— Страаааайк три!

Болельщики, до отказа забившие стадион короля Хааральда Пятого, неодобрительно взревели по поводу свистка, но одетый в белое судья за «базой» проигнорировал нарастающие крики. Судьи, в конце концов, были единственной ветвью в иерархии Матери-Церкви, привыкшей к освистыванию болельщиками и вопиющему несогласию с их мнением.

Епископ-исполнитель Жеральд Адимсин иногда сожалел о том, что это было так. Это оскорбляло его чувство приличия в отношении любого из слуг Матери-Церкви, являющегося предметом такого злоупотребления, хотя, по крайней мере, архангел Лангхорн был осторожен, когда он устанавливал заповеди Писания для игры, чтобы зарезервировать должность судьи для мирян. В конце концов, толпа освистывала не рукоположенного священника. И на этот раз, даже самый яростно протестующий фанат, вероятно, понял, что свисток судьи был правильным.

Конечно, было бы немного самонадеянно ожидать, что все они согласятся с этим. Ежегодная Серия Чемпионата Королевства — в этом году опять между «Теллесбергскими Кракенами» и их традиционными, ненавистными соперниками, «Драконами Хейреты» — была построена на трёх играх для каждого, и они были в седьмом иннинге решающей игры с Кракенами, уступая два очка и с занятыми базами, что сделало второй аут из объявленного страйка особенно болезненным.

Шум толпы опустился до её нормального фонового прибоя, и лишь случайный голос всё ещё кричал надуманные комментарии о качестве зрения судьи, а следующий бэттер уже выдвинулся на базу. Насмешливые ободрения полетели от зрителей, когда он вышел на позицию отбивающего. Жан Смолт был одним из самых доминирующих питчеров в лиге, особенно в окончании сезона, и он обычно был очень популярен. Но, как и большинство питчеров, его результативность, как отбивающего, была в лучшем случае посредственной. При этом, он попал в завершающую иннинг двойную игру в его последнюю очередь бить, и домашние болельщики, явно ожидали быть… разочарованными этим.

Эти обстоятельства, по мнению Адимсина, сделали предыдущий страйк-аут бэттера ещё более мучительным для зрителей.

Епископ посмеялся над этой мыслью, а затем, когда Смолт крепко вонзил свои шиповки и постучал по базе своей битой, откинулся на своём удобном, хорошо затенённом сиденье в ложе, зарезервированной для использования Церковью на каждом крупном бейсбольном стадионе. Все остальные на стадионе были сосредоточены на драме, разворачивающейся на залитом солнцем поле, но улыбка Адимсина постепенно угасла. У него самого на уме были другие, более важные дела.

На стадионе Хааральда Пятого, Церковная Ложа была расположена сразу же справа от Королевской Ложи. Жеральду нужно было только повернуть голову, чтобы увидеть короля Хааральда и кронпринца Кайлеба, пристально наблюдающих за красиво ухоженным полем, и при виде этого, он, совсем немного, нахмурился. Это была тревожная нахмуренность, но она не имела никакого отношения к текущей игре.

Жеральд Адимсин не прослужил бы столько лет епископом-исполнителем в королевстве Черис, не приобретя, даже на таком удалении, определённой чувствительности к политическим потокам, протекающим внутри Храма. Никто, как правило, на самом деле ничего ему не рассказывал в подробностях, но у него был большой опыт чтения писем архиепископа Эрайка, и последний набор депеш был даже более… откровенным, чем обычно. Адимсину было очевидно, что его временные начальники необычайно тревожились из-за сообщений, которые они получали — не все от него — о Черис. Что, конечно, не было хорошо, и несчастный случай, который помешал архиепископу совершить его запланированное пастырское посещение, оставил его епископа-исполнителя, ответственным за борьбу с этим. Что, по мнению Жеральда Адимсина, было даже ещё хуже.

Он минуту жевал эту неприятную мысль, затем посмотрел на молодого священника, сидящего рядом с ним.

