Дождь хлещет косыми струями, заливая ледяной водой глаза, рот и уши. Кажется, что хладная влага дотянулась до самых пальцев ног и покрыла каждую частичку кожи… впрочем, так оно и есть. Насквозь промокшие, набухшие от воды плащи совершенно не защищают от небесной стихии, как и доспех, в котором имеется куча незакрытых участков, так что и поддоспешник, и белье наверняка можно уже выжимать.

Руки замерзли так, что я их уже и не чувствую, но самое поганое – наверняка промок и порох. По крайней мере вряд ли мы сможем воспользоваться самопалами, даже колесцовые замки не высекут искр. А значит, нам осталось полагаться только на скорость собственных клинков и точность удара.

Еще раз оборачиваюсь к замершим за спиной воинам. Все как один закутаны в черные с капюшоном плащи, скрывающие полный кирасирский доспех. Вороные, наиболее выносливые кобылы, специально отобранные в табуне Шагир-багатура, ведут себя послушно и тихо, копыта их на степной манер туго замотаны тряпками, так что вряд ли кто услышит наше приближение, тем более за стеной дождя.

Нас полторы сотни самых отчаянных рубак стражи и лучших дружинников отца, а также два десятка отборных воинов из личной гвардии Шагира. Последние имеют при себе составные степные луки с костяными пластинами каждый, с тетивами из звериных жил – очень мощные по своей убойности и наиболее полезные в грядущем бою. Увы, когда мы выдвигались на позиции, дождь еще не начался, так что никто не догадался взять с собой лук. А зря…

Идея атаковать Львиные Врата ночью принадлежит мне. Подземным ходом воспользоваться в этот раз, увы, невозможно: лазутчики отца доподлинно разведали, что пару лет назад в нем произошел крупный обвал и что его последствия до сих пор не устранили… И я решил лично возглавить вылазку, несмотря на предостережения и молчаливое осуждение отца. Однако предложение было выдвинуто на военном совете, где присутствовали владетели Рогоры и мой тесть Шагир-багатур – выборный вождь торхов. Отец, заранее решив возвеличить меня в герои освободительной войны, вынужден был согласиться на дерзкий и отчасти авантюрный план.

Хотя на самом деле все должно сработать. Если, конечно, Вагадар не ошибся насчет перехваченных гонцов и уцелевших в засаде лехов – с его слов выходит, что никто к Волчьим Вратам не прорвался. Впрочем, дежурившие в дозорной башне лехи не ждали нападения, лучшие воины горцев смогли бесшумно подобраться к противнику и вырезать его небольшой гарнизон, что говорит в пользу правоты Вагадара.

К слову, башня эта нависла над самым выходом из Каменного предела, на крутом горном отроге, откуда открывается отличный вид на несколько верст прилегающей дороги. Если бы горцы не застали лехов врасплох, нечего было и думать о внезапной атаке, да и о выходе из Каменного предела в принципе. Ибо, как только мы покинули бы ущелье, на нас тут же обрушилась бы изрядная, надо отметить, мощь крепостной артиллерии.

Помимо моих всадников к крепостному рву подобралось порядка сотни горцев. Смельчакам обещана тройная доля добычи, которую в случае их гибели наследуют родные. Конечно, если все удастся и мы продержимся до подхода основных сил.

Три тысячи кавалерии держатся на некотором расстоянии от выхода из Каменного предела, сигнал им подадут горцы со сторожевой башни, однако успех предприятия зависит от того, запираются ли на ночь внутренние врата цитадели и успеем ли мы доскакать до них прежде, чем лехи разберутся что к чему. Если да – спешенные всадники будут держать проход в цитадель, а горцы – ворота внешнего обвода стен. Если нет… Если нет, будем сражаться на захваченных позициях до подхода помощи.

Сердце начало биться все сильнее, а волна жара, пошедшая по телу от набирающего обороты возбуждения, столкнулась с пронизывающим холодом дождя, скрутив тело в судороге озноба. Ничего… В груди все болезненно сжалось: миновав горный проход, к вратам замка неспешно направилась группа всадников с хоругвью графа Вишанского. Не самый знаменитый шляхтич, чтобы его воинов наверняка знали в лицо, и не самый неизвестный, чтобы дежурящие на воротах лехи не узнали хоругвь. Идеально подходит на роль посланца от Разивилла…

– Приготовились.

