Глава 24
Не прошло и часа после их прибытия к Нехар Малке, как Велисарий занялся приведением плана в исполнение. Следующие два часа он совещался с Василием и кушанами (правда, по отдельности), чтобы удостовериться: проект возможно осуществить технически.
Остаток дня, вечер и весь следующий день он провел с Баресманасом. Просто вдвоем, в шатре, обсуждая суть плана — но совсем не техническую, а возможность претворения его в жизнь римлянами на персидской территории.
— Ты слишком много от нас просишь, Велисарий.
— Мы выполним всю работу и обеспечим большую часть ресурсов, необходимых…
Баресманас отмахнулся от последнего.
— Это не проблема и ты это прекрасно знаешь. — Он внимательно посмотрел на Велисария. — Если с твоим планом ознакомится арий, то не сможет не заметить, что ты предлагаешь восстановить именно те условия, которые позволили императору Юлиану так далеко пройти в Месопотамию два столетия назад.
Улыбка, последовавшая за заявлением, забрала из него немного яда. Чуть-чуть.
Велисарий пожал плечами.
— Не совсем, Баресманас. Если мой план сработает так, как я надеюсь, то ситуация обернется с точностью до наоборот…
Баресманас снова отмахнулся от его слов.
— Да, да — если сработает, как ты надеешься. Если не упоминать тот факт, что скептический и недоверчивый арий не может не заметить: вы, римляне, будете контролировать ту часть плана, которая, как ты говоришь, повернет ситуацию. А если вы решите с точностью до наоборот?
Велисарий спокойно встретился с взглядом Баресманаса.
— А ты, Баресманас, и есть тот скептически настроенный и недоверчивый перс?
Шахрадар отвернулся, в задумчивости потрепал бороду.
— Нет, — последовал ответ. — Сам я нет. Но другие заметят, в особенности после того, как поймут, что ни один персидский командующий не имеет полномочий воплотить весь план в жизнь.
Велисарий уже собрался пожать плечами, но остановился, не начав жест. От этого вопроса нельзя отмахнуться. Его нужно решать, глядя правде в глаза.
— Другого пути нет, шахрадар. Чтобы план сработал, требуется сохранять тайну — в особенности в том, что касается конечной части. Ты знаешь не хуже меня: к сегодняшнему дню в персидские силы уже проникли шпионы малва.
— А в твои нет? — рявкнул Баресманас.
— Маловероятно. По крайней мере не в войска, которые в данном случае будут играть ключевую роль. Учти, шпионская сеть малва активно работает в Персии дольше, чем в Риме, а мы еще и разбили ядро этой сети полгода назад.
Баресманас нахмурился.
— Вот это — еще одно, что мне не нравится. Твой план предполагает предательство со стороны ариев!
Велисарий ничего не сказал. Он просто сам подозрительно и неприветливо посмотрел на шахрадара.
Мгновение спустя Баресманас вздохнул. Даже усмехнулся.
— Признаю, думаю: твоя оценка правильная. Хотя мне очень не хочется это признавать.
Велисарий сам усмехнулся.
— Не надо так расстраиваться по этому поводу. Предательство, не исключено, является скорее римским пороком, чем арийским. В конце концов ведь оказалось, что наши высшие круги полны предателей. По крайней мере, у императора Хосрова все еще есть глаза, что нельзя сказать про Юстиниана.
— И очень хорошие глаза, — проворчал Баресманас. — Вопрос нужно ставить перед самим императором, Велисарий. Только он может принять решение. Я не могу сделать это вместо него.
— Я и не рассчитываю, что ты это сделаешь, — мгновенно последовал ответ. — Я прекрасно знаю, что такие полномочия есть только у Хосрова Ануширвана. Но он ведь спросит у тебя, что ты думаешь. А вопрос сводится к одному: можем ли мы доверять этому Велисарию?
Двое мужчин в шатре долго смотрели друг на друга.
— Конечно, я поклянусь, — добавил Велисарий.
В последний раз за этот день Баресманас отмахнулся.