Отец Пейтир Уилсинн был тёмным мазком фиолетового среди епископских белых, коричневых и зелёно-земных тонов других епископов и священников, заполняющих ложу. Конкуренция за места на Серии Королевства всегда была жестокой, и технически Уилсинн был значительно младше некоторых из старших священников других церковных орденов, которые в этом году не смогли выиграть места в церковной ложе. Но это не имело значения. Будучи Интендантом Матери-Церкви (и Инквизиции) в Черис, единственным членом черисийской иерархии, функционально старшим, чем молодой, активный шулярит, был сам Адимсин.

Это причиняло епископу-исполнителю более чем небольшое беспокойство. Священники, подобные Уилсинну, часто являлись проблемой для своих административных начальников, даже при нормальных обстоятельствах. Но эти обстоятельства, если только Адимсин не упустил много в своих предположениях, не были такими.

— Скажите мне, отче, — сказал он через мгновение, — появились у вас какие-то новые мысли по поводу того, что мы обсуждали в четверг?

— Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство? — Уилсинн повернул голову к епископу. — Я сосредоточился на поле, и, боюсь, я не совсем расслышал ваш вопрос.

— Всё в порядке, отче, — улыбнулся Адимсин. — Я просто спросил, есть ли у вас дополнительные мысли по тому предмету, который мы обсуждали на днях.

— Ах. — Уилсинн поднял голову, его выражение внезапно стало задумчивым, затем он слегка пожал плечами.

— Вообще-то нет, Ваше Высокопреосвященство, — сказал он после этого. — Я очень тщательно обдумал последние депеши и инструкции архиепископа, и, как вы знаете, я лично беседовал с королём и кронпринцем в свете этих посланий. Я также исчерпывающе рассмотрел мои оригинальные заметки из моего первоначального рассмотрения всех новых процессов и устройств. И, как я уже говорил, я провёл немало часов в своей комнате, искренне молясь об этом. Однако, пока что ни Бог, ни Архангелы… — он прикоснулся пальцами своей правой руки к сердцу, затем к губам — …не удостоили меня дополнительным озарением. Я…

— Первый страйк! — закричал судья, когда питчер Драконов пропустил «фастбол» прямо через центр страйк-зоны. Запоздалый, неуклюжий удар битой Смолта даже не коснулся мяча, и несколько фанатов лишь громко застонали. Уилсинн был одним из них, но затем он покраснел, поняв, что позволил игре отвлечь его от разговора со своим духовным начальником.

— Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство. — Его внезапная улыбка заставила его выглядеть ещё моложе, почти мальчишески. — Я знаю, что я хороший северный мальчик из Храмовых Земель, но я боюсь, что «Кракены» совратили мою преданность «Хлещущим Ящерицам». Пожалуйста, не говорите отцу! Он лишит меня наследства, по меньшей мере.

— Не волнуйтесь, отче. — Несмотря на всю мрачность своих мыслей и забот, Адимсин обнаружил, что улыбается в ответ. Несмотря на часто зловещую репутацию ордена Шуляра и собственную раздражающую невосприимчивость Уилсинна к внутренним политическим взаимоотношениям Храма, интендант был очень симпатичным молодым человеком. — Ваша тайна со мной в безопасности. Но вы о чём-то говорили?

— Я полагаю, что собирался сказать — до того, как судья так грубо прервал нас — что, несмотря на все мои молитвы и размышления, или, может быть, из-за них, я чувствую себя вполне уверенным в моём первоначальном решении по этим вопросам.

— Значит, вы по-прежнему не испытываете беспокойства по поводу каких-либо нарушений «Запретов»?

— Ваше Высокопреосвященство, — серьёзно сказал Уилсинн, — как член Ордена, и как Интендант Матери-Церкви в Черис, я всегда обеспокоен возможными нарушениями «Запретов». Конечно, Орден чётко осознаёт необходимость проявлять особую бдительность здесь, в Черис, настолько далеко от Храма, и я заверяю вас, что я внимательно следил за указаниями Великого Инквизитора и архиепископа в этом отношении. Однако, ничто из всех новейших разработок здесь, в королевстве, даже не приблизилось к порогу Запрещённого преступления.

