Глава 15
Скорей бы все вернулись домой! Тогда я покажу Люку и маме, какая Элис на самом деле. Я заранее чувствую себя немного виноватой, ведь я причиню маме огромную боль, но они должны знать правду: Элис – интриганка, обманщица и даже фантазерка, если судить по фотографии в прикроватной тумбочке. Не терпится послушать, как она все это объяснит.
Приезжают мама с Элис и, конечно, удивляются, обнаружив меня дома. Мама входит в кухню одна.
– Где Элис? – Обмен любезностями я пропускаю.
Мама замирает, внимательно смотрит на меня – чувствует неладное.
– Не ожидала тебя здесь увидеть. Ты успокоилась? – Она ставит на стол две сумки с покупками и изучает почту на столе.
– Утром я себя неважно чувствовала. – Я выглядываю в коридор. – Сестра с тобой?
– Она в ванную заскочила. Клэр, ты до сих пор какая-то взвинченная. Не хочу нового скандала.
– Почему она не пошла в туалет внизу? – Я не обращаю внимания на мамино замечание, поскольку вижу приоткрытую дверь туалета на первом этаже.
– Понятия не имею. Какая разница?
На лестнице слышны шаги – Элис сбегает вниз. Игриво огибает последнюю стойку перил и одаривает меня сияющей улыбкой:
– Привет, Клэр. Ты как? Не на работе?
– Очевидно. Я куда-то задевала важную папку и вернулась, чтобы ее найти. Надо полагать, вы ее не видели?
– К сожалению, нет, милая. – Голос мамы становится мягче. – Ты смотрела на столе в кабинете?
– Да, но я туда в выходные не заходила. Честно говоря, я вообще не доставала папку из портфеля.
– Выходит, домой ты ее не привозила, – беспечно сообщает Элис и начинает разбирать покупки.
Привычным жестом ставит банку консервированной фасоли в буфет. Словно проделывала это уже сотню раз. Словно она тут хозяйка.
– На работе папки нет. Значит, она тут, – бросаю я.
В лице сестры мелькает что-то неуловимое, но она тут же отворачивается. Неужели легкая улыбка – едва заметная, на кончике губ?
– Ты точно не видела папку, Элис? – уточняю я.
Она смеется, будто я сказала несусветную глупость.
– Клэр, я не видела папку, честное слово. Я даже не знаю, как она выглядит. Ты везде проверила?
– Конечно! – огрызаюсь я.
– Клэр! – Мама смотрит на меня укоризненно. – Элис хочет помочь. А ты давай-ка лучше поставь чайник.
Я так и делаю. Когда заканчиваю готовить чай, приезжает Люк.
– Мамочка! – кричит Хлоя и бежит ко мне.
Я подхватываю ее на руки.
– Здравствуй, милая. Как дела в садике? – Я целую дочь, кружу ее и опускаю на пол. – Пить хочешь?
– Да. Сока, пажалута. – Хлоя еще не все слова выговаривает правильно.
Я встречаюсь взглядом с Люком, несмело улыбаюсь. В каком он настроении?
– Ты в порядке? – роняет муж.
С унынием отмечаю его холодный тон. Люк обходит меня, даже не поцеловав.
– Как дела? – не отстаю я.
– А ты как думаешь? – скучным голосом отвечает он. – У тебя как?
– Не очень. Я потеряла папку. Вот приехала пораньше, чтобы поискать. – Я изо всех сил делаю вид, будто между нами все нормально.
– То-то я гадал, почему ты дома.
– Мне нужно забрать сегодня Ханну и Дейзи с собрания скаутов. Пиппа попросила.
Я чувствую на себе взгляд сестры. Наливаю кофе, подаю чашку Люку. Тот цедит сквозь зубы «спасибо».
– Ой, Элис, совсем забыла, – как бы невзначай бросаю я и прислоняюсь к тумбе. – Пиппа сказала, что она на днях видела тебя в деревне.
– Пиппа? А, точно, твоя подруга. Да, мы с ней случайно встретились, – подтверждает Элис.
– Забавно, она приняла тебя за меня. – Я выдавливаю из себя смешок. – Ты была в такой же кофте, как у меня. Помнишь, синяя кофта с зелеными и белыми рыбками?
Элис на мгновенье теряется. Я бросаю взгляд на Люка: тот наблюдает за спектаклем. Мама тоже.
– Э… Да нет, – говорит Элис. – Не была я в такой кофте.
