Глава 15
Приключения Алисы в Стране Чудес
Я была не настолько наивна, чтобы полагать, будто бывшему сотруднику ЦРУ беспрепятственно позволят издать собственную книгу. Процесс обязательного цензурования грозил затянуться до бесконечности, и вовсе не факт, что в результате мне дали бы разрешение на издание. Если учесть мою злополучную популярность и политическую подоплеку нашего дела, рецензирование моей книги могло занять гораздо больше времени, чем обычно. Одним словом, я изначально готовилась к худшему. На Комиссию по надзору за публикациями (КНП) ЦРУ возлагались основные полномочия по предотвращению разглашения секретной информации. Закономерным образом представления о секретности у членов этой Комиссии и авторов часто не совпадали, в результате чего у сторон возникали разногласия. Однако я всегда была глубоко убеждена в важности соблюдения конфиденциальности для обеспечения национальной безопасности и верила в компетентность Комиссии, а потому собиралась беспрекословно выполнить все требования.
До начала эпопеи с рецензированием книги я подозревала о возможных проблемах, но все-таки верила в лучшее. На моей памяти только за последние десять лет ЦРУ дало разрешение на публикацию по меньшей мере двадцати книг, написанных бывшими сотрудниками. Среди них были даже мемуары отставных оперативных агентов, содержавшие довольно подробную информацию о секретной системе подготовки кадров на «Ферме». Например, прочитав книгу Линдси Моран «Срывая маску», которая вышла в 2004 году, я даже, помнится, была удивлена степенью свободы, предоставленной автору. В некоторых других книгах, написанных бывшими разведаналитиками (например, «Имперская спесь» Майкла Шойера, которая тоже увидела свет в 2004 году), довольно открыто выражалось недовольство политикой администрации в области борьбы с терроризмом. Впрочем, когда речь зашла об издании моих мемуаров, стало ясно, что лично мне надеяться особо не на что.
В начале сентября 2006 года я передала рукопись на рассмотрение КНП. Тогда мне пообещали, что обсуждение правки начнется в середине октября. Сроки и условия показались мне вполне разумными: некоторые слова, фразы и абзацы в тексте вполне могли содержать какую-нибудь секретную информацию, и их следовало убрать. Я знала, что таковы обязанности КНП, и готова была к активному сотрудничеству по любым спорным вопросам, чтобы вовремя передать готовый текст издателю для опубликования. Вот почему в середине октября меня слегка обеспокоил звонок сотрудницы КНП с сообщением о том, что срок завершения цензурования сдвигается на начало ноября. Видите ли, КНП «оказалась не готова», потому что некоторые вопросы до сих пор решаются «на седьмом этаже» (на жаргоне Конторы — высшее руководство). Мне отказались дать разъяснения по поводу того, о каких именно вопросах шла речь, — звонок был из ЦРУ, и понятно, что ни на какую «необязательную» информацию рассчитывать не приходилось. Не услышав ничего более конкретного, я повесила трубку.
К счастью, в тот момент у меня нашелся повод отвлечься от тягостных раздумий о дальнейшей судьбе моей книги и о возможных проволочках со стороны Конторы. Норман Лир пригласил Джо выступить в качестве основного оратора на двадцать пятой юбилейной встрече организации «Народ за американский образ жизни». Лир сам основал это сообщество в 1981 году для борьбы с особо рьяными посягательствами правых, преследовавших свои сиюминутные политические цели, на наши гражданские права. За четверть века организация разрослась: в нее вступили более миллиона желающих «отстаивать свои ценности и убеждения — равенство, свободу слова, свободу вероисповедания и правосудие для всех американцев в полном соответствии с законом». Гражданское общество нашей страны многим обязано этой организации, ведь она, как сказано на сайте, «активно защищает принципы и институты, определяющие этническое и социокультурное многообразие и гарантирующие демократию». На юбилейном обеде, проходившем в банкетном зале отеля в Лос-Анджелесе, мой муж произнес одну из лучших своих речей. В тот раз Джо не имел возможности как следует подготовиться к выступлению: времени хватило лишь на то, чтобы обдумать некоторые ключевые моменты за несколько минут до выхода на сцену. И надо сказать, экспромт удался — публика аплодировала стоя. Джо, в частности, сказал:
Я горжусь тем, что я американец. Я горжусь тем, что честно служил своей стране двадцать три года на посту дипломата. На мою долю выпали командировки в столь «романтичные» места, как Ниамей (в Нигере) и Багдад (в Ираке — там я оказался в ходе операции «Щит пустыни» во время первой войны в Заливе). Надо сказать, что служба моя отнюдь не была синекурой, что бы по этому поводу ни думал Дик Чейни.