— Я понимаю, что это по-настоящему сфера ответственность Шуляритов, отец Пейтир, — сказал Адимсин. — И, если было похоже, что я лелеял какие-то сомнения в отношении усердия, с которым вы выполняете эти обязанности, это не было моим намерением. — Он задумчиво нахмурился. — Полагаю, это просто внезапное появление стольких… нововведений за такой короткий промежуток времени вызывает у меня некоторое беспокойство.

«И, похоже, у некоторых других людей, они вызывают даже большее беспокойство, чем это, теперь, когда новости о них достигли Храма», — подумал он.

— Второй страйк!

Болельщики застонали громче, когда мяч шмякнулся в рукавицу кэтчера. Не то чтобы на этот раз кто-то особенно обвинял Смолта. Питчер Драконов знал, что даже единственный промах мог бы отразиться на табло, и он не бросал мяч Смолту так, как, в большинстве случаев, он должен был бы бросить его кому-то с обычной сезонной результативностью Смолта в роли отбивающего. Этот скверный, поздно проявляющий свою траекторию «слайдер» заставил бы нервничать почти любого хиттера.

— Я могу, конечно, понять, почему вы чувствуете некоторую озабоченность, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Уилсинн, улыбаясь и с оттенком иронии качая головой, в то время как он наблюдал, как Смолт уходит с позиции отбивающего, чтобы привести в порядок свои мысли. Затем шулярит повернулся лицом к лицу к Адимсину.

— На самом деле, — сказал он более серьёзно, — я сам был совершенно ошеломлён ими, даже здесь, в Черис! Пока я не видел свидетельств демонического вмешательства за все годы моего пребывания здесь, но я должен признаться, что энергия, с которой черисийцы ищут лучшие способы делать вещи, часто довольно пугающая, и этот их Королевский Колледж только всё усугубляет. У меня были свои собственные сомнения о них, и так много новых идей, появившихся сразу, были чем-то вроде шока.

— Сказав это, однако, кажется очевидным, что все нововведения, которые мы рассматривали в течение последних нескольких месяцев, на самом деле не более чем, как применение уже существующих, одобренных методов и практик новыми способами. Каждый из этих методов и практик, в свою очередь, был тщательно протестирован Матерью-Церковью, прежде чем он получил одобрение Ордена, если уж на то пошло. И Писание не содержит заповедей против использования одобренных практик для новых целей, если эти цели не угрожают замыслу Божьему.

— Понимаю. — Адимсин несколько секунд изучал молодого человека и желал, чтобы он мог задать вопрос, который он действительно хотел спросить.

С большинством других интендантов он, вероятно, мог бы это сделать, но Уилсинн был послан в Черис по какой-то причине. Некоторые из них, на самом деле, включали его явное неодобрение способа, которым старшие прелаты Матери-Церкви, даже в его собственном ордене, позволили… прагматизму раскрасить процесс принятия решений. Его столь же очевидное неодобрение того, что он считал «упадком» образа жизни, охватившим тех же самых старших прелатов, было так же ярко выражено, и его происхождение сделало возможные последствия его позиции потенциально зловещими.

Из семьи Уилсинн произошло не менее шести Великих Викариев. Последний из них получал этот сан всего лишь за два великих викариата до теперешнего, и один из них — Великий Викарий Эврихард Справедливый — был ревностным реформатором храмовых «злоупотреблений» сто лет назад. Его великий викариат длился менее двух лет, прежде чем он каким-то загадочным образом упал со своего балкона и погиб, но его всё ещё продолжали вспоминать с дрожью ужаса в старших рядах епископата. Как прямой наследник Святого Эврихарда — во многих отношениях — молодой Пейтир легко мог стать значительной силой в Храме, если бы он решил сыграть в эту игру. И это создало бы невыносимую угрозу слишком многим уютным Храмовым взаимоотношениям.

