Однако опасения насчет выговора оказались напрасными. Шефини на рабочем месте не оказалось, зато ее встретила Лариса. Опять без косметики, она походила на молодящуюся Бабу-ягу. Обдавая Лопатину перегаром, секретарша потащила ее в приемную.

— Можешь расслабиться, — прошептала она и улыбнулась. — Ирки сегодня не будет. Она занимается подготовкой к похоронам. Бедняжка, похороны Татьяны ей тоже пришлось взять на себя, ведь наш финансовый директор одна-одинешенька на белом свете. А в общем, ей нет дела ни до нее, ни до своего муженька. — Ловким движением Сметанина откупорила уже початую бутылку виски и плеснула в чистую рюмку, стоявшую рядом с наполовину полным стаканом. — Давай, моя милая, помянем Аркашу. Хоть он и был порядочной сволочью, но умел делать приятное.

Галя не стала уточнять насчет приятного, но отметила про себя, что шеф все же взял ее на работу, пусть и с намерением приобрести проклятый перстень, который его сгубил. И денег в конверт бросил столько, что еще осталось после похорон. Она приняла рюмку и поморщилась:

— Лариса, ты переборщила с моей дозой. Сегодня мне еще нужно решить кое-какие вопросы. Ты забыла, что придет следователь? Если я появлюсь перед ним пьяная, меня не поймут.

— Ладно, пей сколько считаешь нужным, жди своего следака, — не стала настаивать секретарша. — Сейчас придет Лилька, и мы с ней оторвемся. Я помню, что ты никогда не поддерживала пьяные компании.

Галя сделала глоток виски и поморщилась. Лариса сунула ей стакан с апельсиновым соком:

— Запей.

— Значит, все-таки начали без меня, — вдруг послышался голос из ниоткуда, и перед ними предстала переводчица с английского Лиля Абросимова. — Лариса, это как понимать? Я купила закуску, а ты уже уничтожаешь выпивку?

— На твою долю хватит, — произнесла Лариса уже заплетающимся языком и, шатаясь, встала. — Сейчас достану еще одну рюмку.

— Заодно достань и тарелки, — приказала Лиля и принялась вытаскивать из пакетов разную снедь: мясную, сырную и овощную нарезку, белый хлеб с румяной корочкой, шпроты. Галя, не успевшая позавтракать из-за затянувшегося разговора с бывшим мужем, почувствовала, как засосало под ложечкой.

— Налетайте, — скомандовала мужеподобная Лиля, небольшими усиками над верхней губой напоминавшая Галине гусара, — да не забудьте наполнить рюмашки!

Лопатина замахала руками, и ее коллега притворно изумилась:

— Как же так? Не хочешь помянуть своего шефа?

— В моей рюмке пока достаточно, — заявила Галя, зная, что, как и Лариса, Лиля настаивать не будет.

— Ладно, тогда, девчонки, не чокаясь, — переводчица с английского подняла рюмку. — Пусть земля будет пухом нашему Аркаше.

Галина снова едва пригубила, а коллеги выпили залпом. Ларису совсем развезло.

— Ты назвала его Аркашей, — она зло взглянула на Лилю. — Это что за фамильярность? Разве ты с ним спала?

— Ой, успокойся, — женщина намазывала масло на хлеб. — Все знают, что он был верен вам с Татьяной.

Проголодавшаяся Галя соорудила себе трехэтажный бутерброд, и Лиля, посмотрев на ее творение, украсила его веточкой лохматой петрушки.

— Так будет красивее. Но, девчонки, едой не увлекайтесь. У меня созрел второй тост. Давайте выпьем за стерву Ирину. Может быть, она станет к нам добрее.

Лариса попыталась возразить, но не смогла и, кивнув в результате, влила в себя остаточную порцию виски. Галя снова едва пригубила и занялась бутербродом. Лиля очень изящно резала помидор, отставив мизинец.

— Как ты думаешь, сынок не вступит в папашины владения? — спросила ее Галя, увидев, что Лариса уже удобно устроилась для короткого сна. Коллега пожала широкими мужскими плечами:

— Черт его знает. Хотя, скорее всего, нет. Видишь ли, я слышала, что у него совсем другие интересы. Он не желает работать, мотается по клубам, делает ставки в казино, в общем, тратит отцовские денежки. На бизнес ему всегда было наплевать, несмотря на то что Аркаша честно пытался ввести отпрыска в курс дела. Судя по всему, у него ничего не вышло, — она погладила Ларису по светлым волосам. — Развезло девочку. Пить еще будешь? Хотя, — Лиля потрясла бутылку, выдавив из нее жалкие капли, — наша Ларочка почти все выдула сама. Ну и бог с ней, ей Аркашу жальче всех, а я жалею больше Таньку, — коллега вздохнула. — Совсем молодая была и красивая. Как она оказалась в аэропорту совсем одна? И почему пыталась проглотить бриллиантовое кольцо?

— Она не должна была оказаться одна, — покачала головой Галя. — У Тани давно был молодой человек, который собирался увезти ее из Приморска. И Аркаша узнал об этом незадолго до своей смерти.

Сросшиеся брови Лили взметнулись вверх:

— Да ну? И кто же он? Куда делся?

Лопатина покачала головой:

— Я не знаю. Видишь ли, Таня только и успела сказать мне, что он есть. Вероятно, многое бы она пояснила при встрече. Но встреча… — она содрогнулась, вспомнив о мертвой Лазаревой.

— Бедная Танька! — Лиля резко встала. — Слушай, а давай чайку попьем. Лариску сейчас на диван положим, чтобы не мешала, а сами припасы доедим. Не выбрасывать же. А холодильника у нас нет.

Галя согласилась, и они вдвоем перенесли всхрапывающую секретаршу на диван в приемной. Потом Лиля включила чайник, достала из шкафа коробочку с пакетиками, и они набросились на остатки снеди.

— Ты помнишь, что на послезавтра назначены переговоры с иностранцами? — поинтересовалась Галина. — Состоятся ли они?

— А чего… — удивилась коллега. — Одно другому не мешает. Если на послезавтра Ирина назначит похороны, офис пустым не останется. Так что поработаем без них, подруга. Даже как-то спокойнее. Неужто не справимся? Мы с тобой лучше новой шефини знаем, что было нужно Аркадию.

— Да, конечно, справимся, — кивнула Галя. Несмотря на маленькую дозу выпитого виски, по ее жилам разлилось приятное тепло. Казалось бы, неразрешимые проблемы отошли на второй план, и девушке стало так хорошо и покойно, как давно уже не было. Лиля показалась достойной собеседницей, и Галя рассказала ей о Славике и о его желании во что бы то ни стало восстановить семью.

— Его желание, — усмехнулась Лиля. — А о своем ты молчишь. Или его нет?

— Честно говоря, нет, — призналась девушка. — Ну не могу я выбросить из памяти ту мерзкую картину… Иногда взяла бы так ластиком и стерла бы, да не стирается. Вот и получается, что простить его не могу. Слишком любила и доверяла…

— Тогда не прощай, — напутствовала ее Лиля, вытерев салфеткой усики. — Найди другого.

— Легко сказать — найди другого! — усмехнулась Галя. — Если бы все было так просто! Тебе вот за тридцатник, а мужика на горизонте нет.