При этом я никогда не считал, что американцы по природе своей лучше всех остальных народов планеты. Это не так: у всех людей свои пороки и добродетели. Я служил Америке, потому что верил и до сих пор верю в то, что система ценностей, лежащая в основе отношений между теми, кто правит, и теми, кем правят, — это лучшее, что оставили нам в наследство отцы-основатели нашей страны. Вот уже двести семнадцать лет мы пользуемся этим благом — самым надежным гарантом права людей на жизнь, свободу и счастье…
В разбирательстве по нашему делу (то есть по тому делу, в связи с которым сейчас чаще всего упоминаются наши имена) на кону не только интересы Джо Уилсона и Валери Уилсон. Лично мы тут ни при чем. Какие бы трудности нам ни пришлось пережить за последние три года по милости нашего правительства, они несопоставимы с теми страданиями, через которые пришлось пройти нашей нации. Особенно тяжелые испытания выпали на долю людей, выполняющих воинский долг, и их близких.
Моя статья в «Нью-Йорк таймс» опровергла те злополучные «шестнадцать слов» из ежегодного обращения президента. На следующий день представитель Белого дома признал, что эти слова «не стоило вообще включать в президентскую речь». Почему же мы до сих пор не знаем, кто тогда заставил президента солгать? Почему вместо этого было разглашено имя сотрудника ЦРУ, работающего под прикрытием, — имя моей жены?
Джордж Оруэлл писал: «Во времена всеобщего обмана сказать правду — значит совершить революционный поступок». Мы должны бороться со всеобщим обманом… Ведь мы пока все еще живем в стране, где любой гражданин, проснувшись утром, может во весь голос крикнуть, что президент, вице-президент, министр обороны и госсекретарь — подлые лгуны, и кричавшего не лишат за это жизни. Я твердо это знаю, потому что сам постоянно кричу об этом. Если сомневаетесь, спросите Валери.
Чтобы сохранить свободу, мы должны быть начеку. Два с половиной века назад Бенджамин Франклин сказал: «Пожертвовавший самым принципом свободы ради сиюминутной безопасности не заслуживает ни свободы, ни безопасности».
Мы не можем, не хотим и не должны отказываться от прав, гарантированных нам Конституцией нашей великой страны. Ведь для нас Конституция — это не просто «жалкий клочок бумаги», как изволил выразиться господин президент…
Когда мы вернулись в Вашингтон, я наконец получила приглашение на заседание КНП. В дождливый ноябрьский день я подъехала к невзрачному зданию в пригороде Вашингтона. Перед первой встречей я немного волновалась, но надеялась, что нам удастся достичь компромисса. Тут-то мне и рассказали, какие именно «вопросы» по поводу моей книги решались «на седьмом этаже». По словам председателя КНП, ЦРУ постановило ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Иными словами, ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Я вспомнила, как в октябре 2005 года, незадолго до того, как были выдвинуты обвинения против Скутера Либби, специальный прокурор Фицджеральд попросил разрешения включить в состав обвинительного акта следующую информацию: «В рассматриваемый период времени, с 1 января 2002 года по июль 2003 года, Валери Уилсон занимала должность сотрудника ЦРУ и имела секретный статус. До 14 июля 2003 года о ее работе в ЦРУ не было известно за пределами разведсообщества». Я поняла, что речь идет о ХХХХХХХХХХХХ, потому что в течение этого времени аппарат вице-президента осуществлял проверку данных отчета по закупкам урана Ираком в Нигере и только готовился выступить против нас. Тогда слова прокурора о ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ казались вполне справедливыми, потому что данные обстоятельства не имели отношения к делу Либби. А сейчас члены КНП настаивали на том, что ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ, и по непонятным причинам никак не хотели уступать. В сложившейся ситуации написание мемуаров ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ становилось нелегкой задачей.
