Глава 2
В первых числах мая мы с мамой поехали в город. Поезд тащился медленно и останавливался у каждого столба.
— Если ты Саше не понравишься, значит, он извращенец, — выдала мама.
Я с невеселым видом смотрела в окно и в ответ только криво усмехнулась.
За окном снег, много снега, и он не собирался таять. Из снега торчали черные палки, которые именовались деревьями. Все говорило о нашей разнице с Сашей и о том, в какой дыре я живу.
— Он тебя очень ждет, — напомнила мама.
Я улыбнулась более уверенно. Возможно, так и есть, но только не верится.
Дорога длинная, неинтересная, пейзаж не менялся: то лес, то болота. Иногда попадались деревушки с черными покосившимися домиками, иногда станции побольше.
Несколько часов прошли в относительном спокойствии, я убеждала себя, что ехать еще долго, поэтому не стоит волноваться раньше времени. Но когда мы стали приближаться к городу, тревога и страх захлестнули меня с головой. Я уже не справлялась и не могла успокоиться. Пригородные поселения, однотипные домики, гаражи и сарайчики — они все будто говорили: «Смотри, как близко мы к городу, а считаемся — на отшибе. Ты-то откуда?»
А когда начался мост, за которым непосредственно находился Город, я заметила, что люди, сидящие рядом, притихли, словно тоже почувствовали давление. Это раньше они были просто людьми, а теперь стали НЕ горожанами.
— Вы здесь не живете! — они тоже будто слышали голос. — Нас здесь и без вас много. Вы нам не нужны!
Я сопротивлялась и доказывала себе, что подобного давления не существует. Город — это просто место, где находишься. Как само по себе он может влиять? Ведь я — это я, где бы ни жила. Но выйдя из вагона, практически не чувствовала ног и хотела просто исчезнуть.
Нет, не сбежать, не вернуться обратно, а перепрыгнуть через момент страха, туда, где уже все пройдено и все хорошо.
К моему облегчению, дверь открыл не Саша. Пока мы раздевались, я привыкала в мысли, что снова ЗДЕСЬ.
Мы прошли в комнату. На полу стоял уже МОЙ компьютер, и Сашин отец начал мне объяснять, какие кабели и куда втыкать, чтобы дома я могла собрать всё самостоятельно. Я запоминала, вежливо улыбалась, но окончательно утвердилась в мысли, что ничего из того, о чем думала до поездки, не то что не совпадало с реальностью, вообще являлось полным бредом.
— Ну, ты рада? — мама попыталась добиться от меня каких-то слов.
— Рада, — я ответила без эмоций, и тогда она начала выражать их за меня.
— Она все детство мечтала о компьютере! Так мечтала, что клеила его из бумаги! Представляете, ребенок склеивал какие-то маленькие коробочки и соединял их ниточками!
Где-то в комнате стоял Саша и слушал эту чушь.
— Мама! — я попыталась ее урезонить. — Просто была такая книжка. Называлась «Сделай сам!»
— Но ты же сама просила! — не унималась она. — Купи компьютер! Купи! Наконец-то твоя мечта сбылась! Ты рада?
Моя мечта находилась где-то сзади, а я даже не видела ее лица.
— Я рада.
Мы переночевали, и на следующий день моим обучением занялся дядя Саша. Компьютер установили в зале, и почти все время я сидела за ним с дядей Саша, а Саша находился в своей комнате.
— Ты все запомнила? Не устала? — периодически с трагедией в голосе спрашивала меня тетя Тоня.
— Запомнила, — за раз я могла усвоить много информации, но не знала, как это отразить на лице, а дядя Саша говорил со мной как с девочкой, до которой «техника» долго доходит.
Я чувствовала что-то странное. Будто в Сашиной семье есть жесткое разделение между мужчинами и женщинами. Мужчины находились выше, а женщины считались существами второго сорта из-за невероятной эмоциональности и неприспособленности к жизни.
Возможно, что-то подобное и было в тете Тоне, мне не нравилось ее слушать. Если дядя Саша говорил только нужное, не расточал эмоции, то она заводила с мамой пространственные разговоры о том, что прогресс ушел так далеко, а она за ним не успевает. Но я-то такой не была, и подобное отношение меня оскорбляло.
Я слышала иронию в голосе дяди Саши по поводу образования его жены. Тетя Тоня — литератор, и эта ирония распространялась на всех литераторов и литературу в целом. Он говорил, что в этом занятии нет никакого толку. И это тоже меня оскорбляло. Я сидела с ним рядом, слушала объяснения и каждую минуту чувствовала:
а) я женщина, поэтому всегда буду соображать хуже, чем любой мужчина;
б) я женщина, поэтому обладаю генетическими склонностями к литературе, а это всё равно, что склонностями к неконтролируемым эмоциям и глупости;
в) я женщина, поэтому никогда не смогу зарабатывать больше, отчего изначально должна знать свое место.
— Ты чего такая некрасивая? — спросила мама, когда все вышли.
Я испугалась, что ее кто-нибудь услышит, и только нахмурилась. Как можно быть красивой, если чувствуешь вину за отсутствие денег, местожительство и генетическое несовершенство.
Саша иногда заходил в зал, что-то брал и моментально исчезал. Иногда обращался к отцу, спрашивал, но что именно, я не понимала.
Если раньше я мечтала, чтобы мы были как Ромео и Джульетта, что-то в этом роде и получилось. Наши семьи были как разные кланы, только на другом уровне. Я чувствовала давление, и мне хотелось уехать из этого дома как можно скорее.
— Я уйду на полчаса по делам, — сказал дядя Саша, и, когда он вышел из дома, я почувствовала облегчение.
На это время обещали, что мной займется Саша, и, когда он сел рядом, я поняла, что его совершенно не боюсь. Мне стало спокойнее, а потом и совсем легко.
— Я объяснять не умею, поэтому говори, когда будет непонятно, — сказал Саша и затараторил.
