Увы, спокойно поразмыслить и проанализировать полученные ответы не получилось. Фельдфебель Сепп выскочил из сруба вслед за мной и с ходу потребовал объяснений:

– Магистр, почему из протокола были исключены слова о молитве? Разве это не свидетельство набожности…

– Набожность не поднимает мертвецов, лейтенант! – резко бросил я. – Если в ответ на молитву восстают мертвые – это истинное чудо. А оценка всякого заявления о чуде находится в компетенции матери нашей – церкви. Вселенской комиссии пришлось бы умыть руки.

Лично сам я с превеликим удовольствием сплавил бы Фалька столичным каноникам, но, боюсь, после такого фортеля о хорошем отношении его высокопреосвященства придется позабыть навсегда.

Сепп усмехнулся в рыжие усы и спросил:

– Так Фальк и в самом деле учился в университете?

– Не все сразу, лейтенант. Не все сразу.

Пусть истинная телепатия с проникновением в мысли собеседника и встречалась чрезвычайно редко, но хватало и прохиндеев, которые без всякой магии читали собеседника как открытую книгу. Мои умудренные жизнью коллеги никогда заранее не смотрели ответы на вопросы решебника и занимались их сверкой с показаниями задержанных уже после окончания допроса. Я полагал такой подход вполне разумным и следовал ему с первых дней службы.

– И сколько времени понадобится на окончательный ответ? – и не подумал отстать от меня Сепп.

Стремление фельдфебеля избавиться от арестанта было вполне объяснимым, но я лишь покачал головой, отошел к сложенному из камней очагу посреди двора и, потеснив артиллеристов, уселся на краешек одного из уложенных там бревен. Прежде чем говорить о каких-либо перспективах, следовало ознакомиться с результатами допроса.

Я зашелестел страницами решебника, а стоявший в дверях сруба ротный колдун позвал лопавшего кашу племянника некроманта:

– Руне! Ты нужен дяде!

Мальчишка отставил начисто выскобленную миску, схватил ведро и побежал к срубу. Магистр Тедер украдкой сунул ему леденец и посторонился, запуская внутрь.

– За Фальком ухаживает его племянник? – удивился я.

– Они не остаются наедине. Всегда присматривает кто-то из моих людей, – пожал плечами фельдфебель Сепп и отошел, но уходить со двора не стал и принялся вышагивать туда-сюда, прожигая гневными взглядами артиллеристов. Те не обращали на командира роты никакого внимания и продолжали заниматься своими делами.

Я вздохнул и приступил к сверке ответов. Как и полагал изначально, ошибок Ивар Фальк почти не допустил, да и те вполне можно было списать на счет банальной забывчивости. И все же меня не оставляло ощущение, что некромант водит нас за нос.

– Ну? – полюбопытствовал фельдфебель Сепп некоторое время спустя.

– Будем считать, – вздохнул я, – что Фальк говорит о своем обучении правду.

– О! – улыбнулся командир роты. – И когда заберете его?

– Завтра… послезавтра… Еще нужно опросить кметов касательно произошедшего той ночью.

Фельдфебель кивнул и поскреб щеку.

– Одна просьба к вам, магистр. Не тяните с отъездом. Со дня на день прибудет сборщик податей, мне понадобятся все свободные люди.

– У мытаря нет своей охраны?

– Есть, как не быть! Но они не знают здешних мест. – Сепп скривился и добавил: – А начнут бузить местные, даже с моей ротой успокоить их будет непросто.

– Мне говорили, северным поселениям дали послабления по налогам.

– Они не платят за землю, не вносят подушный и подворный налоги, – подтвердил фельдфебель, – но леса принадлежат герцогу. Местные бьют в них лису и соболя, продают пушнину в Ролле. Часть дохода идет в казну.

– Звучит справедливо.

– Только вот расплачиваются за пушнину медью, а сборы подлежат уплате серебром!

– О-о-о! – протянул я, вспомнив всученные менялой квадратные фердинги.

Фельдфебель Сепп отошел, а я убрал бумаги в саквояж и потянул носом воздух. От аромата стряпни в животе заурчало.

– Любезный! – обратился я к кашевару. – А не найдется лишней порции?

Тот присвистнул от удивления.

– Нешто солдатской кормежкой не побрезгуете?

Я рассмеялся.

– Школяры, брат, в еде непривередливы, а когда в Лаваре еретики наш обоз перехватили, мы и вовсе седмицу всей батареей змей ловили и без масла жарили.

– Так вы, никак, из наших? – спросил кашевар, передавая миску и кружку травяного настоя.

– Доводилось пострелять, да.

Тут уж на меня с любопытством уставились все без исключения. Я принялся уплетать за обе щеки кашу, а попутно рассказал пару историй из своего недолгого армейского житья-бытья. Смешных, не страшных. Как бомбы рвут на части людей, эти парни знали и без меня.

