Хэсина снова падала в ледяную воду – как и той зимой, девять лет назад. Только в этот раз Цайянь не тонул. Его не нужно было спасать и защищать. В этот раз Хэсину столкнула его рука.

Хэсина, пошатываясь, поднялась на ноги, и в ту же секунду одна из министров спросила:

– В каком преступлении вы ее обвиняете?

Женщина попыталась подавить зевок. И не одна она. Едва ли не на всех присутствующих были помятые ханьфу и криво завязанные пояса. Шапки уша у многих съехали набок.

Следующие слова Цайяня разбудили их всех.

– В сотрудничестве с пророком.

Все застыли, словно первый зимний лед.

Потом вся тяжесть этого обвинения обрушилась на Хэсину, и она почувствовала, что падает, падает, старается выбраться из-под завала, хочет отдышаться, но не может.

«Сохраняй спокойствие, Хэсина», – приказала она себе, хватая воздух ртом. Ее не могут признать виновной бездоказательно… а последние улики погибли вместе с Серебряной. Даже хозяйка музыкального дома «Желтый лотос» не могла свидетельствовать против нее, потому что той ночью Хэсина была в капюшоне, а Цайянь – нет. Призвав на суд ее, он бы вовлек в это дело себя. Так что да, все хорошо. Все хорошо. Все будет в порядке.

Тем не менее она сжалась и подалась назад, в то время как Цайянь подходил к ней ближе и ближе

– Этот пророк – точнее пророчица – умерла несколько месяцев назад, – проговорил он. – Но я думаю, вы найдете мои доказательства достаточными.

Зачем? Но Хэсина уже поняла зачем. Ради мести. Она не послушалась его совета. Она должна была подставить Ся Чжуна, чтобы удар на себя принял он, а не Лилиан.

Но… это же был Цайянь. Брат, который стойко переносил все колкости Санцзиня и никогда на них не отвечал. Брат, который помогал ей справляться с уроками. Внимательный, учтивый, надежный Цайянь, который сейчас вызывал свою первую свидетельницу.

Хэсина наблюдала, чувствуя, как слабеет ее дыхание и замедляется пульс. Ее сердце как будто выловили из груди и оставили на известняковом мостике, который отделял ее от брата.

Свидетельница подошла к краю трибуны. Это была строгая на вид женщина лет сорока, которую Хэсина не узнала.

– Назовите ваше имя, – проговорил Цайянь.

– Мэн Хуа.

– Вы можете начинать.

– Подождите!

Собравшиеся повернули головы.

– Т-тебе нельзя вызывать свидетелей, – заикаясь, произнес Жоу. Все взгляды вперились в него, и Хэсина тоже обернулась в его сторону. – Это работа Совета расследований.

– Совет расследований одобрил рассмотрение этого дела, – сказал председатель.

– В таком случае, это суд, – заключил Жоу. – А раз это суд, у королевы Хэсины должен быть представитель, как у любого другого человека.

– Я боюсь, вы забываете первый завет «Постулатов», принц Янь Жоу, сын Благородной супруги Фэй. – Теперь все головы повернулись к Ся Чжуну. – Будь это любое другое дело, – продолжил министр, – королева действительно имела бы право на представителя и справедливый суд. Но, как утверждается в параграфе 1.1.2, пророки и их соучастники являются исключением. Но у вас нет повода для беспокойств. Если свидетельства, которые предоставит Цайянь, покажутся суду недостаточными, мы перейдем к обычной процедуре выбора представителей.

Все присутствующие одобрительно зашептались. Министр сказал правду. Хэсина знала об этом еще до того, как решила отправиться на поиски Серебряной. Теперь она могла лишь посмотреть на Жоу и одними губами прошептать: «Спасибо».

В следующее мгновение по залу суда снова разнесся голос Цайяня.

– Начните ваш рассказ, – приказал он женщине. – Как вышло, что вы стали свидетелем событий, произошедших два с половиной месяца назад?

– У нас с мужем свой столярный магазин в восточной части торгового квартала. В тот день все вокруг говорили, что одна из пограничных деревень исчезла, словно облачко дыма. По словам наших покупателей, во всем были виноваты кендийские пророки. Я совершенно не удивилась – эта саранча рождается без души. Все мы видели, что случилось с разведчиком на коронации королевы.