Моя негромкая команда заставила воинов разом подобраться. Измученные пронизывающим ливнем и бессонной ночью, уставшие бояться скорого неравного боя, они в одночасье изготовились к схватке, мигом превратившись в искушенных бойцов. Я не увидел, а физически почувствовал, как выравниваются их ряды, как руки воинов ложатся на рукояти палашей и сабель, как передается возбуждение наездников их скакунам. Мы уже проследовали проходом между скалами и построились напротив врат крепости. Осталось дождаться лишь условного сигнала…

Секунды ожидания тянутся как вечность… Каждый боец волнуется перед схваткой, но больше всех командир, он обязан думать не столько о том, как уцелеть в бою, сколько о том, как выполнить поставленную задачу и сохранить своих воинов. Именно в этой последовательности… Поэтому волнение командира перед боем всегда сильнее. И сейчас я ощущаю в груди нарастающую пустоту, с тревогой вглядываюсь вперед – туда, где в ближайшие мгновения, возможно, решится исход войны.

Как же хочется негромко сказать «вперед», легонько тронув каблуками бока коня, и неспешно двинуть к крепости, разгоняясь с каждой секундой… Нельзя. Если лехи заметят нас, они захлопнут ворота, и все будет кончено…

Проклятье! Да где же сигнал?!!

От ворот крепости послышалась какая-то приглушенная возня, короткий металлический лязг и вскрик, тут же оборвавшийся. А через секунду тишину ночи пронзил яростный клич:

– Разивилл!!!

– Вперед!!!

Выносливая степная кобыла бросается с места в карьер, стремительно набирая скорость. Дождь еще сильнее бьет в лицо холодными струями, но я словно не замечаю их, стремясь как можно быстрее добраться до ворот, где сражаются и погибают доверившиеся мне люди…

– С дороги!!!

Бешеный крик заставляет обернуться стражника, теснящего алебардой одного из лжегонцов, в следующий миг кончик палаша пропахал глубокую борозду на его лице. Еще один лех успел развернуться ко мне, направив острие алебарды мне в голову, но я успеваю сбить древко клинком и тут же тараню врага на полном скаку, влетев в раскрытые створки ворот.

Выстрел!

Что-то горячее ударило меня в левое ухо, обдав пороховой гарью, вместо звуков схватки я слышу лишь протяжный свист. Но место, откуда выстрелил аркебузур, я запомнил и, бросив коня вперед, с яростью обрушил палаш на живую плоть – и еще раз, с оттягом…

– Торог!!!

Яростный клич моих воинов ударил в спину, пробившись сквозь заложившую уши пелену. Подстегнутая криками кобыла бешено скакнула, преодолевая оставшееся расстояние до вторых ворот прохода, и, сбив еще одного пешца, я ворвался во внутренний двор крепости.

Проклятье!!!

К воротам нестройной толпой бежит несколько десятков алебардщиков, в ночной тьме за их спиной раздаются крики и властные команды лехских офицеров. Гарнизон уже на ногах…

И вряд ли мы сумеем прорваться к воротам внутренней цитадели.

Всего одно мгновение я теряю, пытаясь определить, как действовать дальше.

– Бей!!! Ворвемся в цитадель на плечах лехов!

Степная кобылка вновь прыгает вперед, спиной я физически ощущаю напор скачущих позади воинов. Всадники вырываются из узкого жерла врат и тут же растекаются по внутреннему двору крепости, вступая в схватку с ее защитниками.

– Рогора!!!

Палаш стремительно обрушился вниз, ища плоть очередной жертвы, но встретился со сталью вражеского клинка. В следующую секунду подбежавший слева лех резко выбросил алебарду вверх, целя мне в голову, и попал бы, если бы я не поднял кобылицу на дыбы. Копейное острие оружия противника пробило беззащитную плоть животного, и тут же мы вместе стремительно рухнули вниз.