Конечно, я тут же выразила недоумение и недовольство по поводу такого решения. Председатель и члены КНП, сидевшие напротив меня за конференц-столом, дружно закивали и заявили, что полностью согласны со мной и тоже считают решение безымянных представителей высшего руководства «нелепым» и «абсурдным». ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Все знали, что, если попробовать набрать в поисковой строке «Гугл» «Валери Уилсон» или «Валери Плейм», можно получить много тысяч интернет-ссылок. Я вовсе не собиралась выдавать секретную информацию и ставить под угрозу национальную безопасность; я просто хотела рассказать читателям историю своей жизни, а в ней ХХХ лет было посвящено государственной службе на благо нашей страны. Члены Комиссии лишь разводили руками и говорили, что от них ничего не зависит: все решают вышестоящие чины. Председатель сказал, что лично он не понимает, чем обусловлено такое решение. «Какую там секретную информацию они скрывают?» — задал он риторический вопрос. Видимо, чтобы хоть как-то сгладить последствия нанесенного удара, мне показали ХХХХ половину моей рукописи, в которой шла речь о ХХХХХХХХ, и сказали, что я могу передать этот фрагмент книги своему редактору. Я быстро просмотрела пачку листов и увидела на некоторых страницах вымаранные цензурой фрагменты. Меня поспешили заверить, что в целом в рукописи, точнее, в той ее части, которую мне собирались отдать, купюр не так уж много. В основном, как я и ожидала, были вычеркнуты отдельные слова и фразы, содержавшие, с точки зрения Комиссии, секретную информацию. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Например, практически повсеместно подверглись цензуре предложения вроде этого: «Я столкнулась с подобным впервые за свою ХХХХХХХХХ карьеру». Но даже этот ХХХХ фрагмент рукописи мне пока что не разрешили забрать, так как к нему полагалось приложить сопроводительное письмо КНП. А что до ХХХХ части книги, то ей до поры до времени предстояло остаться в КНП. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Стараясь сохранять спокойствие, я задала вопрос о перспективах дальнейшего взаимодействия. Как нам выйти из той сложной ситуации, в которой мы оказались? Члены КНП сообщили мне, что проблема ХХХХХХХ до сих пор активно обсуждается на «седьмом этаже». В порыве откровенности они даже поведали мне о принципиальных разногласиях, которые возникают по этому поводу среди руководства. В конце встречи мне смущенно пообещали, что «окончательное решение» будет принято «в ближайшем будущем». Я ушла, погруженная в раздумья по поводу дальнейшей судьбы своей книги.
Наступил день выборов — 7 ноября 2006 года. Результаты предыдущего голосования в 2004 году настолько огорчили нас, что на этот раз я наотрез отказывалась верить прогнозам экспертов, уверявших, будто в этом году демократы впервые за много лет получат большинство в Конгрессе, хотя доводы аналитиков казались довольно убедительными: администрация действительно не справлялась с ситуацией в Ираке, среди республиканцев процветала коррупция, а уж скандал из-за недостойного поведения одного из них — конгрессмена Марка Фоули, обвиненного в развращении юношей-курьеров, — однозначно расценивался как последняя капля, которая должна была переполнить чашу терпения избирателей. Наученная горьким опытом, я решила, что, уж если в прошлый раз результаты опросов на выходе из избирательных участков оказались недостоверными и Керри в конце концов все равно проиграл, исход этих выборов тоже непредсказуем.
За ужином мы смотрели новости и следили за подсчетом голосов. Предварительные итоги указывали на безоговорочную победу демократов в палате представителей, однако я по-прежнему ждала подвоха. Только к одиннадцати, когда мы пришли в гости к нашим друзьям, ситуация более-менее прояснилась, и мы выпили шампанского в честь триумфа Демократической партии. И если раньше борьба за Сенат практически не велась, то на этих выборах разрыв в количестве голосов между кандидатами в ряде штатов оказался минимальным. Через несколько дней, когда подсчет бюллетеней закончился, демократы получили абсолютное большинство в палате представителей и небольшой, но все же перевес в Сенате. Эта новость чрезвычайно воодушевила нас с Джо: американцы дали понять своему правительству, что нынешняя политическая обстановка их не устраивает и пора сменить курс. К несчастью, как это часто бывало с нами в последние годы, наша радость длилась недолго. Вскоре мы получили плохие вести. На следующий день после выборов моих адвокатов вызвали в ЦРУ и информировали о том, что ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ остается в силе. По их мнению, я не имела права ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Надежд на издание моей книги ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ оставалось все меньше.