Речь его, как и в первый раз, была быстрой, невнятной и тихой.
— Погромче.
— Понял, — кивнул он.
Три минуты держался, но потом опять пошло нагромождение звуков.
— Помедленнее, — на этот раз я улыбнулась и взглянула на него.
— Понял, — снова кивнул Саша, тоже улыбнулся, еще какое-то время говорил медленно, но опять сорвался. Я уже не стала его дергать.
— Поняла?
Я жалобно посмотрела в потолок и вздохнула. Но все же это здорово: сидеть рядом и общаться!
Мимо проходил кот, Саша поднял его на колени. Я посмотрела на кота с вожделением.
— Хочешь подержать?
Я растянулась в улыбке и закивала головой.
Кот оказался жутко тяжелым, не захотел сидеть у меня на руках и спрыгнул на пол.
— Ладно. Раз ничего не понятно, давай делать твой фоторобот, — Саша достал какой-то диск. — Но предупреждаю, нормальным у меня получился только Витя.
Он имел в виду мужа его сестры. Саша стал поглядывать на мое лицо и подбирать овал, глаза, потом нос и губы. Мне нравилось, что он смотрит на меня, мимикой я комментировала, что получается на экране. Когда Саша смотрел на него, я опускала глаза и рассматривала расстояние между нами. Саша был в светло-серых джинсах и находился всего в десяти сантиметрах. Я считывала собственные чувства, пытаясь выяснить, хочется ли мне дотронуться до него или нет.
На экране формировалось лицо, не особо симпатичное.
— Ты только не говори, что это я! — я возмущалась, чувствуя при этом какую-то дикую радость.
— Ладно, не буду! — Саша закрыл программу.
— Может, я тебя составлю? — тоже хотелось иметь повод внимательно рассмотреть его лицо, но Саша наотрез отказался:
— Не-е-е-ет. Уже пытались, это что-то страшное.
Он встал, порылся в стопке дисков, а потом один протянул мне.
— Что это?
— Это тебе, — сказал он, улыбаясь. — Мультики. Дома посмотришь. Они ржачные.
— Спасибо, — я обрадовалась, это первый подарок, который мне вручил мальчик.
А ранним утром Саша и его отец погрузили на санки все коробки с моим компьютером и проводили нас до вокзала. Я шла сзади, разглядывала лед во дворе и Сашину куртку. Ее светло-зеленый цвет словно добавлял еще больше холода этому утру. Саша шел, не улыбаясь, держался отстраненно, хотя, я знала, это из-за родителей, в присутствии отца он всегда становился более холодным.
* * *
Мне не хотелось просыпаться. Во сне было так хорошо, спокойно, а, оказавшись в реальности, я сразу почувствовала печаль и… боль. Я совершенно одна… и эти девчонки… Они спали. Но весь день мне снова предстояло под них подстраиваться, чувствовать себя неуверенно, униженно.
— Ты чего не спишь? — окликнула меня Ирка, заметив, что я перекинула подушку обратно к окну и села.
— Не спится…
— Сколько сейчас времени?
— Начало девятого.
— Несусветная рань… — пробубнила она и уткнулась обратно в подушку.
А мне стало так хорошо, хотя бы час я могу побыть без них, достала Кафку и вспомнила: «Бодрствовать кто-то должен»
Боковушку нашу заняли. Владимир Николаевич предупреждал об этом, но говорил, что девочке будет тринадцать. Эта же, которая там спала, на тринадцать явно не тянула.
Она уже проснулась, но лежала с закрытыми глазами, оценивая обстановку. Каким-то макаром она почувствовала, что я за ней наблюдаю. Она изображала сон, якобы крутилась, меняла положение ног и рук, тем самым не вызывая во мне дружеских чувств. Не видя ее лица, я почему-то представляла ее некрасивой.
Когда в вагоне поднялся гул пробуждения, девочка тоже решила подняться. Так же, ощущая на себе мой взгляд, она села на полке и стала забирать в хвост свои длинные, каштановые, не очень пышные волосы. Это мне тоже не понравилось. Во-первых, цвет у них был такой же, как у меня, во-вторых, они были длиннее, а конкуренция в этом плане меня не устраивала.
Девочка не решалась повернуть голову в мою сторону, поэтому тщательно концентрировалась на ненужных действиях. Я уткнулась в книгу, чтобы ее не смущать, но, когда она стащила с ног простыню, не удержалась и посмотрела.
Как такие ноги могут быть в тринадцать лет? Они же в три раза толще моих!
Девчонка оказалась в серых шортах и сиреневой майке… Это не сочеталось ни по цвету, ни по форме, а тем более девочке не шло. Я поняла, что не хочу с ней знакомиться. Лучше уж с блондинками, вокруг них хоть парни будут.
Блондинки, когда проснулись, тоже не возжелали с ней общаться, возможно, по тем же соображениям. Они разговаривали меж собой, не стесняясь, смотрели в ее сторону и будто не замечали. Но я не испытывала угрызений совести, что девочка может страдать. Что делать? Жизнь-то несправедлива.
— И вы хотите сказать, ей тринадцать лет? — спросила Наташка, когда девочка на какое-то время вышла.
Ирка пожала плечами. Нет, они не собирались с ней знакомиться, а когда пришли парни, и вовсе забыли.
— Девчонки! Вы не хотите сыграть в карты? — в проходе появился Антон, лучезарно улыбаясь.
— Конечно, хотим!
Он на секунду исчез, а затем вышел с Ромой и еще двумя парнями. Все они расположились на противоположной полке, а Юлька и Ирка перешли ко мне.
— Вы умеете играть? — Антон уверенно тасовал колоду.
— Да, — невозмутимо ответила Наташка сверху
— Умеем! — весело Ирочка.
— А я не умею! — Юлька.
— Да? — удивился Антон.
— Да, — подтвердила она, даже тут показывая вредность. — Я буду смотреть.