— Клятва хороша настолько, насколько хорош человек, который ее дает. В твоей клятве нет необходимости.
Внезапно Баресманас расхохотался.
— Мне пришло в голову, что Валентин будет очень доволен. Его работа ведь стала гораздо проще!
Брови Велисария встретились на переносице.
— Но это очевидно! Хосров согласится только, если решит, что можно доверять человеку Велисарию. Он определенно не станет доверять никакому римского полководцу.
Велисарий все еще хмурился. Шахрадар снова рассмеялся.
— Ты — слепой! Это же так очевидно! Тебе придется обещать императору, что ты останешься в живых до тех пор, пока не придет время отдавать последний приказ.
Глаза Велисария округлились.
— О, да, — пробормотал Баресманас. — Те дни, когда ты шел во главе кавалерийских атак, закончились, друг мой. Надолго.
— Я об этом не подумал, — признался полководец.
«А я подумал, — пришел ментальный импульс от Эйда. Затем он добавил с большим удовлетворением: — И радоваться будет не только Валентин. И я тоже. Тоже буду радоваться. Очень сильно».
По возвращении в Пероз-Шапур Велисарий отправил курьеров в город, призывая на совещание свой командный состав. Потребовалось несколько часов, чтобы собрать всех. Многих — большинство — нашли среди местных достопримечательностей. Так сказать, в местах порока. Двоих или троих в более благопристойных. А одного — последнего — в очень странном месте. Для такого человека, как он.
— Простите за опоздание, — извинился Агафий, входя в шатер главнокомандующего. Огляделся и слегка сморщился. Он пришел последним.
— Неважно, хилиарх, — мило ответил Велисарий. — Я понимаю, что собрал совещание, не предупредив заранее. Пожалуйста, садись.
Он подождал, пока командир константинопольских войск занял свое место. Велисарий был несколько озадачен поведением парня, как и его подчиненных. Казалось, Агафий витает где-то в облаках. Это было на него очень не похоже. Агафию недавно исполнилось двадцать восемь лет, а это достаточно рано, чтобы подняться из простых солдат до гектонтарха, не говоря уже про хилиарха. Тем не менее, несмотря на молодость и внешность профессионального борца или даже хулигана, Велисарий обнаружил, что Агафий не только умен, но и обладает способностью полностью концентрироваться.
«Странно, что он витает в облаках, — думал Велисарий. — И почему его подчиненные так странно посматривают на него искоса? Можно подумать, они ухмыляются».
Он отбросил мысль. Сейчас следовало заняться делом.
В течение следующих трех часов Велисарий представил два вопроса на рассмотрение.
Первый занял почти два часа. Это была стратегия разработки канала Нехар Малка для целей их кампании против малва. О многих аспектах плана он не сказал — частично из соображений безопасности, частично потому, что они еще были в стадии формирования. Но он рассказал достаточно, чтобы командиры могли включиться в дискуссию по распределению римских войск для выполнения различных заданий, требующихся для претворения плана в жизнь. Интересно, что во время обсуждения Агафий сконцентрировался и прекратил витать в облаках. Наоборот, греческий хилиарх играл в нем ведущую роль.
— Необходимо оставить Аббу у объекта, — настаивал Агафий. — Вместе с большинством разведчиков…
Парень из Константинополя отбился от многочисленных возражений, последовавших от других командиров.
— Хватит стонать! — рявкнул он. — Мы, остальные, просто идем дальше в Вавилон через Ктесифон. В самое сердце персидской территории! Мы уже разбили единственную силу малва, о которой кто-либо знал, — так зачем нам разведчики?
Он показал пальцем на Василия, затем кивнул на командующих сирийской пехотой.
— В то время, как этих ребят мы оставим тут одних. Еще есть две тысячи кушанов, за которыми надо следить, а до пустыни меньше десяти миль. Они вообще окажутся утками, сидящими на яйцах, если вдруг неожиданно появятся служащие Лахмидам арабы.
