Змей и Голубка. Возвращение.
И сделал уста мои как острый меч;
тенью руки Своей покрывал меня.
И сделал меня стрелою изострённою;
в колчане Своём хранил меня
Книга Исайи
Они шли прямо на меня. С кольями, вилами и топорами в руках. Вёл их широкоплечий мужчина с рыжей всклокоченной шевелюрой, с выбитым глазом, от которого остался грязно-красный набухший шрам. Я остановил коня посреди улицы, поскольку не намеревался уступать им дорогу. Ибо никто в мире ещё не видел, чтобы инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона улепётывал от пьяного сброда.
– Стоять! – Крикнул я. – Именем Святого Официума!
Мой меч качался у конского бока, но я его даже не коснулся. Быть может, если повезёт, я справился бы с четырьмя или пятью противниками, но передо мной стояло не менее двадцати мужчин. Большинство были пьяны, но даже пьяный человек запросто всадит противнику вилы в живот или раскроит ему голову размашистым ударом топора. Не меч должен был меня защитить, а авторитет святой Церкви. Ибо Добрая Книга учит нас, что «победа в бою не зависит от числа воинов; истинная сила – это та, что нисходит с Неба».
По крайней мере, они не могли сделать это безнаказанно. И они, несмотря на опьянение, должны были прекрасно знать поговорку, гласящую: «Когда погибает инквизитор, чёрные плащи пускаются в пляс». Они остановились.
– Инквизитор? – Полувопросительно прорычал рыжебородый. – Что вы здесь делаете… господин? – добавил он немного погодя.
– Это я вас спрашиваю, что вы здесь делаете, – сказал я твёрдо. – Как тебя зовут, человече? – Я тряхнул уздой, и скакун приблизился на несколько шагов к стоящему во главе толпы ухорезу.
Он хотел спрятаться за спинами товарищей и отступил на три шага. Однако по-прежнему остался впереди, ибо его спутники тоже были не лыком шиты, и они также отошли назад. Я заметил, что некоторые уже успели скрыться в тёмных переулках. Я улыбнулся собственным мыслям, поскольку всё шло именно так, как и должно было идти.
– Гаспар, по прозвищу Морда, прошу прощения, ваша милость, – сказал одноглазый, в этот раз смиренным тоном, и снял шапку. Скомкал её в левой руке, а правую, в которой держал топор, спрятал за спину.
– Кого вы ищете, Гаспар? – спросил я мягко. – Чем может вам помочь инквизитор Его Преосвященства?
Он проглотил слюну так резко, что дёрнулся кадык. Помощь инквизитора была, наверное, последней вещью, о которой он мечтал.
– Никого не ищем, ещё раз прошу прощения... – пробормотал он, и было нетрудно понять, что он врёт.
Я посмотрел вправо, где сумрак позднего вечера скрывал начало маленькой улочки.
– И кто там?
Я немного подождал, и когда понял, что не получу ответа, натянул узду коня.
– Расходитесь по домам, люди! – Приказал я громко.
Я подождал, пока они послушаются, и направился в сторону тонущего в темноте переулка.
Крыши домов нависали так низко над улицей, что я не видел, что скрывается в её конце. Переулок был пуст, ставни домов закрыты. Я ехал медленно, шагом, и внимательно вглядывался во тьму. Что бы там ни скрывалось, оно должно было разозлить или напугать этих людей, так что даже ваш покорный слуга должен был считаться с опасностью. Но я пока не вынимал меч из ножен. И вдруг я услышал тихий стон. Звук, напоминающий полный отчаяния скулёж, в котором, однако, можно было различить отдельные слова.
– Нельзя, – шептал кто-то жалобно. – Нельзя, нельзя, нельзя...
Я различил во мраке серую фигуру, съёжившуюся в узком углу, образованным сходящимися стенами домов. Это была длинноволосая женщина в просторном плаще. Она сидела скорчившись настолько, словно старалась занимать как можно меньше места и как можно лучше слиться с окружением. Она обхватила ноги руками и спрятала голову между колен. Чёрные спутанные волосы падали на землю, почти закрывая босые ноги. Я не мог разглядеть лица и слышал лишь тихое заунывное бормотание.
– Нельзя убивать, нельзя убивать, – говорила она столь отчаянно, будто пыталась кого-то убедить в правоте своих слов.
Я осторожно слез с лошади. Только теперь она, должно быть, услышала меня, поскольку вскинула голову.
– Уходи, уходи, уходи! – Завыла она.
Мои глаза уже привыкли к темноте, так что я увидел бледное лицо, на котором выделялись огромные тёмные глаза. Женщина была грязна, до моих ноздрей донёсся резкий запах застарелого пота и крови.
– Не бойся, – сказал я мягко. – Я не причиню тебе вреда.
– Нельзя убивать, – сказала она гораздо более отчётливо, чем раньше.
Я заметил, что она вся дрожит, а её глаза смотрят на меня с опаской. Как ни странно, я не увидел в них страха. Кем была эта женщина, что более десятка мужчин преследуют её с такой яростью? Какие она совершила преступления? А может, единственная её вина заключалась в том, что она сумасшедшая? Не раз и не два я имел уже возможность видеть, как в деревнях или маленьких городках расправлялись с блаженными идиотами, наивно думая, что их безумие – признак дьявольского вмешательства. Словно сатана не мог найти себе более подходящих инструментов, чем сельские сумасшедшие. Если бы всё действительно так и было, то не нужны были бы мы, инквизиторы, а для поддержания Божьего покоя достаточно было бы толпы, вооружённой палками и вилами.
– Я не причиню тебе вреда, – повторил я тихо, но очень чётко. – Ты голодна? Хочешь пить?
– Голоднаааа, – протянула она, пристально глядя на меня. – Да, голоднаааа, ооох, очень, оооочень голоднаааа...
У меня во вьюках были остатки хлеба, сыра и вина, так что я вернулся и достал из сумки свёрток и наполовину наполненный бурдюк. Я вернулся обратно и присел, протягивая женщине снедь на вытянутых руках. Она схватила еду настолько быстрым движением, что я не понял, когда она успела оказаться в её пальцах. Я увидел, что у неё грязные руки с обломанными чёрными ногтями. Она вгрызлась в чёрствый хлеб, потом забросила себе в рот почти целую головку сыра. Я протянул ей мех с вином, и она вновь вырвала его у меня столь быстрым движением, что я не успел бы отдёрнуть руку, даже если бы захотел.
Если бы она держала в руке нож, ты был бы уже мёртв, Мордимер, подумал я, и эта мысль поразила меня до мозга костей, ибо эта бедная бездомная девушка застигла врасплох инквизитора Его Преосвященства. А такого случаться не должно никогда. Не напрасно Писание предостерегает, «да не будете иметь лицеприятия», а это означало, между прочим, не доверять первому впечатлению.
Я медленно отступил назад, всё это время внимательно наблюдая за женщиной, которая поглощала еду и вино с огромным аппетитом. Она прижала бурдюк прямо к губам, и вино широкий струёй полилось по её подбородку и плащу, стекало по судорожно стиснутым пальцам. Она интересовала меня всё больше и больше, а, скорее, интересовала поразительная скорость её движений, с которой я столкнулся, когда она взяла еду. У неё была кошачья, почти нечеловеческая ловкость. Кто она? Я не чувствовал вокруг неё тёмной ауры, но из опыта знал, что как раз это ни о чём не свидетельствует. Людей, отмеченных дьявольским клеймом, иногда увидеть так же легко, как факел в тёмной комнате. Однако чаще всего сатанинская власть даёт им возможность скрыться даже от зоркого глаза инквизитора. Конечно, до тех пор, пока инквизитор не проведёт соответствующие ритуалы.
Она покончила с едой и бросила на землю пустой смятый бурдюк. Она улыбнулась, и тогда с изумлением, смешанным с тревогой, я заметил, что её зубы иные, чем у большинства людей. Острые, снежно белые, с клыками чуть длиннее, чем должны быть у нормального человека.
– Господи Иисусе, – прошептал я. – Змей и голубка.
Она поднялась на колени так быстро, словно позаимствовала ловкость движений у охотящегося кота.
– Змей и голубка, – воскликнула она с пронзительной тоской. – Сотканы из света, сотканы из света!
Она прыгнула в мою сторону, и если бы она хотела напасть на меня, я не успел бы сделать и движения, чтобы защититься. Но она только прижалась ко мне всем телом и, дрожа, зашептала:
– Змей и голубка! Да! Змей и голубка! Ты знаешь!
Я бережно обнял щуплые, сотрясаемые рыданиями плечи, хотя вонь, бьющая от её тела, практически парализовала мне ноздри. Даже Курнос, спутник во многих моих путешествиях, никогда не вонял столь сильно. Она могла бы сойти за его родную сестру.
– Я знаю, – прошептал я успокаивающе. – Знаю. Не бойся, я помогу тебе.