Когда вернул пустую миску и уже собрался уходить, послышался громогласный рык фельдфебеля.

– Вице-фейерверкер Пиир! – возмущенно провозгласил он. – Вы опять пьяны?!

Долговязый сутулый артиллерист в мундире с нашивками командира орудия и табельным стилетом на поясе выпятил впалую грудь и потребовал:

– Фейерверкер, с вашего позволения!

Унтер-офицеры принялись жечь друг друга злобными взглядами, и фельдфебель повторил свой вопрос уже не столь напористо и громко:

– Фейерверкер Пиир, вы пьяны?

Командир орудия тоже понизил голос, его слов я не расслышал вовсе.

– Фейерверкер устав знает туго, – усмехнулся один из артиллеристов. – Его на хромой кобыле не объедешь!

И точно – очень быстро разговор завершился, и фельдфебель Сепп, раздраженно топорща рыжие усы, ушел муштровать безропотно сносивших придирки егерей и арбалетчиков. А фейерверкер подошел познакомиться.

Был он на полголовы выше меня и старше лет на пятнадцать, узкоплечий и худой, но жилистый. И определенно слегка подвыпивший, от него явственно попахивало свежим перегаром, а мундир пребывал в беспорядке.

– Обер-фейерверкер в отставке? – присвистнул он. – Молодой да ранний, да?

Я покачал головой.

– Временно произвели в чин из-за убыли вышестоящих офицеров.

– Война! – с некоторой даже завистью протянул Пиир и взлохматил спутанные светлые волосы. – Война – дело такое… – Он обвел рукой сидевших на бревнах солдат и спросил: – А о моих орлах что можете сказать?

– В деле их не видел, что тут скажешь, – пожал я плечами. – Могу предположить, что в расчете – дюжина человек. Два бомбардира, два канонира и восемь гандлангеров. Из последних четверо при орудии, еще по двое при передке и зарядном ящике.

Фейерверкер неопределенно покрутил в воздухе ладонью с растопыренными пальцами, почесал шею с крупным кадыком и вдруг предложил:

– А не желаете взглянуть на мою малышку?

– С превеликим удовольствием! – согласился я.

Мы отошли к срубу, у широких двустворчатых дверей которого дежурил артиллерист в кирасе и открытом стальном шлеме. Помимо палаша на его боку висела сумка с ручными бомбами.

Пиир отпер массивный висячий замок, с натугой потянул сразу за обе ручки и, распахнув двери, запустил меня внутрь.

– Вот! – с гордостью объявил он, проходя мимо пирамиды с тремя мушкетами. – Моя красотка!

Установленная на двухколесный лафет пушка достигала в длину роста человека с вытянутой над головой рукой. На потемневшей меди серебрилась ажурная вязь магических формул, призванных гасить заклинания вражеских колдунов, а запальное отверстие было окружено сложной системой выгравированных на металле звезд. Работа была проделана кропотливая и, на мой взгляд, лишенная очевидных слабых мест. Ни воспрепятствовать подрыву порохового заряда, ни запалить его раньше времени не представлялось никакой возможности.

С некоторой натяжкой к недочетам стоило отнести лишь тот факт, что магические формулы покрывали только первый и второй уступы да еще дульный срез, в то время как самые предусмотрительные мастера защищали ими и ядровый излет. Разумеется, это требовало дополнительных затрат и отнимало немало времени, зато гарантированно закрывало всякую возможность повлиять на орудие магией.

– Ну и как она вам? – поинтересовался фейерверкер, когда я обошел вокруг пушки. – Красотка ведь! Скажите!

– Не то слово! – отозвался я, нисколько не покривив душой.

Дульное отверстие отнюдь не поражало размерами, взрослый мужчина не сумел бы просунуть в него сжатый кулак, но впечатление это было обманчивым. Одно дело – рассуждать о калибрах за кружкой пива и совсем другое – встать напротив подобного орудия на поле боя.

– Двухфунтовая? – предположил я навскидку.

– Глаз у вас наметан! – усмехнулся Пиир, доставая из ящика глиняную бутыль и кружку. – Выпьем за встречу, магистр?

Я отказываться не стал и кивнул.

– Всенепременно, сеньор фейерверкер!

Пиир послал караульного за второй кружкой и зубами выдернул деревянную пробку, а я, пользуясь оказией, присмотрелся к сложенным в углу снарядам. Соответствующих калибру пушки чугунных шаров было не слишком много, больше всего оказалось полуфунтовых ядер, обмазанных сосновой смолой и покрытых слоем мушкетных пуль. Хватало и картузов с обычной картечью. Бомб не было вовсе.

Я уточнил этот момент, и фейерверкер скривился.