Велисарий не вмешивался, позволяя греку решать вопрос. Справившись с возражениями по первому вопросу, Агафий перешел к следующему.
— Что касается гарнизона Карбелы, я не ходу больше слышать эту чушь! — Тут он гневно посмотрел на своих собственных подчиненных, которые возражали громче всех. — Они хорошо себя показали — причем даже очень хорошо, если учитывать все обстоятельства — во время сражения в усадьбе. Да, они не отвечают стандартам сирийских ребят — пока не отвечают — и это как раз основание, чтобы не оставлять их позади. У расчетов «катюш» и сирийцев и так достаточно работы и забот, чтобы готовить неопытных людей для выполнения работы, которой они никогда не занимались.
Он снова гневно посмотрел вокруг себя.
— Поэтому они пойдут с нами, как и предложил полководец. И нечего по этому поводу возмущаться.
Другие греки в шатре — которым больше всего не нравилось, что «младенцы из Карбелы» отправятся с ними вместо того, чтобы заниматься земляными работами — опустили головы. Велисарий с трудом сдерживал улыбку. Он уже знал, что подчиненные доверяют Агафию и им легко с ним. Теперь парень также показал, что он может склонить их в своей точке зрения или просто заставить ее принять.
Это встретило молчаливое одобрение Велисария. Случившееся дальше — его восхищение.
Тяжелый взгляд Агафия переместился с греков на Цельсия, командующего гарнизоном Карбелы. Цельсий сидел, опустив плечи, на стуле в углу шатра. Он был невысоким мужчиной, староватым для солдата, и неуверенным в себе по натуре. Как и обычно во время совещаний командного состава, он молчал на протяжении всего обсуждения. Он стал молчать, не в силах противостоять другим, более молодым, более уверенным в себе, более напористым и определенно более громокоголосым офицерам. Агафий кивнул мужчине. Цельсий кивнул в ответ, в его глазах светилась благодарность. На мгновение его тощие плечи даже избавились от вечной сутулости.
Когда Агафий занял свое место, Велисарий быстро отправил ментальный импульс Эйду.
«Великолепно! Просто здорово! Ты это видел, Эйд? И ты понимаешь, почему это так важно?»
«Не уверен. Думаю… — кристалл колебался. Потом колебания исчезли. — Да. Так люди — люди твоего типа — шлифуют друг друга. Сила растет из укрепления другой силы, а не от придавливания слабости».
«Вот именно».
Собравшиеся в шатре офицеры снова смотрели на Велисария. Полководец встал, готовясь говорить по другому вопросу. Но перед тем, как заговорить, отправил еще один мысленный импульс Эйду.
«Я горжусь тобой… внучек».
«А ты — мой любимый дедушка».
В течение следующего часа Велисарий обсуждал с подчиненными деликатный вопрос, который уже обсуждал с Баресманасом.
— Итак, я не говорю никому, что он должен делать, — подытожил Велисарий. — Но повторяю: эту войну одним сражением не выиграть. Даже одной кампанией. Вероятно, нам придется сражаться против малва многие годы. Надеюсь, в конце концов мы будем сражаться против малва на их земле. Но сейчас и вероятно какое-то длительное время мы будем сражаться здесь, в Персии. И, если подумать, это лучше, чем сражаться на римской территории.
Он сделал неглубокий вдох.
— Я много раз говорил об этом в прошлом, но повторю. Нам нужно оставаться в хороших отношениях с персами. Если они почувствуют, что их римские союзники немногим лучше малва, то есть риск, что они уйдут с поля боя. Уйдут из Месопотамии, отступят на плато и оставят римлян сражаться одних.
Он сурово посмотрел на собравшихся.
— Как я говорил, я не приказываю кому-то что-то делать. Но я прошу вас попытаться стать примером, по крайней мере для ваших подчиненных. Меня совершенно не интересует, что вытворяют римские солдаты в тавернах и публичных домах, если только они не переходят определенных границ. Но если вы и ваши люди, так сказать, хотите забросить невод поглубже, — он подождал, пока смешки стихли, — то не забывайте: у персов есть свои обычаи.