Антон согласился, и дело оставалось за мной.
— Я не буду, — ответила спокойно.
— Почему? — Антон посмотрел на меня. — Не умеешь?
— Умею. Просто не буду. Так что я тоже буду наблюдать!
Играть в карты? С парнями? Да ни за что! Я же не умею проигрывать! И всякий раз расстраиваюсь, злюсь, а иногда могу заплакать.
— Что ты так воспринимаешь?! — будут мне говорить. — Это же игра!
А тут получалось, словно с картами у меня связано плохое воспоминание, то есть не играю принципиально, а не потому, что боюсь.
— Ну, наверно, нужно познакомиться? — сказал Антон. — Меня, вот, Антон зовут!
Я улыбнулась столь необычной форме скромности. Все и без того знали его имя!
Антон подавал пример другим парням, которые чувствовали себя не так раскованно, и просто гордился собой. Я перевела взгляд на следующего.
— Жора, — представился он скромно и вдруг посмотрел прямо на меня.
На меня?
Затем смутился и резко отвел глаза.
Чего? Я не так прекрасна, чтобы в меня влюблялись с первого взгляда!
— Жора… — повторила про себя, и меня чуть не передернуло. Имя какое-то отвратительное: Жора — обжора. Хотя парень далеко не толстый и не противный. Может, это из-за имени он так посмотрел? Я взглянула на другого парня, стараясь на этот раз ничего не упустить. Но со вторым все было в порядке.
— Леша, — произнес он и охватил всех девчонок сразу. Меня среди них не выделил.
Антон раздал карты для «дурака», и игра началась. Пока они решали в «подкидного» или «простого», пока они определяли, у кого есть «шесть», я внимательно рассмотрела и Антона, и Жору.
Антон улыбался довольно и чувствовал себя главным. Помимо лица, безупречной оказалась и фигура. Парни пришли без футболок (в поезде жарко), и тело Антона, загорелое и мускулистое, не имело недостатков. Он был об этом осведомлен, отчего легкое самодовольство то и дело проскакивало. Жора сидел рядом с ним, но выглядел зажато. Подкидывал, брал, сдавал, не проявляя эмоций, будто сосредотачивался на чем-то ином.
Я не могла понять, что означала его реакция. Никогда не видела его раньше, значит, и он меня. Но взгляд был настолько красноречив, будто из всех девчонок его интересовала только я. Когда он успел меня заметить? Я снова посмотрела на него, стараясь найти ответ на лице. Жора тут же перехватил мой взгляд, но словно не выдержал и резко отвернулся. На его лице даже отразился испуг.
Что это?
Жора… Имя мне его так не нравилось, что лишний раз не хотелось повторять про себя. Но как его называть? Не ОН же! Я долго ломала голову, пока не придумала. Если он Георгий, значит, его можно звать Герой! Это красиво.
На самом деле телом Гера не уступал Антону. Тоже загорелый, мускулистый. В лице, правда, не было ничего необычного, но и неприятным не назовешь. Когда он еще раз перехватил мой взгляд, в нем отразилось желание найти какую-то реакцию. Реакцию на что? Но Гера почему-то долго не мог на меня смотреть, в ту же секунду отвернулся к окну, словно там находилось что-то жутко интересное.
Последний парень мне совершенно не понравился. Тощий, маленький, бледный, улыбаясь, напоминал зайца. Плюс еще волосы торчали в разные стороны.
— Давайте скажем, сколько кому лет, — сказал Антон. — Мне семнадцать.
— Мне тоже, — ответил Рома, он сидел у самого прохода, его практически не было видно.
Я перевела взгляд на Геру.
— Шестнадцать, — ответил он серьезно и опять быстро вскинул на меня глаза.
— Ровесник, — подумала я разочарованно. — Я уже общалась с ровесниками, ничего хорошего от них не жди.
Полгода назад, зимой, приезжая на сессии в ШОД, я жила у троюродной сестры, и мне приходилось общаться с ее друзьями, тоже ровесниками. Друг ее парня, Дёся, все время издевался надо мной.
— Да-а-а… — повторял он протяжно, если я делала что-нибудь не так. — Одаренный ребенок…
И хохотал.
Я старалась с ним вообще не разговаривать, ведь из любой моей фразы он делал прикол.
— Скажи мне что-нибудь! — требовал он постоянно.
— Что-нибудь, — отвечала я, как меня научили.
— Нет, скажи мне другое.
Я молчала.
— Ты скажешь?
— Что?
— Ну, хотя бы два слова.
Я молчала.
— Ну, два слова ты же можешь сказать!
Я молчала.
— Два слова! — чуть не плача, просил Дёся, он даже иногда останавливался и практически молил меня на коленях. — О-о-о… Я все понимаю! Одаренные дети! Но ты мне два слова скажешь?
Я злилась. Дёсе нельзя было верить.
— Ты скажи, что хочешь услышать, и я повторю, — пыталась выскользнуть.
— Нет, я хочу, чтобы ты сама мне сказала. Два слова. Понимаешь? Одно слово, плюс второе. Ну, пожалуйста.
В тот вечер мы гуляли вчетвером, была оттепель, я села на скамейку и, чтобы не сталкиваться с умоляюще-веселыми глазами Дёси, подняла голову к небу. А оно было почему-то розовым. Наверное, из-за уличных фонарей. Но свет был настолько странным, что подобный я видела впервые.
— Пожалуйста! — повторил Дёся еще раз.
Я смягчилась. Может, он не всегда прикалывался? Захотелось просто сказать ему про небо, что оно розовое, и такого никогда не видела раньше.
— Небо… — произнесла вслух, но в последний момент передумала. — Серое.
Назови я небо розовым, Дёся ни фига бы не понял. А он повалился на снег и начал хохотать, перекатываясь с одного бока на другой.
— Н-н-н-н-небо… с-с-с-с-с-серое! — выдавливал он из себя.