– Правда ли, что в городе начались беспорядки?

– Да. Люди ворвались в квартал красных фонарей, потому что… Ну, это и так очевидно, разве нет? – Женщина презрительно скривила верхнюю губу. – Это место так и кишит саранчой.

– Вы тоже пошли туда? – спросил Цайянь.

– Да.

– Вы видели, что случилось дальше?

– Да. Люди окружили нескольких блудниц. Убили одну из них.

– Была ли она пророчицей?

– Мы подумали, что да.

– Вы видели голубое пламя своими глазами? – настаивал Цайянь.

– Я стояла далеко от…

– Да или нет?

– Да, – произнесла женщина. – Я видела его. Но потом пришла королева и устроила целое представление. Она подожгла все это место, и оно тоже загорелось голубым из-за пролитого вина. Это поселило в нас сомнения, но я уверена в том, что видела. Тело блудницы охватило голубое пламя – ярче любого другого, которое когда-либо оказывалось у меня перед глазами.

– Вы помните, как отреагировала королева, когда увидела тело?

– Да. Она была явно расстроена. Еще ее стошнило. Тогда я не придала этому значения, но… – Она осеклась.

– Продолжайте, – сказал Цайянь.

– Как бы правильно выразиться? – Женщина вздрогнула. – Глядя на нее, можно было подумать, что она оплакивает смерть этой девки.

Зал суда наполнился перешептываниями.

Все это было каким-то ужасным стечением обстоятельств. Хэсина уцепилась за эту мысль, хотя та противоречила всему, что она знала о Цайяне. Он всегда добивался успеха, за что бы ни взялся. Хэсину уже ничто не могло спасти. Она должна была быть к этому готова.

Но она оказалась не готова.

Цайянь, не переводя дыхания, вызвал следующую свидетельницу.

Когда Хэсина увидела этот кремово-серый рюцюнь с нежно-голубыми манжетами, ей показалось, что ее ударили ногой в живот. У нее на глазах выступили обжигающие, постыдные слезы. Она как будто вернулась в детство и плакала из-за очередной обиды, которую ей нанесла мать. Только в этот раз некому было вытереть ей глаза.

– Назовите свое имя и род занятий, – произнес Цайянь.

– Мин-эр. Я поступила на придворную службу шестнадцать лет назад и последние пятнадцать лет являюсь придворной дамой королевы.

– Расскажите нам о том, что вы нашли в комнатах королевы.

– На прошлой неделе я начищала полы и увидела незакрепленную половицу. Под ней был тайник, в котором лежали наброски писем, сделанные рукой королевы. Сначала я не собиралась их читать. Я просто взяла их в руки, чтобы стереть масло, которое пролилось на бумагу. Но потом мне в глаза бросилось одно слово.

– Какое слово?

– Дар.

Хэсина смотрела на Мин-эр невидящим взглядом.

Почему?

– Кому они были адресованы? – спросил Цайянь.

– Кому-то по имени Серебряный Ирис.

– Да, – подтвердила первая свидетельница. – Так ее и звали!

– Это ложь. – Хэсина снова обрела способность говорить. Она развернулась к Цайяню. – Ты подложил мне эти письма.

Он не обратил на ее слова внимания.

– Сопоставьте почерк.

Двое пажей вышли вперед и положили на пол рядом с письмами несколько недавних указов Хэсины.

Цайянь вызывал на трибуну главу придворных писарей.

– На ваш взгляд, эти письма – подделка?

Мужчина склонился над листками бумаги, переводя взгляд от писем к указам и обратно.

– Нет, это не подделка. Видите? – Писарь взял письмо в одну руку и указ в другую. – Умелый мастер может полностью воссоздать почерк другого человека, но даже ему не удастся передать крохотные несовершенства. Если приглядеться, можно заметить, что королева не доводит кончики штрихов в слогах «ши», «шу» и «шао». У нее дергается рука, а в результате и кончик пера. Эту особенность можно наблюдать и в указе, и в письме.

Цайянь попросил, чтобы письма и указы пустили по рядам. Когда пажи разошлись по залу, Хэсина подняла одно из писем и пробежалась по нему взглядом.