— Да есть они, проклятые, на горизонте! — Переводчица стукнула по столу кулаком так сильно, что тарелки и чашки зазвенели. — Только жить хотят за мой счет. Думают: если переводчик в большой фирме, то смогу содержать их. И на кой такие мне нужны?

— Прости, — Галя погладила руку коллеги с узловатыми пальцами и, вздрогнув, обернулась на хриплое покашливание. Перед ними стоял полный мужчина, чем-то похожий на Аркадия Петровича, только в дешевых брюках и белой рубашке с грязным воротом, издававшей запах пота. «Наверное, одинокий, — пронеслось в голове Галины. — Как когда-то говорил Славик — «брошенка» или «разведенка». Жена бы не допустила ни застарелого запаха пота, ни пятен на брюках, ни серой каймы на воротнике». Пришедший вытащил из кармана удостоверение и продемонстрировал женщинам:

— Следователь капитан Власов. Кто из вас Лопатина? Мне нужно с ней поговорить.

Галя встала и улыбнулась:

— Это я. Товарищ следователь, где вам угодно разговаривать? В моем кабинете сойдет?

Он кивнул, покосившись на остатки еды на столе, и сглотнул слюну.

— Сойдет.

— Тогда вперед, — она вышла в коридор, и следователь, как тень, направился за ней. Зайдя к себе, она включила кондиционер и жестом пригласила его присесть рядом с собой на стул.

— Товарищ следователь, — начала Лопатина, — мне жаль занимать свое и ваше время, но, клянусь, мне ничего не известно о смерти Лазаревой. Утром я позвонила ей, чтобы проинформировать о смерти шефа, то есть Аркадия Петровича, и Татьяна сказала, что уезжает в Москву с будущим мужем. Она пригласила меня к себе, чтобы отдать документы, с которыми работала дома. Однако когда я прибежала, консьержка сказала, что Лазарева с чемоданом уже вышла из квартиры. Это показалось мне немного странным — мы все же договорились увидеться, — но в жизни бывают разные обстоятельства. Рассчитывала уехать позже, пришлось раньше — что тут такого? Тем более документы мирно лежали у консьержки, которая, кстати, может подтвердить каждое мое слово.

Она смело взглянула в его водянистые голубые глаза и усмехнулась про себя. Власов определенно ожидал услышать больше.

— Значит, ее жениха вы не видели? — уточнил он, хотя по рассказу Галины и так все было понятно.

— Не видела — раз, а два — Татьяна никогда не называла ни его имени, ни фамилии, — отчеканила Лопатина.

— И вы никого не встретили, выйдя из дома? — Власов явно хватался за соломинку, но девушка вспомнила о Митине и решила не выдавать его. Ну не мог он так жестоко поступить с Таней, не мог! Это во-первых. Во-вторых, не он ее возлюбленный. В-третьих, ему ни в жизнь не придумать такую хитроумную комбинацию — разводить с помощью любовницы Аркашу на деньги. Нужно искать кого-то другого, но кого?

— Никого из знакомых не встретила, — ответила девушка, слегка запнувшись на слове «знакомых», и Власов наморщил лоб:

— А из незнакомых?

— Не заметила, — быстро проговорила она, уже увереннее. Капитан встал со стула и подошел к окну, глядя, как по глянцевому от жары шоссе движутся машины.

— Девушка, если вы что-то скрываете, расскажите, — буркнул он. — Для нас важна каждая мелочь. Преступник должен быть пойман в короткий срок и понести наказание. — Он обернулся, и Галя увидела его умоляющий взгляд. — Я тут много узнал о вашей Лазаревой. Хорошая была девушка, хоть и путалась с шефом. Я ее не осуждаю, одинокая, ее дело. Может быть, для всех было бы лучше, если бы все так и осталось. Но на свою беду она встретила негодяя, который научил ее, как раскручивать босса на антиквариат, потом заставил поверить, что им нужно уехать, а в аэропорту то ли силой, то ли обманом заставил проглотить кольцо, будто оставив хоть что-то на память. Остальных драгоценностей при ней не оказалось. Следовательно, их украл преступник.

Галя провела рукой по вспотевшему лбу. Несмотря на неряшливость, следователь вызывал у нее симпатию, и ему хотелось помочь. Но как, если она действительно ничего не знает?

— Капитан Власов, — умоляюще выдавила Лопатина, — извините, я не знаю вашего имени-отчества… Вы совершенно правы, я подпишусь под каждым вашим словом. Но, к сожалению, это все, что мне известно. Честное пионерское.

Мужчина улыбнулся, но улыбка вышла невеселой.

— Вот вам моя визитка, — он протянул ей картонный прямоугольник. — Бывает, люди вспоминают что-то важное. Если вы вдруг…

— Я обязательно позвоню, — пообещала она. — Обязательно.

— Спасибо, — следователь кивнул на прощание и ретировался так же быстро, как появился. В дверь заглянула Лиля, с любопытством спросив:

— Что хотел?

— Невозможного, — усмехнулась Лопатина. — К сожалению, не видела я ее жениха. Ну не делилась Танька ни с кем, кто он и что.

— Боялась, сглазят, — предположила Лиля. — Наша Лариска точно глазливая.

— Возможно, — Галя перекинула через плечо сумку. — Слушай, Лилек, раз и сегодня мы никому не нужны, я побегу. Дела.

Лиля кивнула:

— Иди, я не возражаю. Если наша мадам все же решит посетить офис, будь на связи.

— Хорошо, — девушка взяла сумочку и улыбнулась на прощание: — Спасибо за угощение.

— Да не за что.

Махнув рукой, Галя выбежала в летний зной. Спиртное сделало свое дело. На душе стало легко и радостно, и даже перстень, уютно покоившийся в сумочке, не жег руки. Теперь ей уже не казалось, что чей-то пристальный взгляд следит за ней, и, миновав квартал, она остановилась у вывески с надписью «Ломбард», толкнула дверь и вошла в прохладное помещение. Тихо жужжал кондиционер, создавая комфортную атмосферу. Старый, очень худой, действительно напоминавший Кощея неестественной худобой еврей с крючковатым носом и белыми кудрявыми волосами, зачесанными за длинные желтоватые уши, сидел, согнувшись, и с пристальным вниманием разглядывал какую-то позолоченную статуэтку, попивая крепкий чай черного цвета из старинного серебряного, почерневшего от времени подстаканника. На столе, покрытом старой клеенкой в шрамах от ножа, в беспорядке были разбросаны кольца разных размеров и с разными камнями. «Там царь Кощей над златом чахнет», — вспомнила девушка. Ее бабушка сравнивала ювелира не только с Кощеем, но и с Гобсеком, который жил впроголодь, хотя сидел на мешках с золотом.

— Здравствуйте, Иосиф Абрамович, — сказала Галя, и ювелир вздрогнул, будто его облили холодной водой.

— А, Галочка! — Его желтое, морщинистое лицо озарила добрая улыбка. — Приветствую тебя. Только не ори так. Такие крики не для моих ушей. Как мама?

Галя опустила голову:

— Мама умерла. Еще и девяти дней не прошло.

