Прорыв отложили до заката. В сумерках меньше шансов поймать арбалетный болт, да и в темном лесу куда как сподручней играть в прятки со смертью. Не говоря уже о том, что после не самого простого ритуала мне требовалось хоть немного прийти в себя.

– Попробую укрыть нас в тенях, – предложил я, не испытывая при этом никакой уверенности в собственных силах. – Не уверен, что получится, но попробовать – попробую.

– Почему тогда не дождаться ночи? – удивился Макс.

– Они и сами ждут ее, чтобы атаковать, – покачал головой брат Стеффен. – А в сумерках караульные будут не столь бдительны.

Пока же одержимых было не видно и не слышно. Демон не хотел попусту рисковать своим воинством, пополнить которое не так-то и просто, и нам оставалось только радоваться краткой передышке. Но радоваться не получалось.

Земляной пол пропитался кровью, и эта смердящая смертью грязь мерзко чавкала под ногами, да еще глотку и глаза драло от пороховой гари. Нестерпимо хотелось промочить горло и умыться, но воды у нас не было. Ни воды, ни еды.

Пить кровь и жрать мертвечину? Нет, до такого мы точно не дойдем. Не успеем потерять человеческий облик по объективным причинам: одержимые прикончат нас раньше. Еще пара атак, и просто не сможем отбиться. Сомнут. Да и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы незаметно подкрасться и зашвырнуть внутрь ручную бомбу. С потерей наблюдательного пункта на втором этаже пропала и всякая возможность контролировать подходы к дому.

– Может, они ушли? – предположил Макс. – Не видать никого.

Брат Стеффен только фыркнул.

– Даже не надейся! Инкуб от нас не отстанет. Мы для него будто кость в глотке!

– С чего бы это? – нахмурился порученец архиепископа. – Фальк мертв, имя для нас потеряно. Мы больше не опасны для демона!

– Еще как опасны! – горько усмехнулся я. – Мы о нем знаем и неминуемо наведем на его след погоню. У твари земля под ногами гореть будет. Единственный выход – прикончить нас всех до одного. Тогда никто не докопается до истины. Никто не поймет, что здесь произошло.

Макс сплюнул и вновь отвернулся к окну, а брат Стеффен отдал перевязь и пистоли убитого стрелка Касу, мне же вручил штуцер. Я не стал отказываться от оружия, но по здравом размышлении решил, что идти на прорыв с мушкетом – идея не из лучших, и убрал его в чехол. Заброшу перед рывком за спину, а дальше видно будет. Глядишь, и пригодится.

И без того в нашем распоряжении четыре арбалета и столько же пистолей, да еще мои скромные таланты. Прорвемся. Наверное.

Меня до сих пор мутило, а жжение в левой руке особо и не начинало утихать. Заблокированную часть эфирного тела переполняла энергия; рабочая область, напротив, была истощена до предела, и этот дисбаланс ощущался уже физически. Водой бы себя окатить, но тогда точно морок наложить не сумею. Да и нет у нас воды. О чем вообще я? Святые небеса! Неужто бредить начинаю?

Какое-то время я всерьез раздумывал о том, не погрызть ли заготовку магического жезла. Рот наполнялся слюнями при одной только мысли о палке, пропитанной экстрактом корня мандрагоры. Но не стал. Сдержался. До заката оставалось еще несколько часов, успею и без столь радикальных мер собраться с силами.

Навести морок да выставить защиту против арбалетных болтов не так уж сложно, куда больше меня беспокоили мушкеты из сруба с пушкой. Пусть пока что одержимые в ход их и не пускали, всерьез уповать на забывчивость солдат не приходилось. С мушкетерами, будь они неладны, нам столкнуться еще предстоит. У меня сомнений в этом не было ни малейших.

Я вздохнул и принялся выстраивать в голове нужные схемы и подгонять их под свое нынешнее плачевное состояние. Стоило потратить время с умом и как следует все продумать, дабы свести к минимуму нагрузку на эфирное тело при грядущем наложении чар. Даже если придется усложнить схему – не страшно, успею провести все необходимые расчеты и приготовления. Должен успеть.