– Пиппа очень наблюдательная. Она бы не перепутала, – возражаю я. – И вообще, я ту кофту уже несколько дней не видела. Послушай, если ты ее взяла, не беда, только надо спрашивать. То же самое и с моей полосатой бело-голубой футболкой, и с джинсовой юбкой. Не бери сама мои вещи, сначала спрашивай. Хотя мне не очень хочется, чтобы ты заходила в мою комнату без предупреждения. Я знаю, розовую футболку тебе недавно выдала из моего гардероба мама, но на будущее спрашивай разрешения у меня, пожалуйста.
– Клэр, о чем ты? Я ничего не понимаю. – Элис смотрит на маму в поисках поддержки.
– Я тоже, – кивает та.
– Я не брала твоих вещей, – сообщает Элис.
– Правда? Значит, Пиппа врет? – спрашиваю я, пристально глядя сестре в глаза, и жестом останавливаю маму, когда та хочет вмешаться. – Пиппа врет? – повторяю.
– Я бы не стала обвинять ее во вранье. Она, скорее, ошибается.
– И если мы заглянем в твой шкаф, то моих вещей там не найдем?
– Клэр, не начинай, – предостерегает Люк. Сколько слов! Больше, чем я услышала от него за последние несколько дней. – Не надо так. – Люк виновато косится на Элис.
– А по-моему, надо, – не уступаю я.
– Да пожалуйста, – пожимает плечами Элис. – Пойдемте все вместе, посмотрим. – Она отставляет чашку и марширует наверх.
Я иду следом. Думаю, мама с Люком понимают, что выбора у них нет. Я оглядываюсь. Люк берет на руки Хлою и направляется за нами.
Мы выстраиваемся перед платяным шкафом, будто в ожидании спектакля. Элис картинным жестом распахивает дверцы и отходит в сторону. Ни дать ни взять ассистентка фокусника.
Я протягиваю руку к вешалкам с кофтами. Моей, с рыбками, не нахожу. Бегло просматриваю одежду. Юбки и полосатой футболки тоже нет. Заглядываю вниз шкафа, там только обувь. Вновь перебираю вешалки, но моих вещей тут определенно нет. Я круто разворачиваюсь.
– Они здесь были, – говорю.
– Ты рылась в моих вещах! – с преувеличенным ужасом констатирует Элис.
– Куда ты их дела? – Я испепеляю ее взглядом.
– Клэр! – предостерегает Люк. Он понимает, что я сейчас взорвусь.
Я не обращаю на него внимания, расталкиваю маму с сестрой и подлетаю к прикроватной тумбочке.
– А что ты скажешь на это? – Я рывком выдвигаю ящик.
Вижу упаковку бумажных носовых платков, зарядное устройство от мобильного телефона и сам телефон. Фотографии нет. Она исчезла.
– В ящике лежало фото. На нем Элис и Люк. Я видела. – Я вновь поворачиваюсь к своим присяжным.
– Клэр, выйди, пожалуйста, из моей комнаты, – говорит Элис.
– Ты все убрала, да? – До меня вдруг доходит, что она сделала. – Только что, когда вернулась домой. Ты поэтому и побежала в туалет наверх.
– Не понимаю, что на тебя нашло, Клэр, – поджимает губы мама. Смотрит на Элис, обнимает ее. – Прости, дорогая. Клэр слишком много работает. Вот и срывается от усталости. Не плачь, солнышко, пожалуйста. Ох, Элис, иди ко мне, милая. Садись. – Мама усаживает сестру на кровать.
– Мама, мои вещи были тут, честное слово! А в тумбочке лежала фотография. Я видела ее своими глазами.
– Люк, забери Клэр. Она довела сестру до слез.
Люк вновь берет на руки Хлою и смотрит на меня.
– Не устраивай сцен, – холодно советует он.
Я хочу возразить, но передумываю. Хлоя цепляется за Люка и глазеет на меня с опаской.
– Я ничего не выдумала, – бросаю я, покидая комнату.
Шагаю прямиком к себе. Рывком открываю дверцы гардероба. И почти не удивляюсь, когда одежда, еще недавно висевшая в шкафу у Элис, теперь висит у меня. Люк в спальне. Он опускает Хлою на кровать и подходит ко мне. Выдергивает из шкафа кофту, футболку и юбку.
– Ты это искала? – Люк швыряет вещи мне в руки одну за другой.
– Люк, они были у нее. Я не вру. Зачем мне?
Муж придвигается ближе, нависает надо мной.
– Приведи в порядок свои хреновы мозги, – тихонько цедит он.