Иосиф Абрамович зачмокал:

— Ай-ай-ай, какое несчастье! Леночка ведь была совсем молодая, и не пенсионерка даже, если мне не изменяет память. Я прав?

— Да, — кивнула Галя.

— Но отчего она умерла? — недоумевал ювелир. — Цветущая, красивая женщина… Я всегда удивлялся, что, разведясь с твоим отцом, она так и не вышла замуж.

— Рак, — коротко бросила девушка, словно выплюнув ненавистное слово. — Рак легких, четвертая стадия.

Старый еврей заохал:

— Боже, боже, какая несправедливость! Ну почему этот проклятущий рак столько народу губит? И когда ученые против него вакцину найдут? Не может быть, чтобы в природе ее не существовало, — он вдруг оборвал сам себя и посмотрел на посетительницу: — И чего меня, старого, понесло? Ты ведь по делу пришла, девочка моя? Верно?

— Верно, — девушка вынула из сумочки перстень. — Иосиф Абрамович, эта драгоценность много лет принадлежала нашей семье и приносила несчастья. Я пыталась от нее избавиться, но люди, которые выказывали интерес к кольцу, мертвы. Пока он у меня, я хочу покончить с ним. Распилите мне его на мелкие части.

Тусклые глаза Иосифа Абрамовича блеснули:

— Ну-ка, покажи мне эту вещичку!

Галя достала коробочку и, словно ядовитую змею, брезгливо бросила на столик:

— Вот он.

Ювелир открыл шкатулку и вынул драгоценность, подставив под свет лампы. Казалось, его маленькая комнатка сразу же озарилась ярко-красным пламенем. «Точно кровь», — подумала Лопатина.

— Ты говоришь, он принадлежал твоей семье? — поинтересовался старик. — А как у вас оказался, знаешь?

Галя покачала головой:

— Я вообще до недавнего времени не знала о его существовании. Память подсказывает мне, что я видела перстень на пальце у бабушки, когда была совсем маленькой, может быть, пару раз. Мама его не носила, во всяком случае, при мне, — она улыбнулась. — Я знаю, почему вы меня об этом спрашиваете. Когда кольцо стала сопровождать череда смертей, я прочитала о нем в Интернете. Знаю, что его называют «Кровь падишаха», и когда-то он принадлежал певице Нонне Поляковой. Каким образом драгоценность вдруг оказалась у нас — не имею никакого понятия.

Иосиф Абрамович вздохнул:

— Было время, когда лучшие сыщики страны искали это сокровище и гадали, куда его мог спрятать преступник. А оно вон где… Мне почему-то кажется, что твоя бабушка случайно обнаружила перстень на улице и не отнесла в милицию. Кажется, даже что-то подобное она мне рассказывала. Разумеется, она поступила неправильно, хотя я не верю, что все беды вашей семьи произошли от него.

— Так вы распилите его на мелкие кусочки? — спросила Галя.

— Такую красоту? — Ювелир покачал головой. Венчик волос на макушке зашевелился, будто колышимый ветром. — И не подумаю. Знаешь, если тебе приспичило от него избавиться, давай поступим так. У меня есть человек, который покупает подобные игрушки — именно те, которые, по преданию, приносят несчастья. У него уже скопилась целая коллекция, однако он, по его словам, живет, здравствует и процветает. Тебе крупно повезло, что недавно он позвонил мне. Думаю, за этот перстень мужик отвалит неплохую сумму, часть из которой ты возьмешь на памятник Леночке. Как тебе такой вариант?

Девушка дернула плечом:

— Вероятно, другие драгоценности не были столь опасны. А эта разрушала людские судьбы и вызывала смерть. Я точно знаю.

На худой жилистой шее еврея заходил острый кадык.

— Этот человек, как я понял, интересуется только такими цацками, другие ему не нужны. Знаешь, сколько народу с облегчением продало ему драгоценности, повинные, как они считали, в их бедах? И не произошло ровным счетом ничего. Возможно, он заговоренный. Во всяком случае, чтобы совесть твоя была чиста, помни: мы с тобой никого не обманываем. Если он хочет иметь дело с нечистой силой, запрятанной в некоторых драгоценностях, — это его право, не правда ли?

Галя немного подумала, прежде чем ответить. С одной стороны, ей не терпелось избавиться от перстня, только не таким путем, а испепелить, изрезать его и развеять прах по ветру. С другой — глупо отказываться от денег, тем более мужчина готов заплатить их прежде всего за репутацию драгоценности. Иосиф Абрамович, глядя на нее, смутно догадывался, какие мысли бродят в голове девушки.

— Соглашайся и не раздумывай, — подталкивал ее старик, вытирая крючковатый нос, покрывшийся потом. — Дядя Еся плохого не посоветует.

Галя улыбнулась.

— Ладно, уговорили, но только обещайте рассказать ему историю перстня во всех красках.

— Именно во всех красках, моя королева, — пообещал Еся, — тогда и цена будет выше. Я тоже кое-что заработаю за посредничество, — он положил перстень в коробку и вернул хозяйке. — Впрочем, ты можешь присутствовать при разговоре и добавить то, что считаешь нужным. Давай решим так. Я звоню ему и назначаю встречу на двадцать два часа. В это время ломбард закрывается, и нам не помешает ни одна живая душа. Ты приносишь перстень, оформляете сделку — и гуляйте, ребята.

— Я целиком полагаюсь на вас, — ответила девушка. Ювелир радостно хлопнул в ладоши. Руки у него были худые и длинные.

— Вот и отлично. Жду. Не опаздывай.

Галя кивнула, подумав, что и добрый дядя Еся не останется внакладе, он получит свои комиссионные, и неплохие. Ювелир всегда был готов на многое за деньги. «Погубит когда-нибудь его эта жадность», — пронеслось у нее в голове, однако девушка сразу отогнала дурные мысли и побежала домой, по дороге заглянув в магазин. Времени до встречи со странным покупателем, не боявшимся ни черта, ни дьявола, было предостаточно. Она решила приготовить плов — любимое блюдо своей бабушки. Купив все необходимое на маленьком рынке, девушка, войдя в квартиру и вымыв руки, сразу бросилась на кухню. Вот старый котелок, такой закопченный, что любители современного интерьера непременно посоветовали бы немедленно выбросить его, однако непрезентабельная посудина, как и тысячи других мелочей, напоминала ей о времени, когда их семья была полной и счастливой. На даче, находившейся возле моря, дед и бабушка колдовали с шашлыками, пловом и копченой рыбой. Рыбу всегда коптил дед, и она получалась необыкновенно вкусной. Половина дачного кооператива сбегалась отведать знаменитое лакомство. Бабушке доставался плов. Она готовила его на костре в большом казане, не то что готовила, правильнее сказать, священнодействовала, и блюдо выходило отменное. Гале больше не доводилось пробовать плов, пахнувший дымом и костром, и сейчас она терпеливо нарезала нужные овощи, мясо и делала приправу, утешая себя тем, что и на плите плов, если его уметь готовить, будет превосходным. Девушка священнодействовала так же, как когда-то бабушка, и в результате блюдо превзошло все ее ожидания. Пожалев, что придется есть одной и самой нахваливать себя, Галина взглянула на часы и ужаснулась. Она почти опаздывала к ювелиру. Девушка мельком посмотрела на себя в зеркало, прошлась расческой по черным волнистым волосам, наложила розовую помаду на пухлые губки, хорошо гармонировавшую со смуглой кожей, и помчалась к ювелиру.