– За поганый сенти удавиться готовы! – выругался он и протянул мне кружку с дрянной местной настойкой. – Посмотрите только, что за мушкеты нам дали! Кремневые замки, взгляните только! Даже наш ротный колдун их искру погасит, но на колесцовые нет денег!

– Зато на защиту зарядного ящика не поскупились, – заметил я в некотором даже изумлении.

Установленный на четыре колеса ящик был не просто обит медными листами – по его стенкам и крышке тянулись немалой толщины металлические жгуты, складывавшиеся в сложное плетение магической защиты. В тусклом свете сруба узоры выделялись белым отливом серебра.

Защитить запасы пороха – задача первоочередная для любой батареи, и все же со столь основательным подходом к делу мне прежде сталкиваться не доводилось.

– Это ж сколько на него ушло серебра? – протянул я, отпил шнапса и усмехнулся. – На попечение солдат не страшно оставлять?

Пиир подавился выпивкой, закашлялся и вытер губы обшлагом мундира.

– Серебра? – произнес он с непонятным выражением. – Серебра?! Да олово это! Несчастные крохоборы даже на гвоздики серебряные не расщедрились!

Я махом влил в себя настойку и взглянул на зарядный ящик по-новому. Его защита враз перестала казаться столь уж несокрушимой, в голове сами собой возникло несколько способов поднять арсенал на воздух. Начать хотя бы с того, что олово куда проще расплавить…

– Единственное, что позволяет мне спать спокойно, – усмехнулся фейерверкер, откинув крышку ящика, – так это дополнительная защита картузов. У вас формулы рисовали?

– Рисовали, – подтвердил я.

– А у нас вышивают!

Пиир вытянул из ящика первый попавшийся картуз, на тканевой оболочке которого и в самом деле выделялась вышитые медной канителью колдовские символы. Долго противостоять колдовскому воздействую они не могли, но вполне обеспечивали несколько минут для безопасного заряжания пушки, а в совокупности с защитой ящика и вовсе предельно усложняли работу вражеских ритуалистов.

– Неплохо придумано, – покачал я головой.

– Голь на выдумки хитра! – ухмыльнулся фейерверкер, вернул картуз в ящик и захлопнул крышку. Затем потер худой нос и взял бутылку. – Еще по капельке?

– Если только по капельке, – сказал я, протягивая кружку.

Иные знакомства дорогого стоят, но и накачиваться этим жутким пойлом мне было не с руки. Еще кметов опрашивать. Дольше необходимого я в этой дыре задерживаться не намеревался.

В опросе кметов мне взялись содействовать староста и каноник Йохан, но даже отсутствие языкового барьера нисколько не помогло. Жители деревни боялись лишний раз рот открыть, а когда все же начинали отвечать на вопросы, то безбожно путались в показаниях, не позволяя получить непротиворечивую картину произошедшего. Обычное дело для свидетелей, и все бы ничего, да только в отсутствии прямых улик воспоминания кметов приобретали решающее значение. Как ни печально было это признавать, но от них и лишь от них зависело осуждение или оправдание Ивара Фалька.

Это печалило. Что я за магистр-расследующий такой, если не могу собрать нормальную доказательную базу? Ах да! Я и не магистр-расследующий уже вовсе! Я печально рассмеялся и убрал в саквояж исписанные показаниями кметов листы.

Ивар Фальк – некромант, здесь двух мнений быть не могло, но у меня имелись определенные сомнения, что сторона обвинения добьется его осуждения. Проводи дознание церковные власти или даже орден Герхарда-чудотворца, некромант не избежал бы заслуженного воздаяния, но следователи Вселенской комиссии не рвали плоть раскаленными щипцами и не загоняли иголки под ногти.

«Гуманизм!» – мысленно поморщился я, пусть в самом этом слове и не было ровным счетом ничего предосудительного. Просто осознание факта, что в оправдании чернокнижника окажется львиная доля моей вины, душевному равновесию отнюдь не способствовало.

И ведь никак повлиять на ситуацию я уже не мог! Оставалось лишь уповать, что команде Стеффена удастся отыскать тайное логово Фалька. А возлагать подобные надежды на кого-то другого истинному профессионалу не с руки. Постыдно это. Такой удар по самолюбию, словно в душу плюнули.

Да эти надежды и не оправдались. Единственным успехом черно-красных стало обнаружение заброшенной кузницы, возле которой брат-ритуалист уловил отголоски проведения неких обрядов. По его словам, волшба творилась там определенно темная, но с обвиняемым это место было никак не связать.

Герхардианцы вернулись в деревню уже на закате, грязными и промокшими после долгих блужданий по окрестным лесам и болотам. Ловчий отпустил своих людей отдыхать, а сам уселся за стол, устало подпер голову руками и спросил:

– Фальк ваш или наш?