Я успеваю выдернуть ноги из стремян и в последний момент оттолкнуться от лошади, верно послужившей мне ценой собственной жизни. Однако палаш я выронил при падении и атаку врага встретил лишь с кинжалом, выхватив его прежде, чем острие алебарды устремилось к моей груди.

Удар! – и лезвие кинжала отбивает в сторону копейное навершие вражеского оружия. Ухватившись за древко левой, я крепко вцепился в него и с силой дернул на себя. В это же мгновение справа на меня бросается лехский офицер с тяжелой шпагой в руках.

Взмах клинка! Но я успеваю нырнуть под удар, выпустив алебарду и стремительно сближаясь с противником. В следующий миг пружинисто распрямившись, полосую горло врага кинжалом, развернутым лезвием вдоль руки.

Тело офицера медленно оседает, но павший уже враг еще целую секунду закрывает меня от противника с алебардой. Этого времени мне хватает, чтобы вырвать более удобную в ближнем бою шпагу и кувырком уйти от очередного укола леха.

Короткий взмах, бросок! – и развернутый плашмя клинок, сорвавшись с кисти, устремляется к телу врага. Сделав один оборот в воздухе, шпага пробивает кирасу леха и наполовину углубляется в его грудь.

Тут же прыгнув к поверженному противнику, выхватываю оружие из прорубленной плоти, пешцу шпага значительно удобнее палаша, что цепляет землю при взмахе. Им хорошо только с коня рубить за счет чрезмерной длины.

Оглядываюсь по сторонам. Увлекшись личной схваткой, я совершенно перестал контролировать ход боя. Между тем мои всадники смяли разрозненных лехских стражников, отбросив их к стене цитадели. Однако от ворот, ощетинившись копьями, словно диковинный дикобраз, неумолимо следует плотно сбитый строй пикинеров. Они уже приблизились к тонкой линии всадников, грозя разорвать их строй и потеснить уже самих рогорцев к узким внешним воротам, перебив по пути большую часть воинов.

Сам проход в крепость прочно заняли горцы, добив уцелевших стражников и сокрушив тяжелыми секирами двери, ведущие в надвратные башни. Судя по звукам и вспышкам пламени в бойницах, яростная схватка идет уже в каменной галерее, нависающей над воротами.

Вспышки пламени! Ну конечно, у защитников крепости должен иметься сухой порох!

Строй пикинеров уже преодолел половину площади, приближаясь к проходу в крепость…

– Все назад! Назад! Руфал!

Только-только потянувший лук из саадака степняк тут же подскочил ко мне, всем своим видом демонстрируя готовность исполнить любой приказ.

– Направь кого-то из своих к моему отцу, пусть проходят крепость, не втягиваясь в нее конницей! Нам нужна пехота, мы продержимся до ее подхода! И передай своим приказ: всем на стены, бейте стрелами по копейщикам!

– Есть!

Отпустив торха, я бегом бросился к скакуну, сиротливо склонившемуся над телом выбитого алебардой всадника – тот сломанной куклой распластался на земле.

Прыжок, и я, даже не коснувшись стремян, вскочил в седло.

– Назад! Все назад! К воротам! Назад!!!

Мне приходится сделать полный круг по площади, прежде чем всадники расслышали мой призыв и начали отступать. Тем не менее вражеская фаланга, развернувшись широким строем, отрезала часть кирасир от своих, перед бойцами замаячила скорая гибель.

– Пробивайтесь к башням! Попробуйте занять башни!

Не знаю, услышали всадники мой крик или нет, но прорубиться к ним мы не сможем, факт.

Стряхнув с бровей капли пота, направляю лошадь к Дарнагу, лоргу (вождю) горцев, который вышел вперед разреженного строя своих воинов.

– Ворота мы не удержим, собьют. Нужно занять ближние к нам башни и контролировать участок стены между ними и воротами. Дождь заканчивается, и тогда в ход пойдут не клинки, а огнестрелы, не удержимся здесь – и все было напрасно! Сколько человек у тебя уцелело?