На улице уже стемнело, район, где находился ломбард, всегда был пустынным в это время, и лишь одинокие прохожие выводили гулять своих питомцев. Проходя по темной аллее, утыканной стоявшими, как солдаты на параде, фонарями, лишь один из которых для приличия испускал тусклый свет, Галя напряглась. Ей снова показалось, что кто-то дышит в спину, но она успокоила себя тем, что до дяди Еси осталось совсем немного. И действительно, скоро показался трехэтажный дом и светлое окно комнаты ювелира. До двери девушка почти добежала, дернула ее на себя и, ворвавшись в узенький коридор, громко крикнула:

— Дядя Еся, я пришла!

Ей никто не ответил. В мертвящей тишине было слышно, как жужжала муха. Девушка не подумала о плохом: ювелир славился своей глухотой. Она позвала громче:

— Дядя Еся, где вы?

Муха продолжала жужжать назойливо, упорно. Старый, мудрый еврей не отзывался. Может быть, он показывает покупателю какие-то другие вещи в подсобке, в которую вообще-то никто не допускался? Галя вошла в его каморку. Дядя Еся никуда не уходил и ни с кем не беседовал. Он сидел в своем продавленном кресле, и седая голова с венчиком курчавых волос покоилась на столе, освещаемая бликами золота и драгоценных камней.

— Дядя Еся, вы спите? Это очень нехорошо с вашей стороны.

Она подошла к ювелиру и взяла его за руку. Желтая, со вздувшимися венами, рука бессильно упала на подлокотник, и до Гали не сразу дошло, что проклятое кольцо убило и ее старого знакомого. Он умер среди золота… Жадность погубила его… Как она и подумала…

— О господи! — Лопатина прикрыла рот рукой, чтобы не заорать, и стала пятиться к двери. Сейчас она вызовет «Скорую» и полицию… Сейчас… Девушка повернулась и услышала шорох за спиной. Она немного помедлила, прежде чем обернуться, хотя все ее существо противилось этому. И все же Галя бросила взгляд назад и дико закричала. Из подсобки, святая святых ювелира, выходил… сам дьявол. Высокий, худой, в черном плаще с капюшоном, холодным худым лицом, кривым ртом и длинным искривленным носом. Красные глаза, горящие адским огнем, не отрываясь смотрели на девушку. Не переставая кричать, Галина попыталась открыть входную дверь, намереваясь выбежать на улицу и собрать прохожих, но, к ее ужасу, та оказалась запертой.

— Этого не может быть, — пробормотала девушка. Дверь в комнатку дяди Еси не захлопывалась, она хорошо это помнила. Значит, существо закрыло ее своей дьявольской силой… Господи, как ей выбраться из этого ада? Как? Как? Дьявол, сверкая глазами, уже подходил к ней, медленно, словно получая удовольствие от ее ужаса, и Галя, схватив медную статуэтку на столе ювелира, бросила ее в окно, разбив стекло, потом нырнула в проем, больно поранившись. Не обращая внимания на текущую кровь, девушка побежала по аллее, беспрестанно оглядываясь. В сумерках ей почудилось, будто существо спокойно прошло сквозь дверь и двигалось за ней. Как бы она ни прибавляла шаг, расстояние между ними не увеличивалось, а наоборот, сокращалось. Ей казалось, что она уже чувствует его холодные пальцы на своей шее… «Господи, ну за что ты меня так наказываешь?» — пронеслось в голове. Галя снова закричала и рванулась в арку какого-то старого дома, чуть не сбив с ног коренастого мужчину, удерживавшего поводок с огромной собакой.

— Ральф, спокойно! — бросил незнакомец немецкой овчарке, которой такое поведение посторонней женщины, естественно, не понравилось, и она недовольно зарычала. — Девушка, что с вами? Боже мой, да вы вся в крови! Что случилось?

Галя подняла на него глаза, полные слез, напоминавшие бездонные темные озера, и прошептала:

— Спасите меня!

— Хорошо, мы с Ральфом спасем вас, если вы нам все расскажете, — голос мужчины показался смутно знакомым. — О, по-моему, я вас знаю, вы Галина Лопатина, не так ли? А я бывший, — он споткнулся на этом слове, — врач вашей матери, Герман Борисович Боростовский. Мне очень жаль…

— Давайте сейчас не об этом, — доктор был для нее ангелом, посланным самим Богом. — За мной гонится Дьявол. Он выбрался из перстня. Спасите меня. Я из охотника превратилась в жертву, как и гласило предание. Теперь Дьявол меня убьет.

Онколог сморщился, вероятно, смутившись от услышанного бреда, и сильно сжал плечи девушки:

— Дьявол? Где он?

Достав из кармана безупречно белой рубашки маленький фонарик, он осветил им все вокруг.

— Девушка, никакого Дьявола нет и в помине. Вам показалось. Пойдемте, я провожу вас до дома. Скажите, у вас есть успокоительное? Если нет, забежим в ближайшую аптеку. Я понимаю, смерть матери стала для вас страшным ударом…

Галя со злостью выхватила руку из его широкой ладони.

— Да, стала, — прошипела она, — однако я не сошла с ума. И мне нужно в полицию. Только что Дьявол убил ювелира, работавшего в ломбарде. А теперь охотится за мной.

— Иосифа Абрамовича? — удивленно спросил врач. — Я знаю его тысячу лет. Старик был знаком с моей бабушкой. Он убит?

— Если вы мне не верите, посмотрите сами, — бросила Галина. — Только сначала спрячьте меня в таком месте, чтобы он меня не достал, хотя бы в той же полиции.

Герман с минуту стоял в раздумье. Большая морщина прорезала его лоб.

— Мы сделаем вот что, — решил он, — я отведу вас к себе домой. Ральф защитит вас от любого дьявола, а я отправлюсь в ломбард и вызову полицию. Вы же сидите в моей квартире и никуда не уходите. Когда я вернусь, то все вам расскажу.

Галя вздохнула.

— Он доберется до меня и в вашей квартире, — сказала она. — Прошу вас, не оставляйте меня. Давайте вместе вызовем полицию.

— Ну, хорошо, — Герман достал телефон и набрал короткий номер. — Приезжайте в Дудниковский переулок, семь. Кажется, произошло нападение на ювелира, — он нажал кнопку отбоя. — Видите, как я доверился вам, даже не посмотрев на дядю Есю.

— Давайте пойдем туда вместе. — Галя знала, что отделение находится рядом, значит, наряд должен прибыть с минуты на минуту. — Только после этого мы сможем разговаривать дальше, и вы не станете принимать меня за сумасшедшую.

— Ладно, — Герман взял ее под руку и сжал поводок. — Но сначала остановим кровь и продезинфицируем раны. На ваше счастье, я всегда ношу с собой спирт и вату, на случай, если непоседа Ральф поранится. — Он достал из борсетки пузырек и мешочек. — Потерпите немного.

Доктор ловко и очень профессионально обработал раны и остановил кровь, потом накинул на девушку свой пиджак.

