Нет, вот вы всё-таки скажите мне, что нужно человеку для счастья? Вот вам, конкретно (вам, вам, не оглядывайтесь), чего не хватает, кроме денег? И я так говорю не потому, что уверен, будто вам их не хватает, а потому, что точно знаю, что они ничего не решают в этом вопросе, хоть вас ими и завалили, – как и остальные внешние атрибуты. А что решает? А как решает? Ладно, дело это запутанное и пока вы думаете, расскажу вам маленькую историю про одного Колю.

До пяти лет Коля рос в обычной полноценной семье: мама, бабушка, кот и отец – полярный лётчик-испытатель. Дома всё время были бабушка и кот, мама появлялась изредка потому, что много работала, а папа так и вовсе не казал носа из своих полярных льдов. Ну это и понятно: если мама техничкой в школе и сторожем на овощебазе была так занята, то что говорить о лётчике-испытателе?

– Хер с бугра он, а не лётчик! – сказала бабушка на Колино пятилетие, выпив лишнюю рюмку наливки.

– Мама! – возмутилась Колина мама.

– Что мама? Ладно. Просто подлец, раз вам точные определения не к столу!

– Мама!

– Что мама? Мужика себе нормального найди, а не на мать ори!

Но в садике Коля правду рассказывать не стал, хотя начал догадываться, что остальные дети космонавтов, водолазов и героических строителей целины такие же, как и он безотцовщины. Даже несколько дней походил в группу с чувством гордости своим превосходством новыми знаниями, а потом как-то само стёрлось.

До школы бедность семьи не сказывалась на Колино настроение никак, а потом он успел к ней привыкнуть и, если и страдал, то наружу этого не показывал. У Коли никогда не было магнитофона (даже с кнопками, которые нужно было подпирать огрызком карандаша, чтоб играл), джинсов, велосипеда, приличных лыж или цветного телевизора, зато Коля был знатным спортсменом и упорно, хотя и не очень блестяще, учился. Маленькое, какое-то пугливое, но настойчивое чувство не то зависти, не то обиды, не то не пойми чего ещё, поселилось внутри Коли годам к двенадцати и нет-нет да и начинало если и не грызть, то посасывать.

На семейном совете, к середине десятого класса, было решено отдавать Колю в военное училище. Потому что не на завод же ему идти жизнь свою губить пьянством, а куда ещё? В МГИМО его ждут, что ли, и глаза все уже проглядели в сторону Миасса – ну где тот Коля и когда уже к ним поступать приедет?

Мама с бабушкой ругались три дня, выбирая, где Коля будет блистать, – в железнодорожных войсках или по политической части. Коля и кот к их спору были абсолютно равнодушны: кот был животным, а Коля давно уже решил, что пойдёт в моряки, так как моря живьём он никогда не видел, а очень хотелось ещё со времён книжки про капитана Врунгеля. Ещё можно было бы в лётчики, но к лётчикам отношение у Коли было двоякое: с одной стороны, – да и фуражки вот эти вот с крыльями, но с другой – подлецы (это так сказалась на него детское враньё про отца-лётчика). А подлецом Коля становиться не планировал, что совсем и не удивительно в шестнадцать лет. Такие мысли обычно приходят в голову намного позже. Маме с бабушкой не говорил до последнего, знал, что станут отговаривать и умоют слезьми всю округу, и он может не выдержать и уговориться, а потом всю жизнь будет жалеть об этом. А если и жалеть, то уж лучше о собственном решении, а не о навязанном мамой – так считал Коля.

– Как это в военно-морское? – присела на выдохе мама, когда Коля показал ей вызов.

– Что в военно-морское? – выглянула с кухни бабушка.

Из-за бабушки выглянул кот. Ишь ты, гляди, – животное, а тоже беспокоиться умеет.

И началось на три дня стенаний и траура. Точно отговорили бы, думал потом Коля, какой я молодец, что скрывал всё до последнего!

В училище Коля поступил легко.

– Кандидат в мастера спорта по лёгкой атлетике? – уточнил единственный на всё училище подполковник, начальник кафедры физподготовки. – Вообще на экзамены можешь не ходить. Садись, пиши письмо родителям, что зачислен. Пусть поплачут и начинают гордиться!