Наши юристы принялись тщательно изучать этот вопрос, анализируя правомочность требований Конторы. Предъявляемые мне претензии противоречили логике и здравому смыслу и отчасти ограничивали мои конституционные права. Я ведь вовсе не собиралась совершать нечто беспрецедентное и в самом деле разглашать секретную информацию. Мне хотелось рассказать о том, как я служила своей стране ХХХХХХХХХХХХХ. Моя история все больше напоминала странный мир «Алисы в Стране Чудес», но в моем случае счастливой развязки ничто не предвещало. Мы вместе с адвокатами составили длинный список статей и интервью, которые появились в центральных СМИ с тех пор, как мое имя было предано огласке в 2003 году, и в которых шла речь о том, что ХХХХХХ ЦРУ ХХХХХХХХХХХ, о моих разведоперациях ХХХХХХХХХХХХХХХХ, образовании и прочих фактах моей биографии. Нам в ответ возразили, что все эти сведения являются «общедоступными». Абсурдность требований конфиденциальности особенно подчеркивал тот факт, что в начале 2004 года та же КНП допустила к публикации книгу Джо «Политика правды». В своих мемуарах муж рассказывал о том, как мы с ним познакомились в 1997 году ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. И уж совсем откровенным был эпизод, описывающий мою первую реакцию на статью Новака в июле 2003 года: «Когда я показал газету Валери, она выдержала удар стоически, но я видел, что она потрясена. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ». Так оно и было. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Однако наши усилия не увенчались успехом. Сотрудники ЦРУ, ссылаясь на «строгие стандарты конфиденциальности», упорно запрещали разглашать информацию ХХХХХХХХХХХ, которая уже давно была всем известна, и запрещали мне рассказывать о том времени. Я все еще словно слышала риторический вопрос председателя Комиссии по надзору за публикациями: «Какую там секретную информацию они скрывают?» После разразившегося скандала разве что пещерные люди не знали о том, что я служила в ЦРУ. Что же происходит?
Через три недели представители ЦРУ заявили моим адвокатам, что постановление ХХХХХХХХХХХ остается в силе, а потом я получила от Комиссии извещение, в котором говорилось следующее: «Центральное разведывательное управление повторно рассмотрело вопрос относительно конфиденциальности некоторых сведений, содержащихся в вашей рукописи, и вынесло решение, в соответствии с которым данная информация по-прежнему признается секретной, вследствие чего ваша рукопись (в ее нынешнем варианте) не может быть допущена к публикации». Резолюция, разумеется, не была ничем аргументирована. Далее приводился полный перечень купюр (с указанием строк) из второй части текста. Через неделю два адвоката, помогавшие мне бороться за мою книгу, приехали из Нью-Йорка в Вашингтон, чтобы лично встретиться с юристами ЦРУ и председателем КНП и обсудить перспективы дальнейшего взаимодействия. Оба обладали достаточным опытом и авторитетом: Дэвид Смолмен, известный защитник свободы слова и прочих прав, гарантированных Первой поправкой к Конституции, раньше работал в крупной юридической фирме «Симпсон Тэчер и Бартлетт» и в качестве внештатного советника долгое время сотрудничал с компанией «Инвестигейтив репортерс энд эдиторс инкорпорейтед», организующей независимые журналистские расследования. Его коллега Лиза Э. Дэвис, выпускница Гарварда, занималась правовыми вопросами в сфере шоу-бизнеса и состояла в штате нью-йоркской юридической фирмы «Франкфурт Кернит Кляйн энд Зельц». В ЦРУ нас приняли вполне радушно. В начале встречи Дэвид заявил, что я, со своей стороны, разумеется, намерена продолжать тесно сотрудничать с КНП в целях защиты национальной безопасности и сохранения конфиденциальности секретной информации, однако при этом, по его мнению, не существует никаких разумных причин или законных оснований для того, чтобы подвергать цензуре сведения, которые не являются секретными. Главный юридический советник ЦРУ, со своей стороны, подчеркнул, что Управление ни в коем случае «не хочет вступать в конфронтацию» из-за этой книги. Оказалось, что советник лично ознакомился с моей рукописью (неслыханное дело!) и счел ее «вполне безвредной». Позднее, обсуждая итоги встречи у меня дома, мы с Дэвидом и Лизой искренне радовались тому, что нам не придется придумывать, как обойти казавшийся непреодолимым запрет ЦРУ на ХХХХХХХХХХХХХХ. Никому из нас не хотелось затевать тяжбу по этому поводу. В нынешней ситуации нам, возможно, удастся найти компромиссное решение, при котором все требования Конторы будут соблюдены в исправленной версии книги, и она в конце концов все-таки поступит в издательство.