– Восемь с половиной десятков воинов, лорг!

Признание свирепым воином моего безусловного лидерства и власти командира, иначе горец не назвал бы меня лоргом, мельком, но приятно согрело сердце. Отбросив, впрочем, ненужные эмоции, я продолжил:

– Дели пополам, и возьмите мне эти проклятые башни! Как только займете их, я пришлю своих воинов – наверняка там есть запас пороха и огнестрелов, так что поберегите их. Кирасиры будут вести огонь, а заодно распределят оставшееся оружие между вами. Вперед!

Проорав что-то яростное, лорг бросился к своим воинам и тут же свирепо и громко начал что-то им объяснять. Вскоре горцы ответили ему дружным рыком и устремились к проходам в надвратные башни. Вторую группу повел рыжий великан с огромной вьющейся бородой и устрашающих размеров секирой.

Этот прорвется…

– Эрод! Собери коней, скачи к отцу.

– Господин?!

В голосе дружинника сквозит горечь обиды, однако я твердо решил сохранить жизнь другу детства, кроме того, его старший брат страстно молил попридержать своего горячего в бою родственничка. А поскольку просьбу он произнес будучи тяжелораненым и добрые пол-локтя стали получил, закрыв меня от удара вражеского палаша, к просьбе Эдрода я отнесся со всем вниманием.

– Без разговоров, это приказ! Лан! Возьми пяток бойцов, заправьте в петли створок ворот по четверть мешка пороха и разом поджигайте, как только лехи приблизятся! Потом сразу в башни или разом из крепости!

– Есть!

– Остальные!!! Все в башни, разбирайте трофейные огнестрелы! Будем держаться, пока не подойдут наши пешцы!!!

Воины споро бросились выполнять мои приказания, я же направился ко входу в укрепление.

Надо распределить бойцов у бойниц на галерее и в башнях, выделить воинов, что будут держать проход. Лехи – не горцы, в ограниченном пространстве каменного укрепления они не смогут реализовать численное преимущество, а уж в ближнем бою мои вои рубятся всяко крепче…

Грохот пушечного залпа перебил звуки схватки и мой собственный голос; кажется, левое ухо вновь нормально слышит. Часть орудий – те, что укрыты в нижнем ярусе стен цитадели, – ударили с развернутой к горному проходу стены, засвидетельствовав полную готовность гарнизона к отражению штурма.

Проклятье! Лишь бы отец успел проскочить простреливаемую полосу тракта!

– К бою!

Степняк-гонец от Торога прибыл чуть ли не в последний момент: кавалеристы уже стягивались к воротам, уже готовы были ворваться в узкое горло каменной ловушки… План сына сработал лишь наполовину, и пока еще неизвестно, увенчается ли ночной штурм успехом или же все жертвы напрасны.

Проклятье! Если умом я понимаю, как нужно действовать, чтобы по максимуму использовать успех Торога, то сердце отца не находит себе места от глухой тревоги – ведь сын сейчас сражается на передовой, фактически в ловушке, при многократном превосходстве врага!

В бессильной ярости бью по луке седла – хочется все бросить, очертя голову устремиться в схватку и, оказавшись рядом с Торогом, вместе рубить лехов… Нельзя. Я и так потерял контроль над ходом схватки, над управлением собственным войском. Узкую горловину прохода в Каменный предел миновала только рогорская конница, сейчас же сюда спешит пехота.

Ночную тьму пронзил грохот пушечных выстрелов, каменная галерея во внешней стене цитадели окрасилась в оранжевый от вспышек орудийных выстрелов. Лехи ударили по дороге – несмотря на то что видимость при ночном ливне нулевая, артиллерия давно пристреляна по тракту, ведущему с гор. Проклятье! Пешцам сейчас приходится несладко!

Впрочем, та артиллерия противника, что укрыта в галерее, не слишком многочисленна, большая часть орудий, развернутых на парапете стены, пока что вынужденно молчит. Так что потери пехоты пусть и имеют место быть, но все же не столь значительны, как при прицельной стрельбе днем, в сухую погоду…

– Ларг!