Я, конечно, не ожидала другой реакции, но все-таки теплилась надежда, что Дёся поднимет голову, посмотрит и скажет:
— Думаю, оно скорее розовое, чем серое…
Но тогда бы это был уже не ровесник. Почему они никогда не задумывались, что ИМЕННО я имела в виду?
Антон был в ударе, он нравился все девчонкам сразу и чувствовал это.
— Что это за карта? — спрашивала его Юлька, указывая на червового туза.
— Это туз, — отвечал Антон.
— А что означает? — голос Юльки был наивным.
— Она важнее всех, — покровительствовал Антон.
— Всех-всех? — будто Юльку на самом деле интересовала иерархия карт.
— Важнее только козыри.
Ну, а теперь спроси, что такое «козыри».
В голосе Антона не было и намека на скромность, он рассказывал о картах так, словно в столь трудном деле глубоко разбираться мог только он.
— Самая важная карта — это козырной туз, — изрек он с примесью самодовольства.
Ну, да… Ты же у нас тут самый умный и красивый… Я отвернулась к окну, чтобы, не дай бог, Антон не решил объяснять это и мне. А потом пришла идея еще лучше:
— Я полежу пока наверху? — спросила у Наташки.
Высунуть голову в окно, не слышать ничьих голосов, а тем более Антона
— Залезай, — согласилась она, и я быстро забралась на верхнюю полку, оставляя Антона упиваться и дальше своей исключительностью.
Соседняя верхняя полка тоже была свободна, Ирочка находилась внизу. И я принялась ждать Геру, ибо после таких взглядов упустить шанс приблизиться ко мне он не мог.
Ждать пришлось недолго, его голова просунулась в проем минуты через три. Просунулась и тут же уставилась на насыпь из щебня, будто ничего в мире не интересовало Геру больше.
Я вынула голову из окна, подоткнула подушку под себя и терпеливо стала ждать начало разговора. Через минуту Гера спросил:
— Где ты живешь? — вопрос прозвучал обыденно, будто это не он смотрел на меня так странно и испуганно.
Ясно, буду все скрывать. Еще не начав разговаривать с Герой, я уже почувствовала скуку.
— А что это? — спросил он после того, как я назвала место.
— Это поселок, — спокойно объяснила. — Городского типа. Только очень маленький.
— Хм… Не слышал.
— А ты где?
Он тоже назвал что-то незнакомое. Я пожала плечами. И чего так не везет? Я почему-то еще надеялась, что Гера, как и Саша, будет из города.
— Что там есть интересного? — спросил Гера о поселке.
Я вздохнула. Со мной больше не о чем говорить?
— Ничего.
— Как, совсем ничего?
По моей интонации можно было понять, что тема мне неприятна, но Гера почему-то настаивал.
— Там скучно и неинтересно, — отрезала я и, подчеркивая, добавила: — Там СОВСЕМ ничего, НИЧЕГО нет!
Плюс приподнялась на локтях, взмахнула руками.
Гера посмотрел на меня внимательно, что-то отметил, но не сказал. И я вдруг почувствовала себя неуютно. Зачем взмахивала руками? Теперь решит, что я эмоциональная дура!
— Ну, там хоть школа есть? — сыронизировал он.
Раздражение нарастало.
— Две, — отрезала я.
— А ты говоришь, ничего, — продолжил иронизировать Гера.
«Ничего» означает неудовлетворенность, а не отсутствие материальных объектов, я хотела поделиться с Герой совершенно другой информацией.
— И, наверное, больница есть? — он упорствовал.
— И больница тоже, — я не понимала, он не видит, что мне неприятно, или специально так делает?
Когда его вопросы кончились, Гера стал рассказывать что-то о себе. Вернее, обо всем на свете, лишь бы не о том, что касалось его лично. Раздражение во мне усиливалось, и, не зная, как избавиться, я решила Геру просто не слушать. Говори, говори… а ты тут никому не интересен. Смотрела на рельсы, повторяя про себя «рельсы, рельсы», на домики, на деревья, стараясь отключиться от его слов полностью. Иногда получалось.
— … меня иногда хохлом называют, это из-за фамилии, хотя на самом деле я не украинец, — Гера еще и смеялся как-то неприятно.
Я услышала только последнее слово, смех и повернулась к нему с удивлением. Украинец? Кто? Потом восстановила предложение и тоже засмеялась. Ага! У меня получилось не слушать тебя. Но Гера воспринял мой смех как одобрение и продолжил рассказывать с еще большим энтузиазмом.
В это время поезд остановился, парни с девчонками вышли на улицу, я сползла вниз и уже там сосредоточенно его «слушала». На самом же деле думала над словом «НИЧЕГО». Мысленно вернувшись на месяц назад, когда от тоски я не знала, куда себя деть.
— Тебе нужно погулять с каким-нибудь мальчиком. — говорила мама. — Спуститься с небес на землю, а то мечтаешь о своем Саше. Даже как-то унизительно. Походи с кем-нибудь. Войди в реальную жизнь.
— В реальную жизнь? — переспросила маму, слово «унизительно» задело за живое. — Я сегодня как раз Троцкого встретила.
В нашем поселке существовала мафия с главарем по кличке Троцкий. Я не знала, чем они занимались.
Только вышла из здания, где оформляла справки для лагеря, как Троцкий, заметив меня, отделился от компании парней бандитского вида, расплылся в улыбке и подошел.
— Хочешь, я угадаю твою фамилию? — выдал он.
— Давай! — я улыбнулась, но отметила про себя, что вокруг нет ни одного свидетеля.
Его охрана тоже подошла и остановились сзади. Я старалась не показывать, что их количество меня напрягает.
— Как же это… — стал он вспоминать фамилию.
И тут два охранника одновременно ее произнесли. Я удивилась. Откуда они все меня знают? Но их лица, словно маски, не выражали ничего!