К счастью, он был столь же не заинтересован в политике, насколько он мог бы возможно быть, и те же семейные связи оберегали его от худших последствий неодобрения его начальства. С другой стороны, учитывая его семью, его нынешний ранг всего лишь старшего священника, вполне мог быть истолкован как наказание за его склонность к созданию волн. Как и его назначение в Черис, если уж на то пошло.

Но ни один живущий человек не мог подвергнуть сомнению благочестие отца Пейтира Уилсинна или его интеллектуальные способности. Конечно, это было лишь частью проблемы Адимсина. Уилсинн был слишком яростно сосредоточен на долге своего ордена защищать ортодоксальность Церкви, чтобы тратить время на такие вещи, как внутренние фракции Храма или раздоры между ними, и никто во всём его ордене не был лучше информирован о том, что входит в эту обязанность. Это могло быть связано как с его назначением в Черис, так и, в какой-то мере, с желанием убрать его из Зиона, но все эти факторы вместе объединились, чтобы исключить любую возможность обсуждения им и Адимсином потенциальных последствий стольких черисийских нововведений в политических расчётах Храма.

Или последующих последствий для карьеры некоего епископа-исполнителя Жеральда.

— Можете ли вы сказать, — спросил епископ вместо этого, — что эти новые «цифры» доктора Маклина и это его устройство «абак» тоже падали в ту же категорию?

— Какую категорию, Ваше Высокопреосвященство? — Уилсинн выглядел озадаченным, и Адимсину удалось не вздохнуть.

— Категорию опирающихся на утверждённые практики, отче, — терпеливо сказал он.

— Простите меня, Ваше Высокопреосвященство, — ответил шулярит, — но этот вопрос действительно не возникает. Хотя я с готовностью признаю, что я менее разбираюсь в математике, чем многие, из моего исследования работы доктора Маклина очевидно, что это будет исключительно полезным. Торговцы, которые уже используют эти его новые «цифры», совершенно ясно это продемонстрировали.

— Конечно, как учит Писание, сам факт, что что-то кажется полезным в мирском смысле, не обязательно делает его приемлемым в глазах Бога. Так Шань-вэй соблазнила своих первоначальных последователей злом и проклятием, в конце концов. Но Запреты ничего не говорят, так или иначе, о способах подсчёта или записи чисел. Уверяю вас, после наших предыдущих бесед я провёл довольно много времени с моими алфавитными указателями изречений, ища любое упоминание в Писании или Озарениях. Я не нашёл ни одного.

— «Запреты» имеют дело с нечистым знанием, природа которого открывает двери для тех искушений, которые приводят людей в сети Шань-вэй. Архангел Чжо-чжэн весьма конкретна в этом отношении, как и «Озарения», но искушение лжёт в нечестивом стремлении осквернить эти знания и силу, которые предназначены для Бога и его ангелов. В сфере знаний, подходящих для смертных людей, тот факт, что способ выполнения поставленных задач более эффективен и работает лучше, вряд ли угрожает душам людей проклятием. До тех пор, по крайней мере, пока ни одно из пороговых значений «Запретов» не пересекается.

— Понятно, — повторил Адимсин, хотя он был хорошо осведомлён, что взгляды Уилсинна не были повсеместно распространены, даже в ордене Шуляра. С другой стороны, было что-то в голосе Уилсинна, или, возможно, это были его глаза. Ответы молодой интендант произносил быстро и легко, с уверенностью того, кто действительно провёл много часов, размышляя над ними. Но был и оттенок… вызова. Не неповиновения, и не неуважения. Ничего подобного. И всё же у Адимсина было смутное ощущение, что молодой человек принял своё решение в полном понимании, что это не то, чего желал его архиепископ или, возможно, даже сам Совет.

