Я вернулся в Национальное управление архивов в Форт-Уэрте и вновь начал копаться в бесконечных пыльных коробках и папках. Архивист прикатил на тележке в маленький читальный зал новую порцию и увез предыдущую. Я больше не питал иллюзий найти нечто вроде Розеттского камня, который помог бы решить головоломки прошлого. Большинство документов были краткими и сухими — расходы, данные переписи, договоры аренды нефтяных участков.

В одной из коробок лежал потрепанный служебный журнал Управления по делам индейцев, куда были занесены сведения об опекунах индейцев «Эпохи террора». В рукописном реестре указывалась фамилия каждого и список подопечных ему осейджей. Если те умирали, рядом с ее или его фамилией обычно писалось только одно слово: «мертв».

Я искал Х. Г. Бёрта, подозреваемого в убийстве У. У. Вогана. Записи журнала свидетельствовали, что он был опекуном Джорджа Бигхарта и еще четверых осейджей. Рядом с фамилией одного из его подопечных стояло слово «мертв». Затем я нашел Скотта Мэтиса, владельца «Биг Хилл Трейдинг Компани». Согласно журналу, он был опекуном девяти индейцев, в том числе Анны Браун и ее матери Лиззи. Просмотрев список, я обнаружил и третьего умершего, и четвертого, и пятого, и шестого… Семь из девяти. И как минимум две смерти были официально признаны убийствами.

Я перешел к другим опекунам. У одного было 11 подопечных, 8 из них умерли. У второго — 13, из которых умерло больше половины. У третьего — 5, и умерли все. И так далее в том же духе. Цифры были ужасающими и вопиюще отличались от показателей естественной смертности. Так как причины по большей части никогда не расследовали, невозможно сказать, сколько среди них подозрительных, не говоря уже о том, чтобы определить виновных.

Тем не менее это, очевидно, свидетельствовало о настоящей волне убийств. В бумагах ФБР я нашел отчет об Анне Сэнфорд. Это было одно из имен, которые я увидел в служебном журнале с пометкой «мертва». Хотя ее смерть никогда не признавалась убийством, агенты подозревали, что ее отравили.

Еще одна подопечная индианка-осейдж — Хлу-а-то-ми — официально скончалась от туберкулеза. Однако среди других документов в ее деле я нашел телеграмму осведомителя министерства юстиции, в которой говорилось, что опекун Хлу-а-то-ми сознательно отказал ей в лечении и отправке в больницу на юго-западе. Он «знал, что это единственное место, где она могла бы выжить, и что она умрет, если останется в Грей-Хорс», как писал осведомитель. Он добавлял, что опекун затем назначил сам себя распорядителем немалого наследства.

В другом случае причиной смерти в 1926 году осейджа Ивса Толчифа было названо злоупотребление алкоголем. Однако свидетели утверждали, что тот никогда капли в рот не брал и был отравлен. «Семья умершего напугана», — сказано в газетной статье 1926 года.

Даже если в служебном журнале опекаемый осейдж значился как живой, это не означало, что он или она не подвергались преследованиям. Так, Мэри Элкинс считалась самой богатой в племени, так как унаследовала не менее 7 паев. 3 мая 1923-го в возрасте 21 года она сочеталась браком со второразрядным белым боксером. Согласно отчету сотрудника Управления по делам индейцев свежеиспеченный супруг запирал ее в доме, бил и накачивал «наркотиками и виски, чтобы преждевременно свести в могилу и получить огромное наследство». Однако благодаря этому вмешательству она выжила. Проведенное по ее делу расследование обнаружило доказательства того, что боксер действовал не в одиночку, а был участником сговора банды местных граждан. Хотя сотрудник требовал открыть против них уголовное дело, до предъявления обвинения так и не дошло, и фамилии сообщников никогда не назывались.