Меня самого рассмешили эти слова, ибо это я должен был бояться её, а не наоборот. Ваш покорный слуга, правда, человек опытный в использовании оружия и умеющий защитить себя, с Божьей помощью, в сложных ситуациях, но против неё у меня были примерно столь же большие шансы, как у мухи в поединке с пауком. К счастью, ничто не указывало на то, чтобы она хотела напасть на меня. И хорошо, поскольку мне не улыбалось завершить жизнь с горлом, разорванным зубами, в грязном переулке захолустного городишки. Конечно, не существует такого понятия, как хорошая смерть, но есть смерти плохие и очень плохие. Эта смерть была бы весьма поганой.
Чувство почти полной беспомощности было для меня ощущением новым и тревожным. Ну, возможно, не совсем новым, поскольку я пережил уже что-то подобное в присутствии человека, так же отмеченного клеймом змея и голубки. Тогда мне удалось уйти не только живым, но и с важными знаниями. И сейчас я надеялся на подобный поворот событий. Однако я должен был быть уверен, что она на самом деле является тем, за кого я её принимаю, а не просто обычной сумасшедшей, наделённой сверхъестественной скоростью движений. Я знал, что безумцы могут иногда в порыве ярости демонстрировать небывалую силу. Не раз и не два я видел тщедушных мужчин и женщин, которых от танца святого Вита не могли оторвать даже несколько здоровых мужиков.
– Ты покажешь мне знак? – Спросил я так ласково, как только мог. – Можно мне на него посмотреть?
Некоторое время она тяжело дышала на моём плече, затем отодвинулась на полшага.
– Да, – ответила она. – Увидеть знак. Хорошо. Ты поверишь, правда?
В последних словах звучала такая покорность, что я невольно протянул руку, чтобы погладить её спутанные волосы. Она не отстранилась, сбросила плащ с правого плеча, потом рванула серую от грязи льняную рубашку. Обнажила руку. Там, на худом плече, был изображён чёткий рисунок змея и летящего над его головой голубя. Картинка была такой же, как и та, о которой говорил барон Хаустоффер, использующий этот знак как свой родовой герб.
– Спасибо. – Я помог ей укутаться плащом.
– Ты скажешь мне теперь, правда? – Она смотрела на меня горящим взором. – Скажешь, что мне делать? Да? Скажешь?
– Тебе нужно отдохнуть, – сказал я медленно и чётко, чтобы до неё наверняка дошёл смысл моих слов. – Я отведу тебя в безопасное место. Тебе нужно поспать, помыться, съесть что-то... Эти люди... они ведь могут вернуться...
– Да, да, да. – Она снова прижалась ко мне всем телом. – Не убивать! Мне нельзя убивать!
И вот тогда, услышав эти слова, я почувствовал, как ледяная дрожь пробежала от шеи до корней позвоночника. Эта женщина не просила, чтобы не убивали её! Она убеждала саму себя, что ей нельзя навредить другому существу. Двадцать вооружённых мужчин... Да, любезные мои, забавно, но я был уверен, что она действительно могла это сделать без особых усилий.
В захолустный городок, в котором я имел счастье или несчастье встретить девушку с вытатуированным знаком змея и голубки, я попал отнюдь не случайно. Здесь жил мой бывший друг, с которым я должен был свести определённые счёты. И пусть это не прозвучит так, словно я прибыл этого человека убить или наказать. О нет, я хотел лишь напомнить ему о задолженности, которую он не погасил, покидая меня без объяснений и не попрощавшись. А так как я имею честь – или, если угодно, слабость – быть человеком щепетильным, я решил найти знакомца и напомнить ему о старых долгах. Я не был настолько наивен, чтобы думать, что он примет меня с распростёртыми объятиями, но, тем не менее, осмеливался судить, что он сделает всё, чтобы усмирить мой гнев. Кстати говоря, я вовсе не чувствовал злости, ни тем более гнева, а только некоторое смущение тем фактом, что я так легко узнал, где он сейчас проживает. Что свидетельствовало о том, что когда-то я ошибочно считал его человеком хитрым и бывалым.
Я посмотрел в небо и увидел, как в бурых облаках исчезают последние лучи заходящего солнца. Я надеялся, что ватага под предводительством Гаспара Морды нашла в соседней таверне другой объект интереса, например, кружку пива, бутылку водки или грудастую девчонку. Безусловно, для их здоровья было бы полезней, если бы мы не встретились в этот самый момент, ибо удивительные нравственные принципы вампирши могли отступить перед гневом или отчаянием. И я, безусловно, не был тем человеком, который захотел бы её остановить. Не говоря уже о том, что, наверное, с тем же успехом я мог бы пытаться остановить лавину, сметающую всё на своём пути.
– Как твоё имя? – Спросил я. – Меня зовут Мордимер Маддердин…
Она смотрела на меня и у меня было впечатление, что по мере того, как сгущается тьма, её глаза увеличиваются и становятся всё более и более блестящими.
– Мор-димер Мад… – Она запнулась.
– Маддердин – Подсказал я.
– Маддддердддин, – повторила она медленно, выделяя согласные. – Красиво, Мордимер, красиво. – Она хлопнула в ладоши и рассмеялась, и я снова увидел острые как шпили снежно-белые клыки.
– А ты? Как мне тебя называть?
– Я? – спросила она немного беспомощно, и я видел, что он пытается вспомнить своё имя. Она пожала плечами. – Не знаю, Мордимер... – Она опять улыбнулась, как будто повторение моего имени уже было немалым успехом.
– Ну что ж, оставим это на потом, – сказал я мягко. – Ты хочешь пойти со мной?
– Да! – почти крикнула она. – Пойти с тобой! Только с тобой! Ты знаешь! Ты всё мне расскажешь, правда, Мордимер? Ты научишь меня, правда? Правда?
– Правда, – ответил я, сглотнув слюну. Я задумался, не будет ли она чувствовать себя разочарованной тем, что я сам ищу ответы и мне почти нечего ей рассказать. Трудно также не отметить, что меня беспокоило и то, какую форму может принять её разочарование...
Мой конь был животным спокойным и хорошо вышколенным. В конце концов, он происходил из конюшен хезского Инквизиториума, а тамошние лошади подлежат тщательному обучению. Они должны быть, прежде всего, объезжены. Ведь инквизитор, который пытается усмирить брыкающегося коня, испугавшегося громкого крика или перебежавшего дорогу зайца, был бы зрелищем как смешным, так и достойным сожаления. А мы не принадлежим к людям, любящим, когда их высмеивает народ. Конь инквизитора должен при этом обладать и необходимой долей агрессии. Ибо ручаюсь вам, что даже храбрые люди очень быстро впадают в панику, когда над ними нависают тяжёлые конские копыта, или когда они чувствуют на плечах укусы мощных зубов. Разве не забавно, что Господь создал мирного поедателя сена и травы, давая ему в то же время столь большую силу челюстей? Конечно, лошади, происходящие из конюшни Инквизиториума не могли сравниться с боевыми скакунами наших феодалов, ещё жеребятами приученными стоять на поле битвы, в суете и неразберихе боя. Хотя, думаю, даже боевой скакун богатого рыцаря запаниковал бы так же, как и мой конь, почувствовав запах вампирши. Он ржал, вырывался, пытался уйти как можно дальше от неё, и в его глазах я видел слепой страх. Что ж, у него, как видно, инстинкт самосохранения был развит лучше, чем у Гаспара Морды и сопровождавшего его сброда. Он должен был определить в ней сверхъестественное существо, и это болезненно поразило его здоровый конский разум и перевернуло вверх ногами его упорядоченную лошадиную систему ценностей...
– Они меня боятся, – сказала девушка с грустью в голосе. – Почему они меня боятся? Я никогда не делала им зла... Я очень люблю животных...
Мне понравились эти слова, потому что я, мягко говоря, не очень люблю людей мучающих «братьев наших меньших». Когда-то я убил мужчину за издевательства над лошадью, и, хотя во мне давно угасла юношеская запальчивость, однако человек, мучающий животное в моём присутствии, должен скоро испытать муки совести. Именно совести, поскольку до покаяния я доведу его сам, и сам же наложу соответствующую епитимью.
В конце концов, мне удалось взять ситуацию под контроль. В правой руке я крепко держал поводья, слева шла вампирша. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы ехать в седле, я не думал, чтобы размещение девушки на конском хребте принесло что-то кроме очередного приступа паники у животного. Я лишь надеялся, что мы не встретим ни Гаспара Морду, ни его товарищей, и считал, что лучшим выходом из ситуации будет как можно скорее добраться до дома моего бывшего партнёра и спрятать там вампиршу. И, безусловно, скрыть её истинное происхождение и невероятные способности. В конце концов, я не собирался публично разглашать тайны, к которым я так неожиданно получил доступ после знакомства с бароном Хаустоффером – вампиром, который, согласно всем законам человеческим и божеским, не имел права жить (и в существование ему подобных не верили даже Ангелы). Однако он жил, и жилось ему весьма неплохо. Как видно, существовали также и подобные ему – люди, отмеченные символом змеи и голубки. Бессмертные, и оттого смертельно опасные. Быть может, человек разумный и предусмотрительный воспользовался бы помощью Официума, возможно, даже рассказал бы обо всём Внутреннему Кругу Инквизиториума. Я, однако, не проявил в этом случае ни разума, ни предусмотрительности, и решил изучить проблему самостоятельно. Хотя и отдавал себе отчёт в том, что играю с огнём. Ну что ж, мы, инквизиторы, как бы там ни было, привыкли играть с огнём...