Велисарий замолчал. Внимательно оглядел неотрывно смотрящих на него офицеров.
Они молчали, как он и ожидал. Хотя отметил: реакции различались. Ему тут же стало весело.
У сирийских офицеров (как и Цельсия, командующего гарнизоном Карбелы) на лицах появились улыбки. Они давно знали персидские обычаи — и имели часть точно таких же. Сирийцам и арабам смущение в шатре очевидно казалось забавным.
Его фракийцы тоже улыбались — чуть-чуть, даже вечно хмурый Маврикий. Да, не усмехались, как сирийцы. Фракийцы тоже знали персов, но нельзя сказать, что с симпатией относились к надменным ариям. Нет, им было весело по другой причине. Они очень хорошо знали Велисария. И им было интересно наблюдать, как новички пытаются понять странный взгляд полководца на мир.
Иллирийцы смотрели на Велисария так, словно он превратился в двухголовое существо из сказки, которое по легендам живет где-то на юге Нубии. Иллирийцы были еще более грубыми, чем фракийцы, и их опыт общения с другими народами ограничивался только варварами. Да, они понимали варваров. А если посмотреть, то в их венах даже текла кровь этих варваров. Но сама идея подстраиваться под так называемые обычаи этих… этих…
Велисарий отвернулся, чтобы не расхохотаться. Его взгляд остановился на греках.
Он знал, что они в этом — главные. Ключевые. Римская империя — это греческая империя во всем, кроме названия. Пусть на троне сидит фракийско-египетская династия, и Египет является богатейшей и самой густонаселенной провинцией, пусть во главе армии стоят фракийцы и сирийцы, но именно греки составляют сердце и душу империи. Их язык — это язык империи. Их знать — это опора элиты империи. Их торговцы и купцы держат в руках коммерцию.
А их солдаты и офицеры составляют основу римской силы.
Здесь Велисарий впервые увидел реакцию, которой не ожидал. Агафий продолжал витать в облаках, но на его лице появилось мстительное выражение. У Велисария создалось впечатление, что парень перенесся в какой-то другой мир. Отношение его подчиненных тоже казалось загадочным. Велисарий ожидал, что греки отреагируют примерно так, как иллирийцы. Конечно, не так грубо, но тем не менее он ожидал, что они уставятся на него, словно он сошел с ума.
Разве греки станут волноваться о том, что думают эти ничтожные персы?
Вместо этого они совсем не смотрели на Велисария. Они бросали быстрые взгляды украдкой на своего командира, их губы были плотно сжаты. Словно с трудом пытались не ухмыльнуться. Странно. Очень странно.
Велисарий оставил изучение греков и посмотрел на остальных подчиненных. Было очевидно: никто из офицеров не готов высказаться по этому несколько необычному вопросу. Он ожидал подобного. Поэтому после еще минуты тишины Велисарий вежливо поблагодарил людей за то, что пришли на совещание, и разрешил покинуть шатер.
Что они и сделали. Вначале Агафий первым ринулся к выходу, практически сорвался с места. Затем внезапно остановился — широкоплечее препятствие для других офицеров, которым приходилось его огибать. Казалось, Агафий не знает, куда идти. Он то делал шаг вперед, то отступал назад, словно его разрывало на части между двумя направлениями. В одно мгновение он уже начал поворачиваться назад, чтобы вернуться. Остановился, повернулся, опять посмотрел на Велисария, остановился. Туда и обратно.
За исключением Велисария и Маврикия в шатре остался один Агафий. На мгновение глаза командующего константинопольскими войсками встретились с глазами Велисария. На лице парня было странное выражение. Наполовину просящее, наполовину… злое?
Нет, решил Велисарий. Это не злость, а просто глубоко скрытое негодование.
«Из-за чего?» — раздумывал полководец.
Внезапно Агафий ушел. Велисарий вопросительно посмотрел на Маврикия.