Затем я наткнулся на дело Сибил Болтон, из Похаски, чьим опекуном был белый отчим. 7 ноября 1925 года ее — по словам местного журналиста, «одну из самых красивых девушек в городе» — обнаружили мертвой с пулей в груди. Эту смерть в 21 год отчим назвал самоубийством, и дело быстро закрыли, даже без вскрытия. В 1992 году внук Болтон, редактор «Вашингтон пост» Дэннис Маколифф-младший, повторно изучил дело о ее смерти и обнаружил в официальных документах бесчисленные противоречия и ложь. Как он пишет в своей книге 1994 года «Смерть Сибил Болтон», большая часть ее денег была похищена. Факты свидетельствовали о том, что ее застрелили на лужайке перед домом, где женщина сидела с шестнадцатимесячной дочерью (матерью Маколиффа). Согласно служебному журналу, у ее опекуна было еще четыре подопечных, и все они умерли.

Бюро подсчитало, что произошло 24 убийства осейджей, однако истинное количество было, несомненно, выше. После ареста Хэйла и его сообщников расследование прекратили. Однако, по крайней мере, кое-кто в Бюро знал, что систематически замалчиваемых убийств было гораздо больше. В одном из отчетов агент описал лишь одну из применяемых схем: «В связи с большим числом таинственных смертей преступники, чтобы избежать подозрений, подпаивали индейца, затем вызывали врача, который его осматривал и констатировал алкогольную интоксикацию, после чего вводил подкожно дозу морфина. Когда врач уходил, [убийцы] делали в подмышку инъекцию куда большей дозы, что обычно приводило к летальному исходу. В свидетельстве врач, как правило, писал, что смерть наступила от отравления алкоголем». Другие отмечали, что необычные смерти систематически и ложно приписывали «чахотке», «скоротечной болезни» или «неустановленной причине». Ученые и следователи, в свое время занимавшиеся изучением убийств, подсчитали, что количество погибших осейджей может исчисляться десятками и даже сотнями. Чтобы получить более полное представление об этом массовом уничтожении, Маколифф опирался на «Аутентичный список индейцев осейдж», в котором перечислены случаи смерти множества соплеменников, имевших право на земельные наделы. Исследователь пишет: «В течение 16 лет с 1907 по 1923 год умерло 605 осейджей, в среднем 83 в год, что соответствует годовому показателю смертности 19 на 1000 человек. Сегодня общенациональный показатель составляет около 8,5 на 1000 человек; в 1920-х годах, когда методы подсчета еще не были так точны, а статистика велась раздельно для черного и белого населения, средний показатель среди белых был близок к 12 на 1000. Более высокий уровень жизни должен был бы дать смертность у осейджей ниже, чем у белых американцев. Однако она выше общенационального показателя более чем в полтора раза — и это без учета осейджей, родившихся после 1907 года и не включенных в список племени».

Луис Ф. Бёрнс, знаменитый историк осейджей, пишет: «Я не знаю семьи, которая не потеряла бы хотя бы одного родственника из-за прав на недра». Как минимум один агент Бюро, работавший над делом до прихода Уайта, понял, что тут существует настоящая культура убийств. Согласно стенограмме беседы с осведомителем, агент сказал: «Таких убийств много. Их сотни и сотни».

Даже у дел, известных Бюро, были скрытые измерения. Во время одного из моих последних посещений резервации в июне 2015 года я отправился в Племенной суд осейджей, где они сегодня сами отправляют правосудие по многим уголовным делам. Осейджский юрист сказал мне, что «“Эпоха террора” — не конец нашей истории», добавив: «Наши семьи были жертвами этого заговора, но мы — не жертвы».

В одном из залов суда я встретился с председательствующим судьей по уголовным делам Марвином Степсоном, приветливым осейджем за семьдесят с выразительными седыми бровями и сдержанными манерами. Его дедом был Уильям Степсон, чемпион родео, умерший в 1922 году предположительно от отравления. Власти никогда не проводили расследования по его делу, но считали, что виновным был Келси Моррисон — человек, убивший Анну Браун. К тому времени тот развелся со своей осейджской женой и после смерти Степсона женился на его вдове Тилли, стал опекуном ее двоих детей и получил доступ к ее огромному состоянию. Один знакомый рассказал Бюро, будто Моррисон признавался ему, что ради этого убил ее мужа.