Я храбро направилась дальше, чтобы хоть на шаг, но быть ближе к дому. Троцкий пошел рядом, за нами его свита. И хоть я чувствовала себя немного напряженно, мне льстило, будто я — девушка их босса.
— А это ничего, что ты с нами здесь идешь? — изрек Троцкий.
— А что? — наивно спросила я.
— Да, может, родители увидят… Как тебя зовут?
Я назвалась.
— Ты мне очень нравишься! — тут же изрек он.
Я вежливо улыбнулась.
— А ты не идешь сегодня купаться?
— Нет, — соврала я, хотя именно сегодня мы с Дашкой собирались на озеро.
— А то бы мы заехали за тобой и довезли.
— Я сегодня занята.
— Ладно. Знай, если тебя кто-нибудь обидит, обращайся ко мне. Видишь, как нас много! — Троцкий с довольным видом оглянулся на свиту.
— А если меня обидишь ты, к кому мне обращаться? — конечно, этого вслух я не сказала.
— Ну, и как тебе «реальная жизнь»? — после рассказа спросила маму. — Может, стоит походить с кем-то. Например, с мафиози.
— Ой, нет. Лучше и дальше мечтай о своем Саше. Это же страшно!
— А что? Я и главарь банды. Круто!
Вдруг Гера замолчал. В воздухе повисла пауза. Последний звук шел вверх, значит он о чем-то спрашивал.
— …Какой у тебя номер дома? — я восстановила последнее.
Номер дома? Мой номер дома? Причем тут номер дома?
— Двенадцатый, — ответила с недоумением.
— Значит, двенадцать домов у вас все-таки есть! — Герка засмеялся.
Где есть двенадцать домов? Я посмотрела на Геру, он с довольным видом глядел в окно.
А… Это опять о моем поселке…
Я тоже засмеялась: эксперимент удался на все сто. Только слепой мог не заметить мое отсутствие, хотя Гера, наверно, подумал, что я тормоз.
* * *
Я сломала свой компьютер уже через неделю после покупки. Он завис и больше не загружался.
— А чего ты не за компьютером? — тут же заметила мама. — Сломала?
Через пять минут она уже звонила тете Тоне, я стояла рядом ни жива, ни мертва.
— Сашенька, здравствуй! — сказала она в трубку, но кому? Саше или его отцу. — Этой девочке еще не успели купить компьютер, как она его уже сломала!
Я посмотрела на неё с ненавистью!
— Держи, — и она всучила трубку мне.
Я не успела придумать причину, по которой могла бы сбежать и ни с кем не разговаривать, как уже слушала собственный голос. На другом конце был… Саша. Спокойно и, как мне казалось, по-деловому, я объяснила ему ситуацию, а потом замолчала:
— Ничего не понял, — сказал он. — Но я подумаю.
— Хорошо.
— И что? — спросила мама, когда я положила трубку.
— Он подумает…
Она посмотрела на меня как на идиотку. Я ненавидела этот взгляд.
Вечером то же самое мне пришлось объяснять его отцу. Я скрупулезно списала все с экрана и четко зачитывала надписи.
— Хм… — сказал дядя Саша. — У тебя есть какие-то идеи?
Я поняла, что он обращался не ко мне. Возникла пауза.
— Н-нет, — ответил Саша тоже в трубку. Получалось, что все это время он слушал со второго телефона, но, наверное, тайно, раз голос звучал так, что его поймали. Я не знала, как реагировать.
— Может, ты нам письмо пришлешь? — посоветовал дядя Саша.
— Хорошо.
Но даже после письма и всех рекомендаций, которые давал мне дядя Саша, компьютер так и не заработал. Все пришли к выводу, что после экзаменов я поеду к ним вместе с компьютером. Что, конечно, меня обрадовало!
* * *
Парни ушли от нас только в обед. Блондинки вышли покурить, и я осталась одна. Ко мне тут же обратилась та девочка с боковушки.
— Привет. Как тебя зовут?
Я читала, пришлось отложить книгу и мягко, но без улыбки представиться.
— А я Галя, — сказала девочка.
А я об этом не спрашивала…
— Ты откуда? — спросила она еще.
Я снова ответила, после чего Галя уточнила, где живет она. Следующий вопрос должен быть мой, и скорее всего, «ты по какому предмету», но меня мало интересовало, по какому она предмету, из какого города и как ее зовут. Компания у меня уже была, и за нее хотелось держаться. Если блондинки хотели познакомиться с Галей, то они бы это уже сделали.
Я молчала и рассматривала корешок своей книжки, хотя это не очень-то вежливо. Но если мне НЕ ХОЧЕТСЯ спрашивать, зачем я ДОЛЖНА спрашивать? И я не спросила.
Галя тоже молчала. Через некоторое время нам двоим стало понятно, что разговора не будет. Я снова открыла книгу и продолжила читать.
Потом, уже ближе к вечеру, к Гале подошла какая-то девочка и позвала ее к себе. Не глядя на нас, они забрали вещи, и у каждой на лице отразилось чувство справедливости.
— Ну, слава богу! — после их ухода сразу прокомментировала Ирка. — Теперь хоть место свободное есть! В карты удобнее играть.
И я была с ней согласна.
— Антон с Жорой вообще-то ничего! — вдруг добавила Ирка.
— Да! — поддержала ее Наташка. — Видала, какие у них торсы!
Я вся превратилась в слух.
Но девчонки не продолжили, Наташка взяла кружку и вышла за кипятком.
— Жора — НИЧЕГО! — повторила я про себя. — Это надо же! Ирочке, похожей на куклу Барби, понравился Герка, который ее, кажется, даже не видел!
— Ира! — теперь уже Юлька обратилась к Ирочке. — Мне кажется, Антон на тебя глаз положил.
Я опять замерла.
— Да, ладно тебе, — Ирочка еле скрыла самодовольство.
— Я тебе говорю! — подчеркнула Юлька. — Я в таких вещах НИКОГДА не ошибаюсь!
