв убитыми и ранеными почти половину людей.

Вашингтон, переживший неожиданное нападение индейцев, приведшее к поражению Брэддока в начале войны с французами и индейцами, предостерегал Сент-Клера о возможности такого нападения — и теперь пришел в ярость. Было совершенно необходимо спасти положение, и для этого Вашингтон обратился к Бешеному Энтони Уэйну, который столь успешно штурмовал Стоуни-Пойнт тринадцатью годами ранее.

Уэйн обучил новую армию и весной 1794 года повел ее на север через восточную часть современного штата Огайо, по следам злополучного наступления Сент-Клера. Уэйн сумел сохранить свою армию целой и сильной и на северо-западе Огайо построил форт Дефайенс. Он находился всего в 65 километрах от форта Майами, а тот, в свою очередь, был в шестнадцати километрах от юго-западной оконечности озера Эри. Форт Майами хотя и находился на американской территории, но удерживался британцами и служил базой для снабжения индейцев.

Силы индейцев, в центре территорий которых оказался Уэйн, отвергли предложение о переговорах и отступили к британскому форту, забаррикадировавшись с помощью поваленных деревьев. 20 августа 1794 года Уэйн отдал приказ об атаке. Американцы бесшабашно перескочили на своих конях через поваленные стволы и, миновав баррикаду, понеслись на индейцев, которые сломались и моментально рассеялись. Эта битва у поваленных деревьев (Фоллен-тимберс), прошедшая близ того места, где сейчас в штате Огайо стоит город Толидо, длилась не больше сорока минут, но этого времени оказалось достаточно. На какое-то время боевой дух индейцев был сломлен.

После победы Уэйн собрал представителей наказанных племен Огайо на мирные переговоры, которые прошли в его укреплении, форте Гринвилл, в 145 километрах от Цинциннати. По Гринвиллскому договору, подписанному 3 августа 1795 года, индейцы передали Соединенным Штатам большие земельные территории, включая те места, где сейчас располагаются города Детройт и Чикаго.