Тогда
Вдалеке Эльза услышала гудок паровоза – тот уже покинул станцию.
По идее, она должна была почувствовать хоть что-то, когда рухнула ее последняя надежда на бегство из Сильверщерна. Но не испытала никаких эмоций. Словно ее душа умерла.
В подвале ужасно темно, и Эльза не видит совсем ничего. Она на ощупь пробирается по холодному сырому полу, в колодце шершавых каменных стен; найдя маленькую лестницу, поднимается по ней. Пытается барабанить по двери и кричать, но это ничего не дает: ее удары выходят слабыми и бессмысленными.
И вообще, куда она смогла бы уйти, если б ей удалось выбраться наружу?
Эльза не знала, как много времени прошло, пока не услышала сигнал паровоза. Ей уже начало казаться, что она просидела в погребе несколько дней. Но резкий гудок приводит ее в чувство. Значит, заточение продолжается не так уж и долго. И сейчас где-то пять-шесть часов вечера…
Что будет с ней?
Эльза пытается не думать об этом. А также о том, что произойдет с Кристиной и Биргиттой. Но здесь, в подземелье, мысли выходят из-под контроля. Она не может остановить их – точно так же, как и сломать дверь, преградившую путь к свободе.
И время от времени эти мысли даже немного раздувают еле тлеющие угольки надежды.
Пожалуй, ее продержат взаперти лишь до вечера. Опять же, Маргарета обязательно забеспокоится, почему перестали приходить письма. Или Стаффан возьмется за ум. Всякое ведь может случиться…
Голод приходил и уходил несколько раз. Но осталась жажда, из-за которой во рту стало сухо, как в пустыне, да еще непрерывно болят живот и голова. Здесь прохладнее, чем на улице, на солнце, но августовская жара проникает даже сюда. Закрывая глаза, Эльза словно видит сверкающие молнии.
Услышав скрип двери, она вздрагивает. Свет, ворвавшийся в подвал через прямоугольное отверстие, появившееся в конце лестницы, бьет Эльзе по глазам, и она закрывает их рукой, пытаясь защититься от него.
– Госпожа Кулльман, – слышит она молодой мужской голос. Глухой и монотонный, он кажется ей незнакомым. Забавно, как быстро она отвыкает от голосов других людей…
Эльза пытается посмотреть сквозь пальцы, но из-за света не может понять, кто стоит перед ней.
– Госпожа Кулльман, – повторяет мужчина. – Не заставляйте меня спускаться и забирать вас.
Ее уши отвыкли от мужских голосов, но она, конечно, распознаёт в нем угрозу.
Эльза поднимается на гудящие ноги и карабкается вверх по лестнице. Колени не хотят слушаться ее, и она не знает, холод, голод или темнота тому виной.
Когда Эльза добирается до конца лестницы, у нее возникает страстное желание сбежать или, по крайней мере, попытаться сделать это, – но молодой мужчина (при свете оказывается, что это Франк Сундин), крепко и больно хватает ее за плечо и, толком не глядя на нее, сразу же ведет ее куда-то. У нее кружится голова, и она плохо соображает, но изо всех сил старается не отставать от него и не упасть.
Судя по его лицу, вряд ли ей стоит ожидать сочувствия с его стороны, но Эльза все равно решает попробовать.
– Франк, тебе необязательно делать это. Если ты сейчас отпустишь меня, то сможешь сказать, что я вырвалась и убежала в лес. Ты не должен…
Он не отвечает и по-прежнему не смотрит на нее, но при этом дергает ее за руку так сильно, что, кажется, плечо вот-вот выскочит из сустава. Эльза замолкает, взвизгнув, как получившая удар ногой собака.
Она не понимает, куда идет. Они уже миновали церковь и двигаются в сторону центра. Куда же? Улицы на удивление пусты. Пока им не попался ни один человек. В окнах тоже не видно ни души; двери закрыты, несмотря на жару. Когда они проходят мимо ее дома, Эльза отворачивается.
Впереди она слышит шум, постепенно становящийся все громче, – где-то там гудит толпа. От голода и жажды у Эльзы кружится голова, горло распухло, в висках стучит кровь, и поэтому она сначала не понимает, что происходит. Только когда они начинают приближаться к площади и она уже чувствует под ногами булыжное покрытие, до нее доходит, куда исчезло все население Сильверщерна.