— Я тоже не ошибаюсь! — подумала про себя. — Но ничего такого не видела.
После этого сообщения Ирочка стала так кокетничать с Антоном, что становилось противно.
— Антон, — говорила она детским наигранным голосом. — Ну, что ты мне подкинул? Я так и остаться могу!
Они сидели рядом, и, когда он шутил, Ирочка развязно хохотала и откидывала голову назад.
О, боже! Думала я про себя. Так парней не завлекают! Во всяком случае, ненадолго!
Я старалась определить степень увлеченности Антона. Он ей интересовался, но во взгляде на Ирочку не было и половины того, что содержалось во взгляде Геры на меня.
Когда парни пересели, Рома случайно оказался рядом со мной, Герино лицо при этом выразило что-то страшное:
— Как? Кто? Почему не я?
И следующие пятнадцать минут Гера делал завуалированные, но постоянные попытки согнать Рому с места. А Рома не понимал! Отнекивался, говорил «потом». Я старалась не улыбаться при этом, изображая полную наивность.
Когда Рома все же вышел, Гера в ту же секунду оказался рядом со мной, но сделал это с таким серьезным и нарочито естественным выражением лица, что мне потребовалось собрать все силы, чтобы не рассмеяться. Конечно, я тут совсем ни при чем!
Гера сел ко мне настолько плотно, что почти не оставил места. Мне стало неприятно, словно он лишал меня свободы, блокировал доступ ко мне всем и вся. Я отодвинулась к окну, оставляя между нами как можно больше пространства. Его действия настораживали, но Гера больше ничего не предпринимал и даже не поворачивал голову в мою сторону.
Я расслабилась и, рассматривая его, снова заметила, что он не может выносить мой взгляд. Когда он его чувствовал, то напрягался, погружался в карты и ни на миллиметр не двигал головой в мою сторону.
Внешности Геры, которую старалась разглядеть и понять, я не могла дать ни одного определения. Ей не подходили слова «симпатичный» и «милый», но и «некрасивый», «уродливый» тоже. Темные, коротко подстриженные, волнистые волосы, челка, прямая линия рта, губы не тонкие и не пухлые, неброские брови, среднего размера глаза, обычный нос. Все это сочеталось и не то, чтобы идеально, и не то, чтобы плохо.
Если бы Гера не обладал странным и загадочным стремлением ко мне, я бы никогда не обратила на него внимание.
* * *
— Знаешь, что я придумала! — мама заглянула в мою комнату. — А не приехать ли Саше к нам?
У меня внутри от радости аж все подпрыгнуло.
— И я уже с ним поговорила!
Внутри все похолодело.
— Я сказала: «Саша, а ты не хочешь к нам приехать?»
— И что он?
— Он засмеялся и сказал: «Можно».
Пронесся ураган мыслей. Офигеть! Саша будет в моей комнате? Я покажу ему свой класс? Я буду ходить с ним по улице?
— Да ладно! Его тетя Тоня не отпустит, — поспешила разочаровать мама. — Она так за него боится.
Но мои мечты уже не остановить. О, если бы я привела в класс Сашу, девчонки бы обступили его со всех сторон, задавали бы вопросы, он бы отвечал, смеялся, и ямочки играли на щеках. Мне бы завидовали все! Я бы сама себе завидовала!
Потом мы бы пошли гулять. Саша бы не ориентировался, выглядел непонимающим, я бы взяла его за руку, потянула вперед, обернулась через плечо и засмеялась. Мы пошли бы туда, где старые дома. Я бы много болтала, рассказывая, что знаю о поселке, а так как ничего не знаю, то придумывала бы на ходу. В этот день нас бы видели ВСЕ!
А потом бы мы поехали на дачу. Я бы показала недостроенный третий этаж и любимую поляну в лесу.
Но Сашу ко мне не отпустили. Тетя Тоня сказала категоричное «нет», а мама не стала настаивать.
* * *
Вечером, во время большой остановки, все выбежали на улицу, а я осталась. Достала дневник, но не успела написать и пары строк, как в проходе тут же появились Антон и Гера.
Смутились.
— Мы пришли играть в карты, — объяснил Антон.
— Девчонки на улице, — вежливо ответила им, как будто сама не могла их интересовать. — Но они скоро вернутся.
Мне было абсолютно все равно, останутся они или уйдут. Если останутся — хорошо, мне будет интересней в их компании, если нет — смогу что-нибудь записать.
Антон с Герой секунду подумали, но все же прошли и сели. Я постаралась закончить фразу.
— А что ты пишешь? — спросил Антон.
— Дневник, — ответила несколько удивленно, и в голову не могло прийти, что Антон может спросить об этом.
— И о чем же ты пишешь?
Я улыбнулась. Вообще-то, писала о нем. Как подсела вчера, спросила, не помнит ли.
— О чем думаю, о том и пишу! — засмеялась.
Антон больше не приставал. Они с Герой залезли на верхние полки и начали о чем-то болтать. Но писать я уже не могла, внутри проснулась тревога, что и этот дневник будет однажды украден. Я перевернула страницу и замалевала имя Громова, если эти записи будут прочитаны, хотя бы о нем никто не догадается. Спрятала дневник, подсела к окну и стала слушать парней.
Они говорили о чем-то своем, о каких-то кассетах или приборах. А за окном темно, фонари и такие… характерные вокзальные звуки.
— Почему ты такая грустная? — вдруг спросил меня Антон.
Грустная? Я удивилась.
— Не знаю, никто же не развлекает! — постаралась придать себе веселость.
— Теперь мы с Жорой будем тебя развлекать!
Я воодушевилась.
Первые пять минут они еще обращались ко мне, что-то спрашивали, но потом снова чем-то увлеклись и забыли. Антон, умно рассуждая, объяснял что-то Гере, а тот смотрел на него с уважением и чуть ли не всем телом впитывал информацию. Почему-то я почувствовала недостаток под названием «женский пол». «Сколько бы ты чего-то ни изучала, ты всегда будешь глупее мужчин». А ведь я все прошлое лето потратила на компьютеры, и знала о них все от программного обеспечения до «железа».