Я поморщился и был вынужден признать:

– Наш.

Брат Стеффен позволил себе удовлетворенную улыбку. Брать на себя рассмотрение столь неоднозначного в глазах обывателей случая герхардианцам нисколько не хотелось.

Вздохнув, я принялся откупоривать бутылку вина и сразу вспомнил о порученце архиепископа.

– Где потеряли вон Сюйда?

– У него возникли какие-то дела, – неопределенно пожал плечами Стеффен, принял от меня кружку, отхлебнул и осведомился: – Надеюсь, Фальк не уйдет от воздаяния?

Я ничего не ответил, сделал глоток белого, чуть сладкого вина и вздохнул.

– Мне нужны рабочие записи некроманта. Нужны веские доказательства. Мы, конечно, оценим его эфирное тело, но время упущено. И упущено безвозвратно…

Брат Стеффен влил в себя вино и передвинул мне пустую кружку, а когда я вновь наполнил ее, прорычал:

– Доказательства! Доказательства очевидного!

Нос ловчего еще больше скривился набок, он оскалился и шрам на нижней губе натянулся, угрожая лопнуть и закровоточить.

– Вы прикончили Клауса Шеера, будто бешеного пса, нисколько не заботясь сбором каких бы то ни было доказательств! – припомнил вдруг мне Стеффен чернокнижника, вознамерившегося распечатать место силы близ дороги на Стожьен. – Магистр! Вы просто сочли это правильным! Признали ублюдка виновным, отмерили наказание и привели приговор в исполнение! Вы не стали устраивать балаган с адвокатом, обвинителем и судьей!

Я спокойно выдержал испытующий взгляд собеседника, отпил вина и пожал плечами.

– Это была самооборона.

Ловчий расхохотался и приложил кружку ко лбу.

– Несчастному выродку оторвало голову! – напомнил он.

– Как уже говорил, я просто выстрелил, а чернокнижника разорвали вышедшие из-под контроля чары.

Брат Стеффен вяло отмахнулся и допил вино.

– Наша команда выслеживала Шеера месяц. Месяц он ускользал у нас из рук, а мы даже имени его не выяснили! Думаете, тот случай был первым? Как бы не так! Началось все с бригады лесорубов, потом эта шайка захватила дилижанс, и кровь потекла рекой. Чернокнижник разворошил пять мест силы. Пять! Он точно не был безумцем, у него имелся четкий план. Наверняка были и сообщники. Мы бы схватили его, не в этот раз, так в следующий, но Провидение решило иначе.

Я усмехнулся.

– Надо было позволить убить себя?

– У меня и в мыслях не было осуждать вас. Простите, магистр, если невольно обидел, – вздохнул брат Стеффен. – Прошу об одном: не позвольте некроманту уйти от воздаяния. Он ведь не успокоится, будет творить зло и дальше. Именно это я хотел до вас донести. Только это, и ничего, кроме того.

– Приложу все усилия.

– Понимаете, магистр… Все непросто. Орден сдерживает мессиан в южных провинциях Майнрихта, каждый день в приграничных стычках гибнет кто-то из моих братьев. Каждый божий день! И никому нет до этого дела. Пока что мы справляемся, но грядет большая война. Ублюдки из Мерсано и Киншаля готовятся осадить Лейгдорф и отрезать нас от выхода к Длинному морю. Я должен быть там и сражаться бок о бок со своими братьями, а вместо этого несу службу на другом конце света. Прошу: не лишайте мое пребывание здесь всякого смысла. Прижмите мерзавца!

Ловчий тяжко вздохнул и поднялся из-за стола.

– Доброй ночи, магистр, – только и сказал он, выходя на улицу.

И почти сразу скрипнула половица в соседней комнате. Макс вон Сюйд показался в дверях, огляделся и перешел к окну, желая убедиться, что брат Стеффен не собирается возвращаться. Вид у него при этом был донельзя хищный.

– Подслушивал? – усмехнулся я, выливая из бутылки себе в кружку остатки вина.

– Грешен, – признал порученец архиепископа без малейшей тени смущения, порылся в своих пожитках и выставил на стол еще одну бутыль. – За нашим другом нужен глаз да глаз!

– В самом деле? Мне он показался вполне искренним.

– О, брат Стеффен совсем непрост! – усмехнулся Макс. – Было время присмотреться к нему, пока бродили по лесам. Вовсе не уверен, что сюда его привел Ивар Фальк.

– Что же тогда?

– Ты, Филипп, – заявил вон Сюйд, заметил промелькнувшее у меня на лице изумление и поправился: – Не Филипп вон Черен сам по себе, но магистр Вселенской комиссии по этике.