— Слава богу, лицо цело. А руки можно и спрятать. Теперь же мы приступим к делу. Говорите, старика убили? Вперед, Ральф!

Собака рванула с большой скоростью, словно чутье подсказывало ей, куда мчаться. Герман еле удерживал ее.

Оказавшись у ломбарда, овчарка завыла. Врач с удивлением посмотрел на выбитое стекло.

— Это сделали вы? И поранились осколками? Зачем? Тихо, Ральф.

— Войдите внутрь, — прошептала девушка. Он переступил порог довольно смело, пустив вперед верного пса. Замолчавшая было собака, понюхав труп ювелира, заскулила. Герман пощупал его сонную артерию:

— Действительно, мертв. Вы полагаете, его убили? На теле я не вижу внешних повреждений.

— Его убил Дьявол, но я не скажу об этом полиции, потому что меня просто засмеют, — Галя тяжело дышала. — Дьявол каким-то образом закрыл дверь, когда я хотела выйти из каморки. Пришлось разбить стекло и выскочить через окно.

— Послушайте, — врач собрался что-то возразить, но передумал, бросив взгляд на дорогу. Полицейская машина с маячком двигалась с большой скоростью. — Когда они начнут задавать вопросы, молчите, — попросил Герман. — И запомните: вас тут не было.

— Но мои отпечатки наверняка остались на статуэтке и дверной ручке, — возразила девушка. — Лучше во всем признаться.

— Стоит вам сказать им, что ювелира убил Дьявол, вас сразу посадят, если не в тюрьму, так в психушку, — рассудил доктор. — Делайте как я говорю.

Галя кивнула и опустила плечи. Только сейчас девушка почувствовала, как ее измотала, лишила сил история с проклятым перстнем. А полицейская машина уже тормозила у ломбарда. Из нее выбежали двое в штатском.

— Следователь Лукин, — отрекомендовался толстый тип с неприятным лицом, удивительно круглым и лоснящимся, словно масленый блин. — Это вы мне звонили?

Галя поразилась спокойствию Германа. Он лишь крепче сжал поводок.

— Да, я, — Герман улыбнулся. — Видите ли, прогуливался с собакой и обратил внимание, что окно у Иосифа Абрамовича разбито, ну, и зашел к нему, чтобы узнать, в чем дело.

— А он мертвый, — закончил следователь. Онколог наклонил голову:

— Это я заявляю как врач. Вот, кстати, мои документы. Полицейский бегло просмотрел паспортные данные.

— И вы ничего не видели и не слышали? — поинтересовался он.

— Ничего, — спокойно ответил Герман.

— Паршиво, — скривился Лукин. — Кстати, кто владелец этого ломбарда? Нужно срочно его вызвать. Наверняка произошло ограбление, и лишь он сможет сказать, что и сколько украли.

Герман пожал плечами:

— Это вам придется выяснить самому. Я знаю Иосифа Абрамовича, поскольку к нему обращалась моя бабушка, он иногда чинил ее золотые безделушки. А вот кто владеет конторой — мне неизвестно.

— Широков, пробей этот вопрос через наших, — приказал Лукин и похлопал Германа по плечу. — Пройдемте, вы будете понятыми, — казалось, он только теперь обратил внимание на Галю. — А вы кто? Случайная прохожая?

— Моя девушка Галина Лопатина, — представил ее доктор. — Сегодня она составляла мне компанию.

— И, конечно, тоже ничего не видела и не слышала, — буркнул Лукин. — Везет мне, однако!

— Товарищ майор! — Его молодой подчиненный помахал какими-то бумажными листками. — Здесь кипа квитанций. А в первом ящике ювелир хранил все ценности под номерами. Мы и без хозяина ломбарда разберемся, что украли, а что нет. Мне кажется, такие тонкости он вряд ли знает.

Майор поморщился. Герман видел: ему было неприятно, что подчиненный оказался смышленее его.

— Вот и прекрасно, — кисло заметил он, и его тонкие губы растянулись в усмешке. — Много этих проклятых квитанций?

— Тридцать листков, — бойко отрапортовал парень. Лукин наклонил голову:

— Значит, тут быстро управимся. Заходите, — он слегка подтолкнул Галю к ломбарду. — Будете понятыми, ибо других в такое время я не отыщу.

Лопатина со страхом взглянула на доктора, но тот лишь ободряюще подмигнул:

— Разумеется, мы всегда готовы оказать помощь полиции.

Стараясь не смотреть на труп дяди Еси, девушка заставила себя войти в комнату и сразу села на стул, стоявший возле окна. Отсюда тело практически не было видно. «Только бы не стал меня расспрашивать подробно, — молила она. — Я не выдержу, нет, я не выдержу». Герман, словно чувствуя ее состояние, взял все на себя. Он помогал считать вещи и сверять их номера и описание с квитанциями, потом поставил на протоколе размашистую подпись и поднес его Гале:

— Распишись здесь.

Галина нарисовала какую-то закорючку, и доктор вернул протокол Лукину:

— Все сделано.

Майор пробежался по описи вещей и издал звук, похожий на звук лопнувшего шарика, что должно было означать удивление.

— Это что ж, ничего не украли? — поинтересовался он. — И как такое может быть? Почему разбили витрину?

Галя встретилась с его пустыми глазами, в которых читалось равнодушие, и ей показалось, что она понимает этого человека. Дело близилось к ночи, убитый не представлял никакого интереса, да и убитый ли? Ведь внешних повреждений на трупе не обнаружили. Вот почему Лукину хотелось скорее покончить со всем этим.

— Кажется, я могу восстановить картину происшествия, — вдруг многозначительно изрек он и по очереди обвел взглядом слушателей. — Старик мирно работал в своем кабинете. Какие-то хулиганы разбили витрину. Вероятно, у него было слабое сердце, и оно не выдержало, — закончил майор свою четкую и довольно красноречивую речь.

Герман усмехнулся и похлопал его по плечу.

— Лучше и быстрее вас вряд ли кто раскрыл бы это дело, — сказал он, еле сдерживая смех. — Скажите, мы можем идти домой?

— Сначала мы запишем ваши адреса и телефоны, а потом ступайте, — милостиво разрешил Лукин. — И учтите: как только вы понадобитесь полиции, вызову вас в отдел.

— Ну, разумеется, — развел руками доктор. — Мы в вашем распоряжении.

Когда наконец Боростовский потянул ее из ломбарда, где Галя чуть не потеряла сознание, она вздохнула с облегчением:

— Господи!

— Теперь я провожу вас домой, — Герман взял девушку под руку. — Вы далеко живете?

Она дернулась, будто ее ударили током.

— Я не пойду домой. Он достанет меня там.

— Кто? Дьявол? — уточнил врач. — А по-моему, на сегодня с него хватит.

Галина всхлипнула:

— Вы смеетесь и не верите. А между тем я вас не обманываю. И еще: я совершенно нормальная. Да, смерть матери подкосила меня, но со мной стали происходить такие вещи, что я уже не помню, когда собиралась на кладбище. Прошу вас, поверьте мне и помогите, если сможете.

Герман провел рукой по ежику темных волос.

