Глава четвертая
Конечная игра существует в границах мира

Конечная игра существует в границах мира. Сам факт того, что конечная игра должна быть временной и территориально ограниченной, и это предполагает, что существует что-то за пределами этой игры. У любой конечной игры есть внешняя сущность, лежащая за ней. Границы не имеют смысла, если ограничивать нечего, если не существует чего-то большего: более широкого пространства, продолжительного времени, большего количества возможных участников.

В конечной игре нет ничего, что способно само определить, в какое время игра должна состояться, кто играет и где она проходит.

Правила конечной игры указывают на все вышеперечисленные пределы на временную, пространственную и числовую природу игры. Например, игра, которая продлится шесть минут, будет проведена на площадке в сто ярдов с двумя командами по одиннадцать человек. В правилах не могут быть определены дата, время, место и особые участники. В них не говорится о том, что необходимы команды профессионалов, составленные из определенного количества людей, которые получают заработную плату определенного размера и играют в конце каждого сезона в национальных соревнованиях. Например, в правилах о медицинской практике или об исполнении обязанностей епископа в Риме не прописывается, кто должен участвовать в этих «играх», но обозначается, какие черты и навыки необходимы, хотя в них нет списка конкретных имен.

Миром организовывается только ссылка на игру, без которой все остальные ее условия не имеют смысла. Такая ссылка абсолютна.

Что бы ни происходило в игре, события относятся к этой ссылке, а по такой абсолютной ссылке понятно, к какому миру принадлежат и ради какого мира существуют границы игры.

Довольно ожидаемо, что кандидат выиграет президентские выборы, если получит несколько тысяч голосов после десятимесячной кампании. Абсолютно нормально быть шестнадцатым Президентом США, однозначно выделенным обществом из остальной части мира прописанными границами в 1860 году.

Мы не сможем понять, что значит быть победителем конкурса, если не впишем игру в абсолютные измерители мира этой игры.

Мир – это аудитория. И если мы даем такое определение миру, то автоматически мир становится не всем, а тем, что подразумевается как всё.

Аудитория состоит из людей, которые следят за соревнованиями, не принимая в них участие.

Нет того, кто может четко ограничить состав зрителей. Никакое выражение силы не создаст мир. У мира должен быть свой независимый и самовозникающий источник. «Мир миров» (Хайдеггер). Кто должен быть миром, миром быть не может.

Количество людей, которое должно входить в зрительский состав, неважно. Так же как и время, и место, в котором зрители появляются. Временные и пространственные пределы конечной игры должны быть абсолютными – в соответствии с аудиторией, иначе миром. Но где, когда и кого включает аудитория – не является нужным и важным. Мы не говорим: «я был в мире, или составе аудитории 22 ноября 1963 года», – скорее, – «я вылезал из машины, думал, что бы приготовить на ужин, и услышал, что президента подстрелили». Аудитория идентифицируется по обозреваемому ею событию, а не по людям, которые в нее входят.

Границы зрительного зала неважны, но имеет значение сплоченность зрителей. Они должны быть целостным организмом, связанным своим желанием следить за тем, кто выиграет соревнования, проходящие перед ними. Все, для кого это желание стоит не на первом месте, не являются аудиторией для игры, и такие люди не включены в мир этой игры.

Между конечной игрой и ее миром существует сильная взаимосвязь – взаимность. Конечной игре необходима аудитория, перед которой будет разворачиваться действие, а аудитория должна быть в едином порыве поглощена этой игрой. Для конечных игроков нужен их мир, чтобы он показал им их самих, одновременно с этим миру нужна театральная постановка конечной игры, чтобы оставаться миром. Персонаж Джордж Элиот Гранкур «не думал о ругани для достижения восхищения окружающих», но это чувство незаинтересованности, в такой же мере, как и желание, должно было иметь объект, на который оно было направлено – мир зрителей, полный восторга и зависти: если вы с холодностью относитесь к улыбающимся людям, такие обязательно будут в аудитории и, несомненно, будут улыбаться».

Количество миров неопределенно.

Взаимное влияние игры и мира оказывает еще одно более глубокое воздействие на участников. Игроки нуждаются в изменении предполагаемой оценки себя (они думают, что о них думают хуже или лучше, чем они есть), и это проявляется в продуманности конечной игры, однако нет никаких условий, чтобы зрители физически присутствовали при проведении игры, потому что сами игроки и являются зрителями. Примерно как в конечной игре сексуальности, где отсутствие или смерть родителей не влияет на решимость ребенка доказать им их неправоту.

Игроки в конечной игре становятся враждебно настроенными наблюдателями игры в самом ее процессе.

Я не могу быть конечным игроком без выступления против себя самого.

Такое же противоречие возникает и в аудитории. Когда зрители забывают о том, что они выступают зрителями, они становятся настолько увлеченными происходящим, что теряют ощущение нереальности, что становятся частью игры и начинают воспринимать себя наравне с игроками. Они, как и игроки, выигрывают и проигрывают. Из-за этого зрители воплощают внутри своей группы ту же политику неудовлетворенности, которая заставляет игроков показывать, что они не те, кем, по их мнению, их считают окружающие.

Такая же динамика наблюдается среди зрителей. Когда аудитория в достаточной степени перестает считать себя аудиторией, и наблюдатели конечной игры становятся настолько поглощены своим поведением, что забывают про дистанцию между собой и игроками. Они чувствуют, что тоже, как и участники, должны выиграть или проиграть. Поэтому в зрительном зале тоже ощущается чувство обиды, которое мотивирует игроков показывать, что они не те, кем их считают зрители, насколько им кажется. А зрители также пытаются опровергнуть это суждение.