— Ты знаешь нечто, неизвестное мне? — Маврикий фыркнул.
— Что ты хочешь? Ради всего святого, я — фракиец. Уже плохо, что ты хочешь мне, простому парню, навязать обычаи персов. Неужели я должен понимать еще и греков?
Два дня спустя в начале вечера в шатре Велисария появился Агафий.
После того как его пригласили внутрь, парень встал прямо и напряженно перед полководцем.
— Мне нужно задать тебе вопрос, — сказал грек. Его голос звучал несколько хрипловато.
Велисарий кивнул. Агафий откашлялся.
— Ну. Дело обстоит так. Я знаю, что так часто делают… Ну… — Он снова откашлялся. Хрипловатость прошла, ее заменила неуверенность молодого человека. Возможно, смущение.
Потом слова полились потоком.
— Я знаю: подобное часто делается и командующие войсками — я имею в виду в ранге хилиарха — после удачной кампании — а иногда и просто одного сражения, если одержана сокрушительная победа — ну… они попадают в ряды аристократии. Я имею в виду официально.
Его рот резко захлопнулся. Велисарий почесал подбородок.
— Да, — он кивнул. — Случалось. Неоднократно. Я сам, например. Я родился в самом низу социальной лестницы благородных господ. Ниже было только сословие всадников. После того как Юстиниан включил меня в число своих телохранителей… Неважно. Это долгая история. Конечно, на сегодняшний день, когда мой пасынок провозглашен императором, я вхожу в самые высокие круги. В высшую знать.
Агафий не стал улыбаться в ответ. Велисарий понял, что ступил на очень тонкий лед.
— А ты, Агафий? Я никогда не спрашивал. — Он легко махнул рукой. — Учти: меня подобное не интересует. Меня совершенно не волнует, к какому классу принадлежат мои офицеры. Только их способности. Но скажи мне: из какого класса ты происходишь?
Агафий уставился на полководца.
— Мой отец — булочник, — ответил он. Говорил очень тихо, но твердо.
Велисарий кивнул с пониманием.
В восточной части Римской империи, в отличие от западной, от сыновей никогда не требовалось оставаться в деле своего отца. Такого закона не было.
Тем не менее существовала тенденция передавать дело по наследству. Все люди разных специальностей были объединены в гильдии и считались свободными. Тем не менее, хотя некоторые из Ремесел считались престижными — например, художественная работа по металлу, — никто из ремесленников не принадлежал к знати и не мог похвастать благородным происхождением.
И определенно не булочники, которые считались одними из самых низших слоев, за исключением рабов и каторжан.
Итак, Агафий, как и многие до него, попытался вырваться из низкого сословия отца, пройдя по главному пути Римской империи, который был относительно демократичным и открытым для талантов — он выбрал армию.
Тем не менее Велисарий все еще удивлялся. Ему доводилось встречаться с людьми, для которых классовое положение было просто навязчивой идеей. Но казалось, это Агафия раньше никоим образом не беспокоило.
Полководец отбросил размышления в сторону. Какими бы мотивами Агафий ни руководствовался и что бы он раньше ни думал, теперь вопрос казался для него исключительно важным.
— Это имеет для тебя значение? — спросил он. Агафий кивнул.
— Да. Имеет. Раньше нет, но… — Он поджал губы. — Теперь имеет, — закончил он тихо. Практически сквозь стиснутые зубы.
Велисарий отбросил расслабленность и сел прямо.
— Ты понимаешь, что любой ранг, который бы я тебе ни присвоил, должен быть утвержден императором? А в случае, если ты будешь причислен к классу сенаторов, то это должен подтвердить Сенат?
Агафий кивнул. Наконец он немного расслабился. Совсем чуть-чуть.
— Мне совсем не нужно в класс сенаторов. Просто… что-то. — Велисарий кивнул.
— В таком случае я не вижу проблемы. — На лице появилась хитрая улыбка. — По крайней мере с императором.
Агафий теперь тоже смог улыбнуться. Велисарий почесал подбородок.