Я перестала улыбаться и делать вид, что мне интересно. Конечно, они не обязаны меня развлекать, но и я не обязана изображать радость.
— Что-то ты опять невеселая, — заметил Антон.
— Ага, — отозвалась просто, даже не улыбнувшись.
Антон слез с полки:
— Пусть тебя пока Жорик развлекает, — распорядился он и вышел.
Я тут же залезла на место Антона, высунула голову в окно и почувствовала волнение. Если с парнями невозможно разговаривать, то их хотя бы можно чувствовать! Нельзя отрицать тот факт, что Гере я нравлюсь. Интересно, с чего он опять начнет разговор.
Мне хотелось чего-то волнующего, чего-то берущего за душу, хотелось каких-нибудь признаний, от которых бы сердце останавливалось…
Но Гера сказал какую-то ерунду.
— Это не то! — вздохнула я про себя и принялась слушать, что ни к Гере, ни ко мне и вообще ни к кому из этого поезда не относится. Он рассказывал о своей собаке, причем бывшей, которую нужно было выгуливать утром и вечером. Я смирилась, что узнаю все неважные факты из его жизни.
— Никогда не заводи собаку, если живешь в высотном доме! — Гера еще успел мне дать совет.
— Серьезно? — переспросила я.
— Да! — ответил он, не заметив издевки. — Могу даже справку дать!
— Справку? — я повторила с еще большей иронией.
— А что! Дам справку! Собака в высотном доме — это не дело! — убежденно утверждал Гера, и я засомневалась в его умственных способностях.
Зачем мне справка? Я даже собак не люблю.
Тут вернулся Антон, положил локти на наши полки и спросил:
— Ну, как тебя развлекал Жора?
Я засмеялась и слезла вниз.
— Он предложил выдать мне справку, как плохо держать собаку в высотном доме, — почему-то захотелось показать Антону, что с Герой у меня ничего нет.
— И я в этом полностью уверен! — Гера тоже быстро слез вниз и встал рядом с Антоном.
В его голосе прозвучала агрессивность, а я почувствовала укол совести. Может, не стоило над ним так издеваться? Скромно опустила глаза и сделала вид, что очень маленькая и наивная девочка. И тут вернулись блондинки. Наташка с изумлением посмотрела на меня, затем на Геру и Антона. А так как мое лицо к тому времени ничего не выражало, она удивилась чему-то в ИХ лицах.
Стали играть в карты, Гера занял место рядом со мной. Но снова сидел напряженно, ни на миллиметр не поворачивая головы в мою сторону. Он не вызывал во мне положительных эмоций, но от него шла какая-то странная, сильная энергия, направленная только на меня. Это удивляло. Мне даже казалось, что ее можно увидеть, вот она, пульсирует между нами по кратчайшему расстоянию, скоро аж искру пробьет.
Мое колено находилось всего в нескольких сантиметрах от Гериной спины, и я слегка к ней прикоснулась. Гера тут же подался назад, чтобы прикосновение было не таким легким.
Получалось, что мы внешне и не двигались, а теперь сидели прижавшись друг к другу. Я отклонила колени к стене. Но Гера резко двинулся и снова соединил нас. При этом не изменил ни серьезного выражения лица, ни какой-то странной сосредоточенности.
Я не могла понять, что он вызывает во мне. Что-то среднее между раздражением и неприятием, но его безумное стремление, не понять на чем основанное, притягивало.
— Ты в меня влюбишься! — мысленно сказала его спине. — Влюбишься!
Что-то подобное уже было на выпускном в девятом классе.
* * *
Тогда на мне было красное платье, которое всем очень нравилось. Я выходила за аттестатом, (меня, как отличницу, вызвали первой) и, как выразилась мама, «зал ахнул». Понятно, что она преувеличивала. Но потом почему-то многие девчонки и их мамы подходили ко мне и называли то балериной, то дюймовочкой.
— Дай хоть подержаться за это чудо! — сказала одна из них и обняла меня за талию.
Мы отмечали в ресторане. Паша со своим ансамблем пел весь вечер в основном Цоя, правда, явно фальшивил в «Звезде по имени солнце». Он ходил королем и вальяжно обнимался с Мариной, которая бросалась на него при каждом удобном случае.
Танцевать меня никто не приглашал. Оно и понятно, я же дочь классного руководителя, так что особо не надеялась и не особо расстраивалась. Зато Пашу это более чем устраивало. Каждый раз, когда начинался медляк, он самодовольно подходил к Марине, всем видом показывая, что не ко мне.
И вот, когда заиграла последняя песня, я направилась собирать свои вещи, как вдруг услышала:
— Давай потанцуем.
Я тут же развернулась и, не глядя на приглашавшего, положила руку ему на плечо. Даже не поняла, кто это!
Мама потом рассказывала, что Пашечка, заметив, что я с кем-то танцую, Марину с себя словно сбросил. Даже плечами дернул, будто скинуть хотел. Но я этого уже не видела.
Парень оказался высоким и светловолосым, хотя я видела только шею и рубашку. Я боялась поднять голову и старалась так догадаться, кто это мог быть. Перебрала весь Пашечкин ансамбль, но парень ни на кого не походил.
Я была в таком восторге от приглашения, что во время танца моя рука, расслабленная и нежная, «случайно» соскакивала с плеча неизвестного, после чего я возвращала ее, а она снова соскакивала. Я как бы гладила его. А он обнимал меня, но далеко не так, как одноклассники на школьных вечерах, а… чувственно.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Я удивилась, почему он не знает моего имени. Назвала.
— А меня… — он произнес, но я не расслышала.
— Как? — переспросила, подходя к нему еще ближе.
