Казалось, Тилия не слышала, как Симон кричал ночью. По крайней мере, она об этом не заговорила, когда он утром пришел в кухню. Стоя у окна, она смотрела на освещенный солнцем сад и маленькими глотками пила кофе. Крохотное, висящее над раковиной радио передавало последние известия. Все еще не нашли никаких следов исчезнувшей девочки. Никто не знал, что случилось с Леони.

– Что ты хочешь на завтрак? – спросила Тилия. Она убавила звук радио и приоткрыла дверцу холодильника. – Посмотрим-ка, что у нас есть. Мармелад, мед, немного колбасы и сыра… Или сварить тебе яйцо?

Симон отрицательно покачал головой:

– У тебя есть хлопья?

– Боюсь, что нет.

– Жаль.

– Овсянка на замену пойдет?

– У тебя найдется молоко и какао-порошок?

– Только молоко.

Симон кивнул:

– Ладно, сойдет.

Он достал из холодильника пакет апельсинового сока и налил себе. Затем сел и задумался, глядя на стакан. Все эти изменения – как ему с ними справиться? Майк был вчера прав, сказав о нем: он должен стараться побороть себя. Но Симон не был таким уверенным и целеустремленным, как брат. Он давно уже должен был с собой справиться. Но куда там ему! Ведь он проклятый фрик, изгой, не способный выскочить из своей кожи. Пытаться себя переделать – чистый идиотизм. Он такой, как есть. Тут уж ничего не изменишь. У Симона не было склонности к повседневной рутине и к привычкам, которые вселяли бы в него уверенность. И служили бы ему прибежищем… В клинике ему удавалось с этим как-то справляться, но там он находился ограниченное время. А теперь…

Его обычный завтрак состоял из большой чашки хлопьев, которые он обильно посыпал какао-порошком и заливал молоком. От молока с какао он может набрать вес, как говорила мама. С тех пор Симон предпочитал продукты, которые она покупала, в точности те, даже тех же брендов. Он хотел, чтобы и сейчас все было, как тогда, то есть как всегда. Сестер в клинике это не приводило в восторг. «Такой сладкий завтрак может навредить здоровью, когда-нибудь он это еще на себе почувствует!» – говорили они.

Как ему недоставало мамы! Каким маленьким и беззащитным он себя ощущал! Вот это и порождало ненависть к себе.

– Думаю, нам надо составить список твоих любимых продуктов, – предложила Тилия и села с ним за кухонный стол. – И еще мне надо с тобой кое о чем поговорить.

Тон, каким это было сказано, насторожил Симона.

– О чем ты хочешь со мной поговорить?

Тилия ласково взяла Симона за руку. Ее взгляд стал серьезен.

– Ты должен понять, что для меня все случившееся тоже очень тяжело, – заговорила она и закусила нижнюю губу; в какой-то момент ему показалось, что тетя борется со слезами. – Как твоя крестная я пообещала всегда быть с тобой, и я готова… Только вот… У меня ведь никогда не было детей, как ты знаешь. В какой-то мере я боюсь ответственности, боюсь что-то сделать не так. Я не хочу причинить тебе никакого вреда, понимаешь, Симон?

– Не волнуйся. – Он пожал ее руку, как это делал отец, когда хотел донести до Симона нечто важное. – Ты все всегда делаешь правильно! Я это давно понял.

– Да-да, я знаю, – сказала она с улыбкой. – У тебя сильный характер. И все же я думаю, здесь неподходящее окружение для тебя. Тебе нужен размеренный распорядок дня, общение со сверстниками. Ничего этого я не могу тебе предложить. Сейчас я в отпуске, но скоро должна буду вернуться на работу… Иногда я возвращаюсь поздно, и мой образ жизни никак не назовешь размеренным.

Симон выпустил ее руку:

– Что ты хочешь сказать?

Тилия снова улыбнулась, но на этот раз довольно вымученно.

– Через две недели начинается новый учебный год, – напомнила она. – И я думаю… думаю, что в интернате тебе было бы лучше.

Симон сжался, будто в него угодила молния.

– В интернате?

– Да, при гимназии Фаленберга есть интернат. Все отзываются о нем очень хорошо. Мы с твоим отцом тоже в нем учились.

– Но ведь вы там не жили?

– Нет, мы жили с родителями… – Тете явно трудно было закончить фразу, и она старательно избегала смотреть Симону в глаза. – Пойми, я желаю тебе только добра. Фаленберг всего лишь в паре километров отсюда.

– Если я тебе мешаю, я мог бы жить у Майка, – предложил Симон. Он изо всех сил старался, чтобы его голос предательски не дрожал. – Майк был бы не против.

Тилия вздохнула и пристально посмотрела на него: – Симон, я уже обсуждала это с Михаэлем.

Он снова вздрогнул как от удара током:

– Значит, и Майк согласен с тем, чтобы я переехал в интернат?

Она кивнула:

– Пойми, у твоего брата своя жизнь. А тебе предстоит жить своей собственной. Разумеется, мы тебя будем поддерживать как можем, но ты должен дать нам такую возможность.

От охватившего его ужаса Симон уставился в пространство, словно оглушенный. Вот, значит, какое решение тетя с братом приняли за его спиной! Ведь такого фрика, как он, не стоит лишний раз волновать! И сейчас ведь речь шла уже не о его барахле из родительской квартиры. Речь шла о его будущем. Этого мальчик не мог осмыслить.

– У тебя сегодня после обеда назначена вступительная беседа, – добавила Тилия. – Надеюсь, ты пойдешь со мной.

– Уже сегодня?

Симон вцепился обеими руками в край стола. Ему казалось, что пол под ногами ходит ходуном. Будто вращение Земли ускорилось. Авария, клиника, встреча с Тилией и братом, а теперь вот интернат… Жизнь его уподобилась бурному потоку. И зацепиться было не за что. И вдобавок Майк был согласен!

– Пожалуйста, пойми, – сказала Тилия, – да, все произошло слишком быстро. Но решение о поступлении новых учеников принимается во время каникул, тут уж ничего не изменишь. Ты хотя бы убедишься, что там хорошо.

– А разве я могу принять другое решение?

Симон сформулировал свой вопрос так, потому что заранее знал ответ. Но надежда умирает последней. Так часто говорила мама.

– Там тебе точно понравится, – убеждала племянника Тилия, и ее голос звучал почти доверительно. – Вот увидишь, что так для тебя будет лучше.

Внезапно у Симона возникло ощущение, будто чья-то рука сдавливает ему горло. И снова мучительно захотелось почесать шрамы. До крови расчесать их. Чтобы почувствовать, что он на самом деле существует и что все происходящее не галлюцинация. Он ни секунды больше не задержится на этой кухне.

– Мне надо на воздух, – пробормотал он и, поднявшись, направился к двери.

– Симон! – крикнула Тилия ему вслед.

Он обернулся. В ее глазах стояли слезы.

– Беседа в три часа, – сказала она. – Ты обещаешь вернуться вовремя?

Секунду или две он колебался, потом согласно кивнул. А что ему еще оставалось? Мальчик выбежал из дома. По пути к двери в его голове снова зазвучал голос. Все тот же злой голос из его ночных кошмаров: «Ах ты, бедняжка! Никто тебя не любит. Никто не хочет тебя терпеть. Даже твой расчудесный братец. Все хотят от тебя отделаться. Потому что ты тоже должен был умереть!»

Симону хотелось завопить, но нужно было сдерживать себя.