Морок, полог и маленький сюрприз для мушкетеров. На большее меня уже точно не хватит, да и так на следующие несколько седмиц придется о магических фокусах, от греха подальше, забыть. А то надорвусь. Тогда и мигрень на полгода вперед обеспечена, и ночь за ночью кошмары станут приходить. Да и беспрестанно ощущать, как впиваются в левую руку ядовитые жала призрачных ос, приятного мало. А неприятного – много. И это еще мягко сказано.

Эх, мне бы выжимку корня мандрагоры! Но чего нет, того нет.

Творить чары я ушел во вторую комнату. В голове к этому времени давно сложился должный порядок действий, но мало было соткать уже придуманные и продуманные заклинания, их еще требовалось удержать до того момента, когда в них возникнет нужда.

Жезлом я прорезал пространство и перекраивал эфир, вил силовые нити, выводил петли и затягивал узлы. Каждое новое плетение повисало на мне вполне ощутимым грузом, давило к земле, капля за каплей вытягивало и без того невеликие остатки сил. В голове стучало, в груди понемногу разгорался жар рукотворного солнца. Уколы боли отдавали в левое плечо все резче и резче.

Готовые чары – будто заведенная до упора пружина. Только ослабь хватку – и выстрелит. Ритуалистам безумно сложно контролировать уже сотканное плетение, а с моим ущербным эфирным телом это и вовсе сродни балансированию на канате с завязанными глазами. Меня чуть не разорвало.

– Прорываться будем к вершине холма, – сказал Макс вон Сюйд, когда я вернулся к своим товарищам по несчастью. – Там нас точно не ждут. А если загонят в лог, внизу и останемся. Перебьют, как курей.

– А дальше? – спросил брат Стеффен. – Куда пойдем дальше?

– Помните плот на берегу болота? Уплывем на нем, – предложил порученец архиепископа.

Брат Кас нахмурился, восстанавливая в памяти вчерашнюю вылазку в лес, что-то прикинул и сказал:

– От холма на запад, а дальше – вдоль ручья. Не промахнемся.

Ловчий кивнул и обратился ко мне:

– Магистр, постарайтесь не отставать.

– Постараюсь, – криво улыбнулся я и заставил себя ослабить хватку стиснувших колдовской жезл пальцев. Те уже побелели и понемногу теряли чувствительность.

– Помолимся! – сказал тогда брат Стеффен.

И мы помолились. Не важно, насколько набожен человек; когда жизнь висит на волоске, всяк начинает уповать на веру. Особенно если его одежда забрызгана кровью товарищей, лицо посерело от пороховой гари, а в ушах беспрестанным звоном звучат отголоски оглушительных взрывов.

Солнце уже коснулось деревьев, тени удлинились, и начало быстро темнеть. Макс подобрался к окну и спросил:

– Начинаем?

– Начинаем, – подтвердил брат Стеффен, и черно-красные стали оттаскивать от забаррикадированного дверного проема обезглавленные тела.

Макс поспешил на помощь братьям-герхардианцам, а я с невероятным облегчением выпустил на волю морок. Тени и вечерний сумрак сплелись воедино и растеклись, затягивая эту сторону кузницы чуть более глубокой темнотой, нежели сгустилась по соседству. Я дотянулся до эфирных тел спутников и аккуратно вплел их в структуру маскировочных чар.

– Только не удаляйтесь от меня! – предупредил я и дал отмашку: – Идем!

Выходить из-под прикрытия исклеванных ядрами стен на открытое пространство было откровенно страшно. Сердце лихорадочно билось в ожидании криков и выстрелов, но – ничего. Нас не заметили.

Я отлип от угла кузницы последним, глубоко вздохнул, перебарывая головокружение, и двинулся к вершине холма. Морок не наделял людей истинной невидимостью, он лишь заставлял наши силуэты сливаться с тенями, лишал их привычных очертаний, размазывал по склону и укрывал среди валунов. А еще понемногу расслаивался, истлевал и тянулся следом, будто содранная кожа.

Ощущения были мерзкими до невозможности, но я стиснул зубы и продолжал упрямо продвигаться к вершине. Вперед! Только вперед!