Следующее заседание КНП назначили на 1 декабря. Я отправилась туда в надежде достичь наконец желанного компромисса. После приветствий и комплиментов в мой адрес, предусмотренных этикетом, глава Комиссии перешел к делу: он предложил мне два возможных варианта переделки книги в соответствии с требованиями ЦРУ. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ я могла написать, что я ХХХХХХХХ работала на ЦРУ, и ХХХХХХХ возложена ответственность за международные операции по поиску оружия массового уничтожения в Ираке. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ.
В немом возмущении я уставилась на председателя. Кое-как оправившись от потрясения, я постаралась сформулировать свое мнение по этому поводу. Мой голос звучал глухо и напряженно:
— Неужели вы всерьез думаете, что после того, через что нам с мужем пришлось пройти за последние три года, я смогу написать ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Все попросту решат, что я выжила из ума!
Я говорила это искренне и при этом изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Как потом выяснилось, мои слова обидели главу КНП, который надеялся, что я приму его предложение. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Второй вариант понравился мне не больше первого, но на этот раз я предпочла оставить свое мнение при себе — лишь кивнула и обещала подумать. При этом я вовсе не лицемерила: разумеется, такой подход к делу не вызывал у меня особого оптимизма, но в сложившихся обстоятельствах я была готова пойти на любые (точнее, почти любые) уступки. Видя мое смятение, члены Комиссии решили немного меня утешить и отдали мне отредактированную ХХХХХХХХ половину моей рукописи, которую, по их словам, я теперь могла передать своим издателям. Домой пришлось добираться долго — через все вашингтонские пробки. Всю дорогу я пыталась справиться с нараставшим отчаянием. Финансовые обстоятельства нашей семьи требовали своевременного выполнения моего контракта с издательством. Мне не оставили выбора: я должна была стоять на своем, чтобы заставить ЦРУ изменить решение.
Дома мы с Джо долго обсуждали эту странную ситуацию. В конце концов мы пришли к выводу, что новый директор ЦРУ, генерал Майкл Хайден, наверняка не в курсе дела. Хайден имел репутацию проницательного человека и все годы своей службы «рубил правду сплеча». Если он и впрямь был таким честным и деловым, вряд ли ему импонировала абсурдная и противозаконная позиция ЦРУ в вопросе, связанном с изданием моей книги. Мы решили обратиться за помощью и советом к одному весьма уважаемому сенатору-демократу. Мы надеялись, что он хотя бы согласится рассказать об обстоятельствах нашего дела Хайдену в частном порядке, так чтобы не ставить никого в неловкое положение. На нашей встрече с сенатором присутствовали еще два высокопоставленных чиновника. Мне задавали довольно сложные и неудобные вопросы, но я старалась отвечать как можно искреннее и подробнее. Помнится, я потом сказала Джо, что сенатор вряд ли станет нам помогать. Джо заверил меня, что я ошибаюсь и что задавать вопросы с подвохом (вроде, например, такого: «Может быть, вы написали книгу с исключительно коммерческими целями?») входит в непосредственные обязанности всех сенаторов. На основе полученных ответов они делают выводы и принимают решения.