Каждый штрих был написан так же, как написала бы его она сама, вплоть до мельчайших несовершенств. Кто…

– И наконец… – заговорил Цайянь, но Хэсина больше его не слушала. Она вспомнила, как они сидели рядом, и он помогал ей выводить штрихи, положив ладонь на ее руку.

Это воспоминание перешло в другое: вот она сидит в тронном зале и сначала удивляется, а потом огорчается, увидев, что Цайяню удалось идеально написать ее имя на указах.

Письмо выпало из ее руки. Цвета, формы, линии – все слилось перед ее глазами в одно пятно, словно она смотрела на мир сквозь водопад. Кто-то ударился ей в спину, и Хэсине понадобилась целая секунда, чтобы понять, что происходит, и сделать шаг в сторону.

Мимо нее пробежал паж с позолоченным подносом в руках. Цайянь взял в руки лежавший на нем предмет и поднял его над головой.

– Все ли узнают эту вещь?

Пальцы Цайяня сжимали шпильку из белого нефрита с летящим журавлем на верхушке, которая не так давно исчезла в кармане Ся Чжуна.

Хоть бы это был просто сон. Пятка Хэсины соскользнула с платформы. Ей удалось восстановить равновесие, но вернуть свое самоощущение было гораздо сложнее. Затуманенным взглядом она посмотрела на горожан, стоящих внизу, и придворных, сидящих на верхних рядах. Пожалуйста, пусть все это окажется сном. В кошмарах у нее оставалась возможность убежать. Она могла бы спрыгнуть с этого узенького моста, а в следующий момент проснуться, с криком подскочив на кровати. Но сейчас она оказалась в ловушке. На ее спине выступили холодные капельки пота.

– Я помню ее, – сказал один из министров. – Эта шпилька – подарок ее отца.

– Да, на ее первые именины, – добавил другой.

– А когда вы в последний раз видели эту шпильку в волосах королевы? – спросил Цайянь.

– В этом… – Министры начали переглядываться. – В этом мы не уверены.

Цайянь перевел взгляд на Мин-эр.

– Королева в последнее время не надевала эту шпильку, – пробормотала она. – В последний раз я видела ее четыре месяца назад.

Четыре месяца? Нет, это было месяц назад, самое большое…

– Эта шпилька была найдена в покоях одной куртизанки. – Цайянь повернулся к залу и поднял шпильку так, чтобы все могли разглядеть. – В покоях куртизанки по имени Серебряный Ирис – той самой пророчицы, которую сожгли во время беспорядков.

Зал разразился выкриками. Один из пажей постучал посохом по полу, требуя тишины, но вопросы продолжали звучать, и один из них – громче всех остальных:

– Зачем королеве понадобилась пророчица?

Не ответив, Цайянь вызвал следующую свидетельницу – стража темницы.

– Не получали ли вы в последнее время странных приказов от королевы? – спросил он.

– Дайте подумать… Она просила нас найти заключенного с прутом.

– Когда?

– Где-то около четырех месяцев назад.

– Был ли такой заключенный найден?

– Да, был. У заключенного из камеры 315, который отбывал срок за ограбление купца, действительно нашли прут.

Цайянь отпустил свидетельницу и обернулся к придворным, сидевшим на верхних рядах.

– Министр Ся, теперь вы можете подойти к трибуне.

Море шелковых ханьфу расступилось, чтобы дать Ся Чжуну пройти. Хэсина смотрела, как он ступает на мост.

– Как многие из вас, должно быть, заметили, – начал министр, – представитель королевы оказался довольно-таки искусен. Дело в том, что она осознанно выбрала его среди лучших студентов и поместила в темницу, а потом обманом заставила меня назначить этого юношу своим представителем, воспользовавшись моей преданностью философии всеобщего равенства, высказанной в «Постулатах».

Шпилька не убедила Хэсину. Мин-эр тоже. Но теперь Хэсина окончательно поверила в происходящее.

Цайянь сговорился с Ся Чжуном.

Осознание ударило Хэсину, как пальцы ударяют по струнам цитры. Все ее существо зазвенело. Она вздрогнула, почувствовав, как костный мозг возвращается в ее позвоночник, вены снова наполняются кровью, а сердце, кипящее новой яростью, занимает свое место в груди.

– Вы забыли, – проговорила она сквозь зубы, – что мы с вами связаны и пойдем ко дну вместе.