Хлоя вроде бы не слышит, она занята плюшевым медведем, которого забыла тут утром.
Я в бессильном отчаянии швыряю вещи обратно в мужа.
– Хочешь сказать, я вру? Почему ты мне не веришь?
– Ты же адвокат. Сама подумай, – говорит он. – Даю подсказку. Вот это называется уликой! – Люк бросает вещи на пол и в который раз подхватывает на руки дочь. – Пойду остужу Хлое чай. А тебе рекомендую остудить голову и извиниться перед мамой и сестрой.
– Она мне не сестра, – шиплю я.
Люк закатывает глаза – мол, сколько можно? – и уходит. В дверях медлит. Одумался? Нет, он просто заглядывает на книжный шкаф. Пересаживает Хлою на правую руку, а освободившейся левой достает что-то сверху, над книгами. Показывает мне:
– Твое?
Я судорожно сглатываю. Зеленая папка-конверт. Мне нет нужды читать надпись, выведенную черным маркером. Я и так знаю, что это дело Макмиллана. Забираю папку у Люка.
– Ее там не было.
– Еще один повод извиниться. Не знаю, какая муха тебя укусила, Клэр, но происходящее мне не нравится. Ты мне не нравишься.
– Я тут ни при чем! Это все она! Ты не видишь, что она делает? Вбивает между нами клин.
Плевать, если я кричу. Плевать, если Элис слышит.
Из ее комнаты прилетает грозная, как туча, мама. Едва не отталкивая Люка, застывает передо мной.
– Послушай-ка, юная леди. – Если бы не ее разгневанное лицо, я бы похихикала над «юной леди». Так мама называла меня, когда мне было лет десять. – Твоя сестра горько плачет. Из-за тебя. Не думала, что когда-нибудь я такое скажу, но мне стыдно. Стыдно за тебя, Клэр Теннисон. Доводить родную сестру! Как можно? Она хочет уехать, уехать назад в Америку, навсегда. – Мамин голос обрывается. Она с трудом продолжает: – Если Элис уедет, я тебя не прощу. Слышишь? Никогда.
Мама исчезает, я даже не успеваю ничего сказать. Ее последние слова ранят меня в самое сердце. Я в оцепенении смотрю на Люка.
Раньше он бы меня обнял, облегчил мою боль, но сейчас… Люк стоит неподвижно. Ледяная статуя. Как же так? Почему? Ведь еще недавно… Почему я стала изгоем в собственной семье?
– Клэр, что с тобой происходит? – Люк делает шаг ко мне, злость из голоса исчезает. – Я за тебя переживаю. Ты разрушаешься у меня на глазах, но не позволяешь себе помочь.
– Неужели ты не видишь, что происходит? Не замечаешь, что делает с нами Элис?
– Она старается вписаться в семью. Разве не этого ты хотела? Я понимаю, тебе трудно вновь делить с ней свою жизнь, тем более что раньше мы все были лишь в твоем распоряжении. Но хватит ревновать. Ты постоянно анализируешь Элис, следишь за каждым ее шагом, приписываешь ей какие-то темные замыслы. Перестань. Возьми себя в руки, малыш. Очень тяжело видеть тебя такой.
– Ты меня не слушаешь, – рявкаю я. – Никто не слушает. Она вас всех одурачила!
Я пролетаю мимо Люка на лестницу, сбегаю вниз. Хватаю сумку и ключи от машины. Папка с делом Макмиллана до сих пор у меня в руках. Запрыгиваю в машину, швыряю папку и сумку на пассажирское сиденье и рву с места. Колеса прокручиваются на гравии.
Поначалу я сама не знаю, куда еду – лишь бы подальше от дома, от любимых людей, с которыми мне сейчас больно. Возвращаюсь мыслями к Люку. Он даже не попытался меня защитить, взглянуть на ситуацию моими глазами. Я могу понять маму – в каком-то смысле могу. Думать о дочери плохо она не хочет. Мама всю жизнь страдает от чувства вины, корит себя за потерю Элис. И теперь чувствует себя в неоплатном долгу перед Элис, всячески ей угождает. За долгие годы в маме накопилось целое море нерастраченной любви, нужно же ее куда-то выплескивать. Это я понимаю. Мама любит Элис. Но Люк, почему он так со мной? Будто Элис ему дороже меня.