Епископ-исполнитель посмотрел, как Смолт возвращается на позицию отбивающего и заново принимает свою отбивающую стойку, ожидая, пока питчер и кэтчер попытаются вместе решить, что они хотят сделать дальше. Хотя, по мнению Адимсина, решение не должно было быть таким сложным. С уже двумя аутами и счётом в два страйка и ноль болов, Смолт должен был чувствовать себя настороже, а у Драконов было три свободных подачи, с которыми можно было работать. Все на стадионе должны были понимать, что пришло время для чего-то не перехватываемого, вне страйк-зоны, что они, возможно, могли соблазнить его на погоню за страйк-аутом.

По-видимому, человек на питчерской горке был единственным человеком в Теллесберге, который этого не понимал, сардонически отметил епископ. Он посмотрел, как кэтчер быстро подаёт жест за жестом питчеру, затем оглянулся на Уилсинна.

— Тогда я полагаю, что это всё, что нужно сказать, отче, — сказал он. — Могу ли я предположить, что ваш собственный отчёт по этим вопросам будет завершён в течение следующего дня или двух? У меня есть посыльное судно, готовое отправиться в Кланир. Если ваш отчёт будет доступен, я могу придержать его в порту достаточно долго, чтобы добавить ваш отчёт к моей собственной корреспонденции архиепископу Эрайку.

— Я могу представить его вам завтра днём, Ваше Высокопреосвященство.

— Отлично, отче. С нетерпением буду ждать, чтобы прочить его самому, и…

ТРАХ!

Внезапный резкий звук древесины, столкнувшейся с кожей, оглушил толпу и заставил её на мгновение замолчать. Питчер Драконов, наконец-то, выбрал, как ему делать подачу, и это было чем-то отвратительным. Фактически, мяч летел почти над землёй и, по крайней мере, в десяти дюймах от базы. Но каким-то образом питчер Кракенов действительно смог отбить его. И не просто «отбить». Его нанесённый от плеча удар выглядел невероятно неудобным, но он поднял мяч за пределами поля, просто вне досягаемости второго, прыгающего бейсмена, и положил его на траву в центре поля. Он приземлился со свирепым вращением, а затем, казалось, ударился обо что-то, что вызвало неприятный отскок, который отправил мимо нырнувшего к нему в прыжке центр-филдера. Он пронёсся мимо него, не более, чем в футе от его отчаянно выставленной перчатки, и с занятыми базами и двумя страйками, бегущие начали движение, как только Смолт сделал отбив.

Невероятный рёв восхищения толпы был оглушающим, и даже Жеральд поднялся на ноги, когда мяч докатился почти до самой центральной стенки, прежде чем правый инфилдер Драконов сумел догнать его и подхватить. Первый Кракен уже пересёк базу к тому времени, когда он сбросил бросок, и он бросил его на голову отсекающего. Учитывая расстояние, которое он должен был покрыть, и как быстро ему удалось это сделать, это был не такой уж плохой бросок. Но этого было недостаточно. Он вытащил кэтчера на четверть пути от линии первой базы, довольно далеко от домашней базы, и он слегка мял ловушку, когда второй Кракен пересёк дом и сравнял счёт.

Питчер Драконов был обязан закрыть базу, но он начал с опозданием, как будто он не мог поверить, что Смолт действительно ударил по мячу. Он поверил сразу после второго бегущего, но он всё ещё продолжал поворачиваться к кэтчеру, который продолжал жонглировать мячом и пытался решить куда бросать, когда третий Кракен с грохотом бежал по линии третьей базы, весь путь от первого. Кэтчер, наконец, сделал бросок — ядро, идеально заброшенное на базу — но питчер даже не смотрел в направлении бегущего, когда Кракен бросился в его сторону, сбил с ног и дотронулся до домашней базы, несясь напролом. Мяч отпрыгнул от поражённого питчера, а Смолт — несясь сильнее, чем когда-либо в своей жизни, — оказался на третьей базе, тяжело отдуваясь, пока стадион сходил с ума.

— Что же, — сказал Адимсин с усмешкой несколько минут спустя, когда суматоха закончилась, и он снова занял своё место, — кажется, чудеса случаются, не так ли, отче?

— Конечно случаются, Ваше Высокопреосвященство!