Хватило моих чар на две дюжины шагов, а потом в кустах заголосили одержимые, и вдогонку нам полетели арбалетные болты. Сотканный из эфира и теней полог закружил их и отбросил в сторону.

– Ходу! – рявкнул я, срываясь на бег.

Защитное заклинание стремительно распадалось и развеивалось; усталость мешала удержать его под контролем, сознание путалось, в реальность то и дело прорывались неописуемые краски незримой стихии. К счастью, вдогонку нам больше не стреляли. Крики за спиной смолкли, но одержимые не отстали, они бросились в погоню молча, будто волчья стая.

Изначальный отрыв позволил взлететь на вершину холма, опережая преследователей на несколько десятков шагов, и все бы ничего, но там навстречу поднялись три затаившиеся меж камней фигуры. Гандлангеры вскинули мушкеты, и я резко махнул жезлом, активируя последнее заклинание.

Клацнули кремневые замки, искры не полетели, порох не загорелся. Макс и Стеффен застрелили двух одержимых из арбалетов и накинулись на уцелевшего мушкетера. Тот попытался нанизать ловчего на штык; герхардианец уклонился и перехватил ствол, дав возможность порученцу архиепископа раскроить череп одержимого страшным ударом шпаги.

Я сунул ненужный более жезл в подсумок, вытянул из-за пояса пистоли, развернулся и пальнул по несшимся вдогонку одержимым. Брат Кас последовал моему примеру, и кто-то из самых резвых преследователей покатился по земле, кто-то согнулся в три погибели и завыл от боли.

А мы кинулись прочь. Промчались по голой вершине холма, сбежали с нее и понеслись по склону, едва успевая уклоняться от летевших в лицо ветвей и сучьев. То и дело попадались камни и поваленные ветром деревца, приходилось перескакивать через них, рискуя упасть и свернуть шею. Каждый шаг отдавался острой резью в едва-едва зажившем бедре, да еще шпага путалась в ногах и мешала бежать, в итоге я вытянул ее из ножен и ринулся дальше, придерживая клинок левой рукой.

Не отставать! Не отставать! В одиночку я сразу заплутаю и стану легкой добычей егерей!

Послышался отзвук угодившего в дерево болта, но в вечернем лесу стрелкам нас было уже не достать. Мы затерялись в зарослях, погоня отстала. В отдалении зазвучала перекличка, преследователи потеряли нас из виду. Упустили. И все же я и не думал замедлять бег. Глотка пересохла, легкие горели огнем, каждый вдох рвал их болью, но я бежал, бежал и бежал.

Увы, преследователи знали местность как свои пять пальцев, они рассыпались по лесу частой гребенкой, намереваясь прижать нас к оврагу с бурной речушкой, и в своем начинании отчасти даже преуспели. Я бежал вдоль крутого обрыва, изо всех сил стараясь не отставать от остальных, когда из кустов, будто демоны из мрака запределья, выскочили два егеря. Герхардианцев они перехватить не успели и накинулись на мчавшегося передо мной Макса. Тот отбил летевший ему в голову фальшион и на бегу рубанул солдата шпагой, тогда второй одержимый подбил ноги порученца архиепископа копьем. Макс вскрикнул от боли и покатился по земле.

Я с разбегу обрушил на голову егеря свой клинок, но выродок ловко извернулся и принял удар на древко. Шпага оставила зарубку и отскочила, одержимый в ответ ткнул меня хищным наконечником копья. Крутанув оружие, я отбил острие вниз и в сторону, шагнул вперед, не позволяя противнику разорвать дистанцию, и обратным движением полоснул его по ноге. Лезвие легко распороло кожу и плоть, и все же ранение оказалось не слишком серьезным; егерь, вновь перехватив копье обеими руками, оттолкнул меня древком.

На отступе я ударил шпагой; метил в голову, а попал по плечу, и клинок соскользнул с кольчуги. Бородач тут же поменял хват и выбросил вперед копье. Парировать неожиданный выпад не получилось, спасла кольчуга. Острие хоть и распороло куртку и камзол, пробить стальные звенья не смогло и с мерзко проскрежетало по боку.