* * *
Как вы уже догадались, любезные мои, мой бывший партнёр не был обрадован моим неожиданным визитом. Однако он постарался сделать хорошую мину при плохой игре. И если бы не первая гримаса ужаса, которую я увидел на его лице, когда он появился на пороге, я мог бы подумать, что он встречает меня с искренним радушием.
– У тебя слуг, что ли, нет, Козоёб, что сам открываешь гостям?
Он даже не поморщился, когда я назвал его старым прозвищем, лишь немного шире улыбнулся.
– Я дал им сегодня выходной, – сказал он. – Заходи, Мордимер. Гость в дом, Бог в дом.
Очень удачно сложилось, что он был один, ибо я не хотел, чтобы начали циркулировать слухи о странной девушке, которая прибыла вместе с инквизитором. Козоёб распахнул глаза, когда вампирша показалась из-за моего плеча. Потянул носом и с отвращением поморщился. Это нас тоже когда-то сближало: чувствительность обоняния и некие представления об эстетике.
– Где ты её откопал? – Проворчал он. – Матерь Божья Беспощадная, какая она грязная!
– Нужно её искупать, – подтвердил я и отстранил его с дороги, чтобы мы могли войти внутрь. – Раз уж нет слуг, приготовь ванну, поскольку сам видишь, что её стоит помыть...
Девушка встала в коридоре, спрятавшись в углу, который казался ей самым тёмным. Я очень осторожно взял её за руку.
– Не бойся, – сказал я, и меня снова позабавили эти слова, ибо если бы она хотела нас убить, то сделать это ей было бы так же легко, как коту разорвать охромевшую мышь.
Козоёб проявил себя с лучшей стороны. Он приготовил лохань, полную горячей воды, щёлок, щётку с деревянной ручкой, и полотенца, и два ведра с тёплой водой, чтобы ополоснуться. И управился со всем этим удивительно быстро.
– Помойся. – Я указал девушке на бадью и попятился к двери. Она оказалась рядом так быстро, что я не успел даже двинуться.
– Не уходи. – Прошептала она в моё плечо. – Я не хочу быть одна!
Мой бывший друг наблюдал эту сцену широко открытыми глазами.
– Что за... – начал было он, но я прервал его жестом поднятой руки.
– Готовь ужин, Козоёб, – сказал я спокойно. – Я за всем прослежу.
Он покивал головой, потом вышел, пятясь задом и закрывая дверь.
– Дамы не должны купаться в присутствии мужчин, – сказал я, выдавливая из себя шутливый тон. – Но если хочешь... Заходи так, – Я снова указал на горячую воду.
Она подошла к кадке и подняла ногу
– Нет, нет, нет, – сказал я быстро. – Сначала ты должна раздеться, милая моя. Потом ты получишь свежую, чистую одежду, а старую выкинем.
– Ах, да... – Она улыбнулась. Я видел, что он пытается вспомнить что-то из прошлого. – Ванна... Не в обуви... Не в одежде... Правда. Я забыла...
Я прислонился к стене и смотрел, как она неуверенными движениями снимает кафтан, рубашку. Она была женщиной, но её нагота вызывала во мне не больше желания, чем нагота домашнего животного. Скорее жалость, ибо она была настолько худа, что могла бы легко посоревноваться с заключёнными императорских подземелий. Её ноги, казалось, не имели икр и бёдер и напоминали бесформенные палки, ребра чуть не пробивали тёмную от грязи кожу, и я мог без труда их сосчитать. Она напоминала скелет, обтянутый серо-бурым пергаментом. У неё даже не было груди, а лишь два соска, маленькие, словно отёк после укуса осы.
Она осторожно вошла в воду и сначала зашипела, поскольку, видимо, не только не была привычна к горячей ванне, но, наверное, едва помнила, как горячая ванна может выглядеть. В конце концов, однако, она села в бадью, сначала сжавшись, явно напуганная, затем устроилась удобнее и вытянула ноги.
– Ох, – вздохнула она, и в этом вздохе, может, не было ещё удовольствия, лишь определённая доза облегчения. – Тепло, – сказала она, закрывая глаза. – Тепло, – добавила она почти мечтательно.
Знак змея и голубки на её плече, казалось, засиял и запульсировал.
– Что дальше? – Она подняла веки и посмотрела на меня. – Что мне делать дальше?
Я хотел дать ей щётку, но отказался от этой идеи. Я не знал, как её кожа отреагирует на контакт с жёстким ворсом. Так что я взял меньшее из полотенец, приготовленных Козоёбом, свернул его и намочил в воде.
– Вымойся. – Я подал ей полотенце. – И что-то нужно сделать с твоими волосами.
Они были невероятно грязными и спутанными, однако, когда я их коснулся, я понял, что в них нет вшей. Удивительно. Может, вши просто не питаются кровью существ, таких, как она?
– Я не смогу отмыть и расчесать твои волосы. Может, позволишь, чтобы я их обрезал? – спросил я чётко и ласково.
Она пожала плечами.
– Ты знаешь лучше, – в её голосе снова звучала беспомощность.
– Их нужно будет отрезать очень коротко, – добавил я, а она только вздохнула.
Я вышел из комнаты и отправился к Козоёбу. Во-первых, за ножницами, во-вторых, за платьем, которое девушка могла бы надеть, выйдя из ванны. И то, и другое он дал мне без единого слова, но когда я возвращался, он на мгновение меня остановил.
– Я отдам тебе всё, что должен, и ещё добавлю двадцать процентов, только забери её, Мордимер. Увези её отсюда как можно скорее.
Я посмотрел на него долгим взглядом.
– У тебя много недостатков, но ты почти никогда и почти ничего не боялся, Козоёб, – сказал я с насмешливым упрёком в голосе.
– Люди меняются, – пробормотал он. Он схватил меня за плечо и заглянул мне в глаза. Он был так близко, что я чувствовал на лице его дыхание. – Она не человек, и ты об этом знаешь, правда?
Я освободился из его объятий. Решительным движением, ибо не люблю, когда ко мне кто-то прикасается, если только это не красивая женщина. Да и то не всегда.
– А кем ей быть? – Я с жалостью покачал головой. – Демоном? – Я похлопал его по щеке. – Да брось ты...
– Не знаю... – Я видел на его лице страх, и меня это насторожило, поскольку, когда люди напуганы, они готовы совершать поступки, расходящиеся со здравым смыслом. А это, как правило, доставляет проблемы, как и им самим, так и всем, находящимся в их компании.
– Послушай меня внимательно, – начал я. – Эта девушка – родственница одного аристократа. Она пропала много лет назад и не помнит почти ничего из своего прошлого, а о связывающих его с ней родственных узах я узнал только по знаку, вытатуированному на её плече. Мы оба знаем, что она не в своём уме, но мой заказчик назначил нашедшему её большую награду. Действительно большую. И если ты мне поможешь, я забуду не только о процентах по твоему долгу, но и о том, что ты меня оскорбил. Понимаешь?
– Не знаю, почему я это сделал, – сказал через некоторое время. – Понятия не имею, почему я тебя обманул. Все эти годы, каждый день... – Он нервно пожал плечами. – Это того не стоило, – добавил он.
– Конечно, не стоило – признал я, глядя ему прямо в глаза. Он поспешно отвёл взгляд. – Однако теперь мы об этом забудем. Помоги мне, и тогда я уйду из твоей жизни раз и навсегда.
– Хорошо, – вздохнул он. Потряс головой, словно он был лошадью, которая движением гривы отгоняет надоедливых мух. – Поспешите, скоро будет готов ужин.
Но он ещё не ушёл, остановился на пороге.
– Мордимер? Ты поклянёшься, что…
– Клятвопреступник хочет довериться клятве? – Перебил я его. – Разве святой Павел не сказал: "Посему, отвергнув ложь, пусть каждый из вас говорит правду ближнему?
– У меня теперь новая жизнь, – сказал он жалобно, не глядя мне в глаза. – У меня есть женщина, у нас будет ребёнок...
– Я тронут! – Я широко развёл руки. – Боже, как сильно я тронут, Козоёб! Так сильно, что изменил планы на будущее! Я решил, что если ты мне не поможешь, я не причиню тебе вреда, пока ты не увидишь, как умирает твоя женщина. И пока не услышишь, как горячо она молит о пощаде.
Я подошёл и схватил его за воротник.
– Будь благоразумен, и ни с кем ничего не случится, – прошипел я. – Я хочу уехать отсюда, как только это станет возможным. Помоги мне, и ты дождёшься рождения наследника. Навреди мне, и ты увидишь, как я вырву плод из твоей женщины. Мы поняли друг друга?
Конечно, я не сделал бы ничего подобного. Говорите что хотите о Мордимере Маддердине, инквизиторе Его Преосвященства, вашем покорном слуге, но я бы никогда не причинил вреда беременной женщине. Ибо женщина, носящая плод, это женщина, осенённая божественной благодатью. Каким же жалким существом я был бы, если бы этого не уважал? К счастью, Козоёб не знал о моих убеждениях и побледнел.