Денежное довольствие у курсантов оказалось огромным – почти десять рублей. Правда хватало его всего на несколько дней: после бабушкиных разносолов, которые та готовила неизвестно из каких продуктов, но всегда вкусно, казённая пища голод не утоляла и всё время хотелось есть, а цены ЧПОК выставлял – мама дорогая! К концу второго курса голод прошёл, добавили ещё денег за старшинские сопли, но появились девушки, и оказалось, что от них деньги исчезают ещё быстрее, чем от голода. Хорошо, что хоть форму выдавали регулярно и в Питере таких ходило чуть не полгорода – об одежде можно было совсем не переживать.

К пятому курсу Коля женился и переживать стало вовсе не о чем, кроме будущей карьеры. Жена ему досталась хорошая, из интеллигентной питерской семьи (мама – бухгалтер, папа – машинист в метрополитене). Колю все любили и уважали, он платил им тем же. И только то самое маленькое чувство из детства, что вот чего-то надо, чего-то не хватает для счастья – иногда всё ещё посасывало Колю где-то внутри и, скорее всего, уже просто по привычке.

Училище Коля закончил с твёрдым синим дипломом, хотя для этого пришлось к третьему курсу несколько испортить отношения с начальником кафедры физподготовки, который утверждал, что главное сейчас – спорт и показатели, а уму-разуму на флоте и так научат и чего тратить на это время, когда спартакиада на носу. По праву твёрдого хорошиста Коля выбрал Север, потому как к Питеру ближе, а жена расставаться с родителями навсегда не планировала и Камчатку категорически отмела из двух возможных вариантов.

На флоте Коля прижился быстро – к тяготам и лишениям привык (хотя и не осознавал этого) с детства, экипаж попался хороший, и даже однушку в четырнадцать с половиной метров дали быстро: не мурыжили, не тянули и не разводили руками – поработал экипажный замполит, как потом оказалось.

К зиме выяснилось, что квартира холодная, хоть и на втором этаже и Коля конопатил её неделю, да так, что если бы в неё налили воды, то протечек наружу не обнаружилось бы. В общем, как-то обжились, прикупили мебелишки кой-какой и посуды, в основном у отъезжающих и за небольшие деньги. Только вот с супружеским ложем всё не складывалось – пока спали на продавленной тахте и справлялись. Тем более, что сначала и тахты-то не было, а из мебели в квартире имелись кастрюля, чайник и сковородка.

– Николай, – сказала ему где-то в январе жена, – у меня на работе начальник увольняется и я договорилась с ним о его диване. Не взял бы ты на себя труд сходить к нему завтра вечером со своими башибузуками и осуществить покупку.

– Так у нас же с деньгами сейчас не очень.

– У вас, может, и не очень, а я вот отложила на диван.

– Ну так об чём тогда речь! Осуществим доставку в лучшем виде!

На следующий вечер, взяв с собой дружбана Олега, Коля двинул по указанному адресу. Нет, они не планировали нести диван вдвоём, они взяли с собой саночки – это раз, и взяли бы кого-нибудь себе в помощь по дороге (потому, что невозможно пройти по посёлку и не встретить никого из знакомых) – это два.

На улице уже стемнело и порошило: приходилось щуриться и вообще уютного было мало. Олег что-то рассказывал, и Коля поддакивал и угугукал в ответ, хотя толком ничего и не слышал. Вот, думал, надо же – денег на диван отложила, сэкономила где-то. Ну молодец, да? Молодец же? Да, наверняка, молодец, чего тут! А что не так-то тогда? Ну всё ведь так, верно? Верно…

– Алло, ты в дверь звонить будешь или мне?

– Вы за диваном? Проходите, ребята!

И тут Коля увидел его: он стоял в прихожей у стеночки – изящный, стройный и абсолютно новый, как раз такой, о котором Коля и страдал больше всего в своём детстве, даже того же цвета, каким снился ему иногда.

Отсутствие всего в детстве можно было пережить и просто, например поддакивать, когда все обсуждали, какой крутой зелёный пиджак был у того чувака в кино вчера, хотя в твоём телевизоре все пиджаки были либо белые, либо серые, либо чёрные. И так почти со всем, но только не с велосипедом. С велосипедом не катило ничего, кроме горького отчаяния и, возможно, слёз, если бы Коля был девочкой, а так он думал, что мальчики не плачут и приходилось терпеть и выдумывать всякие отговорки, почему он не может ехать на карьер купаться или в лес за подснежниками. Иногда можно было отправиться с кем-нибудь на раме. Но всё время делать было это неловко, хотя и совсем непонятно, отчего – ведь друзья Коле никогда не отказывали, хорошие были друзья. Видимо, гордость.

Этот «Аист» был как будто вчера с завода, и даже коричневая сумочка висела под рамой и с готовностью звякнула ключами, когда Коля её потрогал.