— Тогда давай останемся в рамках военной иерархии, если Сенат не играет для тебя роли. В моей власти дать тебе звание комеса. Как тебе это? Входящий в свиту представителя знати? То есть меня?
Агафий напряженно склонил голову.
— Спасибо. — Затем после минутного колебания спросил: — А как это по отношению к персидскому дехгану?
— Зависит от того, как посмотреть. Если официально, то ты на самом деле получаешься выше дехгана. Эквивалент… одной из низших градаций их вурзургана, в большей или меньшей степени.
Велисарий пожал плечами.
— Но так на это смотрим мы, римляне. Официально персы примут соответствие. На практике, в частной жизни… — Он снова пожал плечами. — Они по-другому смотрят на вещи. Мы обычно связываем положение среди знати с официально занимаемым постом. С их точки зрения гораздо важнее родословная.
Внезапно, к удивлению полководца, напряженность Агафия исчезла. На самом деле парень даже улыбнулся.
— Не проблема. Не с…
Он замолчал. Улыбка исчезла. Агафий расправил плечи.
— Еще раз спасибо. Это для меня так много значит. Но мне снова хочется к тебе обратиться, если можно.
— Да?
— Полководец, ты окажешь мне честь присоединиться ко мне завтра во второй половине дня? На одном светском мероприятии?
Глаза Велисария округлились, совсем немного. Насколько ему было известно, в представлении Агафия «светское мероприятие» — это веселая пьянка в таверне. Но он не думал…
Агафий поспешил добавить:
— С тобой пойдет господин Баресманас. Я уже говорил с ним, и он согласился. Мероприятие пройдет во дворце губернатора провинции в городе.
Теперь Велисарий был поставлен в тупик. Какое отношение имел Баресманас…
«Достаточно, — сказал он сам себе твердо. — Это очень важно для парня. Что бы это ни было».
— Я приду, Агафий.
Грек снова кивнул, снова поблагодарил полководца и ушел.
Странно. Очень странно.
На следующий день вскоре после полудня появился Баресманас. С ним приехал Куруш, как и все старшие командиры его домашнего войска, за исключением Мерены.
Ни на ком не было доспехов и только у двоих мечи. Увидев, как богато они одеты, Велисарий похвалил себя за то, что решил надеть свои лучшие одежды. Как и персы, он не надел доспехи и не взял оружия, за исключением кинжала.
Во время поездки в город Велисарий пытался вытянуть информацию из Баресманаса относительно таинственного светского мероприятия. Но шахрадар не отвечал, только таинственно улыбался.
Когда они прибыли в нужный дворец, Велисарий на мгновение восхитился строением. Внешние стены были массивными в соответствии с древней месопотамской традицией использовать для строительства булыжники и так называемые рваные камни, скрепленные известковым раствором. Грубость внутреннего материала скрывалась внешним слоем штукатурки, по которой шла роспись. Иронично, но большинство украшений были заимствованы у греков или римлян — зубчатый орнамент, дентикулы, акант. Тем не менее эффект сильно отличался, потому что персы по-своему подходили к цвету, в котором доминировали черные, красные и желтые оттенки.
Здание насчитывало сорок ярдов в ширину и примерно вдвое больше в длину. Внешние стены также украшала многочисленная лепнина, очень сложного узора и выпуклая. Судя по высоте, здание было трехэтажным. Но Велисарий хорошо знал персидскую архитектуру и понял, что большинство внутренних помещений дворца состоит из одного этажа, просто с очень высоким потолком. Только в задней части, там, где живет губернатор с семьей, окажется несколько этажей.
При входе во дворец оказался огромный зал. Нечто среднее между вестибюлем и залом для приемов, что было обычно для персидской архитектуры. В этом дворце зал располагался у южной стены, более узкой. В нем отсутствовал потолок. Эта особенность при климате Месопотамии была не только практична, но и приятна. Стены составляли примерно сорок футов в высоту, если измерить от мраморного пола до арочного свода в дальнем конце. Стены украшала как мозаика в римском стиле, так и традиционные барельефы Месопотамии.
