Том закинул удочку над ручьем и стал медленно скручивать леску. Как хорошо, что время года поменялось! Он всегда любил тепло, а в первую неделю июня температура поднялась до 30 градусов. Каким-то образом жара благотворно влияла на его кости. Да и «пытки» – так Макмертри называл свою химиотерапию – казались более терпимыми. Воздух прорезал крик рыси, и Том снова закинул удочку, вспомнив страх в глазах Боцифуса, когда Бо услышал этот звук несколько месяцев назад. Крик заставил насторожиться и Массо, который лежал у ног Тома, – бульдог проснулся, вскинул голову, издал свой фирменный рык.

– Спокойно, парень, – сказал хозяин.

– Как же, тут успокоишься, – раздался за спиной у хорошо знакомый голос.

Том засмеялся.

– Боцифус, я как раз тебя вспоминал.

– Эти крикуны точно неопасны? – спросил Бо.

– Не опаснее мыши, – ответил Макмертри и покачал головой, глядя на удочку. – Рысь опасна, только если взбесится, к тому же она не так близко, как тебе кажется.

Он снова закинул удочку – на сей раз крючок улетел метров на десять.

– Вы в хорошей форме. Что-нибудь поймали?

– Ни черта. Через несколько минут могут позвонить. В грузовичке холодильник, там пиво.

Ручей тек у края фермы, до дома не меньше трех километров. Том ходил этой дорогой не раз, но сегодня решил сесть за руль – после утренней пытки чувствовал себя не лучшим образом. Хейнс, видимо, нашел его по следам колес.

– Чему обязан? – спросил Том, когда Бо принес пиво и каждый открыл свою банку. – Я тебе еще не надоел?

– Решил, вам будет на это интересно поглядеть. – Из кармана брюк Хейнс достал сложенный лист бумаги. – Я распечатал с сайта «Новостей Таскалусы». Изредка заглядываю про футбольные дела почитать, а тут эта статейка. Газета сегодняшняя. – Он сделал паузу. – Первая страница.

Том положил удочку на землю, развернул бумагу. Пальцы его сжались, когда он увидел заголовок. «Хранит молчание». Ниже была его фотография.

– Когда они уже успокоятся? – сказал Макмертри со вздохом и отхлебнул пива.

– Прочитайте, – велел Бо.

Том опустил глаза и начал быстро читать. Он остановился, когда речь зашла о Дон. «Наконец, Профессор не отреагировал на слова о том, что ушел в отставку, потому что совет директоров заподозрил его в неприемлемых отношениях со своей студенткой, о чем «Новости» писали в апреле; речь якобы шла о его помощнице, Дон Мерфи».

Он поднял голову от статьи, Бо искоса смотрел на него.

– Вроде про девушку вы ничего не говорили, Профессор.

– А апрельская статья у тебя есть?

Хейнс кивнул, полез в карман и достал оттуда еще один листок. Том схватил его и поморщился, увидев фотографию. На снимке была Дон – это был обычный снимок из курсового журнала. Именно на эту фотографию он смотрел, когда обратился к Мерфи в первый раз.

Но ничего плохого она не сделала. Том читал дальше. Тайлер сказал, что совет директоров трогать ее не будет. Почему вдруг всплыло ее имя? Почему сейчас?

Макмертри сложил обе статьи и посмотрел на Бо, который не спускал с него пронзительных черных глаз.

– Что скажете? – настойчиво спросил бывший ученик.

– Дон была моей помощницей. Я ее только-только нанял. Когда я предложил ей работу, она разволновалась. Я взял ее за руку, и это видел декан. Через пару дней я помог ей дойти до машины в дождь. Она меня приобняла, и кто-то это видел. И сделал фотографии, которые мне показали на совете директоров.

– Это все?

Том кивнул, наливаясь гневом.

– Но это же полный бред, выдумки чистой воды.

– Когда я объявил, что ухожу, они сказали, что к Дон никаких мер принято не будет.

– «Они» – это Джеймсон Тайлер.

Макмертри кивнул.

Бо фыркнул и начал ходить взад-вперед вдоль ручья.

– Я вам говорил, Профессор. Тайлер – последняя скотина, а скотина понимает только один разговор. Какой – сами знаете. Знаете.