В памяти неожиданно всплывает фото: Элис и Люк на берегу моря. Фото сменяют другие картинки: Элис и Люк смеются на выходе из i360; Люк пишет портрет Элис; они наедине в студии; ноги Элис выглядывают из-под растянутой футболки, Люк с восхищением на них смотрит. Люк и Элис переглядываются… Картинки наплывают на меня, рассыпаются, нагло лезут в голову. Ах, подлец! Он ее трахает!
Я должна бы плакать. Должна выть от боли в разбитом сердце, но я слишком зла. Нет, не просто зла – я в ярости. В бешенстве. Доведена до белого каления. Я жму на газ и осыпаю Люка ругательствами. А я-то его поддерживала! И его самого, и его долбаное искусство! Значит, вот как он мне платит? Спит с моей сестрой! Я врезаю кулаком по рулю. Внутри бушует гнев.
Я с удивлением понимаю, что торможу перед домом Тома, неподалеку от брайтонской набережной. Я не планировала к нему приезжать. Как меня сюда занесло? Не помню, чтобы я принимала такое решение.
Какого дьявола я тут делаю? Провожу ладонями по лицу, потом по волосам – надо же, они до сих пор собраны в хвост. Здесь мне не место, но куда же поехать? На берег моря, там хорошо. Я завожу машину, включаю первую передачу. И тут дорогу мне перегораживает знакомый синий «БМВ».
Я смотрю на Тома, он смотрит на меня. Выбирается из автомобиля, идет ко мне. Молча открывает водительскую дверцу, просовывает голову в салон, глушит двигатель и вынимает ключи из зажигания. Тянется к ремню безопасности, отстегивает его, забирает мою сумку и папку. Бросает на нее взгляд, но по-прежнему ничего не говорит. Потом за руку выводит меня из машины. Запирает ее, провожает меня к своему «БМВ», усаживает на пассажирское сиденье и едет на подземный паркинг.
Мы поднимаемся в квартиру к Тому, все так же без единого слова; он наливает нам бренди. Молча пьем. Допив, я ставлю стакан на стол. Том обнимает меня, привлекает к себе. Я не возражаю. Мне нужна поддержка. Нужна доброта. Нужна любовь.
Следующий час я излагаю Тому последовательность событий. Выпиваю еще две порции бренди.
– Ничего себе, – говорит Том. – Кто бы мог подумать. Элис казалась очень, ну, очень…
– Милой, – подсказываю я. – Да, знаю. Все так говорят.
– А Люк! Вот уж кто меня удивляет. Он должен стоять за тебя горой, защищать, а не внушать тебе, будто ты делаешь что-то плохое. – Том на миг умолкает. – Если только, конечно… Нет, прости.
– Что ты хотел сказать?
– Неважно. Меня это не касается.
– Том, ты мой старый друг. Поэтому – касается.
– Не надо, Клэр. Не сделать бы хуже. Не хочу я вбивать клин между мужем и женой. Уж я-то знаю, каково это.
Том имеет в виду бывшую жену Изабеллу и измену, которая разрушила их брак.
– Говори, не бойся. Ты думаешь, что у Люка роман с Элис.
– Заметь, я молчу.
– Молчишь. Но думаешь. Я, представь себе, тоже так думаю. Подлец. – Во мне вновь вспыхивает злоба.
– Ох, Клэр… Неужели все так плохо?
У меня из глаза выкатывается слезинка, потом еще одна. Миг – и слезы уже бегут ручьем. Том прижимает меня к себе. Гладит по голове. По спине. Шепчет – ничего-ничего, поплачь. И я плачу. Добрых десять минут. Затем Том извлекает из кармана платок, промокает мне глаза, вытирает лицо.
– Прости, – всхлипываю я. – Совсем расклеилась.
– Не извиняйся.
Голос у Тома мягкий, и я вдруг осознаю, как близко мы сидим. Его голова прижата к моей. Потом – не знаю, когда и по чьей инициативе – наши губы встречаются, и это совсем не похоже на короткий дружеский поцелуй. Я вновь в Оксфорде, нам вновь по двадцать, и Том утешает меня после бесплодных поисков сестры. Какая ирония – мы с ним опять обрели друг друга, но уже потому, что Элис нашлась. Точнее, нашла нас.
Нет сил об этом думать. Слишком больно. Невыносимо. Но здесь, в объятиях Тома, мне спокойно. Они напоминают о студенческих годах, когда все шло прекрасно, когда впереди лежало восхитительное, безоблачное будущее. Когда еще не было взрослой ответственности. Когда папки не терялись. Судебные дела не изматывали душу. А муж не изменял.