Велисарий предполагал, что независимо от характера мероприятия, оно будет проходить в этом зале. Но после того как спешился и последовал за Баресманасом внутрь, обнаружил, что зал для приемов почти пуст. Присутствовали только сам Агафий и небольшая группа его подчиненных — Кирилл и трое других трибунов из константинопольских войск.
Пять греков стояли под небольшой аркой в углу зала. За этой аркой Велисарий разглядел небольшой коридор с цилиндрическим сводом, который открывался в следующий зал. Вот в том помещении, судя по тому, что увидел полководец, собралось много народу.
Когда они проходили сквозь зал для приемов, Велисарий склонился к Баресманасу.
— Я думал…
Баресманас покачал головой. На его лице все еще играла таинственная улыбка, но она стала шире.
— Чушь! — объявил он. — Первый зал предназначен для публичных приемов. А если учесть характер мероприятия, то хозяин, естественно, решил, что подобающим будет предложить свои собственные апартаменты. Зал для неофициальных приемов. — Шахрадар показал вперед. — Как ты видишь, он находится рядом.
Агафий шагнул вперед, чтобы встретить их. Выражение его лица было очень напряженным и официальным, но, как показалось Велисарию, он также заметил облегчение в глазах парня.
— Спасибо, что ты пришел, — поблагодарил он тихо. Агафий повернулся и повел их по коридору.
Помещение, в котором они оказались, было большим, примерно шестьдесят футов по длине и ширине. Стены поднимались на тридцать футов. Их украшали фрески, изображающие подвиги из различных эпических сказаний ариев. Над залом еще футов на двадцать возвышался огромный купол.
Собралось уже много людей, все — персы. Велисарий узнал губернатора, стоявшего у северной стены. Его окружала небольшая группа высокопоставленных помощников. Еще примерно дюжину человек, стоявших неподалеку от них, Велисарий определил как писарей.
У западной стены собралось еще больше народу. Священнослужители, как понял Велисарий. Он с интересом заметил, что, судя по их одеждам, собрались представители обеих зороастрийских ветвей. Персы называли своих священников или мобады, или хербады. Когда Велисарий много лет назад впервые столкнулся с этим различием, то думал, что оно в некотором роде напоминает различие между христианскими священниками и монахами. Когда же он поближе познакомился с персидским обществом, то понял, что предположил неправильно. Различие между мобадами и хербадами было более тонким и он никогда не смог бы точно его определить, за исключением того, что мобады держали в руках юридическую власть священнослужителей, а хербады выступали в роли учителей и «мудрых людей».
Однако присутствовали обе ветви. Это было несколько необычно. Имело место значительное, хотя и не выставляемое напоказ, соперничество между двумя ветвями. Обычно, как знал Велисарий, мобады и хербады старались избегать компании друг друга.
Теперь он осмотрел самую большую последнюю группу персов в комнате. Эти стояли у восточной стены и, казалось, все относились к дехганам. Среди них обнаружился и Мерена, командующий войском Баресманаса. Изучая дехганов, Велисарий внезапно понял: многие из них внешне похожи друг на друга.
Шепот Баресманаса подтвердил его догадку.
— Это клан Мерены — по крайней мере те, кто оказался в городе. — Теперь таинственная улыбка шахрадара переросла в широкую.
Он покачал головой.
— Ты до сих пор не понял? На самом деле странно для человека, который обычно так все тонко чувствует. Я бы подумал…
Внезапно послышался шум. Толпа дехганов у восточной стены расступалась, освобождая место для небольшой группы, входившей в зал через арку в восточной стене.
Появились четыре женщины — первые женщины, которых увидел Велисарий после того, как вошел во дворец.
«Я догадался вчера», — поступил самодовольный импульс от Эйда.
Первая женщина была среднего возраста. Трое, идущие за ней, оказались довольно молодыми. Очевидно, ее дочери.
Велисарий почувствовал, как у него отвисает челюсть.