– Прикинь! – сказал он Олегу.

– Что? – не понял тот, так как отец у него был не лётчиком, а инженером ПТО в стройтресте, и уж велосипед-то за диковинку не считался.

– Велосипед, смотри. Как новый.

– Ну велосипед. И что?

– Ай, что ты понимаешь, чёрствое бездушное существо!

И Коля опять потрогал сумочку. И если бы не она, вот эта вот самая сумочка, то вполне, может быть, что стерпел бы. А так – не смог.

– Ну где вы там? – крикнул хозяин квартиры откуда-то из глубины.

– А вот велосипед у вас. Продаёте?

– Конечно! Новый, считай! Как купил в восемьдесят третьем, так и не ездил ни разу. И зачем покупал? Так захотелось прямо, помню, как увидел его. И с собой забирать неудобно, вещей каких-то гора и так всё в контейнер не влезет. Недорого отдаю.

– Мы курнём сейчас и вернёмся, – Олег вытащил Колю на площадку.

– Нет, братан, дело-то твоё, но тебя не смущает, что ему десять лет, а на нём не ездили?

– Нет.

– А ты параллели проведи. Интерполируй и построй логическую цепочку. Ну зачем он тебе? Чтоб тоже в прихожей стоял? А Ленке что скажешь?

– Не знаю, придумаю что-нибудь. Да как это зачем? Это же… велосипед, ты что!

– На работу на нём не поездишь, конечно, далеко, ну, может, со временем, – рассуждал вслух Коля, когда они с Олегом катили велосипед по сугробам домой. Вернее, катил его Коля, а Олег тащил сиротливо-пустые саночки и вообще шёл с Колей, для храбрости, а так-то ему надо было в другую сторону.

– Но по выходным же… эх! И за грибами можно, а что! Подальше отъехал и кто там его украдёт, правильно?

– Не знаю, братан, не знаю. Вот много у тебя выходных было за полгода?

– Ну это пока мы лейтенанты, а потом же, наверняка! И как выходной, так я сразу! Красота же!

– Так, блядь, – сказала Колина красота по имени Лена, – я не поняла.

Вообще-то Лена не ругалась, особенно при людях, но тут, понимаете, планов уже на диван настроила и всё такое.

– Лен, да там диван такой убогий оказался! Там вообще! И пружины выпирают и шатается, Олег, ну подтверди!

– Угу.

– А тут велик, смотри, Ленка, новый же. Я и тебе буду давать кататься. А на следующей неделе у нас получка и мы диван организуем. Мы там знаем у кого есть, Олег, ну подтверди!

– Угу.

– А это же для здоровья какая пользу, ну что диван… ну… Лен? Олег?

– Угу.

– Так, Олег, ты к нам или так, демпфируешь? Ну иди тогда домой, я и сама угукать могу в нужных местах. А вас, Николай, я попрошу остаться.

Ну я же не пропил, Ленк, ну что ты (железно аргументировал позже Коля), это же мечта моя с детства – на велике! Да будет у тебя диван, век на лодке не кататься! Да вот тут его и поставим, что нам тут – слонов водить, вот так, бочком проходить и будем, ну бывает, знаешь ли и неудобнее, а так, вот – смотри, ну норм же, можно и привыкнуть, а потом я что-нибудь придумаю. Да, конечно же, буду! Вот только снег сойдёт и я ух! Эх! Э-гегей! Только меня и видали!

Ага.

Снег сошёл, ушёл и вернулся обратно, а велосипед так и простоял под вешалкой трогаемый только во время уборки. Как оказалось, жизнь была занята службой не потому, что ты лейтенант, а потому, что ты – офицер и на флоте. Нет, выходные были, конечно, но то полки, которые надо прибивать, то ковры, которые нужно выбивать, то рынок, на который надо сходить, а то и с женой просто побыть, ты офигел, что ли, я и так тебя только по ночам спящего вижу, да и то не всегда.

– Ну как, – периодически спрашивали Колю друзья, – на велике-то?

– На каком?

– Ну на твоём.

– А, на моём? Да как-то всё некогда…

– Коля, – спросила одним ясным (где-нибудь в Саратове) январским утром, провожавшая на службу жена, – может выкинем его уже, а? Ну год стоит, вон у меня бока все в синяках от него, пол прихожей занимает.

Коля посмотрел на «Аист». «Аист» посмотрел на Колю. Оба грустно вздохнули.

– Ну Лен… ну что ты начинаешь опять? Ну посвободнее будет скоро, вот тогда уж я и начну… – Коля нежно погладил руль. – Как такую красоту и выбросить?