– Умоляю, – выдавил он.
– Ты не умоляй, ты будь благоразумен, – ответил я. Я вернулся в комнату. Вампирша по-прежнему плавала в воде, и казалось, что купание доставляет ей истинное удовольствие.
– Я принёс ножницы. – Я поднял инструмент к свету, ибо не хотел, чтобы она подумала, что я что-то скрываю.
– Нож-ни-цы, – повторила она, словно вспоминая значение этого слова.
– Для того, чтобы обрезать тебе волосы, – добавил я. – Можно? – Она смотрела на меня жалобным взглядом. Я подошёл.
– Они отрастут, – пообещал я. – И, конечно, будут красивыми. Только нужно их расчёсывать.
Потом я принялся за стрижку. Чёрные пучки колтунов падали на пол, а я старался случайно её не поранить, что было довольно трудно, поскольку волосы пришлось срезать почти у самой кожи. Когда я закончил, я отступил на шаг, чтобы посмотреть на эффект от проделанной работы. Вампирша выглядела ещё жальче, чем прежде. Теперь, когда я избавил её от волос, её голова казалась лишь черепом, обтянутым тоненьким слоем кожи, а шея выглядела настолько хрупкой, что мне казалось, что я мог бы одними пальцами сломать девушке шею. И только большие чёрные глаза горели на исхудавшем лице. Да, надо признать, что я нашёл в этом существе одну прекрасную вещь: просто необыкновенной красоты глаза.
* * *
Меня ожидал визит к барону Хаустофферу, и я знал, что мне нужно будет к этому визиту соответствующим образом подготовиться. Возможно, я перегибал с осторожностью, но Мордимер Маддердин не прожил бы столько лет в этом не лучшем из миров, если бы грешил беспечностью в мыслях и поступках. Конечно, иногда я попадал в куда более серьёзные неприятности, чем ожидал, однако, когда я знал, что они могут возникнуть, я предпочитал обезопасить себя всеми возможными способами. А ведь Хаустоффер был исключительно опасным существом. Во время последнего пребывания в его замке я только чудом избежал смерти, хотя, точности и справедливости ради, надо признать, что я уехал с кошелём, полным золотых дублонов и поручением на будущее.
Хаустоффер рассказал, что когда-то он жил в Палестине и видел Господа нашего Иисуса Христа, восходящего крутой дорогой на Голгофу, с крестом на израненных плечах. Барон шёл, потягивая вино, потом смотрел на казнь, пока, наконец, не заснул, сморённый вином и зноем. Он не видел момента, когда Иисус спустился с креста и покарал римских легионеров, не видел, когда Господь вместе с апостолами и верными ему людьми шёл в сторону Иерусалима, чтобы искупать в крови неверный город. Только потом он увидел Иерусалим и в нём почувствовал тот удивительный и пугающий алый голод, который должен был мучить его по сей день. Там тоже поняли, что он не тот, кем был раньше. Он приобрёл сверхъестественную силу и скорость, не старел, он мог господствовать над людскими умами, нанесённые ему железом раны мгновенно заживали. А на плече он обнаружил вытатуированный знак змея и голубки. С тех пор он жил, не зная, было ли то, что случилось, благословением или проклятием. Или лишённой смысла и значения ошибкой? Деянием Бога или Сатаны?
Теперь я полагал, что в какой-то мере смогу ответить на вопросы, которые его волновали. Конечно, если сначала тщательно расспрошу находящуюся под моей опекой девушку, и если мне удастся получить какие-либо вразумительные ответы, что, учитывая её статус, не могло быть простой задачей.
Верил ли я в историю барона? Поначалу нет, ибо инквизиторы относились к заявлениям о вампирах так же, как и к байкам об оборотнях. Однако когда я получил возможность увидеть, как быстро движется Хаустоффер, когда я почувствовал его парализующий взгляд, когда я увидел острые как бритва зубы, то перестал сомневаться. Быть может, он лгал, рассказывая о своём прошлом, но, безусловно, он не был обычным человеком, а был существом, имеющим целый ряд сверхъестественных способностей. Я знал, что на самом деле я должен держаться как можно дальше от его замка. Однако необъяснимая загадка изводила меня, как шип, засевший в подошве стопы. И теперь, когда решение этой головоломки казалось ближе, чем когда-либо, я не мог отказаться. Я не ждал награды от Хаустоффера (хотя он обещал мне немало), я лишь надеялся, что эта тёмная история будет озарена светом познания. Ибо я уже объяснял когда-то барону, что я – человек, для которого главное – знания, и иногда не имело значения, куда эти знания могли меня привести. По своему опыту я знал, что иногда они заводили меня куда дальше, чем я хотел.
В соответствии с планом, который я составил, пришлось воспользоваться помощью Козоёба. Я досконально объяснил ему, какой мне нужен мастер, и какую он должен выполнить для меня работу. Набросал ему чертёж на листке бумаги.
– Это будет тебе немало стоить, – заметил он, не спрашивая, для чего мне нужны эти вещи. И хорошо, что не спрашивал, ибо всё равно не получил бы ответа.
– Как только ты вернёшь мне долг, я стану богатым человеком, – ответил я безмятежно.
Он молчал некоторое время и только потирал верх левой ладони пальцами правой.
– Ты знаешь, у меня нет такой суммы под рукой. Нужно будет подождать несколько дней...
– Ну, в конце концов, не я же упрашивал тебя, чтобы ты как можно скорее покинул мой дом, не так ли? Я подожду, сколько ты сочтёшь нужным. Познакомишь меня с женой? Когда она возвращается?
Он опустил глаза.
– На следующей неделе, – сказал он тихо. – Я улажу всё до этого времени. Клянусь.
– Только предупреди мастера, что металл должна быть чистым. Если он смешает его с медью или другим дешёвым металлом, я своими руками сдеру с него кожу. Ты ещё умеешь быть убедительным, Козоёб?
– Умею, – ответил он твёрдо. – Останешься доволен.
– Не сомневаюсь. – Я кивнул ему головой. – Скажи мне кое-что ещё. Ты не слышал, чтобы где-то в окрестностях жил по-настоящему благочестивый монах или священник? Человек, пользующийся всеобщей любовью, известный богоугодными делами, может быть, даже чудесами, одобренными Церковью?
– Святой при жизни, что ли? – Усмехнулся Козоёб.
– Именно так.
Он на секунду задумался, потирая лоб.
– Я спрошу, – пообещал он. – Что-то я, кажется, слышал, о каком-то отшельнике, или кто он там...
– Очень хорошо, – ответил я.
– Инквизитор ищет благословения святого? – Я услышал в его голосе что-то вроде насмешки, но когда я посмотрел ему прямо в лицо, улыбка исчезла с его губ.
– Я спрошу, – повторил он тихо и вышел из комнаты.
* * *
От поместья барона Хаустоффера меня отделял долгий путь. По крайней мере две недели ходу, и это при условии, что не произойдёт ничего неожиданного. Конечно, две недели конного пути ставили передо мной большую проблему: как заставить моего коня принять на спину сущность, которая порождала в нём панический страх? У меня, однако, не было выбора, поскольку я не представлял себе пешую прогулку. Я, правда, мог нанять повозку, но, учитывая тот факт, что в последнее время шли дожди, часть дорог превратилась в грязевые потоки. В связи с этим, кто знает, не продлится ли путешествие на телеге даже дольше, чем пешком. Кроме того, путешествие на лошадях позволит нам держаться подальше от оживлённых трактов, ибо я не хотел слишком часто и слишком многим людям показывать мою спутницу. Не оставалось ничего другого, как попытаться приучить коня к вампирше, и я надеялся, что будет достаточно тех нескольких дней, которые мы проведём в гостях у Козоёба.
Я проснулся посреди ночи и посмотрел в сторону постели. И тихо выругался. Вампирши не было. Я горжусь своим чутким сном, и не встречал ещё человека, который смог бы приблизиться ко мне на расстояние удара. А сейчас специально лёг на пороге, у двери, чтобы девушка не могла выйти без моего ведома. К сожалению, двери открывались наружу, так что она просто переступила через моё тело, пока я спал. Но я не услышал даже шороха, а моя интуиция и моя бдительность спали крепким сном вместе со мной. Я выругался ещё раз и отправился на поиски.
В комнате было темно, и, хотя я ничего не видел, но почувствовал тревожный, тошнотворный запах крови. Я бесшумно вытащил нож, но, прежде чем я успел что-то сделать, почувствовал, как кто-то нежно и при этом крепко хватает меня за запястье.
– Не надо, – послышался шёпот. – Это я…
– Гнев Господень, что ты тут делаешь? – Я спрятал стилет в ножны.
Я вернулся в сени и забрал светящую жёлтым пламенем лампу. Первое, что я увидел, это то, что рот и подбородок вампирши залиты свежей кровью. И я сразу подумал, что она убила Козоёба, поэтому мне придётся побеспокоиться, как избавиться от его тела, а затем попытаться незаметно покинуть город. Я вздохнул. Девушка, не стесняясь моего присутствия, облизывала пальцы.
– Хочешь? – Спросила она, указывая на погруженный во мрак угол комнаты.
– Спасибо, дорогая, но я не голоден, – ответил я любезно.