— Тогда у меня к вам одно предложение, безальтернативное, правда. Вы идете ко мне. Уверяю, туда никто не проникнет, кроме меня. Вы под защитой Ральфа. А уж он не допустит никаких дьяволов.

Услышав, что разговаривают о ней, собака несколько раз гавкнула, как бы подтверждая слова хозяина. Галя стояла в нерешительности, не зная, как ей поступить.

— Как-то неудобно, — наконец сказала она.

Герман мягко улыбнулся и взял ее руки в свои.

— Еще минуту назад вы просили меня помочь вам, — его голос звучал доброжелательно и печально. — Но если я не буду в курсе ваших дел, как я вам помогу? Вы поведаете мне свою историю, и мы вместе решим, как быть дальше. Что касается стеснения… Видите ли, я живу один в трехкомнатной квартире… Одна комната ваша. И вы нисколько меня не стесните.

Девушка махнула рукой. В конце концов, она была словно те нищие, которым, как известно, выбирать не приходится.

— Хорошо, идемте к вам.

Они прошли метров триста, когда показалась современная многоэтажка.

— Это мое жилище, — скромно сообщил доктор. — Далековато от центра и от клиники, где работаю, но мне здесь нравится. Тихий район.

— Да, — согласилась с ним Галя. — Здесь тихо. Во всяком случае, я тоже так считала, пока не убили дядю Есю.

Они поднялись на второй этаж, и Герман клацнул ключом. Ральф первый вбежал в квартиру.

— После этого бойца вы можете смело заходить сюда, — рассмеялся доктор. — Мой пес уже все обследовал и обязательно почуял бы присутствие чужого. А вот вам и тапочки.

Девушка удивилась, увидев, что тапочки были женскими. Кажется, в больнице Герман сказал Славику, что холост.

— Это вашей матери или?.. — спросила она и смутилась. Слова «сожительница» или «любовница» повисли на языке, вопрос показался ей бестактным, однако Боростовский вполне спокойно на него ответил:

— Не угадали. Бывшей жены. Мы в разводе уже пять лет. Жаль, она почти не дает видеться с сыном, но деньги тянет из меня исправно. А вы вышли замуж после развода? Откровенность за откровенность.

— Да мне нечего скрывать, — Галя сунула ноги в тапки, оказавшиеся ей довольно большими. — Замуж не вышла, бывший муж жаждет помириться, но у меня нет такого желания. Когда вспоминаю о нем, то сожалею лишь об одном — что у меня нет детей.

— Все еще впереди, вы молоды, — заметил Герман. — Впрочем, что же я держу вас в прихожей? Проходите, я покажу вам вашу комнату, и мы сядем ужинать.

Он привел ее в довольно просторную, но скудно обставленную спаленку. Кроме стола, кровати и телевизора, здесь ничего не было.

— Нормальной мебелью еще не обзавелся, — пояснил он. — Сейчас принесу вам халат. Вы не возражаете, что он тоже от бывшей? Правда, совсем новый, Лика его так и не надела.

Девушка покачала головой:

— Кто в моем положении станет возражать?

Она села на кровать. К ней подошел Ральф и уткнулся носом в ее колени. Нос был мокрый и холодный, и от присутствия овчарки девушка почувствовала успокоение. Да, здесь ее никто не тронет.

— Вижу, вы подружились, — радостно сказал Герман, бросая халат на кровать. — Осваивайтесь, а я разогрею ужин. Через десять минут жду вас в кухне.

— Давайте я вам помогу, — Галя встала. — Готовить — женское занятие.

— Вы ошибаетесь, — усмехнулся он. — Я так не считаю и сам готовлю с незапамятных времен. Так что помочь мне нужно только в одном — съесть все, что я положу вам в тарелку. Кстати, я не показал, где ванная и туалет. Ваше полотенце — розовое. Я уже повесил его на вешалку. На полочке возле зеркала лежит нераспечатанная зубная щетка. Это тоже для вас.

Теперь Галина смутилась по-настоящему. Бывает же так в жизни: ты впервые приходишь к человеку, который сегодня не подозревал, что ты к нему придешь, но все выглядит так, будто тебя давно ждали.

Она приняла душ, облачилась в розовый махровый халат с черными полосками и вошла в кухню.

— Умопомрачительно пахнет! — констатировала девушка, потянув носом.

— Мои фирменные отбивные с картошкой фри и салат из свежих огурцов и помидоров, — сообщил доктор и в мгновение наполнил ее тарелку доверху. — Кушайте.

— Но мне столько не осилить, — Галя улыбнулась и взяла вилку.

— А вы не думайте, осилите или нет, — посоветовал хозяин. — Просто кушайте.

Девушка надкусила сочное мясо:

— И правда, вкусно. Признайтесь, вы еще и кулинар.

— Я обязательно расскажу, как у меня получилось стать великим кулинаром, или, вернее, пришлось, — улыбнулся он. Улыбка вышла грустной. — Но сперва вы расскажете о себе и своих страхах. Только уговор: рассказываете, ничего не утаивая. Тогда я смогу вам по-настоящему помочь.

— Хорошо, — пообещала Галя с набитым ртом.

— Сначала опустошите тарелку, — приказал Герман. Девушка не возражала. Она сама не заметила, как ее тарелка опустела, а заметив, расхохоталась.

— Я всегда была противницей того, чтобы наедаться на ночь, — усмехнулась Лопатина. — А теперь не то что наелась — объелась. Все действительно вкусно.

— После чая и поговорим, — доктор аккуратно плеснул ей заварку в кружку с кипятком. — Попробуйте. Я никогда не пользуюсь пакетиками. Один знакомый из Средней Азии научил меня, как правильно заваривать чай.

Галя сделала глоток. Напиток, и правда, был великолепный: ароматный, в меру крепкий. Что ни говори, а Боростовский понимал толк в еде. Когда они закончили с трапезой, Герман помыл тарелки, не разрешив Гале к ним прикасаться, и повел ее в комнату. Ральф мирно дремал на подстилке. Услышав шаги, он лениво приоткрыл один глаз, но, убедившись, что это свои, снова погрузился в дремоту.

— Садитесь в кресло, оно очень удобное, — предложил доктор и, устроившись на диване, попросил: — Начинайте.

Галя скрестила руки на груди.

— Герман, вы врач и потому материалист, для вас наверняка на все найдется разумное объяснение. Сейчас вы выслушаете мой рассказ. Прошу вас: подойдите к нему серьезно. Я не сумасшедшая и вполне отдаю себе отчет в том, что говорю и делаю. Моя история будет, наверное, звучать нелепо, однако она правдива. Как оказать мне помощь и оказывать ли — решать только вам.

Лицо Германа было серьезно и сосредоточенно. Он кивнул:

— Я внимательно слушаю. И ничего не утаивайте.

Галина вздохнула и начала печальную повесть. Она поведала, как дед-генерал, оказавшись жертвой наговора своего сослуживца, якобы покончил с собой в тюрьме, как бабушка, решившая во что бы то ни стало реабилитировать его честное имя, заболела и свела счеты с жизнью, как ушел отец, хотя до всех бед у них была дружная и счастливая семья, как она обнаружила мужа в постели со своей подругой и как, наконец, мать умерла от рака, хотя год назад ее флюорография ничего не показала. И всему виной являлся перстень, который то ли бабушка, то ли мама нашли неизвестно где и почти не надевали. Но с его появлением в семье стали происходить неприятные вещи.