Я глотнул вина, стремясь смыть неприятный привкус страха, и спросил:

– Зачем ему это?

– У герхардианцев амбициозные планы. Они ищут подходы к нужным людям, кого-то покупают, на кого-то собирают всяческую грязь. Ученое сословие неподсудно ордену, но свои люди во Вселенской комиссии могут все изменить. – Макс развалился за столом и остро глянул на меня поверх кружки вина. – Я немногое понял из вашего разговора, но Стеффен вполне осознанно толкал тебя на самосуд, давил на чувство вины. «Не дай избежать наказания некроманту, прикончи его без суда и следствия!» – говорил он. Но сделай так – и окажешься у ордена в руках. Или даже дашь им повод ограничить в правах Вселенскую комиссию!

Я обдумал это предположение и счел его вполне разумным. Быть может, брат Стеффен повстречался мне вовсе не случайно? Что, если он и в самом деле вознамерился завербовать меня? Но в чьих интересах: ордена или имперского Кабинета бдительности? Непонятно.

Макс ждал хоть какой-то реакции на свои слова, поэтому я фыркнул.

– Ты меня недооцениваешь.

– Рад, если так. – Порученец архиепископа выпил вина, огладил черные усы и прошелся по комнате. – Выходит, Фальк подсуден Вселенской комиссии?

– Не думаю, что архиепископа это порадует, но да – дело некроманта герхардианцам никак не перепоручить.

– Досадно, – разочарованно протянул Макс.

– Досадно?! – вспылил я. – Да ты хоть понимаешь, что нет никаких доказательств вины! Ловкий адвокат без всякого труда добьется его оправдания и выставит нас на посмешище. Святые небеса! У меня изжога начинается всякий раз, когда думаю об этом!

– И ничего нельзя сделать?

– Нужно найти записи Фалька. Если только он их не сжег…

Мы допили бутылку, и невесть откуда Макс достал еще одну. В голове зашумело, но опьянение не могло унять бушевавший в душе ураган эмоций. Скорее, даже наоборот.

Факт оставался фактом – я плохо выполнил свою работу. Не сумел разговорить чернокнижника, не смог собрать доказательства его деяний, подарил шанс избежать наказания. И это было… неправильно. А еще меня не оставляло ощущение, будто я упустил нечто важное. Словно отложил некую неприятную обязанность на будущее и совсем о ней позабыл.

Допрос подозреваемого, оценка его эфирного поля, опрос кметов, доклад ловчего… Что еще? Кто может пролить свет на события той злосчастной ночи? С кем я еще не поговорил на этот счет? Святые небеса! Ну конечно же, Руне Фальк, племянник некроманта!

А с чего я взял, что он юродивый? Да, так сказал фельдфебель Сепп, да, с мальчишкой точно не все в порядке – это видно с первого взгляда, но даже университетские мозгоправы не берутся озвучивать свое мнение или, как выражаются эти ученые мужи, диагноз на основании столь непродолжительного наблюдения за пациентом.

Ангелы небесные! Руне потерял дар речи в ночь, когда восстали мертвецы! Что, если причиной тому стал не испуг, а… нечто иное? Быть может, это дядя запечатал его уста магией? Или просто велел держать язык за зубами?

– Идем, Макс! – позвал я собутыльника, поднимаясь из-за стола. – Проведаем нашего некроманта.

– Не слишком ли поздно?

– Вовсе нет.

Порученец архиепископа посмотрел на меня с некоторым даже сомнением и уточнил:

– Филипп, надеюсь, ты не натворишь глупостей?

– Ни в коем случае, – пообещал я, накинул плащ, взял шляпу и вышел за дверь.

В лагерь пограничной стражи нас пропустили без единого вопроса, несравнимо сложнее оказалось отстоять свое право побеседовать с Руне Фальком.

– В этом нет смысла! Вы только напугаете мальца! – горячился фельдфебель Сепп.

Магистр Тедер кивал в знак согласия, и – удивительное дело! – командира роты поддержали даже артиллеристы.

А впрочем, чему тут удивляться? Будто сам не видел, как прибиваются к солдатам сироты, обидеть которых не поднимается рука у самых кровожадных ландскнехтов. Лишенные дома, семьи и детей солдаты нуждаются в некоем эрзаце нормальной жизни, зачастую они готовы защищать питомцев даже в ущерб себе.

– Не делайте из меня монстра! – возмутился я. – Хотите присутствовать при разговоре – ваше право. Руне был с дядей в ту ночь, его показания могут решить дело!

– Он не говорит, – напомнил Сепп, раздраженно покручивая рыжеватый ус.

– Я должен задать ему вопросы, а ответит он или нет, дело десятое. И потом, возможно, дело в чарах?

– Нет, я проверил это первым делом, – скрипучим голосом возразил ротный колдун.