– Да, мой господин!

– Быстрее направь гонца к пешцам, пусть ускоряются, пусть бегут! Первым десяти воинам будет даровано личное дворянство и полновесный кошель золота каждому!

– Есть, господин!

Ускоряйтесь, ради всего любимого вами – ускоряйтесь!!!

Лехи обложили надвратные укрепления и яростно сражаются у входа в башни. Взрыв пороховых мешков ожидаемо выбил петли, так что деревянные, окованные сталью створки рухнули внутрь. Теперь ворота может перекрыть лишь решетка, подъемно-спусковой механизм которой укрыт в галерее.

– Огонь!

Слитный залп нескольких самопалов разом очищает входную площадку от противника. Пока еще дождь не кончился, сами лехи не могут использовать огнестрельное оружие, и это сейчас главное наше преимущество. В башнях был обнаружен немалый запас пороха, и с его помощью мы сумеем продержаться какое-то время.

Однако противник также понимает, какое преимущество имеет штурмующая сторона, владея надвратными укреплениями. Потому натиск их лишь усиливается с каждой секундой.

В очередной раз вместо следующей партии смертников в распахнутый проем двери влетает штуки две-три шипящих шариков. Внутренне холодея от осознания того, что за «шарики» закинул противник, я падаю на живот, увлекая за собой кого-то из соратников.

– Ложись…

Взрыв!!!

Вспышка пламени – и от сильного грохота вновь заложило уши, что, впрочем, не мешает слышать жуткий вой раненых. А через пару ударов сердца раздалось дикое:

– Бей!!!

Я попытался рывком встать на ноги, получилось не очень – ноги подламываются, дрожат. Однако вставать все-таки приходится: человек десять лехов уже ворвались в башню и в пару прыжков преодолели разделяющий нас пролет лестницы.

Рывок навстречу – и первый противник, обманувшись моей нетвердой стойкой, пропускает молниеносный укол в голову. Рывок назад – и устремившийся ко мне клинок следующего за ним бойца режет воздух. Второй укол – и шпага леха царапает камень на месте, где я был секунду назад, острие же моего клинка точно впилось в незащищенную плоть под его подбородком…

Удар! – и я встречаю обрушившуюся слева шпагу сталью наруча. Доспех выдерживает проверку рубкой, но руку я перестаю чувствовать. Атака же противника была столь сильна, что отбросила меня вбок, под ноги очередного леха…

Это конец.

Залп! – и занесший надо мной клинок враг опрокидывается назад. Вместе с ним падают еще два врага, прежде чем в расстроившуюся шеренгу лехов врубились мои кирасиры.

Крепкие руки поднимают меня на ноги и оттаскивают назад, за спины сражающихся. Резкая боль в левом предплечье пронзает сознание, на мгновение в глазах темнеет.

Рука сломана.

– Они пустили в ход ручные гранаты. Таким темпом они зачистят один этаж за другим! Где же наши?!

– Господин Торог, кажется, наши пешцы уже на подходе!

– Точно? Подведи меня к бойнице!

Дружинники помогают мне подойти к узкой щели, смотрящей на площадку перед воротами. В ночной темноте действительно угадываются очертания строя пехоты с высокими, устремленными к небу пиками.

Заметили опасность и лехи. Часть их копейщиков строятся за стеной, плотная их группа занимает проход между внешними и внутренними вратами.

– Сейчас бы сбросить на них камней покрупней, да раскаленным маслицем угостить! Так эти лентяи не запасались ничем, будто им ничто не угрожало!

Какая-то шальная, но, по всему видать, весьма удачная мысль коснулась моего сознания и тут же пугливо отпрянула. Однако я постарался притянуть ее обратно.

– Сколько осталось пороха?

– Чуть менее бочонка, господин!

– Нужно выводить воинов на верхние ярусы! Живее!

Боль в руке и общая слабость куда-то отступили. Словно окрыленный, я устремился к галерее – туда, где шальная идея может с успехом воплотиться в жизнь.

– Где порох?! Тащите сюда бочонок!

Два кирасира послушно выкатывают уцелевший запас лехской стражи.