Разумеется, Джо оказался прав. На следующий день мне позвонили и сообщили, что сенатор поговорил с генералом Хайденом сразу после нашей встречи и рекомендовал ему попытаться найти компромисс, сохранив конфиденциальность секретной информации и при этом все-таки позволив мне издать книгу. Генерал пообещал, что лично позвонит мне и даст необходимые разъяснения. Я была благодарна сенатору за помощь и стала ждать звонка. Если честно, меня очень удивила готовность директора ЦРУ связаться со мной напрямую (давно я так ничему не удивлялась). И вот я ждала, и ждала, и ждала… На пятый день я уже начала беспокоиться: никуда не выходила из дому, чтобы, не дай бог, не пропустить долгожданный звонок. Наконец телефон зазвонил. Это был не генерал.
Член КНП пригласил меня явиться на встречу в их офис на следующий день.
— В котором часу мне прийти? — спросила я.
На этот раз встреча проходила не в конференц-зале, а в кабинете председателя. Он сидел за столом прямо передо мной и медленно читал по бумажке: «После звонка сенатора… хм… генералу… хм… решение по вашему делу, принятое на „седьмом этаже“, подверглось пересмотру». Затем председатель еще раз повторил то, что я уже слышала на предыдущих двух заседаниях: высшее руководство ЦРУ по неизвестным до сих пор причинам ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Я, беззащитная жертва бюрократии, словно стала героиней фильма «День сурка» — того самого, в котором Биллу Мюррею приходилось проживать один и тот же день снова и снова. Герой той комедии вынужден был измениться в лучшую сторону, чтобы прервать бесконечную повторяемость событий. В моей версии «дня сурка» сотрудники ЦРУ без конца говорили мне одно и то же, и я понятия не имела, как сдвинуть дело с мертвой точки. Со мной разговаривали как с умственно отсталым ребенком — будто я ничего не способна понять с первого раза. Так ведь нет, мне давно уже все было ясно! Просто я не хотела сдаваться. Я надеялась, что КНП сдержит обещание и отдаст мне ХХХХХ половину рукописи, хотя бы в урезанном виде, чтобы мы с редактором смогли каким-то образом перекомпоновать книгу с учетом внесенных изменений. Я знала, что в итоге от моего первоначального замысла наверняка камня на камне не останется, но сейчас я просто хотела, чтобы мне вернули ХХХХХ половину книги.
К несчастью, вскоре моя вера в честность сотрудников ЦРУ в очередной раз подверглась испытанию. Я получила уведомление от Комиссии по надзору за публикациями об отказе передать мне ХХХХХ половину моей рукописи. Письмо пришло моим родителям во Флориду, где мы отмечали Рождество. К сожалению, буквально за день до этого мы уехали оттуда к друзьям в Юту встречать Новый год и кататься на лыжах. Мама по телефону сообщила мне о письме из ЦРУ, и я попросила прочесть его. Текст был выдержан в тошнотворно бюрократическом стиле: «В соответствии с уведомлением от 21 ноября 2006 года, а также постановлением, принятым на предыдущем заседании КНП, обработанная на настоящее время часть текста вашей рукописи (с. 1-124) содержит секретную информацию либо отсылает к конфиденциальным сведениям о событиях, которые происходили в период, описанный в книге». Сотрудники ЦРУ явно надеялись, что в конце концов я не выдержу и сдамся. Подумать только, меня предало учреждение, в котором я честно проработала ХХХХХХХ.
У меня возникли подозрения, что дело тут не только в твердолобости бюрократов. В середине декабря 2006 года Белый дом открыто вмешался в процесс рецензирования той же Комиссией статьи одного довольно известного писателя, мотивируя этот беспрецедентный шаг в том числе и политическими мотивами. Автор книги Флинт Леверетт, правительственный чиновник, имевший стаж работы в ЦРУ, Госдепартаменте и Совете национальной безопасности во время президентства Джорджа Буша, работал в одном из научно-исследовательских центров Вашингтона. Он писал книги, статьи, доклады и комментарии на общественно-политическую тематику и неизменно предоставлял все материалы на рассмотрение КНП, так же неизменно получая разрешения на их издание. И вдруг в середине декабря Белый дом дал инструкцию ЦРУ подвергнуть жесткой цензуре двухстраничную статью о политических отношениях США и Ирана, написанную Левереттом для «Нью-Йорк таймс». Воистину неслыханная наглость! Комиссия ЦРУ по надзору за публикациями была учреждена для того, чтобы находить и изымать из текстов секретную информацию, которая не должна становиться достоянием общественности по соображениям безопасности, а не по каким-либо политическим мотивам. Леверетт выразил свое возмущение в заметке, которую затем цитировали многие блогеры.