– У магистра вон Черена большой опыт в подобных вещах, – влез в разговор Макс вон Сюйд, изрядно мне польстив, но именно это утверждение и решило дело.

– Хорошо! – сдался фельдфебель Сепп и послал одного из солдат за мальчишкой.

Мы зашли в пустую казарму, и следующие четверть часа я перепробовал все возможные уловки, но так и не заставил Руне вымолвить ни слова. Он никак не реагировал на мои вопросы, лишь улыбался и грыз врученный в самом начале разговора пряник.

Я даже рискнул пустить в ход знания, почерпнутые из сочинения о ментальном доминировании, но ничего не добился и этим. Просто не смог уловить отклика сознания мальчишки, а гипноз на него не подействовал вовсе.

Дело было точно не в приказе молчать, поэтому пришлось несколькими глубокими вздохами успокоить дыхание и погрузиться в транс. Четвертый раз за день это оказалось весьма просто, да только простота была обманчива. Все имеет свою цену, излишнее усердие в делах подобного рода – тоже.

В истинном зрении эфирное тело Руне показалось… странным и каким-то даже неполноценным. Будто нечто вытеснило часть души паренька, а потом сгинуло и само, оставив после себя пустоту. Мальчишка не прикидывался дурачком, с ним и в самом деле было что-то не так. Очень-очень сильно не так.

Прежде мне не доводилось изучать юродивых, но я готов был поручиться, что наблюдаемые мной странности не вызваны помрачившим сознание шоком. У них была иная причина, вполне вероятно – магическая. Неспроста же так неуютно свербело меж лопаток, пока изучал ауру пацана и пытался разобраться с его эфирным телом. Я даже потянулся чуть дальше и глубже в попытке уловить отголоски каких бы то ни было чар, но лишь ощутил внезапную тошноту.

Из транса я вынырнул, как вырывается утопающий на поверхность воды – отчаянно и без всякой надежды вновь не уйти на дно. Но нет, отпустило.

Я зажал в ладонях виски и какое-то время сидел так, приходя в себя и обдумывая дальнейшие действия. По сути, не имело никакого значения, привело к искажению эфирного поля Руне намеренное воздействие дяди или случайный откат сотворенного тем ритуала; отклонение от нормы – это отклонение от нормы. Проигнорировать его я попросту не мог. Не имел права. Да и не хотел.

Обнаруженную мной аномалию вызвало воздействие магического характера, кто знает, к чему это приведет в дальнейшем? Эфирное тело неразрывно связано с материальным, сознание тоже зависит от него едва ли не напрямую. Руне нуждался в помощи, его случай требовал самого пристального изучения.

Более того – иные специалисты читали по эфирному телу прошлое человека, как по открытой книге. Подозреваю, им вполне по силам установить, какой именно ритуал оказал столь серьезное воздействие на ауру мальчишки. Непонятно даже, как это обстоятельство мог упустить брат Стеффен…

Впрочем, а упустил ли он его? Мои губы расползлись в понимающей улыбке. Вот хитрец! Добрые братья не желали брать на себя ответственность за суд над Иваром Фальком, и уж тем более им не хотелось возиться с его племянником. Дядя мальчишки относился к ученому сословию, а вот сам он – нет. Родственные узы сильны, но…

Но если я помимо некроманта приволоку в Ольс еще и мальчишку, тамошний магистр-управляющий меня со свету сживет! Мало того что чернокнижника полагают героем, так еще и невинная душа под судом окажется. А доказательств вины нет, и процесс обернется самым натуральным фарсом.

В итоге этот случай начнут преподносить в качестве примера того, как не стоит вести следствие, а меня самого сошлют в какую-нибудь дыру, например, в Лавару. Туда последние годы отправлялись те магистры, которым повезло не взойти на эшафот за недостаточностью улик. Вполне действенное наказание…

Нет! На такое я пойти не мог. Да и для Руне это будет отнюдь не лучшим исходом. Если дядю все же признают виновным, рано или поздно пацан окажется на улице, а та к юродивым предельно жестока. А вот добрые братья, попади малец к ним в руки, наверняка определят его в один из монастырей. Подрастет, станет послушником…

Я беззвучно рассмеялся, прекрасно осознавая, что способен подобрать оправдание любому своему поступку, главное – принять для себя его целесообразность.

– Магистр? – забеспокоился командир роты. – Все в порядке?

– Никакой порчи, – со вздохом признал я, открывая глаза. – Мне нужно перекинуться парой слов с его дядей, и на этом все.

Фельдфебель Сепп так обрадовался окончанию разговора, что даже не приставил ко мне ротного колдуна. И совершенно напрасно…

К этому времени Ивара Фалька уже уложили на шконку; я встал рядом и спросил:

– Где записи, Ивар? Где запретная книга по некромантии?