– Выкатите его на середину галереи и просыпьте пороховую дорожку. По моей команде подпалите.

– Господин, быть может…

– Я все рассчитал! Вперед!

Дружинники выполняют приказ, выкатив бочонок в галерею. Я же внимательно вглядываюсь в бойницу, пытаясь уловить момент, когда подкрепление будет достаточно близко к вратам, чтобы совершить финальный рывок, но в то же время не попадет под каменные обломки. И, кажется, этот момент уже довольно близок.

– Всем воинам – наверх, на стену! Залп в упор и отрывайтесь от лехов!!!

Убедившись, что до сражающихся дошла моя команда, и дождавшись дружного залпа самопалов, я сам бросил факел к краю пороховой дорожки, что тут же весело зашипела и заискрилась.

– Все бегом на стену!

Увлеченный общим потоком дружинников, я оказываюсь на верхней площадке, а после за крепостным парапетом, прилегающим к надвратному укреплению.

Взрыв!!!

Мощный толчок сбил меня с ног. Яркая вспышка пламени в бойницах, чудовищный грохот – и каменная галерея словно оживает, выгибаясь изнутри, крупные каменные глыбы разлетаются во все стороны. Однако большая часть постройки осыпается вниз – на построившихся в проходе лехов.

– Есть!

– Рогора!!!

Боевой клич наших пешцев пронзил повисшую после взрыва тишину, к засыпанному пролому на месте врат устремились первые смельчаки, увлекая за собой все больше и больше воинов…

Заняв башню, мы открыли огонь из всех огнестрелов, стараясь нанести противнику максимальный урон. Жуткая гибель товарищей заставила лехов дрогнуть, иначе не объяснишь того, что горстка рогорцев сумела потеснить их первую шеренгу и выстроить фалангу. Враг, правда, быстро одумался и обрушился всей мощью на жидкий строй наших копейщиков, но сквозь завал к ним на помощь каждую секунду пробиваются все новые десятки воинов.

Как следствие, напор противника на занятые нами башни ослаб, хотя лехи на этот раз атакуют не только снизу вверх, от входа в укрепление, но и со стены. Впрочем, горцы неплохо сдерживают их натиск, не подкрепленный залпами огнестрелов и самопалов, а ручные гранаты враг пока не применяет – возможно, запас, захваченный с собой, на время иссяк.

– Господин, с нашей стороны стены кто-то поднимается наверх!

– Что?! Кто?

– Не знаю, господин. Может, горцы?

Свесившись с карниза, я действительно разглядел три смутных силуэта, крайне медленно поднимающихся наверх. Но движение свое они не прекращают, и вот уже один подполз на десяток локтей, и различим большой двуручный меч, покоящийся в ножнах на спине…

Горцы!!!

– Давай сюда, мы пом…

– А-а-а!!!

Отчаянный крик обреченного человека – и ближний силуэт пропадает из виду, словно растворившись в ночи. Но несмотря на очевидную гибель внезапно сорвавшегося собрата, двое уцелевших продолжают свой неторопливый подъем.

– Эй! Вяжите веревки из поясных ремней! Надо помочь им!

Ближние ко мне бойцы, что расслышали приказ, тут же приступают к его выполнению.

– Вяжите крепко! Цена вашей ошибки – жизнь нашего союзника!

Свист! – и тяжелый удар куда-то ниже, и тут же грохот разрыва! Стена под ногами вздрогнула, а потом еще и еще.

– Нас начали обстреливать! Следующим залпом накроют площадку! Быстрее!!! Все на новый участок стены – очистим его от лехов!

– Господин, а как же горцы?

– Подайте веревки, предварительно привяжите их к зубцам! И все вперед!

Свист! – и новый удар, только не снизу, а чуть впереди. Яркая вспышка взрыва – и, вторя ей, ночь пронзают крики раненых.

– Быстрее! Вперед!!!

Начинаю бежать ко входу в башню – и тут же какая-то неведомая сила поднимает мое тело вверх, одновременно я словно перестаю его чувствовать.

Яркая вспышка.

Тьма…