— Я решила избавиться от него, — продолжала Галя, взглянув на доктора. Он слушал сочувственно. — От секретарши на работе, откуда меня уволили, я узнала, что шеф очень любит антиквариат, который обычно дарит своей любовнице, нашему финансовому директору Татьяне. В общем, я хотела отдать ему эту вещь, он было отказался, но потом попросил его принести. В тот же день я обнаружила его мертвым в кабинете, куда он вызвал меня для беседы по очередному договору с французами. Следователь не нашел никаких признаков насильственной смерти, врач поставил диагноз «асфиксия».

— Причина? — деловым тоном осведомился Герман. — Асфиксия бывает разной.

— Доктор предположила, что он подавился кофе, — пробормотала Галя. — Но это меня не убедило. Взрослый мужчина редко давится до смерти. Тем более кофе.

Боростовский наклонил голову набок:

— В больнице я навидался всякого… А «Скорая» по подобным вызовам ездит очень часто. И, как я понимаю, с результатами вскрытия вас не ознакомили. Возможно, патологоанатом отыскал в трахее инородное тело. Знаете, иногда такая смерть наступает очень быстро. Если через полторы минуты никто не оказал помощь — летальный исход неизбежен.

— Может быть, меня бы все убедило в цепи случайных совпадений, если бы не Татьяна. Понимаете, — девушка молитвенно сложила руки на груди, — Аркадий Петрович, как я и предполагала, хотел подарить кольцо Лазаревой, однако еще до нашего с ним последнего разговора я сама предлагала ей перстень, и она тоже сначала отказалась, потом попросила привезти антиквариат к ней на квартиру. Вероятно, ее возлюбленный, который и надоумил нашего финансового директора собирать антиквариат, как говорят, дал добро. Я так и сделала, но хозяйку не застала. Она не дождалась меня, умчалась в аэропорт с любовником, чтобы в Москве начать новую жизнь. Знаете, — она провела пальцем по лицу, — я даже обрадовалась этому. Судьба вроде как хранила ее от дьявольских сил — во всяком случае, мне так казалось. Но не тут-то было! Лазареву обнаружили в аэропорту на скамейке, подавившуюся кольцом с бриллиантом.

Герман нахмурился, однако сообщение его не очень удивило.

— Знаете, недавно в нашу больницу привезли китайца, которого подозревали в краже бриллианта с выставки. Ему сделали УЗИ, чтобы определить, не проглотил ли он чертов камень. И такие случаи нередки. Возможно, ваша коллега не хотела или не могла все декларировать и летела вовсе не в Москву. Потому ей, бедняжке, и пришла в голову такая бредовая мысль. Жаль, что возлюбленный поддержал ее. Кстати, сам он что говорит?

— Ничего, — Галя тяжело дышала. На щеках розами пылали алые пятна. — Таня была одна, и никакого другого антиквариата при ней не оказалось.

На смуглом лбу Германа залегла глубокая складка.

— Значит, этот негодяй обчистил ее, — буркнул он, — обчистил и смылся, испугавшись, когда она стала задыхаться. Он самый настоящий убийца! Любящий человек вызвал бы «Скорую». Возможно, врачи спасли бы девушку.

— Самое страшное в том, что я пожелала им подавиться! — Несчастная обхватила руками голову и раскачивалась из стороны в сторону, как китайский болванчик. — Шефу — когда он отказал мне в помощи, Татьяне — когда она, по сути, сделала то же самое. И проклятый перстень убил их, как в легенде. Я охотник, а они моя дичь. Перстень выполнил мою просьбу, чтобы напиться крови.

Доктор махнул рукой и моргнул:

— Это ваши фантазии. Начитавшись страшилок о кольце, вы приписали ему силу, явно несвойственную.

— А потом пришла очередь Иосифа Абрамовича, — Лопатину знобило, лихорадило. Мозг словно проткнули тысячи иголок. Перед глазами плыли красные круги, и казалось, что она потеряет сознание. — Я побежала к знакомому ювелиру, чтобы он распилил его на множество маленьких частей.

— Зачем же? — удивился Герман. — Можно было просто продать.

Галя потрясла маленьким кулачком.

— Я подумала: хватит смертей. В Интернете я прочитала про драгоценности, которые приносили несчастья. С одним кольцом, послужившим причиной гибели нескольких человек, так и поступили — распилили на три части. Я принесла вещь дяде Есе, но он отговорил меня: дескать, у него имеется покупатель, приобретающий украшения, которые пользуются дурной славой. Сделку назначили на десять вечера. Когда я пришла на встречу, то обнаружила дядю Есю мертвым, это вам известно, — лицо Лопатиной побелело. — Кто-то стоял в подсобке и следил за мной. На пороге я почувствовала взгляд и обернулась, — она жалобно посмотрела в глаза Германа. — И, хотя вы мне не верите, клянусь, это был Дьявол.

Он выглядел так, словно сошел со страниц книг, в которых его описывают: черный плащ с капюшоном, кривой длинный рот с узкими губами, искривленный нос, красные горящие глаза. Я закричала и толкнула дверь, но она оказалась запертой. Скажите на милость, как такое могло произойти без вмешательства потусторонних сил? Вы можете сами проверить, что у дяди Еси дверь не захлопывается. Вот мне и пришлось выбить стекло статуэткой, а потом вылезти в окно. Хорошо, что вы остановили кровь, а то следователь заметил бы и заподозрил меня в убийстве. Или нашел бы еще и мой труп, если бы вы меня не спасли. Это существо гналось за мной, я видела его, как сейчас вас, — закончив рассказ, девушка бессильно опустила голову на спинку кресла.

— Надо полагать, дяде Есе вы тоже что-то пожелали? — уточнил Боростовский. Она печально покачала головой:

— Не то чтобы пожелала… Просто вспомнила, как мы с родителями смеялись над ним: «Там царь Кощей над златом чахнет»… Вы видели его позу? Он зачах над своим златом, разве не так? Дьявол гнался за мной — значит, охотник превратился в дичь. Теперь перстень убьет меня. Ему нужна только моя кровь — так гласит предание.

— Но ваши родственники ничего никому не желали, — заметил доктор. Лопатина так сильно сжала тонкие изящные пальцы, что они хрустнули.

— Поэтому перстень захотел их крови, — пояснила она ему, словно маленькому непонятливому ребенку. — Они превратились в дичь.

Герман взял ее холодную руку в свои теплые ладони и улыбнулся.