На площади полно народу, люди стоят на ней и между домов; при их приближении они расступаются и молчат. Эльза ищет знакомые глаза, кого-то, с чьей стороны она могла бы рассчитывать на помощь, но все они стали теперь чужими для нее. Те, кого она знала всю свою жизнь. Молодые мужчины и женщины, которых она качала на своих руках, когда те были детьми. Друзья, которых она утешала в беде и которым давала массу добрых советов. Все те, кто еще месяц, неделю, день назад дружелюбно поздоровался бы с ней на улице и спросил о том, не родила ли уже Маргарета там, в столице, и не собирается ли она приехать к ним сюда с младенцем…
Сейчас они все молча смотрят на Эльзу. Дают им пройти.
Через несколько шагов она опускает глаза и утыкает взгляд в свои ноги. Внезапно ей становится очень стыдно. Но она не знает, стыдно ли ей за себя – или за всех них; за то, что она позволяет вести себя, как собаку, – или из-за произошедшей с ними перемены.
Потом Эльза слышит знакомый звук, и из ее груди непроизвольно вырывается крик.
– Биргитта!
Посередине площади из мостовой извлекли несколько камней, а в обнажившуюся на их месте мягкую землю вбили толстый столб – березку, предварительно очищенную от веток и коры.
И к нему толстой веревкой привязали Биргитту.
Веревка охватывает ее тело на поясе и ниже и глубоко врезается в еще выпяченную вперед после родов, мягкую, нежную плоть в районе живота; Гиттан явно очень больно. Ее руки завернуты назад и связаны за столбом.
Голова висит, склонившись вперед, и Эльза не может видеть ее лицо. Однако она видит голые ноги Биргитты под свободной ночной рубашкой. С внутренней стороны они испачканы уже успевшей высохнуть кровью, которая ранее сбегала по ним вниз и образовала на земле небольшую лужицу.
– Биргитта, – снова бормочет Эльза – еле слышно, поскольку язык едва слушается ее.
Бедняжка не шевелится.
– Эльза, – слышит она мягкий голос пастора совсем рядом с собой.
До сих пор он держался среди толпы, но сейчас делает шаг вперед, в небольшое пустое пространство, возникшее вокруг Биргитты.
– Наконец-то, – говорит он.
Его лицо спокойно. Но оно пугает Эльзу более, чем чье бы то ни было.
– Что вы сотворили с ней? – хрипит она. Августовское солнце уже начало клониться к горизонту, но жара еще не спадает и по-прежнему действует угнетающе.
– Пришло время, – говорит пастор мягким голосом. – Пришло время для следующего шага. Слишком долго мы позволяли злу жить вместе с нами. Дурно влиять на нас. Но этого больше не будет.
Эльза хочет назвать его сумасшедшим. Сказать, что он потерял разум. Но холодный свет, горящий в глубине его серых глаз, заставляет ее замолчать, прежде чем она успевает произнести хоть слово.
Если Кристина родилась сейчас, значит, Биргитта забеременела зимой. В декабре. Всего через несколько недель после его появления в городе.
Когда он начал нашептывать своим приверженцам, что она – исчадье зла? Что она одержима демонами?
Кто поверит ей, даже если она сможет говорить? Любые ее слова расценят как злобную ложь, вполне ожидаемую от того, кто служит дьяволу. Точно как он сказал им.
Эльза молча окидывает взглядом тех, кто стоит к ней ближе всего. Своих соседей. Друзей. Кто поверит ей, если она попытается рассказать, как все происходит на самом деле?
– Ты – зло, – хрипло говорит Эльза пастору дрожащим голосом.
Тот воспринимает ее слова спокойно. Лишь печально качает головой.
– Вы слышите? – спрашивает он стоящих вокруг людей. – Вы слышите, как зло распространяется, подобно яду? Оно переходит, как заразная болезнь, от одного к другому. Оно разрушает душу так, что ее уже невозможно спасти… – Пастор смотрит на Эльзу своим холодным, коварным взглядом. – Можно ли еще спасти твою душу, Эльза?
Ей хочется плюнуть ему в лицо, но она не может. Она слишком напугана, и у нее слишком пересохло во рту. Она слишком слаба и подавлена.
– Сейчас увидим, – говорит Матиас таким тоном, словно никого другого рядом с ними нет, будто он тихо шепчет ей на ухо. Затем окидывает взглядом толпу и выкрикивает звонким голосом, разносящимся над площадью и заставляющим всех замолчать: – Пришло время изгнать зло. Пришло время впустить в свои души божественный свет. Сделать выбор и выбрать свет… – Он делает паузу. – Вы готовы к этому?
Его слова вызывают в толпе тихий гул, который быстро превращается в громкий вой, наполненный безудержным восторгом.
И тогда пастор поднимает руки. При виде его белых ладоней все сразу замолкают. А он держит их над собой и раскачивает ими, как в трансе, словно распространяя невидимые волны безумия по всему городу.