Утони со мной, Ся Чжун. Она сорвала с себя пояс, вспорола шов и высыпала письма, которые он отправлял в Кендию. Пять, десять, двадцать листков, кружась, полетели вниз, к ногам горожан, остальные опустились на мост.

Пажи поспешили раздать письма придворным, сидевшим на верхних рядах. Бумага хрустела, словно тонкие ветки, ломавшиеся под чьими-то ногами.

Хэсина подняла над головой письмо, которое оставила себе.

– Ся Чжун, как вы объясните эту переписку?

Паж поднес министру одно из писем, и он склонился над бумагой. Сжав зубы, Хэсина вонзила взгляд в его лысую голову.

Наконец, он поднял на нее глаза.

– Ваше Высочество, – проговорил Ся Чжун. – Хотя отныне мне, пожалуй, стоит обращаться к вам «Ваше Бесчестие».

Придворные в верхних рядах вскрыли последнее письмо, и воцарилась тишина.

Хэсина взглянула на письмо, которое держала в руке, и ее сердце забилось медленнее. Открывая его, она не была уверена, чего именно боится – она вшила их в пояс неделю назад, но…

Этого не могло быть.

Раньше на письмах не был указан адресат. Теперь там стояло имя Хэсины.

Раньше на письмах не был указан отправитель. Теперь там стояло имя Серебряной.

Письмо в руке Хэсины задрожало. Слова, находившиеся между подписями, расплывались перед ее глазами.

Но ей не обязательно было их читать.

На Хэсину посыпался град обвинений. Злобные выкрики окружили ее, как стая волков. Они набросились на нее, оставшуюся без защиты, и начали разрывать ее плоть своими когтями и зубами.

– Сообщница саранчи!

– Предательница!

– Смерть от тысячи порезов!

– Уведите ее, – приказал Цайянь, и стражи схватили Хэсину за руки.

– Я признаюсь, что разговаривала с пророчицей! – крикнула она, пока ее тащили вниз по ступеням. В зале поднялся гам. Один из стражей закрыл ей рот рукой, но тут же отдернул ее, когда она его укусила. – Но я никогда не признаюсь в измене! Разговаривать с другим человеком – это не…

Хэсине заткнули рот. Ее вытолкнули за дверь, створки которой распахнулись вовнутрь, словно оконные ставни, и заслонили от нее весь зал. Она видела лишь несколько ступеней, на одной из которых стоял Цайянь.

Она хотела, чтобы он посмотрел ей вслед. После того, как он предал ее, он мог дать ей хотя бы это. Но он просто отвернулся и стал подниматься на платформу. В следующий миг он исчез из ее поля зрения.

Хэсину втолкнули в камеру, и она упала на пол. Двери за ее спиной с лязгом захлопнулись.

Она села и невидящим взглядом посмотрела сквозь решетку. Ее заключили в обычную темницу, а не в тяньлао, хотя преступник, совершивший измену такого уровня, должен был оказаться именно там. Она так и не удосужилась расчистить ту часть подземелий после взрыва, и Цайянь, видимо, тоже. Его первый и единственный просчет.

Она прислонилась к стене и прижала к себе колени, как будто надеясь, что если она станет занимать не так много места, все ее проблемы тоже уменьшатся.

Цайянь вступил в сговор с Ся Чжуном.

Цайянь убедил Мин-эр предать ее.

Цайянь подделал ее почерк. Он поменял письма в ее поясе или, быть может, подложил ей новый пояс. Это не составило ему труда. Он был частью ее семьи. Никто бы не удивился, если бы однажды ночью, пока она сидела в глубине архивов, он заглянул в ее покои.

Или он мог подговорить Мин-эр сделать это за него. Хэсину затрясло еще сильнее, но ее глаза оставались сухими: она была слишком ошеломлена для того, чтобы плакать. Цайянь безукоризненно выстроил свое обвинение, учитывая, что Серебряный Ирис умерла. Уцелей она во время беспорядков, он бы привел ее в зал суда и пустил ей кровь на глазах у всех. Ее бы казнили вместе с Хэсиной, но ему не было бы до этого дела. Серебряная стала бы лишь пешкой в его игре, такой же, как и все остальные.