– Не понимаю, о чем вы! – презрительно скривился арестант.

Я вздохнул и прислонился к стене, пережидая головокружение. Мне было нехорошо, В ушах шумело все сильнее, и нестерпимо захотелось опуститься на корточки, но выказывать слабость перед некромантом было никак нельзя. Я часто-часто задышал, прогоняя дурноту, а потом заявил:

– Ты учился в университете, твой племянник – нет. Да и связывают ли вас родственные узы? Это лишь слова, цена которым – ломаный грош. Деревенские уверяют, что знать вас не знают.

– И что с того? – хрипло спросил Фальк.

– С Руне что-то не так. Когда ты поднял мертвецов, некое магическое воздействие исказило его эфирное поле. Я не могу проигнорировать этот факт. Никто не может. Вопрос лишь в том, кто займется изучением этих странностей – мы или герхардианцы.

– При чем здесь эти сволочи?

– А как как иначе? – разыграл я удивление. – Ты обвиняешься в некромантии и наверняка приобщил к запретным знаниям Руне. Он не школяр, его надлежит передать попечению ордена Герхарда-чудотворца.

– Чушь! – выкрикнул Фальк и рванулся, но тут же без сил повалился обратно. – Нелепые выдумки!

– Ты учил его, – жестко произнес я. – А раз так, его надо отдать ордену. Но если он и в самом деле твой племянник, мы можем проявить снисхождение, и его судьбой озаботится Вселенская комиссия. Все зависит от того, договоримся мы сейчас или нет.

– Он же сопливый мальчишка! – воззвал к милосердию арестант. – Не надо впутывать его в это!

Я остался непоколебим.

– Ты сам впутал его. Ты, и никто иной. У тебя есть шансы избежать смертной казни даже в случае обвинительного приговора, но, если герхардианцы залезут в голову Руне и поймут, что именно с ним случилось, тебе не поздоровится. Мне удалось уловить лишь отдельные эманации, попахивает запредельем…

Немудреный блеф не оставил Ивара равнодушным, но и особого впечатления не произвел.

– Что я должен сделать, чтобы вы оставили Руне в покое?

– Этого не случится ни при каких обстоятельствах, – прямо ответил я. – Вопрос исключительно в том, кто им займется. Скажи, где спрятал инструменты и записи, или Руне выдадут ордену.

– Мне-то что с того? – хмыкнул Ивар Фальк. – Какой смысл менять шило на мыло?

Тут он был, вне всякого сомнения, прав. Рабочие записи станут неопровержимыми доказательствами вины. Так или иначе, но его осудят.

– Не тяни за собой Руне, – попросил я. – Если у нас будет признание, в показаниях Руне пропадет всякая нужда. Никто не станет заниматься им… всерьез. Поживет в доме призрения под наблюдением добрых людей.

– Нет никаких записей, – ответил арестант помертвевшим голосом.

– Посуди сам…

Ивар Фальк повернул голову, словно хотел взглянуть на меня, пусть глаза его и закрывала ткань.

– Я не поднимал мертвецов, – сказал он и отвернулся.

– У тебя есть время до утра, – соврал я и вышел за дверь.

На душе было премерзко, но наше ремесло не для чистюль и моралистов. Гуманисты могут сколько угодно кривить губы, меньше всего меня волновало мнение этих оторванных от жизни персон. Зло должно быть наказано, и кому-то приходится брать ответственность за это на себя.

Что мне людские пересуды? Когда-нибудь ангелы небесные взвесят мою душу, тогда и станет ясно, прав я был или нет.

Боюсь ли оказаться недостаточно чистым, для небесных садов? Разумеется. А как иначе? Не сомневаются только фанатики, а фанатикам во Вселенской комиссии по этике не место. К нам подобной публике вход заказан.

По возвращении в деревню я первым делом заглянул в дом, где расквартировали братьев ордена Герхарда-чудотворца, и поведал ловчему о своих подозрениях насчет Руне Фалька. О чем-то умолчал, а где-то немного сгустил краски, и без того хмурый Стеффен окончательно помрачнел лицом.

– Руне Фальк… – произнес он, не скрывая отвращения. – Племянник некроманта точно находится вне юрисдикции Вселенской комиссии?

«Закон что дышло», – мог бы сказать я, но не стал. Спокойно выдержал пристальный взгляд собеседника и утвердительно кивнул.

– Именно так, – потом добавил: – Но это лишь мое частное мнение. Фальк-старший еще может его оспорить. Если его аргументы будут сочтены весомыми, мы заберем мальчишку обратно.

Столь откровенное желание оставить для себя возможность отыграть ситуацию назад породило на губах ловчего саркастическую улыбку.

– Понимаю вас, магистр. Оформим бумаги прямо сейчас?