Тон Уилсинна привлёк глаза Адимсина к его лицу. Молодой священник, казалось, был поражён легкомыслием наблюдения епископа. — «Нет», — подумал Адимсин, — «не «поражён». Неодобрителен, пожалуй, хотя это тоже было не совсем верное слово. Может быть, он хотел был «разочарован»».

«Как бы то ни было, мне нужно это запомнить», — сказал сам себе Адимсин. — «Он здесь не для того, чтобы вытащить его из-под чьего-то башмака в Храме. И он не заинтересован в… административных компромиссах. Надеюсь, это не превратится в проблему».

— Да, случаются, отче, — согласился епископ-исполнитель, его собственный голос и выражение были более серьёзными. — Действительно, они случаются.

Жаспер Мейсен сидел в нескольких сотнях мест от епископа Жеральда и отца Пейтира. Как и многие люди и фирмы, которые занимались бизнесом в Теллесберге, небольшая судоходная компания, которой он якобы владел, зарезервировала абонементные билеты на игры Кракенов. Его место было не так хорошо, как в королевской или церковной ложах, но оно было почти прямо за третьей базой, и он недоверчиво покачал головой, когда Смолт оказался на ней.

— Это будет больно, — весело заметил Жамис Макферцан с соседнего места, и Мейсен хмуро посмотрел на него.

— Это только седьмой иннинг, — прорычал он, и Макферцан усмехнулся.

— Конечно, это так — успокаивающе сказал он, и потёр свой большой пальцем указательным.

Мейсену удалось сохранить подходящее дерзкое выражение, но он боялся, что Макферцан прав. Опустошающий нападающий состав Драконов сделал их фаворитом, имеющим шансы выиграть Серию в этом году. Даже теллесбергские букмекеры согласились на этот счёт, сколько бы они не могли быть расстроены из-за этого. Но Макферцан утверждал — и готов был заключить пари — что подача Кракенов, которая была очень сильной перед финишной прямой, могла бы довести домашнюю команду до победы. Мейсен принял эту ставку, с шансами два-к-одному, и он начал подозревать, что в этом отношении, по крайней мере, решение его нового подчинённого было лучше, чем его собственное.

И это было похоже на Макферцана, который подкрепил своё мнение звоном нескольких черисийских марок, несмотря на относительно короткое время, которое он был здесь. Он приехал в Теллесберг в качестве замены Оскара Малвейна меньше месяца назад, но быстро понял гораздо больше вещей, чем то, как соревновались бейсбольные команды королевства. Уже было очевидно, что он был, по крайней мере, настолько же способным, как и его предшественник. Он также был уверенным в себе и даже более трудолюбивым… и, несомненно, амбициозным. Лучше всего было то, что он явно не был в списке подозреваемых иностранных агентов барона Волны Грома.

Всё это — кроме, возможно, амбиций — было хорошими вещами с точки зрения Мейсена. К сожалению, Макферцан всё ещё находился на самых ранних стадиях подбора своих собственных агентурных источников. Мейсен рассмотрел вопрос о том, чтобы связать своего нового подчинённого с некоторыми из старших членов старой сети Малвейна, как способ ускорить этот процесс, но он твёрдо отверг это искушение.

Казалось маловероятным, что Волна Грома сумел идентифицировать многих агентов Малвейна, несмотря на очевидное подозрение барона в отношении самого Малвейна, поскольку ни один из них не был арестован. Возможно, однако, что Волна Грома точно знал, кто работал на Малвейна, и оставил их в покое в надежде, что замена Малвейна сможет идентифицировать себя, связавшись с ними. Но учитывая тот факт, что сеть шпионов Нармана Изумрудского была полностью опустошена, то, насколько Мейсен мог сказать, собственная организация Мейсена стала единственным окном князя Гектора и его союзников в Черис. При таких обстоятельствах он решил, что было бы гораздо лучше чуть дольше выводить Макферцана на полную силу, чем рисковать попасть в ловушку Волны Грома и потерять это окно.

Не говоря уже о том, чтобы рисковать одной единственной шкурой некоего Жаспера Мейсена.