Если мы спросим, где аудитория находит зрителей для себя, то увидим, что все зрительные залы склонны к разделению: на каждой стороне конфликта есть зрители-партизаны. Поскольку конфликт проходит в рамках взаимодействия в процессе игры, зрители объединяются, но такое объединение включает в себя и оппозицию аудитории самой себе.

Мы не станем миром, если не будем делиться и выступать против самих себя.

Конечная игра появляется до образования мира, в театральном смысле, но она возникает в рамках времени. Так как у нее есть пределы – начало и конец. Конечный игрок расходует время внутри определенных миром временных границ. Оно утекает.

У конечной игры нет своего собственного времени, она существует во времени мира. Аудитория выделяет игрокам определенное количество времени на победу или проигрыш.

Если игра заканчивается раньше предоставленного периода времени, зрители расстраиваются, но остается свободное время, чтобы продумать стратегии на будущее. Если победа затягивается, время улетает быстрее. Свобода выбора становится более ограниченной, поэтому к выбору подходят с большей внимательностью. Ошибки катастрофичны.

Мы вспоминаем наше детство и юность как «время жизни», богатое возможностями, только потому что нам кажется, что там все еще остается столько путей, ведущих к успешному исходу. Года проходят, и ценность стратегически правильного выбора в соревнованиях повышается. Ошибки детства, кажется, имеют меньше негативных последствий, чем ошибки во взрослой жизни.

Для конечных игроков в нас свобода. Свобода – это функция времени. Нам нужно время, чтобы быть свободными.

Трата времени всегда относится к тому, что не заканчивается, является вечным. Победы зависят от времени, однако статусы безвременны. Титулы не стареют и не умирают. Точки отсчета всей конечной истории – это чьи-то триумфы, которые больше никогда не забудутся: появление престола Давида, рождение Спасителя, путешествие в Медину, битва при Гастингсе, Американская, Французская, Русская, Китайская и Кубинская революции.

Время делят на периоды в театральной игре. Промежуток времени между открытием и закрытием эпохи, эры – это постановка между открытием и закрытием занавеса. Это не то время, которое проживают, а то время, за которым наблюдают и игроки, и зрители. Периодизация времени предполагает, что зритель находится вне рамок игры: он может увидеть и начало, и конец одновременно.

Исходом конечной игры является прошлое, наступления которого ждут. Кто бы ни играл для достижения определенного исхода, желает конкретного прошлого. Соревнуясь за будущий приз, конечные игроки борются за заслуженное прошлое.

Бесконечный игрок не «потребляет» время, а генерирует его. Бесконечная игра драматична, и у нее нет предписанного исхода, время в ней проживается, а не обозревается.

В качестве бесконечного игрока человек не может быть молодым или старым, потому что он не живет во времени Других игроков, – а старость и молодость относительны. Для времени бесконечного игрока нет внешних измерителей. Время не проходит. Каждый момент жизни – это начало.

Начало не периода времени, а события, которое представляет время в его конкретном качестве. Для бесконечного игрока нет таких понятий, как час времени. Есть час любви, день скорби, сезон обучения, период работы. Бесконечный игрок не начинает деятельность с целью занять период времени работой, скорее, уделить работе время. Работа для бесконечного игрока – это не способ провести время, а путь использования возможности. Это не попытка присутствовать там, где этого ждут, и защититься от непредсказуемого будущего, это движение в сторону этого будущего, которое, в свою очередь, имеет свое будущее.

Бесконечные игроки не могут сказать, как много они сделали по своей работе, в любви, в ссоре, а только как много еще не сделано. Они не волнуются по поводу достижения конца работы, а думают о том, что произойдет по мере их нынешних действий.

Для конечного игрока свобода – это функция времени. Нам нужно время, чтобы быть свободными. Для бесконечного игрока время – это функция свободы. Мы свободны иметь время. Конечный игрок вписывает игру во время. Бесконечный игрок включает время в игру.

Бесконечные игроки могут проводить любое количество конечных игр, и с тем же успехом они могут становиться зрителями любой игры. Однако, будучи в составе аудитории, они осознают, что являются только зрителями. Они смотрят и видят, но не участвуют.

Бесконечная игра невидна для конечного зрителя. Такие наблюдатели смотрят на окончание игры, ждут его, следят за тем, как игроки могут довести игру до конца, завершить все, чтобы ничто не оставалось незавершенным.

Если цель конечной игры состоит в том, чтобы завоевать титулы за их безвременность, и, таким образом, вечную жизнь для себя, суть бесконечной игры заключается в парадоксальном взаимодействии с темпоральностью, которое Майстер Экхарт назвал «вечным рождением».

Зрители ищут способ сократить время, подчинить его себе, и кажется, что скоро его найдут. Конечные игроки стоят перед бесконечной игрой как перед произведением искусства, смотрят на него, слагают про него «поэмы».

Если, однако, зрители видят «поэзию» в работе, они сразу же перестают за ней наблюдать, становятся участниками. Они видят себя во времени, осознавая, что оно остается незаконченным, понимая, что то, как они понимают эту «поэзию», само по себе является «поэзией». И когда их провоцирует творец произведения искусства, они открывают своего собственного творца, просто хватаясь за эту возможность, начиная делать то, что сами не ожидали.

Цель конечной игры – достичь статусов и безвременности, иными словами, вечности для себя. Сущность бесконечной игры – в парадоксальном взаимодействии с темпоральностью, которое Майстер Экхарт называл «вечным рождением».