Бо продолжал курсировать, и Том посмотрел на верхушки сосен, с обеих сторон нависавших над ручьем. Когда отец хотел подумать, он всегда приходил сюда. Мама посылала Тома «найти Сата», и сын всегда находил его именно здесь; он рыбачил в полной тишине – только стрекотали сверчки да иногда пела свою песню какая-нибудь пташка. И сейчас, на закате солнца, когда свет с трудом пробивался сквозь кроны сосен, Макмертри закинул удочку и тоже стал искать ответы. Дон ему ничего не сообщила, а она была единственной, кто знал номер его телефона на ферме. Он дал ей этот номер, когда предложил работать на Рика.

Почему не позвонила? Том еще раз развернул статью и посмотрел на дату. 10 апреля 2010 года. Почти два месяца назад. Профессор посылал ей чеки за апрель и за май, но почту давно не проверял. Что, если она прислала их назад?

Макмертри медленно смотал леску, а Бо наконец прервал хождение.

– Спасибо, что ввел меня в курс, – сказал Том.

– Что будете делать? – с вызовом в голосе спросил Хейнс.

Макмертри вздохнул, не глядя на него. Посмотрел на угасающий закат, на последние лучики над ручьем. Через час наступит полная тьма.

– Что тут сделаешь? – спросил Том, тут же возненавидев себя за эти слова.

Краем глаза он увидел, что бывший студент скрестил руки на груди, но пока ничего не сказал. Несколько секунд было слышно только урчание Массо да стрекот сверчков.

– Вы серьезно? – сказал Бо наконец с легким презрением.

Том взглянул на него.

– Да, серьезно. Что я могу сделать? Мне шестьдесят восемь лет, я лечусь от рака. После сегодняшнего сеанса у меня снова взяли анализы – и нашли какое-то дерьмо. Мелочь; не опухоль, но все равно. Доктор думает, что Билл с первого раза не все удалил. Такое бывает. А может, рак просто-напросто вернулся. Короче, придется ложиться под нож еще раз.

Бо продолжал стоять со скрещенными на груди руками.

– И что? Значит, придется. Сдаваться, что ли, теперь?

Шея у Тома покраснела.

– Послушай…

– Нет, это вы послушайте, Профессор. Я не слепой. Я вижу, сколько почты скопилось у вас на кухонном столе. Я ее вам привожу, а она просто копится. Вы за несколько месяцев не открыли ни одного письма. Это разве не сдача? Что же тогда?

Том отбросил удочку и встал с бревна, что далось ему нелегко.

– Не надо читать мне нотации.

Бо подошел вплотную.

– А я считаю, что как раз надо, старый вы пес. Какого черта вы здесь делаете? Хотите проторчать до конца жизни? – Он схватил учителя за плечо, встряхнул. – Знаете, что я думаю?

– Не знаю. – Том снял руку с плеча. – И что же ты думаешь?

– Что вы сдрейфили, Профессор.

Макмертри резко глянул на Хейнса.

– Думаешь, я сдрейфил. Я?

– Как лапочка-старшеклассница.

Том вспыхнул, надвинулся на Бо, руки сжались в кулаки.

– Послушай, Боцифус. Я тебе за все очень благодарен, но сейчас…

– Что «сейчас»?

Макмертри моргнул, помедлил.

– Говорите. Я знаю, что у вас на языке. Что вы сейчас надерете мою черную задницу. Так? Само собой. Я вас обидел, и вы готовы к бою. Но вам под семьдесят, вчера была химиотерапия. А я здоровенный негритос, который утром отжался пятьдесят раз и остановился по своей воле, а мог бы отжиматься и дальше. Но когда я сказал вам обидные слова, первая реакция была – дать сдачи. Так оно и бывает, Профессор, когда тебя обижают. Ты даешь сдачи. И для вас это естественно.

Том отвернулся.

– Что вас останавливает? – не отставал Бо. – Рак? Хорошо, он вернулся. И? Доктор все удалит, еще несколько химических промывок – и он уйдет навсегда. Вы старый? И? Я видел, как вы вкалываете – дадите фору любому, кто на двадцать лет моложе. Даже сейчас здоровы как бык, старый вы пес.

– Да не знаю я, что делать, черт подери! – прокричал Макмертри, не в силах сдерживаться. – Конечно, ты прав. Я согласен. Пусть я испугался. Доволен? Старый Профессор испугался. Мне шестьдесят восемь лет, жена на том свете, работы нет, семья далеко, барбос скоро умрет, и какого хрена мне делать, понятия не имею!

– Чего вы хотите? – спросил Бо, уже мягче.