— Знаете, я не вижу ничего мистического в этой истории, — признался он. — И, думаю, мне удастся найти всему разумное объяснение. Сейчас уже поздно звонить моим знакомым, чтобы уточнить диагноз вашего шефа и детали вскрытия Лазаревой и дяди Еси. Завтра я обязательно это сделаю. У меня есть знакомый патологоанатом. Но давайте не будем о грустном. Во время ужина я обещал вам, что расскажу о собственной семье. Видите ли, так получилось, что в семь лет я остался круглым сиротой. Мои родители, геологи, погибли в экспедиции. Папа все искал какой-то артефакт, оставленный скифами в Крыму, но нашел только свою смерть и потянул за собой маму. Меня воспитала бабушка. Дед умер рано от инсульта, и вся тяжесть легла на ее плечи. Она работала на трех работах, кормила, обстирывала меня как могла, помогала делать уроки и умоляла, чтобы я хорошо учился и после школы поступил в медицинский. Не знаю почему, но ей очень хотелось, чтобы я стал врачом. И я дал ей слово, что сделаю это. Слава богу, она дожила до счастливого дня и увидела меня в списке принятых. Но на том мое везение закончилось: через полгода ее сердце остановилось. Занятая мной, она не занималась своим здоровьем, а я, увлеченный собственными делами, тоже ничего не замечал и не переживал, когда видел, как она глотает валидол. Сотни людей кладут его под язык — и ничего! В общем, после смерти бабушки я остался совсем один. Приходилось все делать самому: зарабатывать на еду и одежду, разгружая по ночам вагоны, готовить, вести хозяйство. На шестом курсе я женился, — Герман помрачнел. — Лика была моей одногруппницей, подающим надежды гинекологом. Странно, почему она вышла за меня — такая умница и красавица. Правда, Лика утверждала, что любит меня, однако, как потом оказалось, она рассчитывала на другое. За отличную учебу меня должны были послать на стажировку в Америку, но мой лучший друг, папа которого скромно трудился в Министерстве здравоохранения, позаботился, чтобы туда отправили его. Мне кажется, с того момента Лика потеряла ко мне интерес. Зарплата рядового врача в провинциальной больнице явно не была пределом ее мечтаний. Наверное, она не развелась со мной сразу только потому, что уже появился Гоша — мой единственный и любимый сын. Однако потом, когда подвернулся богатый, пусть немолодой и годящийся ей в отцы кавалер, она тут же сбежала. С тех пор я живу один. Да, неплохо зарабатываю, но деньги не спасают от одиночества. Как вы считаете?

Галя кивнула:

— Верно, не спасают.

— Я откровенно рассказал вам обо всем, чтобы вы поняли: в жизни случаются разные ситуации, — продолжал Боростовский. — И вовсе не обязательно винить в этом перстень. Ваши родственники не стали для него дичью. В нашей семье, например, отродясь не было никаких драгоценностей, приносящих беду, однако это не спасло родителей от гибели, бабушку от сердечной недостаточности, а меня от развода и разлуки с сыном. Мне кажется, историю ваших родных тоже можно объяснить достаточно просто. Ваш дед отказался помогать мафии (вы же не станете возражать, что в то время подобные организации уже существовали), и его убрали. Мы с вами знаем, что в одиночку бороться против криминала бессмысленно, а он попытался это сделать. Когда его дело продолжила ваша бабушка, мафия покончила и с ней. К сожалению, ваш отец оказался непорядочным человеком и, вместо того чтобы поддержать жену и дочь в трудный момент, попросту сбежал от них. Думаю, он и женился на Елене Васильевне по расчету.

Галя покраснела. Ее мать, так любившая отца, всегда гнала от себя подобные мысли и в разговорах с дочерью выставляла его слабаком и трусом. Вероятно, это причиняло меньше боли, чем осознание того, что он никогда не испытывал к ней чувств. Вот здесь Герман, кажется, прав.

— Что касается вашего мужа… — доктор сделал многозначительную паузу. — На эту тему ходит множество анекдотов. Кстати, некоторые люди прощают благоверным измену, вы же этого не сделали, несмотря на то что он хотел наладить отношения.

— А вы, интересно, к каким относитесь? — с усмешкой спросила Галина. — К тем, которые прощают?

— Нет, я из вашего племени, — улыбнулся доктор.

— Вот видите… — вздохнула она.

— Вижу, что вы правильно сделали, избавившись от него, — продолжал Герман. — Предательство всегда есть предательство, и его нельзя назвать по-другому, даже если постараться приукрасить вычурными словами. Ну да ладно, хватит о вашем бывшем. Перейдем к Елене Васильевне. К сожалению, бывают такие опухоли, которые растут очень быстро. Впрочем, возможно, врач, изучавший ее флюорографию год назад, что-то проглядел. Такое тоже случается.

Герман замолк, и Галя, вскинув голову, посмотрела на него с вызовом. Ее черные глаза метали молнии:

— Допустим, несчастья в моей семье можно объяснить так, как это сделали вы, — резко сказала она. — Представьте, я тоже об этом думала. Но что насчет моего шефа, его любовницы и ювелира, которые, так или иначе, перед смертью соприкоснулись с перстнем? Вы уверены, что патологоанатом поможет нам разгадать головоломку?

Доктор наморщил лоб, и девушка снова увидела глубокую складочку, которую захотелось разгладить.

— На девяносто девять, — произнес он. — Что ни говори, а Аркадий и дядя Еся были пожилыми людьми, несмотря на то что ваш шеф и пытался молодиться. Возможно, в их смертях нет ничего криминального. Поэтому давайте поговорим о любовнице вашего босса. — Врач постучал пальцами по крышке стола. — Вы сказали, ее звали Татьяной? Расскажите о ней подробнее.

— На самом деле мне мало что известно, как и другим, — начала Лопатина. — Мы все считали ее одинокой волчицей и, когда она спуталась с шефом, удивились, — Галя усмехнулась. Впрочем, чему же тут удивляться? Она сирота, приехала из какой-то глухой деревушки в надежде найти работу бухгалтера в магазине. И вот однажды Аркадий Петрович, который был охоч до молодых, красивых и неопытных, заприметил ее в театре, познакомился, а на следующий день уже ввел в курс дел и сделал финансовым директором в своей фирме, хотя на эту должность имелись претенденты поопытнее и постарше. Он снял ей дорогую квартиру, купил машину и дарил антиквариат. Правда, момент, когда такое положение ей надоело, все равно настал. В день своей смерти она собиралась уволиться и уехать отсюда с молодым человеком. Таня даже обрадовалась гибели любовника, ну, в смысле, Аркадия, во всяком случае, мне так показалось, когда я позвонила ей по просьбе жены шефа, намеревавшейся выгнать ее с работы. Татьяна рассказала мне про отъезд, попросила забрать документы фирмы, которые она просматривала накануне, и принести перстень. Но я ее не застала.

Боростовский схватил ее за руку:

— Вас кто-нибудь видел?

— Только консьержка, которая сказала мне, что Таня вышла из дома с чемоданом, — призналась девушка. — Впрочем, следователь уже спрашивал меня об этом. Знаете, — она жалобно посмотрела в его лучистые глаза, — мне кажется, если тюрьма сможет защитить меня от Дьявола, то пусть забирают по подозрению в убийстве ювелира. Да, лучше тюрьма, чем этот ужас, — закончила она с пафосом.

Герман чуть заметно улыбнулся.

— Я постараюсь во всем разобраться, — пообещал он. — А сейчас иди спать.

Он перешел на «ты», сам того не замечая, и получилось у него так естественно, что Галя не возражала, а обычно она очень щепетильно относилась к таким вещам. К тому же врач был прав: сон — лучшее, что можно было сейчас ей предложить.

— Иди, не стесняйся, — он слегка подтолкнул девушку в приготовленную для нее комнату. — Спокойной ночи.