Я подошёл на три шага, держа лампу в вытянутой руке. И выдохнул с облегчением. На полу лежал не Козоёб, а белый пёсик со спутанной волнистой шерстью. Его глаза были мёртвыми, а горло растерзано. Я надеялся, что хозяин как-то смирится со смертью собаки, учитывая тот факт, что сам мог оказаться на её месте.
– Я была очень быстрой, – пояснила она со вздохом. – Ему не было больно.
– Доедай, и пойдём со мной, – попросил я.
Она склонилась над телом и вонзила в него зубы. Я услышал громкое чавканье и звук всасывания, это звучало, как будто кто-то разрезал апельсин пополам и жадно пытался выпить весь сок. Наконец она закончила и встала с улыбкой на губах. Её заострённые зубы блестели красным.
– Ням, – сказала она.
Я знал, что мне придётся сюда вернуться, чтобы убрать тело, ибо я не хотел вызвать у хозяина дома ещё большего ужаса, что, несомненно, случилось бы, если бы он нашёл растерзанную собаку. Я также знал, что мне придётся внимательнее следить за вампиршей, поскольку она больше напоминала дикое создание, чем человека, и у меня не было никакой гарантии, что она снова не выйдет на охоту, как только почувствует аппетит. Правда, как следовало из её слов, она старалась не охотиться на людей, но у меня не было также никакого желания, чтобы кто-нибудь увидел, как она охотится на собак, кошек или крыс. А кроме того, я бы не зарёкся, что её не охватит внезапное, глубокое желание попробовать человеческой крови. Меня утешала только мысль, что, скорее всего, объектом её интереса буду не я, поскольку, казалось, она испытывала ко мне своего рода привязанность. Если она нуждалась в свежей крови, то эту кровь должен буду доставлять ей я. Ну что ж, в конце концов, наверняка в этом городке находится не одна лавка мясника.
* * *
Мастер, нанятый Козоёбом, справился на удивление хорошо. Сделанные им предметы я положил во вьюки, поскольку пока они не были мне нужны. Я также узнал, где живёт блаженный пустынник, и оказалось, что для того, чтобы добраться до его обители, мы должны будем потратить всего полдня пути. Пока всё складывалось по моему плану.
– Прощай, Козоёб.
– Прощай, – ответил он, и в его голосе я услышал явное облегчение. – Ну так ты...
– Да, я доволен, – сказал я.
– А ты не...
– Мы больше не увидимся,– закончил я фразу, которую он хотел произнести. – Только держи язык за зубами и не заставляй меня когда-нибудь появиться снова и показать несколько хитрых трюков твоей женщине или твоему ребёнку.
– Не нужно мне угрожать, – отозвался он шёпотом.
– Не нужно, – согласился я.
Боже, куда делся тот Козоёб, который пьяным вызывал имперских солдат на поединки на утоптанной земле и для которого убить человека было как плюнуть?! Как семья и любовные связи ослабляют волю и тело человека! Как делают его открытым для любой угрозы, пугливым и беспомощным... Я мог быть только счастлив от того, что со мной никогда не произойдёт подобное несчастье.
Я был уверен, что он меня не предаст. Во-первых, что он мог сказать? Донести, что инквизитор Его Преосвященства появился у него с худой и вонючей женщиной, потребовав приюта? Местные инквизиторы, максимум, начнут сочувствовать вкусу Мордимера Маддердина. Конечно, он мог также передать свои подозрения относительно того, что эта женщина не была, наверное, человеком. Но такие обвинения следовало доказать, особенно когда они выдвигались против инквизитора. Во-вторых, Козоёб знал, что я не бросаю слов на ветер и не прощу ему второго предательства. Поэтому я думал, что он просто обо всём забудет. Кто знает, возможно, забудет так успешно, что через год или два даже перед самим собой не признается, что видел бывшего товарища. Для его же блага я надеялся, что именно так и произойдёт.
Козоёб протянул руку, но его рука зависла в воздухе.
– Я простил тебя, – сказал я, – но я не забыл. Я повернулся и вскочил на конский хребет.
Вампирша с улыбкой обернулась ко мне.
– Я его глажу, – похвалилась она, и действительно, я видел, как её рука скользит по блестящей шерсти. – Кажется, ему это нравится...
Что ж, несколько дней ушло на привыкание моего коня к присутствию девушки, но результат оказался, по крайней мере, удовлетворительным. Сама она держалась довольно уверенно в седле, хотя я был уверен, что долгий путь ещё даст о себе знать. Я сказал ей одеться в длинный плащ с широким капюшоном, который замаскировал бы худобу её тела, а также позволял скрыть лицо. Она свернулась в седле и удобно оперлась об меня спиной.
– Купишь мне когда-нибудь коня? – спросила она.
– Конечно, дорогая, – ответил я.
* * *
На третью ночь мы разбили лагерь на маленькой полянке, прилегающей к склону холма. Ха, лагерь – это громко сказано. Я развёл костёр, и на собранных ветках расстелил шерстяные одеяла, настолько близко к пламени, чтобы нас согревало его тепло. К счастью, уже несколько дней не шёл дождь, так что я надеялся, что нас не разбудит ливень. Впрочем, Мордимер Маддердин ночевал в таких местах, что несколько капель дождя не могли оказать на него особого впечатления. Хотя, конечно, я не любил подобного разнообразия.
– Спокойной ночи, – сказал я, укутываясь одеялом.
– Сладких снов, – ответила она и рассмеялась про себя. Я понял, что определённо она вспомнила эту фразу из давних времён, и поэтому была так рада.
Я заснул, может, и не сладко, но, по крайней мере, крепко. В какой-то момент, однако, что-то меня насторожило, и я открыл глаза; в сознании, бдительный и внимательный. Вампирша склонилась надо мной, а на её лицо ложился тёплый свет от тлеющих в огне дров. Чёрные глаза блестели, как два факела, укрытых во мраке.
– Я видела твой сон, – прошептала она.
Я только улыбнулся, поскольку обычные люди не видят снов других людей.
– Она такая красивая, – добавила она мечтательно. Ну да. Я забыл, что моя спутница не была обычным человеком. Ба, да она и человеком-то не была! Однако, несмотря на всё это, как она могла заглянуть в сонные грёзы другого человека?
– Ты думаешь, я тоже буду красивая? Может, когда-нибудь тебе приснюсь? – На её лице появилась неуверенная улыбка.
– Конечно, будешь, – ответил я искренне, ибо был уверен, что, как только она немного поправится, сможет превратиться в довольно интересную женщину. Но от этого её отделяло самое меньшее пятьдесят фунтов, так как пока она всё-таки больше напоминала скелет. Скелет с выразительными, красивыми глазами, которые в данный момент испытующе уставились на меня.
– Почему ты о ней грезишь?
Ответить на этот вопрос было нелегко, и я сам задавал его себе много раз. Что я мог сделать, кроме как пожать плечами и сказать «не знаю»?
– Нет, нет. – Она замахала рукой, и я видел, что она раздражена. – Я не этого хотела... – Она надолго задумалась. – Лучше быть с кем-то, чем просто о нём мечтать, – ей, наконец, удалось сформулировать мысль, и она хлопнула в ладоши, довольная собой.
Я засмеялся. Правда, как это было просто? Жаль, что не для меня.
– Мы не можем получить всё, чего хотим, – ответил я.
– Почему?
– Потому что Бог так устроил мир.
– Плохой Бог. – Она повернулась ко мне спиной, а я снова рассмеялся.
Она вдруг втянула ноздрями воздух и сжалась. Она выглядела теперь, как изготовившийся к атаке кот.
– Кос-с-с-суля – зашипела она.
Она прыгнула в темноту, и только я её и видел. К счастью, она была настолько любезна, что после каждого своего приёма пищи приносила несколько кусков мяса, которые я мог изжарить на костре. Сама она, впрочем, питалась не только кровью убитых животных. Она с удовольствием ела и обычную еду, хотя, конечно, кровь пробуждала в ней самый большой аппетит. Я завернулся в одеяло и снова заснул, зная, кто, как и всегда, посетит в мой сон, и при этом не имея возможности решить, хочу ли я, чтобы эти сны прекратились, или чтобы они продолжались и дальше.
* * *
Мы сделали дневной привал, во время которого я приготовил котелок супа из зайца (мясо, конечно, великодушно принесла моя знакомая, когда высосала всю кровь). Я был зол, потому что у меня закончилась соль, а я терпеть не могу несолёных блюд. Меня утешала только мысль, что в замке Хаустоффера, я, конечно, наемся вкусно и досыта. Я также надеялся, что мне удастся покинуть резиденцию господина барона так же легко, как и попасть в неё. Перед этим визитом я хотел поговорить с девушкой, хотя и понимал, что это может быть нелегко, учитывая её проблемы с поведением и памятью.
Вампирша как раз окунула палец в котёл, облизнула его и скривилась.
– Мордимер, плохо, – постановила она. – Хочешь, я поймаю тебе зайца?
Я понял, что она имеет в виду живое существо, крови которого я мог бы напиться, так что я вежливо отказался. Из двух зол я предпочёл невкусную похлёбку.
