Глава 39
Никому кроме Зигги
В то самое время, когда я тайком проникла в Россию на семь часов из Финляндии, точно так же скрывшись от посторонних глаз, американский госсекретарь Джордж Шульц и советский министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе обсуждали предстоящую встречу между президентами Рейганом и Горбачевым. Благодаря непрекращающемуся давлению со стороны сенатора Алана Крэнстона Шульц на встрече поднял вопрос и обо мне с моей злополучной визой. Что именно он сказал, я никогда не узнаю, но, что бы ни происходило на этой встрече, она в точности совпала по времени с тем, что Советы, по всей вероятности, узнали о моем тайном проникновении и повторной подаче заявления на свадьбу.
– Что это? – озадаченно спросила мать.
– Сама пока не могу поверить. Я получила визу в Россию на сентябрь!
Советские власти, видимо, поняли, что сдаваться я не намерена и что, когда на тебя мчится разъяренный бык, лучше отойти в сторону, чем стоять у него на пути. Я была на седьмом небе от счастья. Я еще не успела отойти от возбуждения после своей поездки, и теперь это! «Благодарю, благодарю Вас! – написала я сенатору Крэнстону. – Не хватит слов, чтобы выразить Вам свою благодарность». Я отправила ему в подарок крутейшие советские часы, а его жене – расписную палехскую шкатулку, но я до сих пор не уверена, поняли ли Крэнстон и его помощница Элми Беремеджо в полной мере всю ту безмерную благодарность, которую я испытываю по отношению к ним обоим. И по сей день благодарность эта переполняет мое сердце.
Казалось, лучше дела идти уже не могут. Пока не раздался телефонный звонок.
– Это Джоанна Стингрей?
– Угу, – ответила я, накручивая телефонный шнур на кольца, которыми теперь, в подражание Борису, были усыпаны мои пальцы. – Это кто?
– Я звоню из офиса Дэвида Боуи. Он едет в Лос-Анджелес и хотел бы с вами встретиться.
ЧТО??? БОУИ??? С перепугу я проглотила жвачку. Легенда, моя первая настоящая любовь, кумир моего детства и юности, на музыке которого я росла и которая вдохновила меня пойти по избранному мной пути. БОУИ! Человек, о котором я мечтала всю жизнь. Я ВСТРЕЧУСЬ С БОУИ! И ОН ХОЧЕТ СО МНОЙ ПОЗНАКОМИТЬСЯ!
– Конечно, с удовольствием, – спокойно ответила я. Повесив трубку, я заверещала так, что с ближайших деревьев попадали птицы.
Через несколько дней я сидела в номере отеля Westwood Marquee в Лос-Анджелесе и, затаив дыхание, смотрела, как к дверям отеля подъезжают роскошные лимузины. Я всячески пыталась убедить себя держаться спокойно, не превратиться в его присутствии в обезумевшую фанатку. «Не вздумай прыгать на него, Джоанна! – мысленно твердила я себе. – Не смей прыгать на него!».
– Привет, Джоанна! – вдруг услышала я мягчайший, серебристый голос. Голос, в котором соединились и освежающий дождь, и согревающий огонь. – Я Дэвид. – Он широко раскрыл руки и крепко обнял меня.
«Вот оно, – подумала я. – Так бы я хотела умереть».
– Как здорово, что мы наконец-то познакомились, – продолжал он. – То, что ты сделала с русским андеграундным роком, это по-настоящему круто. – Со своей львиной гривой и завораживающей улыбкой, он говорил легко и непринужденно, как обычный парень. В телеинтервью я видела многих звезд, переполненных собственной значимостью, но Боуи был чист и мил, как Аполлон в коже и кроссовках. У меня совершенно поехала крыша от осознания того, что я вижу реального человека, стоящего за всеми его загадочными сценическими воплощениями. С ним было невероятно легко, с первого же мгновения он вел себя со мной так, будто мы ближайшие друзья. Он научил меня, что если ты и звезда, то вовсе не обязательно должен вести себя по-звездному. Этот урок я пронесла с собой на протяжении всей своей жизни в России.
Мы устроились на диване, как два кота, и он начал рассказывать мне о своих творческих достижениях: о музыке, о том, как он пишет, продюсирует, снимается в кино и как его интересуют все аспекты кинопроизводства. Я сидела и слушала, внимательно впитывая в себя каждое слово.
– То, что ты сделала, это просто невероятно, – сказал он, наконец, после паузы. Его глаза, знаменитые разноцветные глаза, встретились с моими. – И я хотел бы купить права на историю твоей жизни.
Никаких слов – ни в английском, ни в русском языке – не хватит описать то, что я чувствовала в тот момент. Человек, которого любит весь мир, хочет стать частью всей моей жизни.
– И я хотел бы сыграть Бориса в этом фильме, – он продолжал повышать градус, все тело его просто светилось.
– Это будет невероятно круто, – только и смогла пролепетать я в ответ. Я знала, что мои приключения в России были совершенно потрясающими – для меня лично, но мне и в голову не приходило, что кто-то захочет превратить их в кино. Тем более Дэвид Боуи!
Он продолжал забрасывать меня вопросами о Red Wave и моих приключениях в России. Казалось, что все это его совершенно искренне интересует. Он не торопил, внимательно слушал и погружался в историю, которую я ему рассказывала. И по сей день я прекрасно помню свое тогдашнее ощущение: мне казалось, что на меня льется золотой дождь.
– Давай так, ты подумай несколько дней и дай мне знать, есть ли у тебя ко мне какие-то вопросы, – наконец сказал он. – Но в любом случае, давай не терять друг друга, Джоанна. – Улыбка его была совершенно разоружающей. Мне казалось, стекла в окнах сейчас лопнут.
Я сидела и смотрела, как Изможденный Белый Герцог пролетел по роскошному затемненному гостиничному номеру, как ангел с крыльями на каблуках. «Что это было? – спрашивала я себя. – Что это было?!».
В номер вошел его представитель и сел рядом со мной.
– Боуи очень понравилась ваша встреча, и ему был очень интересен ваш рассказ о России. Он предлагает вам 35 тысяч долларов за права на вашу историю, хотя он думает, что вы, наверное, не согласитесь. – Он испытующе посмотрел мне в глаза, как бы спрашивая, хватит ли у меня смелости не согласиться. – Подумайте и дайте нам знать.
Понятия не имею, сколько времени еще я просидела в этом номере, оставив остальной мир крутиться без меня. Впервые я почувствовала, что Страна Чудес, тот причудливый мир, который я построила для себя и без которого не могла уже жить, вдруг начал раздвигать свои границы. Если это сон, то я не хотела просыпаться, а если я потеряла рассудок, то лучше я буду жить без него. Если уж продавать свою историю, то я не хочу продавать ее никому, кроме Зигги.