Вплоть до прошлой недели Комиссия по надзору за публикациями не изменила ни единого слова в черновиках моих публикаций, в том числе тех, где речь шла о политике администрации Буша в Иране. И вдруг, ни с того ни с сего, Белый дом вмешался в процесс рецензирования статьи, которую я подготовил для «Нью-Йорк таймс». Речь в ней шла об ошибках и просчетах нынешнего правительства в отношениях нашей страны с Ираном. В результате цензоры запретили публиковать этот материал по той причине, что он якобы содержит секретную информацию.
Разумеется, это неправда. Насколько я понимаю, такое решение было навязано Комиссии чиновниками из Белого дома, которые всеми силами хотят скрыть от общества промахи администрации во внешней политике, особенно сейчас, когда Белый дом мучительно пытается найти выход из нынешнего кризиса и начать строить новые отношения с Ираном и другими странами Ближнего Востока… Члены Комиссии ЦРУ по надзору за публикациями признали, что, с их точки зрения, черновой вариант моей статьи не содержит никакой секретной информации, но они должны прислушиваться к мнению представителей Белого дома. Те, в свою очередь, считают возможным разрешить публикацию материала лишь при условии, что оттуда будут изъяты целые абзацы, описывающие события, о которых, как это ни парадоксально, шла речь в моих предыдущих статьях, ранее допущенных к изданию той же Комиссией ЦРУ. Об этих событиях во всеуслышание заявляли нынешний госсекретарь Кондолиза Райс, бывший госсекретарь Колин Пауэлл и заместитель госсекретаря Ричард Армитидж. Подробности обсуждались в средствах массовой информации. Запретив публикацию моего материала в данных обстоятельствах, Белый дом тем самым открыто вмешивается в процесс рецензирования изданий, который изначально имел своей целью лишь защиту секретной информации от разглашения — и ничего более. Таким образом правительство пытается под благовидным предлогом пресечь критику в свой адрес.
В этой ситуации они [члены Комиссии ЦРУ по надзору за публикациями] повели себя недостойно и, я бы сказал, не по-американски. Я глубоко разочарован решением своих бывших коллег по ЦРУ, безропотно поддавшихся политическому давлению. Настоящие разведчики так легко не сдаются.
22 декабря в «Нью-Йорк таймс» была наконец опубликована статья, написанная Флинтом Левереттом в соавторстве с женой Хиллари Манн Леверетт, в прошлом в качестве кадрового дипломата занимавшейся вопросами взаимодействия нашей страны с Ираном. Их статья называлась «То, что мы хотели рассказать об Иране». В той же газете были помещены ссылки на публикации в открытой печати сведений, содержавшихся в вырезанных цензорами фрагментах статьи, чтобы всем стало ясно, что исходная версия материала не содержала никаких секретных сведений. Быть может, подобным образом Белый дом препятствовал выходу и моей книги?
За месяц до увольнения из ЦРУ в январе 2006 года я зашла в отдел персонала узнать, не полагается ли мне какая-нибудь пенсия. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ, и с удивлением обнаружила, что мой уход из ЦРУ после ХХХХХХХХ службы вообще не имеет прецедентов, поэтому сразу получить ответ на вопрос я не смогла — мне пообещали выяснить, есть ли на этот счет какие-нибудь инструкции ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. В последний день работы ситуация все еще не прояснилась, и ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Где-то через шесть недель я получила обычной почтой ХХХХХ письмо на почтовом бланке ЦРУ, датированное 10 февраля 2006 года, от главы Отдела пенсий и страхования. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Я прочла это послание, убрала его в ящик стола и больше об этом не думала. Позже выяснилось, что письмо заслуживало гораздо большего внимания.
