Победоносное участие Аталанты в охоте на Калидонского вепря принесло ей повсеместную громкую славу. Дошла эта слава и до ушей ее отца – царя Схенея. Он жестоко бросил ее умирать в горах, но теперь рвался принять обратно к себе во дворец. Быть может, он стал первым скотски жестоким и недостойным родителем, заявившим права на ребенка, стоило ребенку сделаться знаменитым или богатым, – но точно не последним.

– Милое дитя, – проговорил он и раскинул руки во всю ширь своего царства, – все это будет твоим.

– Да ну? – спросила Аталанта.

– Ну, естественно, твоего мужа, – ответил Схеней.

Аталанта покачала головой:

– Я никогда не выйду замуж.

– Но задумайся! Ты мой единственный ребенок. Если не выйдешь замуж и не родишь детей, царство отойдет чужакам.

Приверженность Аталанты Артемиде и пожизненный отказ от брака не поколебались.

– Замуж пойду только за того, – сказала она, – кто сможет…

Тут она задумалась. Из лука она стреляла непревзойденно, однако можно было допустить, что где-то есть человек, стреляющий лучше Аталанты. То же и с метанием копья, диска и с верховой ездой. Что есть такого, в чем ни один мужчина не превзойдет ее? А! Есть.

– Замуж пойду только за того, кто бегает быстрее меня.

– Прекрасно. Так тому и быть.

Аталанта спасена. Равных ее прыти не найдется.

– Да, и любой поклонник, принявший вызов и проигравший, должен умереть, – добавила она.

Схеней буркнул что-то в знак согласия и велел кинуть клич.

Велики были слава и красота Аталанты, велика ценность Схенеева царства, велика уверенность многих блистательных, бодрых и быстрых юнцов, что ни одна женщина их не обставит. Многие добрались до Аркадии – и все оказались повержены и убиты. Зеваки такое обожают.

Однажды в толпе зрителей оказался юноша по имени ГИППОМЕН. Он наблюдал, как какой-то царевич из Фессалии бежит взапуски с Аталантой, проигрывает и его уводят, чтобы отрубить голову. Голова покатилась в пыли, толпа заулюлюкала, но Гиппомен только об Аталанте и думал. О ее невероятной прыти. Об этих длинных, стремительных ногах. О струящихся волосах. О суровой нахмуренности прелестного лица.

Он влюбился и вознамерился заполучить ее. Но как? Бегун из него никакой. Царевич, только что расставшийся со своей головой, был гораздо резвее, но и он даже близко к концу дистанции не был, когда Аталанта пересекла финишную черту.

Гиппомен отправился в храм Афродиты, склонил колени перед статуей богини и истово помолился.

Статую, похоже, тронула его молитва, и Гиппомен услышал шепот у себя над ухом:

– Загляни за алтарь и забери то, что там увидишь. Используй для победы в забеге.

Гиппомен раскрыл глаза. В храме насыщенно благоухало. Может, облака дыма вскружили ему голову, вот и пригрезился голос Афродиты? Гиппомен был в храме один; заглянуть за алтарь уж точно не повредит.

В тени что-то поблескивало. Гиппомен потянулся и вытащил одно, два, три золотых яблока.

– Спасибо, Афродита, спасибо! – прошептал он.

Назавтра Аталанта глядела на очередного юнца, которому хватило глупости вызвать ее на забег, – очередного агнца на заклание.

«Какая жалость, – размышляла она, – довольно хорошенький. Юный Аполлон. Но все равно это глупо – бежать с котомкой за плечом. Он что, не понимает, насколько она его будет тормозить? Что ж…» Она подобралась и стала ждать знака на старт.

Гиппомен ринулся вслед за ней изо всех сил. Стиль бега у него был, мягко говоря, жалкий, а котомка с яблоками за плечом довела толпу до слез от хохота. Взвыла она еще сильнее, когда на бегу он принялся рыться в котомке.

– Похоже, прямо тут пообедать решил!

Гиппомен извлек яблоко и бросил его катиться перед собой. Оно прокатилось мимо Аталанты, та ринулась следом и подобрала его.

До чего красивое, подумала она, крутя яблоко в руке. Золотое яблоко! Как те, что Гея вручила Зевсу с Герой в подарок на свадьбу. Яблоки из сада Гесперид. А может, это – со священной яблони Афродиты на Кипре? Аталанта вскинула взгляд и увидела, как Гиппомен пропыхтел мимо нее.

– Скорее я его обставлю, – пробормотала она, припуская вновь.

Само собой, вскоре она обогнала Гиппомена и как раз начала ощущать тяжесть яблока в руке, как мимо прокатилось еще одно. И вновь остановилась она подобрать яблоко, и вновь Гиппомен обогнал Аталанту, и вновь она запросто оставила его позади.

Третье яблоко Гиппомен сознательно катнул вбок, чтобы, пролетев мимо Аталанты, оно ушло с беговой дорожки. Аталанта заметила, как оно промелькнуло мимо, и ринулась следом. Клятая штуковина застряла в кустах акации. Пока Аталанта извлекала яблоко оттуда, колючки исцарапали ее и запутались в волосах. Теперь у нее было целых три золотых яблока. До чего они прекрасные. Но тут еще это неладный мальчишка – промчался мимо. Аталанта развернулась и побежала за ним.

Поздно! Невероятно, однако это правда. Под рев толпы измученный Гиппомен пересек финишную черту, вскинув руки и спотыкаясь, сложился вдвое, уперши руки в боки, всхлипывая и пыхтя от натуги.

Аталанта пришла почетным, но потрясенным вторым номером.

Слишком благородна была она, чтобы отказаться от своего слова, и они с Гиппоменом вскоре поженились. Хотите – скажите, что это все проделки Афродиты, а хотите – что это любовь, значит одно и то же, но Аталанта постепенно проникалась к Гиппомену все большей нежностью и в один прекрасный день уже любила его с пылом, равным его любви к ней. У них родился сын ПАРФЕНОПЕЙ, он вырос и стал одним из Семерых против Фив. Впрочем, брак их завершился странно.

Похоже, Гиппомен не удосужился как следует отблагодарить Афродиту за ее помощь в победе над Аталантой. В наказание она наслала на эту пару великую похоть, как раз когда они навещали храм, посвященный богине КИБЕЛЕ. Неспособные устоять перед позывом, они ожесточенно занялись любовью прямо на полу в храме. Взбешенная Кибела превратила их во львов. Вроде бы не такое уж кошмарное наказание: львы – цари джунглей, в пищевой цепочке высоко, но для греков это худший удел, какой может достаться влюбленным, поскольку греки считали, что львы и львицы неспособны совокупляться друг с другом, а львята рождаются исключительно от союза льва и леопарда. И потому Аталанта и Гиппомен оказались обречены всю жизнь таскать колесницу Кибелы, запряженные совсем рядом друг с дружкой, но навсегда оставленные без радости секса.