Смерть Степсона занесена в официальный список убитых в «Эпоху террора». Однако когда мы с Марвином присели на одну из деревянных скамей в зале суда, он рассказал мне, что и после смерти прадеда семья оставалась мишенью преступников. Выйдя замуж за Моррисона, Тилли стала его подозревать, в особенности после того, как подслушала его разговоры о действии стрихнина. Она призналась своему адвокату, что хотела бы исключить Моррисона из числа наследников и добиться отмены его опекунства над своими детьми. Однако в июле 1923 года, не успев сделать эти распоряжения, она также умерла вследствие предполагаемого отравления. Моррисон завладел большей частью ее имущества. Из его писем следует, что он планировал продать кое-что из похищенного — причем не кому иному, как Х. Г. Бёрту, тому самому банкиру, который был, очевидно, причастен к убийству Вогана. Смерть Тилли никогда не расследовали, хотя Моррисон сказал товарищу, что убил ее, а потом спросил, почему бы и тому не проделать подобный фокус. Марвин Степсон, потративший годы на расследование произошедшего с бабушкой и дедушкой, сказал мне: «Келси убил их обоих, так что мой отец остался сиротой».

Однако и это еще был не конец. После смерти Уильяма Степсона и Тилли следующими мишенями стали 3-летний в ту пору отец Марвина и его 9-летняя сестра. В 1926 году Моррисон, отбывавший срок за убийство Анны Браун, послал Хэйлу из тюрьмы записку, перехваченную охраной. В записке, полной грамматических ошибок, было сказано: «Билл, ты знаешь, что через несколько лет дети Тилли получат двести или триста тысяч, а я их приемный папаша. Как бы заполучить эти денежки, когда выйду. Ты знаешь, думаю, я смогу увезти детишек из штата и мне не смогут помешать … не смогут привлечь за похищение». Было опасение, что Моррисон намеревался убить обоих детей. Один историк из племени осейдж заметил: «Гуляя по осейджскому кладбищу и глядя на надгробья, под которыми покоится слишком много молодых, умерших в то время, невольно содрогаешься».

Марвин Степсон человек здравомыслящий, всю жизнь проработавший на юридическом поприще. И все же он сказал мне, что испугался сам себя, когда узнал, что сделал Моррисон с его семьей.

— Войди сейчас он в эту комнату, я бы…

И голос изменил ему.

Когда, несмотря на бесчеловечные злодеяния, преступники ушли от возмездия, последний суд иногда может произвести хотя бы история и, опираясь на уцелевшие документы, назвать злодеев поименно. Однако многие убийства осейджей так хорошо утаили, что это невозможно даже сегодня. Большинство дел, к горечи семей потерпевших, остаются нераскрытыми. Многие потомки проводят частные расследования, не дающие результатов. Они живут, подозревая покойных родственников, старых друзей семьи или опекунов — кто-то из них, возможно, на самом деле виновен, кто-то нет.

Когда Маколифф попытался установить убийцу своей бабушки, он сначала подозревал деда Гарри — белого. Тот к тому времени уже умер, но его вторая жена была еще жива и сказала Маколиффу: «Постыдился бы, Дэнни, рыться в этом деле Болтонов. Не понимаю, зачем ты это затеял». Она все время повторяла: «Гарри этого не делал. Он не имеет к этому никакого отношения».

Позднее Маколифф понял, что она, скорее всего, была права. Вместо этого теперь он считает, что виновен отчим Сибил. Однако и этого нельзя утверждать с определенностью. «Я не могу найти доказательств того, кто убил мою бабушку, — писал Маколифф. — И не один я в таком положении. Дело в том, что многие страницы из нашей истории вырваны. … Просто было слишком много лжи, слишком много документов уничтожили и слишком мало сделали для расследования». И далее: «Выжившие лишены права на торжество закона даже задним числом — им отказано в возможности узнать, кто убил их детей, матерей и отцов, братьев и сестер, дедушек и бабушек. Им — как и мне — остается лишь гадать».

До отъезда из округа Осейдж и возвращения домой я разыскал Мэри Джо Уэбб, учительницу на пенсии, десятилетиями пытавшуюся прояснить обстоятельства подозрительной смерти своего дедушки в «Эпоху террора». Хрупкая, с дрожащим голосом женщина за восемьдесят жила в одноэтажном деревянном доме в Фэрфаксе, недалеко от места, где стоял взорванный особняк Смитов. Она пригласила меня войти, и мы расположились в гостиной. О своем визите я уведомил ее заранее, и в ожидании моего приезда она достала несколько коробок документов, собранных ею по делу своего деда, Пола Писа, включая отчеты опекуна о расходах, завещания и свидетельские показания в суде.