– Кай, – произносит Матиас почти обычным голосом, но в царящей вокруг тишине его слышно в каждом уголке площади. Эльза видит движение в толпе – они пропускают кого-то вперед.
Впереди идет Кай Андерссон. Сейчас он высокий и сильный, с пепельными вьющимися волосами и квадратным подбородком, но Эльза вспоминает, каким он был, когда ходил в школу вместе с Маргаретой. Кожа да кости.
Их четверо. И все они – рослые парни и мужчины с широкими плечами и мускулистыми руками. Это и требуется. Все они несут большие плетеные корзины, наполненные плоскими и круглыми, отполированными водой камнями, выглядящими так, словно их притащили с речного берега. Кай и трое других ставят свою ношу перед пастором и выпрямляются; тот мягко улыбается им и еле заметно кивает. Кай кивает в ответ и пятится назад в толпу.
За спиной пастора Эльза замечает Дагни. Она стоит совершенно неподвижно, с остекленевшим взглядом. Позади нее, явно без особой на то необходимости, маячит брат Франка, Йеста. У него нет нужды сторожить Дагни. Судя по ее виду, она не в том состоянии, чтобы предпринять попытку к бегству.
Рядом с ней стоит Ингрид; ее руки связаны впереди прочным шнуром. Красная губная помада, которую она обычно использует, размазана по лицу – так сперва кажется Эльзе, пока до нее не доходит, что у медсестры из носа идет кровь. Йеста крепко держит ее за плечи.
Она уставилась на корзины с камнями широко открытыми от ужаса глазами. В какое-то мгновение Эльзе удается перехватить ее взгляд. Ингрид вся белая, как простыня. Кровь бежит по ее бледным губам и капает на подбородок.
– Кто из вас хочет помочь очищению нашего прихода? – слышится голос пастора; сейчас он уже разносится над площадью подобно раскатам грома. – Кто из вас хочет стать рукой Христа? Выйдите вперед. Выйдите вперед и примите участие в святом деле.
Сначала ничего не происходит. Но потом люди начинают двигаться, протискиваются вперед и собираются вокруг корзин. Они тянутся к камням, сперва с сомнением, но потом все более и более рьяно. Отталкивают друг друга, лишь бы добраться до них.
– Мы должны очиститься, – гремит голос пастора над их головами. – Нам надо выбрать свет. Выбрать Господа. Нам необходимо уничтожить дьявола, затесавшегося среди нас. Иначе нам никогда не попасть в рай.
Камни подходят к концу. Стоящие впереди начинают понемногу отходить в сторону. Большинство из них держат в руках по два или три голыша. Среди них молодые и старые, мужчины и женщины. Эльза знает их всех. Одной из девочек не больше двенадцати лет. Это Грета Альмквист. Она держит по одному гладкому круглому камню в каждой руке. Они настолько большие, что ее пальцы не в состоянии обхватить их. Потом на площади снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь шумом дыхания пятисот человек, почти сливающимся с шелестом листьев окрестного леса. Секунду, которая, кажется, продолжается вечность, ничего не происходит. Все стоят неподвижно и ждут.
– Пойте со мной, – тихо произносит пастор.
И люди вокруг начинают повторять вместе с ним слова хорошо знакомой им песни.
Святой город примет их когда-нибудь,
Твердь небесная даст им приют.
Биргитта вздрагивает, когда первый камень попадает ей в бедро. Когда второй бьет ее в живот выше веревки, она поднимает голову и издает звук, напоминающий жалобный стон. Сквозь волосы Эльза видит синяки на ее лице, разбитую губу.
Стон превращается в крик, когда Грета Альмквист одним из своих камней попадает Гиттан в лоб и разбивает ей бровь, так что кровь ручьем устремляется вниз по щеке.
Вопль Биргитты растворяется в звуках набирающей силу песни, словно становясь ее частью.
Эльза кричит вместе с ней, сама толком не понимая, что это делает она.
– ПРЕКРАТИТЕ! ПОЖАЛУЙСТА, РАДИ БОГА, ПРЕКРАТИТЕ!
Она пытается вырваться, но Франк крепко держит ее. Эльза слышит его мелодичное пение, эхом отдающееся в ее голове.
Прошлой жизни заботы и беды
Они смогут забыть навсегда…
Камни уже падают дождем. Несколько из них, к счастью, пролетает мимо. Однако большинство попадает в цель.
Крики Биргитты постепенно замолкают; она лишь тихо стонет, словно еще пытается вымолить себе пощаду.
По лицу Эльзы бегут слезы. Она не может смотреть на страшное зрелище и закрывает глаза.
– Прости. Прости. Прости меня, Биргитта. Прости, – повторяет она тихо.