– Да что пользы от такой красоты, если она только стоит и все об неё бьются?

– Не обсуждается. Кто в семье главный? Я в семье главный! Пусть стоит!

В тот день как раз начали сдавать первую боевую задачу, и первый день её сдачи всегда самый напряжённый, безумный и выматывающий. А тут ещё и штаб взялся, засучив рукава, драть подводников и в хвост и в гриву. И Коля-то уже был старлеем, и зачёты не то, что сдать, а и забыть успел, и в автономку сходил, а всё равно: сначала флагманский ракетчик возил носом по документации и имуществу какому-то недостающему; потом флагманский механик возил носом по трюму и клапанам каким-то недокрашенным и трубам каким-то недомаркированным; а после них взялся старпом на подведении итогов и кончил сильно близко к вечеру, точно убедившись, что опустошил всех морально и все прониклись до невозможности и впитали. Все вероятные машины уже ушли, и идти домой пришлось в темноте по сопкам, разгребая снег коленями. На подходе к дому мыслишки начали в голову пробираться, что, возможно, не так уж не правы были мама с бабушкой и в железнодорожных (или как они там) войсках не так уж и плохо служилось бы. Но только на секундочку. Коля о выборе своём ни разу и не пожалел, чтоб по-настоящему, до самой вот глубины.

– Ну как ты, витязь мой скрытный? – жена знала про задачу и встречала Колю с заботой в глазах. – Жив ли?

– Ну так себе. Бывало и хуже, но не у меня – люди говорили.

Жена взяла у Коли шапку и потянулась забросить её на вешалку, но так как взгляда от Коли не отводила, то больно ударилась о руль.

– Блин! Ну вот опять! Ну Коля!

Коля помолчал минутку, посмотрел на жену и понюхал борщ, который пах из кухни.

– А дай-ка мне шапку взад.

– А ты куда? Ночь же на дворе, Коля.

– Да я не надолго.

– Да ты поешь хоть!

– Потом. Всё потом. У меня важное и неотложное дело.

Коля нахлобучил шапку, взял велосипед и покатил его к выходу.

– Коля…

– Потом, Лена, ладно?

На улице Коля покурил, потоптался в снегу, посмотрел вокруг: на чёрное-чёрное небо, на жёлтые окна домов, на людей, деловито скрипящих снегом, на замёрзших ворон и укутанных до глаз в шали и шарфики детишек, на ромашку, вытоптанную им ногами (само вышло – не хотел), а потом сел на велосипед и поехал.

Сначала было неудобно – колёса вязли в снегу и приходилось сильно вилять, удерживая равновесие. Но потом Коля приноровился и катил, распугивая прохожих велосипедным звонком, почти что как по асфальту.

О, видели бы вы лица тех прохожих! Не то, чтобы в военных посёлках они не привыкли к чудесам. Ещё как привыкли. Но всё-таки, – моряк в шинели и в шапке, натянутой до глаз, в огромных рукавицах едет на таком тоненьком (на фоне самого моряка) велосипеде и блаженно улыбается. Полы его шинели хлопают, как крылья летучей мыши (а у летучих мышей хлопают крылья?), а вокруг него не тает снег от перегара. Да от него вообще не пахнет перегаром. И сугробы – вокруг сугробы в уровень второго этажа, а тут-то и летом велосипеды только детские попадаются, да и то изредка, потому, что летом детей в тех посёлках почти и не бывает.

Отчего же, подумаете вы, он улыбался, раз был трезв, опустошён морально и вымотан физически? Ему, к тому же, было холодно, неудобно и в качестве клоуна не каждый готов найти своё применение. А оттого, ребята, что то самое чувство, про которое мы упоминали выше – пискнуло и испустило дух, как только Коля сел на велосипед, и не донимало его больше никогда. Другие донимали, безусловно, жизнь-то штука долгая (если повезёт), но вот это вот конкретное – ни разу больше.

И если спросить Колю, а был ли он в жизни счастлив, то он ответил бы утвердительно, среди череды моментов и событий, которые принято относить к этому ощущению, обязательно припомнив и ту поездку на велосипеде, который он потом и увёз с собой в Санкт-Петербург, не в силах с ним расстаться.

Ну что, подумали мы над моим вопросом? В смысле, нет? Ну я же вас просил. Как так-то, ребята? Думайте, давайте. Но если не хотите, или по работе там сильно заняты, то я вам скажу, так уж и быть. Ничего вам для счастья не надо – всё у вас есть. Разве что велосипеда не хватает.