— Он был одной из тех жертв, которые не фигурировали в отчетах ФБР и чьи убийцы не попали в тюрьму, — сказала она.

В декабре 1926 года Пис заподозрил, что его белая жена его травит. Как свидетельствуют документы, он обратился к адвокату Комстоку, которого Уэбб назвала одним из немногих достойных белых юристов, живших в то время. Пис хотел развестись и исключить жену из завещания. Позже свидетель рассказал, как тот говорил, что жена дает ему «какой-то яд и что она хочет его убить».

Когда я спросил Уэбб, кто мог снабдить убийцу отравой, она сказала:

— Были два врача. Братья. Моя мать говорила — все знали, что у них можно купить яд для осейджей.

— Как их звали? — спросил я.

— Шоуны.

Я вспомнил Шоунов. Это были те врачи, которые утверждали, что пуля, убившая Анну Браун, исчезла. Врачи, первоначально умолчавшие о предсмертном заявлении Билла Смита, в котором он обвинил Хэйла, и устроившие все так, чтобы один из них стал распорядителем огромного наследства Риты Смит. Врачи, которых следователи подозревали в том, что вместо инсулина они кололи Молли Беркхарт яд. Казалось, многие дела связаны с сетью тайных заговорщиков. Мэтис, владелец «Биг Хилл Трейдинг Компани» и опекун Анны Браун и ее матери, принимал участие в коронерском расследовании убийства Анны, в ходе которого не была обнаружена пуля. Кроме того, по поручению семьи Молли он нанял команду частных детективов, которым странным образом не удалось раскрыть ни одного дела. Свидетель рассказал Бюро, что после убийства Генри Роана Хэйл очень хотел забрать его тело у одного гробовщика и перевезти в похоронное бюро в «Биг Хилл Трейдинг Компани». Заговоры с целью убийства зиждились на врачах, выписывавших фальсифицированные свидетельства о смерти, и похоронных бюро, тихо и без шума зарывавших тела в землю.

Опекун, которого Маколифф подозревал в убийстве своей бабушки, был известным адвокатом, работавшим на племя и никогда не имевшим ничего общего с преступными махинациями, происходившими прямо у него под носом. Казалось, не замарали рук и банкиры, в том числе и предполагаемый убийца Бёрт, процветавший за счет «индейского бизнеса». То же самое относится и к продажному мэру Фэрфакса, союзнику Хэйла, заодно бывшему и опекуном, или к бесчисленным стражам закона, прокурорам и судьям, к чьим рукам пристала кровь с кровавых денег. В 1926 году вождь осейджей Бэкон Ринд заметил: «Среди белых есть честные люди, но встречаются они крайне редко». Гаррик Бэйли, ведущий антрополог в области осейджской культуры, сказал мне: «Расскажи Хэйл то, что знал, значительную часть самых видных людей округа посадили бы в тюрьму». В действительности практически все общество было соучастником системы убийств. Поэтому едва ли не каждого в этом обществе можно считать виновным в убийстве Макбрайда в Вашингтоне: тот пригрозил покончить не только с Хэйлом, но и с масштабным преступным бизнесом, дающим миллионы и миллионы долларов.

23 февраля 1927 года — несколько недель спустя после обещания развестись и лишить наследства жену, которую Пол Пис подозревал в том, что она его травит — его сбил автомобиль, водитель которого скрылся и оставил его умирать на пустой дороге. Уэбб сказала мне, что уже известные силы постарались затушевать дело о его смерти.

— Может, вы посмотрите все это еще раз, — сказала она. Я кивнул, хотя и знал, что я такой же странник в тумане, как некогда Том Уайт или Молли Беркхарт.

Уэбб проводила меня на крыльцо. Темнело, и края неба помрачнели. Улица и город были пусты, как и прерия.

— Эта земля пропитана кровью, — сказала Уэбб.

На мгновение она замолчала, и стало слышно, как беспокойно зашелестели на ветру листья черных мэрилендских дубов. Потом она повторила слова, сказанные Богом Каину после убийства тем своего брата Авеля:

— Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли (Бытие, 4:10. — Прим. перев.).