В начале 2007 года приступил к работе новый Конгресс, в котором теперь доминировали демократы. Конгрессмен Джей Инсли от штата Вашингтон вновь вынес на голосование законопроект, который он и его помощники разработали более года назад. В случае принятия этого постановления мне полагалась пенсия ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Среди прочих документов, подтверждающих обоснованность требований, имелось и ХХХХХ письмо, которое мне прислали из ЦРУ в начале 2006 года. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. 16 января 2007 года это письмо было зарегистрировано в официальном бюллетене Конгресса США. На самом деле, поступив таким образом, Инсли проявил недюжинную смелость, ведь он отлично знал, в какое опасное дело ввязывается, намереваясь помочь мне, несмотря на мое опальное положение и многочисленные скандалы, связанные с моим именем. Мы с Джо всегда будем благодарны конгрессмену за его отвагу. Через несколько дней сотрудники Конторы наконец поняли, что случилось. Три дня спустя я получила письмо якобы от главы Отдела пенсий и страхования с требованием вернуть в Управление предыдущее извещение под следующим предлогом: «Упомянутое письмо [от 10 февраля 2006 года] не было должным образом маркировано, хотя содержало секретную информацию, относящуюся к сфере обеспечения национальной безопасности. Отсутствие маркировки является административной ошибкой, а сведения, содержавшиеся в письме, были и по-прежнему остаются конфиденциальными». Проблема состояла в том, что в соответствии с официально утвержденными правилами ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ, по закону такая информация уже не может вновь стать секретной. Можно выпустить джинна из бутылки, но нельзя загнать его обратно. После этого в конце февраля без каких-либо дополнительных претензий и объяснений сотрудники ЦРУ наконец-то вернули мне допущенный к публикации вариант моей рукописи.
Потом в течение нескольких недель юристы ЦРУ досаждали моим адвокатам просьбами вернуть то письмо насчет пенсии, которое я получила зимой 2006 года. Видимо, оно им было позарез необходимо. Их запросы, адресованные мне лично или адвокатам, начинались более или менее одинаково:
Хотелось бы подчеркнуть, что госпожа Уилсон обязана вернуть письмо, датированное 10 февраля 2006 года, а также все его копии, если таковые существуют, поскольку данное письмо содержит информацию, которая по-прежнему остается секретной. Мы не согласны с вашим мнением о том, что письмо от 10 февраля 2006 года представляло собой официальный документ, содержащий конфиденциальную информацию, и что эта информация может вновь обрести статус конфиденциальной только после ее повторного засекречивания. Изменение грифа секретности возможно лишь тогда, когда конфиденциальная информация официально признается утратившей статус секретности лицом, обладающим для этого необходимыми полномочиями.
Кроме того, сотрудники ЦРУ начали обвинять меня в нежелании сотрудничать с КНП и обсуждать «возможные варианты изменения содержания» книги. Вот уж это была явная ложь: я не пропустила ни одного заседания Комиссии, несмотря на то что единственный предлагаемый мне «вариант», в котором ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ, явно имел своей целью сделать мою книгу абсолютно «непубликабельной» и нечитабельной. Однажды, беседуя с сенатором, защищавшим наши интересы, генерал Хайден поведал ему о моей «строптивости и взбалмошности», недостойной бывшего агента. Когда я об этом узнала, моему возмущению не было предела. Я всегда честно служила ЦРУ и вовсе не просила карт-бланш на разглашение государственных тайн. А теперь вдруг выяснялось, что я «отказываюсь от сотрудничества» с КНП. Стоило ли ради этого тринадцать месяцев терпеливо ждать, посещать все заседания и тщетно искать компромисс?
Я начала чувствовать себя этаким «недочеловеком», в советском понимании этого слова — когда ты понимаешь, что для государства ты никто, тебя просто нет. ЦРУ, вероятно, из-за политического давления, оказываемого Белым домом ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ, по причинам, никак не связанным с защитой национальной безопасности. В сложившейся абсурдной ситуации я возлагала последнюю надежду на нашу правовую систему. Перспектива очередного судебного разбирательства меня отнюдь не радовала, но выбора не оставалось. Я хотела опубликовать книгу, чтобы оказать финансовую поддержку своей семье и, что еще важнее, чтобы рассказать читателям, как я добросовестно служила своей стране в течение ХХХХХХ. Пока мы с Джо обдумывали перспективы подачи иска против ЦРУ по поводу рецензирования моей книги, начался процесс над Либби.