Я решил не откладывать дело в долгий ящик, и какое-то время мы скрипели перьями по листам писчей бумаги, составляя необходимые в этой ситуации документы. В итоге представитель ордена получил официальный отказ от Руне Фалька, а взамен ловчий вручил мне заверенное подписью и печатью обязательство выделить дело племянника некроманта в отдельное производство. Все! С этой минуты ответственность за пацана брали на себя герхардианцы.

– И еще один момент, брат Стеффен, – понизил я голос, хоть никакой особой нужды в этом и не было, – действовать надо незамедлительно. Боюсь, завтра утром Руне в лагере уже не окажется. Просто пойдет за водой, а вернется только после нашего отъезда.

Ловчий хмыкнул.

– Он же дурачок? Или сомневаетесь в этом?

– Он – дурачок, его дядя – нет. К тому же солдаты прониклись к Руне искренней симпатией. Они… так скажем… могут принять участие в его судьбе.

– Благодарю за предупреждение, магистр. Отправимся за мальчишкой прямо сейчас. У брата Даана будет время оценить его эфирное поле. Возможно, он сумеет заметить нечто, чего не заметили вы.

На том и распрощались.

Зайдя во двор нашего дома, Макс вон Сюйд первым делом забрался на запятки кареты и выудил из закрепленного на крыше сундука две бутылки вина – белого, сладковатого и крепкого. К выпивке у нас отыскались луковица, колечко кровяной колбасы да краюха черствого хлеба, но жаловаться было грех; каноник Йохан остался ночевать в доме деревенского священника, а для двух человек трапеза была не столь уж и скудна.

Выслушав условия выдвинутого некроманту ультиматума, Макс даже закудахтал от удовольствия.

– Гениально! – заявил он, разливая вино по кружкам. – Уверен, его высокопреосвященство оценит твою затею по достоинству! Посуди сам, со стороны все выглядит так, будто герхардианцы не смогли добраться до Фалька и вознамерились отыграться на его племяннике! Слухи делают в глазах черни некроманта героем, а тут такое…

Порученец архиепископа нисколько не сомневался, что Ивар Фальк не выдаст своих бумаг, и я был склонен с этим мнением согласиться. Моя уловка не сработала, но что сделано, то сделано. Чего уж теперь…

В голове мягко и приятно зашумело, я развалился на стуле, зацепил ногой составленные под стол пустые бутылки, и те со звоном покатились по полу. Макс убрал их на подоконник и остро глянул на меня.

– Тебя что-то беспокоит, Филипп? Выглядишь так, будто мучает изжога. Или совесть.

– Совесть? – рассмеялся я. – Ну уж нет! Хотя… сказать начистоту, и совесть тоже. Не надо было впутывать в это мальчишку.

– А у тебя был выбор?

– Нет, не было. Да это и не важно! Просто что-то не сходится! Почему мы решили, что в тайнике хранились именно записи?

– Ты так решил.

Я кивнул.

– На тот момент это казалось логичным. Но посуди сам: Ивар Фальк – пустышка, одного взгляда на эфирное поле достаточно, чтобы понять – он непрактикующий колдун, и уже давно. Ангелы небесные! Даже обладай он запретными записями о некромантии, все одно не сумел бы ими воспользоваться! Силенок бы не хватило!

– Считаешь его невиновным? – поразился Макс.

– Ну уж нет! – покачал я головой. – Но в тайнике могло храниться нечто совсем иное. Какой-нибудь инструмент. Артефакт. И эта мысль не дает покоя.

Действительно, не давала. В мире было не так уж много заклинателей, не просто ступивших на темный путь некромантии, но добившихся на этом поприще воистину выдающихся, если так можно выразиться, успехов. А создать артефакт для поднятия мертвых мог лишь воистину выдающийся некромант. Прежде мне доводилось слышать о костяных свирелях, с помощью которых управляли полудюжиной покойников, здесь же, если верить показаниям очевидцев, счет поднятых мертвецов шел на дюжины.

Возможно ли это вовсе?

– Еще малец этот юродивый! – проворчал я, недовольно морщась. – Нехорошо с ним вышло, совсем нехорошо…

– Надеюсь, ты не дашь слабину? – обеспокоился порученец архиепископа.

– Если Фальк подпишет признание, Вселенская комиссия позаботится о его племяннике, – сказал я и кисло улыбнулся. – Но только в этом случае. Иначе местный магистр-управляющий проклянет меня на веки вечные.

Макс захохотал.

– Да, подарок ему выйдет не из приятных! Два Фалька по цене одного!

Мы посмеялись, а затем я допил вино, запер входную дверь и отправился спать.

Завтрашний день намечался не из легких, но я даже не подозревал, сколько неприятных сюрпризов он в итоге преподнесет…