Даже теперь в дальних уголках сознания Хэсины маячило чувство вины. Когда усталость наконец одолела ее, она увидела во сне, что на рассвете ее место занял Цайянь, и нож палача впивается в его плоть, а не в ее. Когда все закончилось, она подползла к нему, прижала к груди и зарыдала. Прежде чем он предал ее, он был ее братом. Прежде чем он настроил всех против нее, она убила единственного близкого ему человеку. Ее слезы и муки раскаяния можно было объяснить.

А его кровь и предательство – нет.

По другую сторону решетки стояла старший секретарь со свитком в руке. Подчиненная Хэсины пришла зачитать ей приговор.

За угрозы в адрес высокопоставленного министра Хэсине запрещалось в течение следующих трех месяцев заходить в зал суда.

За незаконные манипуляции с выбором представителя Хэсине запрещалось в течение года направлять дела на рассмотрение Совета расследований.

Но все это, конечно, не имело никакого значения, потому что за преступный сговор с пророком Хэсину ждала казнь от тысячи порезов, которая должна была состояться на следующее утро после шестого удара гонга.

Секретарь свернула свиток.

– К вам посетитель, – сказала она, удаляясь.

Хэсина приготовилась увидеть Ся Чжуна.

– Цветочек мой.

Но если бы она знала, что это Мин-эр, она бы даже не пыталась подготовиться к встрече с ней. Перед своей придворной дамой она была беззащитна. Когда женщина опустилась на колени, сердце Хэсины словно обратилось в фарфор – хрупкий и холодный.

– Не называй меня так. И перестань плакать.

Мин-эр вытерла слезы с круглых, как яблоки, щек и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать.

– Если хочешь просить прощения, не утруждай себя.

– Я знаю, – прошептала Мин-эр. – Я только хочу, чтобы вы узнали правду.

По мнению Хэсины, для этого уже было немного поздно.

– Тогда быстрее говори то, что хочешь сказать.

– Цве…

– Но если не можешь держать себя в руках, лучше уходи.

– Меня заставил министр Ся. – Глаза Мин-эр снова наполнились слезами. – М-министр Ся узнал о моей дочери.

Хэсина подняла на нее взгляд.

– У тебя есть дочь?

Служанкам и придворным дамам запрещалось заводить собственные семьи.

Мин-эр кивнула.

– Она родилась до срока. Женщина, принимавшая у меня роды, сказала, что она не доживет до своих первых именин. Сейчас ей уже семнадцать…

Столько же, сколько Хэсине.

– …и она до сих пор много болеет, но вместе с тем она так полна жизни. О ней заботится моя сестра. Я отправляю им свое жалованье, чтобы они могли заплатить врачу за осмотры и лечебные настойки.

В горле Хэсины образовался болезненный ком.

– Мне жаль. – Мин-эр промокнула глаза, но через секунду на них снова выступили слезы. – Мне так жаль.

Что Мин-эр ожидала услышать в ответ? Я все понимаю? Я прощаю тебя? У тебя была уважительная причина, чтобы предать меня? Внезапно Хэсину накрыла злоба по отношению к дочери Мин-эр. Эта девушка украла у Хэсины единственную мать, которая у нее была.

– Уходи долой с моих глаз.

Но когда Мин-эр побрела прочь, Хэсина безмолвно сказала ей все то, что не смогла произнести вслух.

Она сочувствовала Мин-эр, хотя у нее не осталось никого, кто мог бы посочувствовать ей. На рассвете Хэсине предстояло умереть, но сердце в ее груди не колотилось, и она не испытывала желания побороться за жизнь. «Какой смысл держаться за мир, который покинул тебя?» – спрашивала ее мать. Теперь Хэсина поняла, что значит быть покинутой по-настоящему. Это когда твой народ требует твоей казни. Когда тебе больше не для чего жить.

Прошло какое-то время. Она не знала, сколько именно, но, видимо, довольно много, потому что стражи принесли ей обед, состоящий из жидкой рисовой каши и жесткого лука. Это показалось Хэсине бессмысленным: она бы и так не умерла от голода до завтрашнего утра. Она отодвинула горшочек в сторону, и его дно проскрежетало по каменному полу, почти заглушив голоса стражей.

– Так ей и надо. – Стражи успели отойти уже довольно далеко, но их голоса усиливались, отражаясь от стен тоннеля. – Теперь королевство очистится навсегда.