– Ты помнишь, что ела, когда была ребёнком?
Она уставилась на меня с непониманием.
– Крыс, кошек, собак, – ответила она через некоторое время.
– Нет, нет. Вспомни, моя дорогая. Погрузись в самые отдалённые времена, которые ты помнишь. Что ты видишь?
– Моя мама... Расчёсывала меня каждое утро. – Она улыбнулась.
У неё теперь были почти обычные зубы. Я заметил, что они становились острыми и длинными, когда она была голодна или раздражена. Это было, несомненно, анатомической загадкой, ибо как человеческая кость может меняться в зависимости от настроения?
– Где ты жила?
– Большой дом. – Она развела руки, чтобы показать, какой он был большой. – И сад. – Она вдруг хлопнула в ладоши.
– А что росло в твоём саду?
– Финики, инжир, оливки, – сказала она мечтательно, но она шептала эти слова так, будто сама слышала их в первый раз.
Финики, инжир, оливки. Всё это были плоды, растущие в землях Юга. В солнечной Италии, в прекрасной Греции и… в Святой Земле.
– Как назывался ваш город? Какой царь им управлял? Какому богу ты молилась?
Я задал слишком много вопросов сразу, и увидел, что она пришла в смятение. Она глубоко втянула воздух ноздрями, будто хотела почувствовать запах дичи и найти предлог, чтобы исчезнуть в лесу.
– Извини. – Я взял её за руку. – Слишком много вопросов, правда?
Я погладил её, и под влиянием этого прикосновения она явно успокоилась.
– Город. Много людей, дома, шум, толкотня. Помнишь?
– Воняло. – Она сморщила нос. – Там, среди домов.
Вопрос о имени правителя был идиотским, поэтому я решил его не повторять. Но ведь она должна была помнить бога, которому молилась. В тот момент, когда она стала вампиром, ей должно было быть по крайней мере лет семнадцать, а в этом возрасте люди уже могут рассказать о своей религии и участвуют в связанных с верой таинствах.
– Какому богу вы молились? Ты и твои близкие?
– Адонай, – ответила она, и на её лице отразилось восхищение. – О, Адонай!
Адонай было именем, которым благочестивые евреи заменяли имя Яхве, читая слова Писания. Ибо слова «Яхве» нельзя было произносить никому, кроме священников иерусалимского храма, и даже тогда они старались, чтобы их заглушала молитва верных. Итак, она была еврейкой!
– Ты видела Его? – Решил я рискнуть. – Ты видела, как Он поднимался на гору с крестом на плечах?
Она прикрыла глаза.
– У него на голове был венец из тёрна, его спина истекала кровью. Скажи, ты видела Его?
– Да, – прошептала она не открывая глаз. – Я бежала рядом с ним. – Она надолго замолчала, но я спокойно ждал дальнейших слов. – Я дала ему выпить воды и отёрла ему лицо платком. Он посмотрел на меня. – Она вздрогнула и вдруг заплакала.
Я прижал её к себе, и она зарыдала на моём плече.
– Он был такой грустный и так страдал. Мне было его очень жалко!
Если она говорила правду, это означало, что она была хорошей девушкой, а её печаль могла угодить Господу. Почему же она должна была быть наказана? А может, это была не кара, а лишь дар, который она не смогла использовать должным образом? Она всхлипывала ещё какое-то время.
– Ты шла с Ним до самого конца? До вершины холма? Ты видела, как он страдает на кресте? – Она хотела покивать головой, но только ткнулась кончиком носа в мою шею.
– Это мы, сотканные из света. Он обещал нам! – Воскликнула она с отчаянием.
Я почувствовал, как она впивается ногтями в мои плечи. Когда я взглянул, то увидел, что она разорвала мне и рубашку, и тело, и её пальцы окрасились красным.
– Перестань! – Я с трудом оторвал её от себя и оттолкнул.
Она посмотрела на меня взглядом испуганного животного, которому кто-то, кому оно безгранично доверяло, нанёс незаслуженную обиду. Но вдруг её взгляд упал на мои разодранные плечи, потом она посмотрела на свои окровавленные руки.
– Я не хотела! Мордимер! Я не хотела! – Закричала она, и в её голосе я услышал одновременно и страх, и отчаяние. – Я не сделала тебе больно? Правда? Мордимер? Не сделала?
Я протянул руки и снова прижал её к себе. Я лишь надеялся, что запах крови, текущей из порезов, не вызовет у неё внезапного прилива аппетита, перед которым рушатся все плотины и исчезают все барьеры. Я не сомневался, что она искренне горевала бы о моей смерти, но я также знал, что она может сделать это быстрее, чем подумает. Плохой это был бы конец для инквизитора, умереть от рук существа, в существование которого до недавнего времени не верил.
– Сотканы из света? Я не понимаю. Что это значит? – Я гладил её по спине, чтобы она успокоилась.
– Это мы сотканы из света, – зашептала она. – Избраны…
– Избраны для чего?
Она долго молчала, но не потому, что не хотела говорить, видимо, она искала правильные мысли и правильные слова.
– Чтобы нести Его слово, – ответила она неуверенно и как будто полувопросительно. Но так сильно акцентируя слово «Его», что у меня не было сомнений, о ком идёт речь.
Итак, по словам моей спутницы, люди, преображённые в вампиров, должны были стать кем-то вроде апостолов Иисуса, наделённых необычайной силой! Но почему они потеряли память о своём призвании? Почему они одержимы жаждой человеческой крови? Почему Христос, сойдя с креста мучений и страдания, не воспользовался их помощью во время похода своей армии на Рим? Почему Он забыл о них или счёл бесполезными и предоставил самим себе?
– Расскажи, что случилось, – попросил я ласково. – Постарайся, моя дорогая. Вспомни. Что ты делала, когда Его прибивали к кресту?
– Я стояла. Смотрела. Мне было так грустно, – произнесла она глухо, словно извлекая воспоминания, которые давно утонули во мраке забвения, и до которых она дотянулась со страхом и удивлением.
– Он посмотрел на меня и улыбнулся, – добавила она. – Он выбрал меня. Я знала. Не только меня...
– Откуда ты знаешь?
На этот вопрос она уже не смогла ответить. Я почувствовал только, что она пожимает плечами.
– И что было потом?
– Он умер, – вздохнула она.
– Кто умер? – Не понял я.
– Он, – ответила она.
Ну что ж, мы хорошо знаем, что Иисус Христос не умер на кресте. Да, я встречал когда-то ересь, последователи которой именно так и утверждали, но я не допускал, чтобы вампирша когда-либо имела контакт с проклятыми богохульниками. По-видимому, мгновенный обморок она приняла за смерть, ибо было хорошо известно, что наш Господь висел на кресте в течение многих часов, прежде чем решил сойти во славе и покарать своих гонителей.
– Тогда я упала... – Она снова надолго замолчала.
– И что было дальше?
– Я была окружена светом. Я слышала прекрасный голос. Поток... – Она внезапно прервалась и только тяжело дышала мне в шею.
– Поток? – Переспросил я.
– Ко мне плыл светлый поток... Змей и голубка! А потом, – она вздрогнула всем телом, – тьма и кровь!
Я аж вздрогнул, такая сила была в её крике. Она отстранилась от меня, и я увидел, что её лицо исказилось гримасой боли и ужаса.
– Везде кровь! Тьма! Нет больше света! Нет! Темно, темно, страшно! А ведь мы сотканы из света! Он обещал! После Его смерти, это мы...
– Шшш... – Я решил снова её обнять. Она тряслась, словно стоя под порывами ледяного ветра.
– Он поссссмотрел на меня, – прошипела она со злостью.
– Ты же говорила, что он умер, – сказал я спокойно.
– Он умер, а тот новый посмотрел! Тот другой! Я упала! Я упала в обморок!
Неужели она имеет в виду одного из разбойников, которых распяли вместе с нашим Господом? Но, гвозди и тернии, при чём здесь разбойники!? Зубы вампирши застучали так, словно кто-то с невероятной скоростью бил костью об кость. Она обняла меня руками, а ногами обхватила мои бедра. Стиснула меня так сильно, что я почувствовал, как скрипят мои ребра. Она перестала дышать. Я не мог пошевелить руками, не мог даже крикнуть и меня начал охватывать ужас. Я оттолкнулся со всей силы ногами от пня и перевернулся. Я упал на девушку, которая вдруг ослабила хватку и обмякла. Я выдрался из её рук и отошёл в сторону. Долго восстанавливал дыхание, потом пощупал ребра. Они болели, но, к счастью, она не успела мне их сломать. Я смотрел, как она лежит на траве, и не мог понять, откуда в этом ужасно худом теле берётся столь необычная сила. Я подошёл и склонился над ней. Она была без сознания, судорожно, хрипло дышала. У неё были бледные губы, глаза закрыты. Я поклялся себе, что в следующий раз буду более осторожен, поскольку боялся, что ещё одного подобного нападения я могу уже не пережить. Самое страшное, что я знал, что девушка не властна над собой, над своим поведением и над своей силой.