— Коля! — парень в свою очередь нежно наклонился надо мной.
Кузьмин что ли? Я аж перестала улыбаться, испугавшись, что такие старания ради Кузьмина (был такой парень из параллели, какой-то придурок). Мы сделали оборот, я убедилась, что Кузьмин танцует рядом, слава богу, не со мной.
— Ты идешь в десятый? — вопрос снова поставил меня в тупик. Конечно, иду в десятый, не в ГПТУ же мне идти.
— Иду.
— А ты как учишься?
— Хорошо, — ответила, чтобы не разочаровывать сразу, что я отличница.
— А я плохо. Ужасно, — честно признался Коля и подкупил своей искренностью. Он говорил с такой добротой, как еще никто со мной не разговаривал.
Я прислушалась к словам песни: «Девчонка-девчоночка, темные ночи, я люблю тебя, девочка, очень…» Почему-то легко представилась моя талия под его рукой, мое тонкое тело…
— А что, твоя мать — классный руководитель? — спросил Коля уж больно беззаботно.
— А ты не знал?
— Ты пойдешь с нами? — и после этого вопроса вся моя нежность сошла на нет. Я перестала гладить его по плечу и положила руку жестко.
— С кем это с вами?
— С ансамблем.
Я не могла идти с его ансамблем, я вообще никуда не могла идти. Я ничего не отвечала, и оставшуюся часть песни мы танцевали молча.
Коля не отпускал меня до последней ноты. Но когда все остальные танцующие уже разошлись, я отошла на шаг, преодолевая его легкое, но все же сопротивление, высвободила руку и наконец-то на него посмотрела.
Внешней красотой Коля не отличался. Серые глаза, большеватый нос и волосы невыразительного пепельного оттенка. Но в целом, если не уделять внимания деталям, лицо казалось приятным. Особенно по тому, что он смотрел на меня так, будто видел перед собой ангела.
— Ты пойдешь? — с надеждой спросил он еще раз, не сводя с меня глаз.
Я рассердилась. Он не понимал, о чем просил! Я не могла идти с ним, меня бы ни за что на свете не отпустила мама. И я убежала в раздевалку.
И только там до меня стало доходить, что танцевала я и гладила парня по плечу на глазах у ВСЕГО КЛАССА!
Я протискивалась между девчонками, надеясь, что никто и ничего мне об этом не скажет, но услышала:
— Что за мальчик? — спросила Светка.
— Не знаю…
— Она танцевала с мальчиком!!! — выкрикнула Танька как важную новость.
И остальные одноклассницы, которые до этого занимались чем-то своим, бросили дела и уставились на меня.
Да. Событие года. Я танцевала с мальчиком! А то, что Марина чуть не облизала Пашу, никого не интересовало.
— О-о-о! С ма-а-альчиком! Симпатичный?
— Нет, — я злилась, хотя неприятно так говорить, Коля такой добрый…
— Что он тебе сказал?
— Он пригласил пойти с ним.
— Раз приглашают, надо идти.
Я не хожу с любыми лишь по тому, что меня пригласили! Но я не ответила, забрала свой пакет, протиснулась между девчонками и вышла в зал.
А он ждал! Стоял на том же месте и ждал. Я улыбнулась, растерялась, остановилась. В его глазах читалось восхищение. Никто не смотрел на меня так долго и так прямо.
Коля подошел и взял пакет из моих рук. Я не сопротивлялась. Он УХАЖИВАЛ! Я была в шоке! Выйдя из ресторана, остановилась в нерешительности.
— Пойдем с нами, — Коля остановился рядом со мной. — Будет весело.
Я смотрела на камни под ногами, но при этом чувствовала, КАК он смотрит. Не отрываясь, будто боится, если отвернется, я исчезну. Что это?
И я посмотрела на него. Хотелось, чтобы он запомнил меня. Но не на вечер, неделю или год, я желала, чтобы он всю жизнь меня помнил, вот с этого дня и до самой смерти. Но не знала, как это сделать, и стала внушать ему глазами.
Может, я походила на сумасшедшую. Мое лицо не отражало эмоций, которые бы соответствовали только что произошедшим событиям. Ведь мы просто танцевали! Я смотрела Коле в глаза, и мне казалось, что показываю ему ДРУГОЕ. Что-то постоянное и незыблемое, что-то не привязанное ко времени.
— Ты запомнишь меня навсегда! — внушала ему.
Я отгоняла от себя мысли, что занимаюсь какой-то ерундой, и на самом деле в моем взгляде нет ничего, заставляющего меня запомнить, а тем более навсегда. Но все же настойчиво продолжала Колю гипнотизировать.
А потом … он… влюбился. Коля смотрел мне в глаза не более минуты, сначала нормально, а затем раз … и провалился. КУДА-ТО!
Коля все повторял с какой-то грустной периодичностью, чтобы я шла с ним, потому что там будет хорошо. А я только хмурила брови и ничего не говорила.
Я знаю, я тебя теряюу-у-у…
Я знаю, это на-а-а-а-авсегда…
Пела группа «Белый Орел».
Я опустила глаза, взяла пакет из его рук, развернулась и только тогда посмотрела по сторонам. Сколько времени мы так стояли? Я никого не видела, а сейчас почти все разошлись. Мама была неподалеку, решала какие-то оставшиеся организационные вопросы, и я подошла к ней. Больше не смотрела на Колю и не знала, на месте он или уже ушел.
Я знала, что мама меня ни за что бы не отпустила. У меня не было выбора. С ансамблем! Боже! С теми, кто, кроме мата, ничего и не слышал? С их пошлостью, тупыми разговорами и желанием только выпить?
Я шла домой с мамой и Дашкой, которая тоже считалась хорошей девочкой. Шла и думала, что Коля — дурак. Он мог проводить меня! Это же Белые ночи! Мы могли вместе идти и разговаривать.
И все же Коля немного, но походил на Сашу.