И все бы ничего, но тычок заставил отшатнуться, под ногу подвернулось корневище, и я завалился на спину, покатился по крутому склону оврага, а миг спустя и вовсе рухнул в бурный поток и с головой ушел под воду. Холод опалил ледяным огнем и сбил дыхание, а немалый груз оружия и кольчуги вкупе с промокшей одеждой враз потянул на дно. Каким-то чудом я умудрился вынырнуть и хватануть воздух разинутым ртом. Студеная вода тут же сомкнулась надо мной, закружила и потащила по камням, приложила о здоровенный валун и уволокла дальше, не позволив ухватиться и выбраться на берег.

Спасло переброшенное через овраг дерево. Я вцепился в него обеими руками и лихорадочно засучил ногами, не в силах выбраться на этот импровизированный мосток, а миг спустя кто-то ухватил меня и одним рывком выволок на берег. Я разглядел в темноте черно-красное одеяние брата Каса и скорчился на земле, откашливаясь, отплевываясь и дрожа от холода.

– Молчи! – шикнул Стеффен.

Братья ухватили меня под руки и волоком потащили от оврага. Я и не думал протестовать. Изматывающая волшба, лихорадочное бегство и купание в ледяной воде лишили последних сил. Потом уже, когда откашлялся и начал уверенно держаться на ногах, заковылял прочь от оврага самостоятельно. Благо трусили мы под уклон, а лес поредел, и не было опасности распороть лицо о сучья или случайно налететь на неожиданное препятствие.

Преследователи потеряли нас на той стороне оврага, и постепенно братья успокоились, замедлили шаг, завертели головами в поисках ориентиров. Я заволновался было, но очень скоро Кас вытянул руку и сказал:

– Туда!

Герхардианец не ошибся: почти сразу под ногами захлюпала вода, затем потянулись ивы и повеяло сыростью. Петлявшая меж кустов тропинка вывела нас на небольшую полянку, за которой чернела окруженная камышом заводь. Тут же лежал вытащенный на землю плот, вполне способный выдержать трех-четырех человек. У покосившегося шалаша стояли длинные ошкуренные шесты.

– Тащи! – указал мне на них брат Стеффен, и я поспешил выполнить распоряжение.

Надо убираться отсюда, пока не нагрянули егеря!

Промедление смерти подобно!

Доковыляв с тяжеленными палками до берега, я не удержался и рухнул на колени, тогда герхардианцы заволокли меня на уже спущенный на воду плот и принялись работать шестами, которые беспрестанно вязли в илистом дне. Хорошо хоть в камышах обнаружилась прореха, и берег вскоре скрылся, растворился во тьме. Течение подхватило плот и потащило в ночь. Над головой загадочно моргали зеленые огоньки звезд, и я бы восхитился красотой мироздания, если б не дрожал в ознобе. Холодно. После купания в студеной воде мне было жутко холодно.

– Что с Максом? – спросил тогда ловчий.

– Ему не повезло, – коротко ответил я, вытянул из-за пазухи сверток вощеной бумаги и разложил перед собой документы, но волновался напрасно: недолгое купание не успело испортить их. Местами начали расплываться подмоченные чернила, а в целом текст остался вполне читаем.

Вскоре течение ослабло, и братьям вновь пришлось налечь на шесты. Вымотаны они были ничуть не меньше моего, поэтому, когда из черноты выплыл силуэт небольшого островка, восприняли это знаком судьбы и направили к нему плот.

– Стоит ли терять время? – усомнился я. – Надо убираться отсюда!

– Не видно ни зги, – проворчал Кас. – Проще простого в засаду угодить.

– Местные говорили, болота соединены протокой с рекой, там нас и будут караулить, – поддержал собрата ловчий и приналег на шест. – Попробуем проскользнуть на рассвете. По реке в два счета доберемся до заставы, которую проезжали по дороге в Луксалу.

Я вздохнул, спрыгнул с плота и по колено в воде побрел к берегу.

Все равно вымок до нитки. Хуже точно не будет.

Островок оказался невелик, и большая его часть заросла камышом. Но все было не так уж и плохо. Нам несказанно повезло обнаружить рыбацкий навес, запас привезенного с берега валежника и здоровенный глиняный горшок, треснутый, но еще пригодный для использования.