Что из того, о чём она говорила, было реальным воспоминанием, а что бредом или фантазией больного ума? Действительно ли она была на Голгофе в то время, когда распинали Господа нашего? Да, я верил в это, несмотря на то, что разум отказывался верить. Ибо люди не живут тысячу пятьсот лет! Может, она и Хаустоффер были просто демонами неизвестного типа? А может, злые силы обещали им купание в потоках света, чтобы потом злонамеренно наложить кровавое проклятие? Что ж, наверняка, в замке барона Хаустоффера мне легче будет найти ответ на эти вопросы. Быть может, дворянин вспомнит что-то из этого страшного и прекрасного дня, хотя он утверждал, что напился, заснул и пропустил Сошествие Господа нашего.
Я взял девушку на руки и положил на одеяло. Я вгляделся в её лицо и задумался, действительно ли скрытые под закрытыми веками глаза видели Иисуса Христа, Триумфатора и Освободителя? Я всё больше сомневался, стоит ли везти её в замок Хаустоффера. Возможно, для неё лучшим местом был бы монастырь Амшилас? Я, однако, поймал себя на мысли, что не хотел бы, чтобы ей причинили вред, а в монастыре Амшилас знания ценили больше, чем чью-либо жизнь. Между тем, сопровождающая меня девушка была словно испуганный зверёк, доверившийся мне. Вы ведь не бросите щенка, которого ранее кормили и о котором заботились. Когда-то кто-то замучил животное, которым я занимался, мне пришлось обхватить левое запястье пальцами правой руки, чтобы остановить их дрожь. И я не позволю, чтобы это случилось снова...
* * *
– Как здесь красиво, – сказала она с искренним восторгом в голосе.
Я взглянул в ту сторону, в которую смотрела она. Сильный поток стекал по нескольким скальным уступам, образуя внизу небольшое озеро. Вода пенилась, капли разбивались в белый туман. Над водопадом и озером склонялся кустарник с сочно-зелёными листьями. Потом поток разливался в широкий ручей, над поверхностью которого торчали сглаженные течением гребни серых валунов.
– Красиво, – согласился, глядя на разноцветных стрекоз, порхающих над гладью воды.
– Давай останемся здесь. Да, Мордимер? Останемся?
– Змей и голубка, – напомнил я ей.
– Ага, – ответила она грустно. – Я должна знать, да?
Не должна была. Это я должен был знать. Она уже, наверное, смирилась с тем, кем или чем она является. Но я хотел довести дело до конца, невзирая на цену, которую придётся заплатить за любопытство.
– Именно так, – сказал я. – Ты должна знать.
– Ты будешь со мной? Потом? Да, Мордимер? Всегда? – Она смотрела на меня умилительным, покорным, собачьим взглядом.
– Конечно, моя дорогая, – ответил я. – Я не оставлю тебя против твоей воли.
Я надеялся, что Хаустоффер захочет позаботиться о ней, ибо не представлял себе, как я смогу это сделать. Ведь они принадлежали к одному виду, и я знал, что в них должно заговорить чувство общности. Назову это иначе: зов крови. Оба они были особенными существами, и я надеялся, что девушка будет намного счастливее в замке барона, чем со мной.
* * *
История любит повторяться. Мы остановились в той же гостинице, что и раньше. Её интерьер выглядел ещё хуже, чем я запомнил, и люди воняли, как будто их полили помоями. Свечи нещадно коптили, окутывая всё выедающим глаза дымом. Когда я отвёл вампиршу в комнату и спустился, в переполненном зале я заметил Иоахима Кнотте – командира гвардии господина барона. Я узнал его с первого взгляда, ибо он тоже мало изменился с нашей последней встречи. Только приобрёл больше седых волос, раздался в поясе и немного округлился живот.
– Инквизитор! – Воскликнул он. – Кого я вижу!
Я подал ему руку, и он пожал её с такой силой, будто хотел вырвать из плеча.
– А вы постарели, инквизитор. Больше морщин, больше серебра в волосах...
– О, это просто свет так падает, – ответил я.
– На этот раз вы приехали без красавчика? – Спросил он, и я догадался, что это Курнос произвёл на него столь неизгладимое впечатление.
– Вместо него у меня спутница, – сказал я. Когда он начал оглядываться по сторонам, добавил: – Она спит в комнате.
– Молодая? Красивая?
– Как поживает барон? – Проигнорировал я его вопрос.
– Если честно и между нами?
– Как между друзьями, – сказал я, и мы оба усмехнулись.
Нетерпеливым жестом он согнал людей, сидящих в углу корчмы, и мы заняли их места.
– Приходит время уйти со службы, инквизитор, – вздохнул он. – И так же, как я, думает большинство моих людей.
– Почему это?
– Потому что я не люблю, когда в моём присутствии слишком часто убивают без существенного повода.
Я приподнял брови.
– Не поймите неправильно мои слова, мастер Маддердин, – продолжил он. – Я не вижу особой ценности в человеческой жизни и не раз, и не два, Боже мне помоги, её обрывал. Но я никогда не убивал за то, что кто-то бормотал в моём присутствии, или за то, что, спускаясь с седла, встал сапогом в коровье дерьмо, или что стог сена был неровно уложен, или что вода из колодца слишком отдавала железом...
– Всё настолько плохо?
– Плохо? – Фыркнул он насмешливо. – Плохо – это когда сапоги жмут. А здесь готовится восстание. Неделя, две, и крестьяне взбунтуются. Они только ищут кого-то, кто их поведёт. Кого-то, кто покажет им, сколько их. И тогда горе всем нам...
Я понял в этот момент, что этим человеком могу быть именно я. Разве не лучше будет мне пообщаться с бароном, когда у меня за спиной будет сто топоров и вил? Поднять недовольных крестьян мне было бы легче, чем вытащить нож из ножен. Однако это шло бы вразрез с законом. Хаустоффер был хозяином этих земель, и бунт против него означал бунт против установленного порядка. Мне было интересно, не рассчитывал ли Кнотте именно на то, что я поведу людей на замок барона. Безусловно, этого я делать не собирался.
– Твой господин поручил мне одну миссию, и смею утверждать, что, хотя бы отчасти, я её выполнил, – сказал я.
Он посмотрел на меня мрачным внимательным взглядом.
– Возвращайтесь, – посоветовал он. – Вам нельзя здесь находиться.
– Я не могу, – сказал я с искренним сожалением. – Поверьте, не могу.
– В таком случае, будьте осторожны, – он наклонился над столом, – ибо в этом замке не помогут вам ни чёрный плащ, ни серебряный крест.
– Вы думаете, что он сошёл с ума?
– Интересно, был ли он когда-нибудь нормальным. – Кнотте поморщился. – Нас он оставил в покое, потому что знает, что я не позволю ему тронуть ни одного из моих людей, а если он убьёт меня, они тоже уйдут. – Он, наверное, увидел мой насмешливый взгляд, потому что сразу же добавил: – Уйдут отнюдь не из чувства преданности, а из-за страха, что они будут следующими в очереди.
– Так почему вы его попросту не зарежете?
Его лицо исказилось гневом.
– Я наёмник, мастер Маддердин, но я не убиваю людей, которые меня нанимают. Это вопрос профессиональной чести, но я не знаю, в состоянии ли вы это понять.
– Честь, – повторил я за ним. – В данном случае это лишь пустые слова, господин Кнотте, которыми вы прикрываете свой страх.
Я думал, что он взбесится, но он только склонил голову.
– Может, и так, может, и так, – признал он тихо.
Это обеспокоило меня гораздо больше всех сказанных ранее слов.
– Я бы сдался, если бы начался бунт, – произнёс он, что только подтвердило мои ранние догадки.
Властям понравилось бы такое решение вопроса, вместо сгоревшего замка, опустевших деревень, заброшенных домов, император предпочёл бы голову злого барона. Хотя бы из-за того, что это не остановило бы приток налогов, а бунт подавили бы дворяне, такие, как Кнотте, которые, впрочем, сразу же перешли бы в распоряжение Светлейшего Государя.
Иоахим производил впечатление порядочного человека, поэтому я решил ему довериться.
– Если я не вернусь, сообщите в Инквизиториум, – попросил я. – Вы сделаете это?
Он посмотрел на меня без выражения. Я не мог ничего прочесть в его взгляде.
– Донёсший получает часть имущества осуждённого, – пояснил я. – А за убийство инквизитора не предусмотрено другого наказания, кроме смерти под пытками. Вы сможете заработать много денег.
Он покивал головой.
– Если не вернётесь, донесу. И не ради наживы, поверьте.
Я поверил.
– Берегитесь, – предупредил он. – Он опасен. По настоящему опасен.
– Опасен здесь я, господин Кнотте, – сказал я снисходительным тоном. – А Хаустоффер всего лишь гнусен. Но я приехал не для того, чтобы наказывать его за уголовные преступления. Разве меня может волновать, что он убивает селян? Пусть заплатит виру, а если это свободные люди, пусть отвечает перед судом. Мне нет до этого дела.
– А говорите о себе, что несёте закон и справедливость, – фыркнул он.