– Что-то во мне хочет вернуться. Дать бой… – Том вздохнул. – А что-то… – хозяин взглянул на спящего бульдога, – …зовет туда, куда скоро отправится Массо… снова увидеть Джули. – Он замолчал, в груди все клокотало. – Представь себе, я сегодня как будто обрадовался. Когда доктор сказал, что рак вернулся, я даже был доволен. – Том уже не мог продолжать. Он уставился в землю, но поднял голову, когда в поле зрения оказались ботинки бывшего ученика. – Пойми…

– Нет, это вы поймите, – оборвал его Бо и ткнул в грудь Профессора пальцем, бешено сверкая глазами. – Хотите сказать, что предпочитаете умереть? Что единственный выход – смерть? Извините, но идите с этими мыслями в жопу. Мой отец умер, когда мне было пять лет. Его повесили двадцать белых в простынях и капюшонах. Вы спрашиваете меня, почему я работаю в Пуласки. Я вам отвечу. Эти ублюдки каждый день должны помнить: Боцифус Хейнс ничего не забыл. И этот бой я не прекращу никогда, Профессор. Никогда. Он у меня в крови. Для этого я родился. А себя не переделаешь. И когда я сказал, что вы сдрейфили, вы тотчас встрепенулись. Вы поднялись, чтобы драться. А сдадитесь – это будете не вы.

Он замолчал, тяжело переводя дыхание.

– Я и не сдаюсь, – возразил Том. Он яростно глянул на Хейнса, явно устав от нотаций.

Бо ответил яростным взглядом, но через несколько секунд его лицо расплылось в улыбке, и он глянул вниз.

– Мы те, кто мы есть, Том. Мы с вами – как этот бульдог.

Том смущенно поморщился и глянул на Массо, который мирно посапывал.

– Именно. – Бо улыбнулся и тоже посмотрел на собаку. – Вот Массо. Что вы видите? Смирный и добрый пес, который лижет вас в лицо и целый день дрыхнет. Он стал таким, потому что таким его за долгие годы сделали люди. Одомашнили. Слышите меня?

– Слышу, но что ты хочешь…

– Сейчас объясню. Английский бульдог – это не домашняя собачка. Английский бульдог – это потомок бульмастифа, бойцовый пес. Воин. В старые времена бульдогами пользовались полицейские, когда ловили бешеных быков. Бешеных быков. Они вцеплялись быку в нос и так держали, пока полицейский не надевал на быка узду. И Массо именно такой. Это его суть. Жаль, что вы никогда его таким не увидите. Он скоро уйдет, а его так никто по-настоящему и не обидел. Но готов спорить, Профессор, – даже сейчас, когда он уже стар, как Мафусаил, если кто его обидит – ему и в голову не придет отойти в сторонку, лечь на травку и умереть. – Он смолк. – Помяните мое слово. Я, Боцифус Хейнс, беру в свидетели Иисуса Христа – этот пес даст настоящий бой.

Том долго стоял и смотрел на него. Сквозь сосны пробивался легкий ветерок. Наконец он не выдержал и улыбнулся.

– Откуда ты столько знаешь про бульдогов?

– Джэзз любит смотреть исторический канал. – Бо ухмыльнулся. – По большей части всякую хрень показывают.

Макмертри засмеялся – и низ живота откликнулся болью. Он покосился на Хейнса.

– Ты хочешь сказать мне, что я – бульдог?

Бо улыбнулся и с легким прищуром подошел поближе.

– Хочу сказать, что вас обидела юридическая школа и лично Джеймсон Тайлер, и если не дадите им сдачи – откажетесь от себя самого. Что вы больной и старый – не имеет значения. Вы такой, какой есть. Как и я. – Он помолчал. – Как и Массо.

Он подался вперед, обхватил Тома и крепко стиснул.

– Это мое заключительное слово, старый вы пес.

Бо пошел было прочь, но, не поворачивая головы, остановился.

– Профессор, извините меня за последнее предложение в этой статье. Я подумал, вас надо подтолкнуть в верном направлении.

Том наморщил брови и взял газету. Он не дочитал ее до конца, ему хватило того, что там написали о Дон. Последнее предложение просто пропустил. Теперь прочитал вслух – и кровь бросилась в голову.

«Нам стало известно, что Профессор болен и, возможно, при смерти, поэтому он уехал на семейную ферму в Хейзел Грин, Алабама».

– «Болен» и «при смерти» – это они добавили сами, но штрих получился неплохой, – сказал Бо и пошел к своей машине.

– Черт возьми! – воскликнул Том. – Они слетятся сюда, как стервятники! Зачем ты это сделал?! – Том был в отчаянии.

Добравшись до просеки, Хейнс повернулся – на лице его играла улыбка.

– Вы не можете прятаться здесь вечно, старый пес.