«Ну и дурак…»
Старшей девушке в центре, возможно, было лет шестнадцать.
«Это первые признаки старческого слабоумия, вот это что».
Она была одета в богатые одежды. Сестры по бокам бледнели на ее фоне.
«Не волнуйся, дедушка».
Ее лицо, за исключением глаз, закрывала паранджа. Это были темно-карие глаза. Они горели от возбуждения. Красивые глаза. Велисарий не сомневался, что и сама девушка такая же красивая.
«Я о тебе позабочусь».
Велисарий не смог следить за всей церемонией — долгой церемонией — которая последовала. Отметил только очевидные, самые яркие моменты. Частично потому, что его застали врасплох. Частично потому, что церемония проводилась по традициям другой религии. В основном потому, что Эйд постоянно прерывал его мысли.
Зажгли священный огонь…
«Теперь тебе придется есть кашку».
Главный писарь вышел вперед и перечислил права и обязанности сторон, заключающих патиксаях.
«Тебе нельзя есть мясо. А то порежешься, забыв, каким концом держать кинжал».
Агафий и Мерена представляют себя…
«Конечно, от коня твоего избавимся».
Ученый совет хербадов после мобадов, за ними — губернатор и его многочисленные советники…
«Найдем тебе осла и будешь на нем ездить».
…которые после долгого совещания согласились, что этим браком не будет нарушена необходимая чистота арийской крови.
«Небольшого осла. Чтобы ты не расшибся, а то ведь будешь часто с него падать».
После того как церемония закончилась, во время последовавшего пира Мерена приблизился к Велисарию.
— У меня есть вопрос, — сказал он. Как и всегда натянуто. Велисарий вежливо склонил голову, предлагая его задать.
— Агафий был под Миндусом? Мне не хотелось его раньше об этом спрашивать. А теперь, поскольку он мой зять, я не могу.
— Нет, Мерена. Не был. — Дехган улыбнулся.
— Хорошо. Хорошо. — Мерена потер бедро. — Это создало бы проблемы, — пробормотал он. Затем отошел, сильно хромая.
Выходя из дворца, Велисарий посмотрел на Баресманаса. Улыбка все еще оставалась на лице перса. Однако уже не загадочная. Просто довольная.
— И как ты об этом узнал? — проворчал полководец.
— Я не «узнавал», друг мой. Я как раз тот самый человек, который… как бы вы, римляне, это сказали? Я устроил все это дело.
Глаза Велисария округлились. Баресманас усмехнулся.
— О, да. Именно я представил галантного молодого офицера Мерене и его семье — после того, как вступил в сговор с его женой, которая пообещала привести на встречу Судабу. И обещала, что девушка будет выглядеть очень… симпатичной. Красивой. В лучшем виде. Я…
— Хватит хвастаться, — проворчал Велисарий. — Признаю — ход мастерский, учитывая проблему, которую мы обсуждали…
— Думаешь, я руководствовался этой причиной? — Шахрадар фыркнул. — Мне пришлось решать гораздо более насущную проблему, друг мой. Как я говорил тебе, Мерена — известный воин и очень строго придерживается арийских правил приличия и традиций. Но он также беден — по стандартам дехганов. И у мужчины есть дочь брачного возраста, но нет приданого, достаточного приданого, чтобы за нее дать. Подумай о позоре! Ни один приличный персидский господин благородного происхождения не женится на девушке без приданого.
Велисарий хитровато улыбнулся.
— В то время как энергичный, амбициозный молодой римский офицер, быстро поднявшийся по служебной лестнице и еще недавно разбогатевший, получив трофеи в Анате, будет гораздо больше обеспокоен тем, чтобы поднять свой статус, чем увеличить богатство.
— Вот именно.
Велисарий грустно покачал головой.
— Я — ягненок среди волков. Невинный ребенок, окруженный интриганами.
«Не волнуйся, старик. Я о тебе позабочусь, — пришел ментальный импульс от Эйда. — О, будь осторожен. Впереди ступенька!»