Заросли закрывали очаг со всех сторон, и брат Стеффен рискнул развести огонь, а Кас отправился за водой.

– Раздевайтесь, магистр, – посоветовал мне ловчий. – Если не просушите одежду, разболеетесь.

Да я и сам думал ровно так же, поэтому избавился от подсумка и кинул его на землю. Заготовка магического жезла вывалилась, и стоило бы предупредить, что ее не следует кидать в огонь, но у меня зуб на зуб от озноба не попадал. Негнущимися пальцами я расстегнул куртку и повесил ее на распорки, предназначенные для сушки сетей. Брат Стеффен помог стянуть кольчугу, а дальше я уже самостоятельно избавился от стеганого колета, сапог, рубахи и штанов. Мокрое исподнее тоже оставлять не стал, разве что надел обратно выжатые панталоны. Влажная ткань неприятно липла к телу, но самую малость стало теплее.

Когда вернулся Кас, ловчий установил горшок на очаг и спросил:

– Дать вам куртку?

– Не стоит, – отказался я, стуча зубами от холода, и принялся выжимать рубаху. Подержал ее немного у огня, затем надел и начал разбирать оружие. Мушкет в кожаном чехле не вымок, а вот пистоли требовалось как можно скорее прочистить и протереть.

Ловчий рассмеялся.

– Наемник однажды – наемник навсегда!

Я не обратил внимания на упоминание о собственном прошлом, лишь кивнул. Даже не знаю, стал бы ландскнехт сначала заниматься одеждой или первым делом начал приводить в порядок оружие.

Брат Кас выдернул из земли приглянувшуюся ему палку и обрывком веревки примотал к ее концу арбалетный болт. В кожаном колчане тех осталось не меньше полудюжины, поэтому Стеффен протестовать не стал. Нам с единственным самострелом больше в любом случае не понадобится.

– Не уходи далеко и возьми штуцер, – лишь предупредил ловчий, расстегнул поясную сумку и принялся развязывать матерчатые мешочки, заполненные листьями и соцветиями разных трав.

Кас снял оружейную перевязь, сюрко и сапоги, закатал штанины и растворился во тьме. Вскоре шорох камышей смолк и послышался негромкий плеск.

Я уселся у костра, обхватил себя руками и попытался сдержать сотрясавшую тело дрожь. Уха пришлась бы сейчас весьма кстати, но отмеряемые Стеффеном травы нисколько не походили на специи, коими приправляют рыбный суп.

– Горячий отвар поможет восстановить силы, – подсказал ловчий, перехватив мой озадаченный взгляд. Потом спросил: – А где ваша шпага?

– Утопил, – поморщился я, снял с оружейного ремня пустые ножны и откинул их в камыши.

Вода понемногу начала закипать, но Стеффен не торопился забрасывать в горшок свои травки. Он с интересом посматривал на меня и время от времени подкладывал в огонь сухие ветки. А я просто сидел рядом с очагом и с блаженной улыбкой впитывал идущее от него тепло.

Купание в реке избавило от излишков магической энергии, и я едва ощущал собственное эфирное тело, зато от левого запястья перестали стрелять к шее болезненные судороги. Да еще в голове смолкло назойливое жужжание призрачных ос, и это не могло не радовать, с какой стороны ни посмотри.

Я пришел в норму, просто очень устал и еще более замерз. Но не беда! Сейчас обсохну и отогреюсь, а на рассвете тронемся в путь и к полудню – а то и раньше! – доберемся до армейской заставы. Мне хотелось так думать. Это помогало не обращать внимания на гулявший над заводью ветерок, стылый и противный.

Умиротворение. Я настолько вымотался, что начал ощущать умиротворение, просто греясь у костра.

Все испортил брат Стеффен. Он пригладил ладонью курчавую бородку и вдруг произнес:

– Признаюсь, магистр, я впечатлен. Сегодня вы спасли нас всех. А ведь Вильгельм уверял меня, что ваш дар заблокирован безвозвратно.

Мысленно я проклял слишком уж болтливого подручного барона аус Баргена и развел руками.

– Слухи и сплетни, брат Стеффен. Слухи и сплетни, не более того.

Ловчий кивнул.