Он наблюдал, как на скамейке Кракенов отгремели торжества похлопывания по спине и взаимного поздравления. Следующий бэттер — Рафаил Фуркаль, ведущий игрок Кракенов — в конце концов вышел к домашней базе, в то время как кэтчер Драконов выбежал на горку, чтобы посовещаться с питчером. Вероятно, больше в попытке снова успокоить питчера, чем для любого серьёзного обсуждения стратегии. Драконы интенсивно изучали отчёты разведчиков по Кракенам, и они знали, что сила Фуркаля почти исключительно на левом поле. Полевые игроки уже сдвинулись по кругу налево — конечно же, бейсмен со второй базы стал почти на второй шорт-стоп, и бейсмен с первой базы переместился на полпути ко второй — в то время как кэтчер всё ещё продолжал успокаивающе болтать со своим питчером.

«Хотел бы я, чтобы хоть кто-нибудь рядом успокоил меня в последние несколько месяцев», — подумал Мейсен уныло. Было безумием осознавать все виды событий, которые явно происходят под поверхностью в тот момент, когда разумность и будущее выживание требовали от него действовать так осторожно. Он сделал всё возможное, но его собственные источники были гораздо более сильно разработаны среди торговцев, работающих в Теллесберге. До тех пор, пока Оскар не был вынужден сбежать, спасая себя, он действительно не осознавал, насколько серьёзно он полагался на суждение Малвейна и оперативные работы, в которых были затронуты политические и военные вопросы. Хорошей новостью было то, что депеши князя Гектора ясно дали понять, что князь понял ограничения, в которых был вынужден работать глава его черисийской резидентуры.

«Или, по крайней мере, он так говорит», — не смог перестать размышлять Мейсен. Он не раз задавался вопросом, особенно учитывая очевидные способности Макферцана, что Гектор, возможно, послал нового человека с намерением в конечном итоге продвинуть его на верхнюю позицию в Черис. Это была отличная возможность, и, если бы это произошло, отзыв Мейсена в Корисанд не сулил ничего хорошего для его собственной карьеры. Тем не менее, как минимум, Гектор был гораздо меньше чем Нарман похож на человека, готового просто так уничтожить одного из своих агентов.

На данный момент Мейсен решил принять уверения своего князя о его неизменном доверии за чистую монету и сосредоточиться на том, чтобы найти то, что Хааральд и Волна Грома так старательно скрывали.

Питчер сделал свой первый бросок, а Фуркаль тяжело взмахнул… и промахнулся.

— Первый страйк! — объявил судья, и Фуркаль покачал головой с явным отвращением к себе. Он на мгновение вышел за пределы домашней базы, явно успокаивая себя, что он допустил ошибку, затем вернулся в неё, даже не взглянув на кракенского тренера третьей базы ради любых свежих подсказок. Он стал в стойку, а питчер вышел и сделал свою вторую подачу.

В этот момент Фуркаль поразил каждого человека на стадионе, подставив биту под мяч и почти идеально уронив его на линию первой базы. Это было не совсем самоубийство, но это был очень рискованный ход, даже для кого-то со скоростью Фуркаля. Несмотря на это, его огромная дерзость застала оборону полностью врасплох. Тот факт, что он промахнулся на первом броске, вероятно, помог, но это была явно задуманная уловка, несмотря на отсутствие каких-либо знаков от тренера третьей базы, потому что Смолт вломился на домашнюю базу в тот же самый момент, когда Фуркаль сравнял счёт в результате удара.

Сдвиг инфилдеров оставил питчера ответственным за прикрытие первой базы, но он был левшой, и его естественное движение увлекло его к той стороне горки, которая была ближе к третьей базе. Ему потребовался один критический момент, чтобы восстановиться, рвануть и подхватить мяч. Он уже опоздал осалить Фуркаля, и к тому времени, когда он развернулся, чтобы перебросить мяч на домашнюю базу, Смолт получил достаточно форы, чтобы избежать броска и заработать очко, в то время как толпа болельщиков кричала, свистела и топала ногами в одобрении.