– Чего вы от меня хотите, господин Кнотте? – Спросил я усталым голосом. – Я не паладин на белом коне, и я пришёл не для того, чтобы навести здесь мир и порядок. Я не собираюсь вознаграждать достойных воинов или наказывать плохих богачей. Я всего лишь инквизитор, и занимают меня лишь вопросы веры. Если бы барон был еретиком, я сам отправил бы его на костёр. Однако, если он правоверный христианин, то моя роль в этот момент заканчивается. Я не меняю мир, господин Кнотте, ибо Бог одарил меня столь великим смирением чтобы я знал, что это невыполнимая задача.
Мы долго молчали.
– Если бы у меня было столько сомнений, сколько у вас, я давно бы бросил службу, – сказал я в конце концов.
– Я заеду за вами утром, – отозвался он через некоторое время. – Будьте готовы.
Не знаю почему, но последние два слова прозвучали как-то двусмысленно... Так или иначе, я собирался подготовиться к визиту.
* * *
Барон Хаустоффер выглядел точно так же, как я его запомнил. Только когда я посмотрел в его глаза, они показались мне омрачёнными безумием. Но, быть может, я излишне дал волю воображению и слишком доверял словам Кнотте?
– Мастер Маддердин, – сказал он. – Я не думал, что когда-нибудь ещё вы захотите воспользоваться моим гостеприимством.
У него был странный голос. Будто он старался говорить чётко и медленно, боясь, что если он позволит разогнаться словам, то они польются против его воли, и он уже не в состоянии будет их контролировать.
– Я обещал, что как только что-то узнаю, не замедлю представить соответствующий отчёт господину барону.
– И что вы узнали?
Вдруг вампирша сделала шаг вперёд.
– Я знаю тебя, – прошептала она. Хаустоффер внимательно смотрел на неё. – Ты был там. Спал.
– О чём она говорит? – Спросил он резко.
Я молча закатал рукав её рубашки и показал барону знак змея и голубки, вытатуированный на плече. Он сиял ярким блеском, а рисунок, казалось, жил собственной жизнью. Барон схватился за нож и разрезал рукав своего кафтана. Змей и голубка на его плече также сияли, и я почувствовал невидимую связь, соединяющую их с татуировкой девушки. В этот момент не оставалось сомнения в том, что оба они являются существами, отмеченными одним и тем же клеймом, одной и той же силой.
– Она видела всё, что произошло на вершине Голгофы, – объяснил я. – Она смотрела на казнь Господа нашего, а потом потеряла сознание. Я не сомневаюсь, что она во многих отношениях похожа на господина барона. Невероятно сильная и быстрая, наделённая жаждой крови...
– Это же селянка, – поморщился он.
–А кем был в Палестине господин барон, можете вспомнить? Принцем? Многомудрым фарисеем?
– Ты слишком много себе позволяешь, Маддердин. – Его лицо исказил гнев.
– Кроме того, она не была селянкой, господин барон. – Я решил не обращать внимания на слова хозяина. – Она жила в большом доме в Иерусалиме. Позже её жизнь сложилась так, как сложилось.
– Она сможет объяснить нашу тайну?
Я рассказал ему о беседе, которую с ней провёл. Вампирша, казалось, нас не слушала. Она с явным интересом разглядывала огромное хрустальное зеркало и осторожно трогала пальцами его поверхность. Хаустоффер сел в кресло (меня он не соизволил пригласить присесть, так что я смиренно стоял) и долгое время не издавал ни звука. Он закрыл глаза, и в какой-то момент я даже подумал, что он уснул. В конце концов, однако, он приоткрыл веки.
– Не помню ни голоса, ни потока света, – сказал он. – Но я помню лавину крови и тьмы, которая затопила мой разум, когда я спал. Да, теперь я отлично это помню.
Конечно, он мог это на самом деле вспомнить, но ему могло и показаться, что он вспоминает. Человеческий разум может выкидывать и не такие шутки, и кому об этом лучше знать, как не инквизитору?
– Сотканы из света, – повторил он слова девушки. – Таак... Мы должны были играть важную роль. Мы должны были стать рыцарями Христа, Его избранными. – Он посмотрел в сторону девушки с явной неприязнью во взгляде. – А она превратилась... – секунду он подбирал слова, – в неразумного зверя...
Я осмеливался судить, что это ему скорее подходит называться неразумным зверем. Ему, который убивал для забавы, чем ей, которая избегала причинять боль человеческому существу. Я знал, что никогда не забуду эти произнесённые столь жалобно слова: «нельзя убивать, нельзя убивать». Несмотря на все несчастья, которые произошли в её жизни, она имела больше сострадания к разумным существам, чем барон Хаустоффер. Хозяин, тем временем, встал.
– Я решил, что всё это меня уже не интересует, Маддердин, – заявил он. – Но хорошо, что ты привёл девушку.
Он прыгнул в её сторону и свернул ей шею прежде, чем я успел даже моргнуть. Мёртвое тело упало на землю. В хрустальном зеркале я видел лицо, на котором не успели отразиться ни страх, ни боль.
– Я решил, что хочу остаться единственным в своём роде. – Он обнажил в улыбке длинные клыки. – И, кроме того, горе жалким существам, когда они вступают меж лезвиями могучих меченосцев, – добавил он.
Я смотрел на тело моей спутницы. По милости Божьей, она не только не страдала, но, вероятно, даже не поняла, когда настал момент смерти. Я не ожидал такого поворота дел. Не думал, что Хаустоффер живёт уже так глубоко в собственном мире, и что мир, расположенный за пределами его воспалённого разума, представляется ему настолько неинтересным.
– Найди других, Маддердин, и приведи их ко мне. Сегодня ты получишь тысячу крон, и за каждого такого как она, ты получишь следующую тысячу, – приказал он.
Я перевёл взгляд в его сторону.
– Это ты жалкое существо, – сказал я. – Мир ничего не потеряет от твоей смерти.
– Ты хочешь меня убить? – Он засмеялся, даже не разозлившись, лишь удивившись и искренне развеселясь. – Меня, который живёт уже полторы тысячи лет? Меня, который способен раздавить человеческий разум как яйцо?
– Мой разум тебе не раздавить. Ты всего лишь грязный кровосос. Чуть лучше назойливого комара.
Это его разгневало. Я знал, что именно так и произойдёт. Он прыгнул в мою сторону и схватил меня за горло. Но что знакомый Козоёба не зря трудился над моим заказом. На шее, скрытый под высоким воротником, я носил широкий ошейник, набитый острыми серебряными шипами. Благословлённый известным своей святостью отшельником, которого мы посетили перед визитом в замок. Я знал, что это не убьёт вампира, даже не ранит. Но ведь я и не этого добивался. Речь шла только о момент неожиданности, о кратком миге, когда он будет поражён болью. Речь шла о времени, необходимом для того, чтобы вонзить в его тело два серебряных лезвия, которые были вшиты в рукава моего кафтана.
Он заорал и разжал хватку, а я отскочил. На его лице отразились недоумение, гнев и боль, но, очевидно, он всё ещё был жив, и, думаю, ему потребовалось бы не так много времени на восстановление полной силы. И тогда, безусловно, судьбу Мордимера Маддердина нельзя будет назвать особенно весёлой. Я вытащил из ножен саблю и ударил. Точным, быстрым, экономным движением. Лезвие рассекло кожу, мышцы, артерии, и отрубленная голова Хаустоффера слетела с бьющего кровью тела. На всякий случай я схватил её за волосы и бросил в пылающие в камине поленья, таким движением, будто я играл в кегли и делал решающий бросок. Зашипело, когда кровь растеклась по горящим дровам. Волосы горели и сыпали искрами, вокруг распространился запах горелого мяса. Я с облегчением вздохнул.
– Горе жалким существам, когда они вступают меж лезвиями могучих меченосцев, – повторил я слова Хаустоффера его голове, пожираемой пламенем.
Потом я взял на руки тело девушки и вышел из комнаты. Когда я закрывал за собой дверь, я ещё увидел, как испёкшиеся глаза Хаустоффера вылезают из орбит. Я направился на внутренний двор, из которого до меня долетали голоса солдат. Я знал, что никто не захочет меня даже остановить.
Эпилог
Я похоронил её у подножия водопада, который ей так сильно понравился. Я выкопал яму в сырой земле, уложил тело, потом я провёл весь день, таская камни, ибо я не хотел, чтобы покой её последнего приюта смущали дикие животные. Конечно, я знал, что погребаю лишь труп, которому всё равно, лежит он завёрнутый в бархат в золотом гробу или утоплен в выгребной яме.
Однако, я хотел себе представить, что, быть может, когда-нибудь моя спутница захочет взглянуть на место своего вечного покоя, и тогда увидит тот вид, который так её поразил. Из берёзовых веток и лыка мне удалось сделать крест и крепко установить его между камнями. А потом, сам не зная, с какой целью я это делаю, разрезал ладонь и держал её так долго над её могилой, пока камни не покрылись красными пятнами. Если уж есть обычай лить над местом захоронения друга водку или вино, то почему не оставить вампирше в дар своей крови? В конце концов, погибла она лишь потому, что Мордимер Маддердин хотел удовлетворить снедающее его любопытство.
Потом я произнёс короткую молитву, забинтовал руку и поскакал в сторону садящегося на горизонте солнца, от которого по всему небу разливались горящие пурпуром полосы.