– Но ангельская печать у вас на спине…

Он не договорил, да в этом и не было никакой нужды. Несмотря на темень ночи, герхардианец разглядел выжженное на моей правой лопатке клеймо, а всякому знающему человеку известно, что с подобной меткой колдун теряет возможность касаться эфира и управлять им.

Я попытался вспомнить, как давно стих плеск воды, не смог и беспечно улыбнулся.

– Вам доводилось бывать в Лаваре? – спросил я и задумчиво взглянул на пистоли, но оружие еще не просохло, попытка зарядить его стала бы пустой тратой пороха.

Неожиданный вопрос озадачил Стеффена, он закинул в горшок отобранные травы и признал:

– Не доводилось.

Листья и соцветия не утонули, закачались на бурлящей поверхности, и ловчий огляделся в поисках палочки, которой смог бы разогнать сбившуюся в комки траву. Я поднял вылетевшую из подсумка заготовку магического жезла и вложил ее в ладонь собеседника. Тот с благодарностью принял ошкуренную ветвь дуба и начал помешивать ею воду.

– Любого заклинателя, попавшего в руки лаварских скопидомов, ждала долгая и мучительная смерть, – сказал я ловчему, который не мог не слышать об учении ересиарха Тибальта. – Многие колдуны сознательно наносили себе подобные… украшения. В случае пленения это давало возможность заявить об отречении от греховных способностей.

Брат Стеффен отвлекся от помешивания травяного настоя и посмотрел на меня с нескрываемым сомнением.

– Но блокировка необратима, магистр!

Я лишь рассмеялся.

– Мало кто в точности знает плетение ангельской печати. Достаточно допустить одну-две неточности, и клеймо станет банальным подобием татуировки. Это лишь видимость!

Ловчий покачал головой.

– Никогда бы не подумал, – проворчал он и продолжил размешивать кипящий отвар.

– По понятным причинам о таком предпочитали не распространяться, – улыбнулся я. – Позже была возможность свести клеймо, но не стал. Слыть лишенным дара оказалось не так уж и плохо. Люди, с которыми мне приходится вести дела, склонны недооценивать простецов. Это во многом упрощает работу.

Брат Стеффен стряхнул капли с заготовки жезла и бросил ее на землю, затем снял горшок с огня.

– Немного остынет, и можно пить, – сказал он и отошел к рыбацкому навесу, пошарил в набросанном там хламе и вернулся с надколотой глиняной кружкой без ручки.

– Плохо другое, – пробормотал я, вживаясь в роль. – Отсутствие практики притупляет талант. Прежде я бы и вполовину так не вымотался.

Ловчий зачерпнул травяного отвара и подул на кипяток. Меня вновь начала бить крупная дрожь. Холодно. Холодно. Холодно. А развешенная вокруг очага одежда просохнет разве что к утру. Плохо.

Брат Стеффен оценил мой измученный вид, в несколько быстрых глотков осушил кружку и вновь наполнил ее.

– Пейте, магистр, – сказал ловчий, шумно переведя дух. – Сразу станет легче.

Я принял выщербленную посудину и стиснул ее озябшими пальцами. Горячие глиняные бока обожгли ладони, пар защекотал ноздри ароматом незнакомых трав. Я принюхался, затем осторожно пригубил отвар, сглотнул и блаженно улыбнулся. Привкус корня мандрагоры потерялся в общем букете, но по мне будто пробежалась живительная волна. Хорошо, очень хорошо.

Опустошив кружку, я протянул ее Стеффену, тот наклонился вперед и вдруг ухватил за руки. Сильные пальцы стиснули запястья, и тут же шею захлестнула веревка. Бесшумно подобравшийся сзади Кас рывком завалил меня на спину и принялся закручивать удавку.

Святые небеса! За что?!

Я забился, пытаясь высвободиться, но хватка ловчего оказалась воистину стальной, да он еще навалился сверху и прижал к земле, лишив всякой подвижности. Перед глазами замелькали серые точки, в ушах зазвенело, и сознание поначалу неспешно, а потом все быстрее и быстрее устремилось в черный омут забытья.

Тьма! Очень скоро во всем мире осталась одна лишь тьма.