«Здесь есть аналогия», — решил Мейсен.

Он был слишком хорошо осведомлён о том, что он всё ещё не знал всего, что делали черисийцы. Большинство из того, что он знал, было более тревожным, чем угрожающим. Если только Мейсен не ошибся в своём пари, новая конструкция такелажа, которую придумал сэр Дастин Оливир — эта его «шхуна» — представляла самый наиболее явный вызов, о котором кто-либо знал. Мейсен до некоторой степени сомневался, что все фантастические рассказы о её эффективности и преимуществах, могли бы быть точными, но было очевидно, что эти преимущества всё же существенны. Они приносили Оливиру десятки заказов на новые корабли, первые из которых уже выходили из верфей, чтобы раздуть ряды огромного черисийского торгового флота. Торгового флота, который и так уже был слишком большим и имел слишком много преимуществ.

С другой стороны, «секрет» того, как он работает, вряд ли мог быть сохранён надолго, и уж точно не в том случае, когда он будет использоваться там, где кто-нибудь ещё мог бы его увидеть. То же самое можно было сказать и о новом способе вычислений Ражира Маклина. Действительно, Мейсен уже лично получил один из «абаков» Маклина и отправил его в Корисанд. Он и Макферцан также следили за слухами о ещё большем количестве нововведений среди черисийских производителей текстильной продукции, и он ожидал, что сможет представить предварительный отчёт о них, также в течение следующих нескольких пятидневок.

Часть его имела искушение додумать всё, что означало, что он возвращался к началу ситуации, и где-то глубоко внутри, маленький, ворчащий голос предупреждал, что он не прав. То, о чём он знал — что остальному миру было позволено увидеть — было лишь частью. Умышленная завеса, поднятая в попытке убедить всех остальных сосредоточиться на ясно видимой части айсберга, так же как первый удар Фуркаля отвлёк всех от возможности последовавшего удара.

«И мне интересно», — подумал Мейсен, — «действительно ли все эти отцы инноваций несут ответственность за свою «собственную» работу?»

Это был вопрос, над которым он размышлял не один раз. Все данные свидетельствовали о том, что Маклин, Оливир и Рейян Мичейл действительно придумали свои новые идеи самостоятельно. Тот факт, что колледж Хааральда свёл их всех вместе, где их идеи могли выбить искры друг из друга, действительно мог объяснить, как так много новых концепций расцвело за такой короткий промежуток времени. Но Мейсен не мог избавиться от подозрения, что внезапное прибытие Мерлина Атравеса в Теллесберг было связано с этим немного больше, чем он думал, и именно поэтому это заставляло его нервничать.

«Не волнуйся попусту, Жаспер», — сказал он себе твёрдо. — «Даже если есть какая-то правда в той истории, и этот человек действительно сейджин, это не делает его кем-то вроде абсолютного сверхчеловека! Если бы он стоял за всём этим, они бы сделали с ним что-то получше, чем назначить лейтенантом в Королевскую гвардию, ради Лангхорна! Вместо того, чтобы беспокоиться о нём, почему бы тебе не беспокоиться о том, что ещё не разрешили увидеть остальному миру? Если они так желают рассказать нам о вещах, о которых мы действительно знаем, что они могут скрывать за вещами, которые они сделали достоянием гласности?»

Он не знал ответов на эти вопросы, но знал, что Волна Грома и верховный адмирал Остров Замка́ усилили и без того крепкую безопасность, которую они поддерживали на островах Хелен и Песчаной Банки. После смерти Кельвина Армака, безопасность в Хейрете также значительно усилилась. Всё это можно было бы достаточно легко объяснить, как рутинную меру предосторожности после попытки убить Кайлеба, и раскрытием того, что кто-то столь же высокопоставленный, как герцог Тириен, был в союзе с врагами королевства. Но это также просто предоставило ширму, за которой могло бы происходить всё что угодно, и Жасперу Малвейну это не нравилось.

Нет, ему это совсем не нравилось.