Очистится.

Они не сказали, от чего. От пророков. От саранчи. От опасности. От неизвестности.

«Ты когда-нибудь чувствовал что-то по отношению к ним?» – спрашивала Хэсина у Цайяня. Вместо ответа он покачал головой. «Не показывай, что сопереживаешь, – говорил он. – Не выказывай своих чувств. Не поддавайся им. Не ставь свое правление под угрозу. Доверься мне».

Она слушала его. Доверяла ему. Верила, как родному брату.

Больше нет.

Теперь Хэсина слушала Мэй, которая просила защитить их. Она слушала Лилиан, чья жертва спасла сотни, если не тысячи пророков, которые едва не потеряли свою последнюю маскировку. Она слушала отца, в чье сердце ей, наконец, удалось заглянуть. В его словах заключалась любовь к истине, но его поступки проистекали из любви к людям. Ради них он мог бросить все, даже правду. Но что бы ни происходило – будь он залит кровью или принят за святого, проклят или прославлен, назван по имени или обречен на жизнь без него, – отец никогда не терял то единственное, что действительно ему принадлежало: надежду. Он заполнил тронный зал призраками; он вернулся, чтобы посмотреть им в лицо.

Хэсина поступит так же.

Потому что завтра на рассвете она не умрет.

Она пододвинула к себе горшочек и, не жуя, проглотила кашу. Потом закрыла глаза и начала думать.

Она не могла просто сбежать. Раз «Постулаты» разжигали ненависть в сердцах ее людей, она продолжит дело родителей и постарается уничтожить их, при помощи трона или без нее.

Она как раз составляла план действий, когда ход ее мыслей нарушил стон дверей.

Новый посетитель? Превратившись в падшую королеву, она явно обрела популярность.

– Сестра!

Хэсина открыла рот от изумления, но тут же захлопнула его.

– Что ты тут делаешь?

Жоу бросился к ней, шлепая ногами по лужам, и опустился на колени у самой решетки – прямо на пятно плесени. В этой обстановке его голубой ханьфу казался неуместно ярким.

– Я могу освободить вас. Только скажите, где ваш ключ от всех дверей.

Он отопрет замок, а потом они вдвоем не спеша выйдут отсюда и улетят на спинах огромных журавлей.

– Не глупи.

– Я придумал способ.

– Как пройти мимо стражей? – Даже она не придумала, как справиться с этим препятствием.

– Вы не поверите, если я расскажу, – проговорил Жоу. – Просто… доверьтесь мне.

Другими словами: «позвольте мне рискнуть жизнью ради вашей».

Хэсина не могла позволить, чтобы по ее вине снова пролилась кровь.

– Нет.

– Вы хотите жить или нет?

Хэсина посмотрела на Жоу с изумлением. За его бледным лицом с заостренными чертами было трудно различить того мальчика, который помог пророкам и выступил сегодня в ее защиту, когда все остальные промолчали. В следующую секунду Жоу снова превратился в самого себя и, покраснев, произнес:

– Вы должны жить, сестра.

Но в ушах Хэсины по-прежнему звучал его голос, наполненный огнем и твердый, словно камень.

Да.

Да, она хотела жить.

Да.

Но она не хотела жить одна. Не хотела жить в мире, где у нее нет семьи и друзей. Поэтому Хэсина закусила губу и осмелилась спросить:

– Ты сможешь вызволить Акиру?

– Обещаю, что смогу.

– Тогда слушай внимательно. Ключ от всех дверей лежит в ящичке моего туалетного столика. Но взять его оттуда должен не ты.

– Вот как. – Жоу даже не попытался скрыть замешательство. – А почему?

По нескольким причинам – ее покои хорошо охранялись, к тому же на Жоу и так падет подозрение, – но у нее не было времени объяснять.

– Я уже придумала, кто может принести ключ в подземелье. Твоя задача – следить за кабинетом моего отца. Если увидишь, что туда заходит Ся Чжун или кто-то из его слуг, считай, что мой план сработал. Возвращайся после второго удара гонга и будь готов действовать. Все запомнил?

– Да. Нужно ли что-нибудь еще?

Если в словах Жоу пылал огонь, то в голосе Хэсины звенел лед.

– Скажи Ся Чжуну: у меня есть то, чего он желает больше всего на свете.