Над Мон Дельмором взмывали в ночное небо освещенные свечами разноцветные шары – замок прощался с Балом цветов до следующего года.

«Роллс-Ройс», мягко прошелестев шинами по плитке дворовой территории, бесшумно спустился по серпантину, выехал за шлагбаум и двинулся в сторону пустынного шоссе, ведущего в Антиб и Ниццу.

– Видишь, машина не превратилась в тыкву, и лабутены не раскололись, и платье от Готье не исчезло, – Андрей откинулся на спинку и снял галстук-бабочку. – Только одна вещь пропала…

– Какая? – спросила Кира, небрежно перебирая пачку визитных карточек, которые вручались ей, сопровождаемые приглашениями на яхты, частные самолеты, и в лучшие рестораны мира. Только этот, как его, Афолаби не дал свою визитку…

Андрей засмеялся.

– Твои мокрые трусики остались в раздевалке! Я же не мог носить их в кармане! Ничего, думаю, на аукционе фетишистов они уйдут за заоблачную цену!

– Ах, я как-то забыла про это…

Честно говоря, она думала совсем о другом. О том, что волшебный вечер и закончится волшебно – просьбой руки и сердца! И к короне Королевы добавится обручальное кольцо, которое, возможно, уже лежит в кармане у Андрея…

– Зато я все время помнил. И думал, что это упростит мою задачу на обратном пути, – он привлек Киру к себе.

– Подожди… Кто такой Афолаби?

– Понятия не имею. Но, судя по поведению maman, он какая-то крупная шишка! Плевать на него! Иди сюда… Ты же не против?

Ей стало ясно, что никакого кольца Андрей не приготовил – это ее обычная беспочвенная фантазия. И его желания касаются не сердца, а совсем другой части тела. Что ж…

– Пожалуй, нет, – Кире казалось, что голос не выдал всей бездны ее разочарования.

– Ну, и умница! Мы же в сказке. Надеюсь, эта сказка продлится долго…

Ответить Кира не успела. Фары встречного грузовика вдруг вильнули прямо на них, заливая салон ярким слепящим светом. Раздался визг тормозов и крик Жан-Поля:

– Пригните головы! Закройтесь руками!

Удар. Скрежет металла. Свист надувающихся эйрбегов, мигом заполнивших салон и мягко погасивших энергию столкновения. «Роллс-Ройс» швырнуло на обочину. Тяжелый лимузин довольно резко подпрыгнул, но не перевернулся, не покатился штопором, как любая обычная легковушка, а упал на колеса, тяжело ухнув рессорами.

– Целы? – придушенно кричал Жан-Поль.

Прижатая подушкой безопасности Кира не могла ответить.

Четыре дверцы «Роллс-Ройса» синхронно распахнулись. Темные безликие фигуры с огромными, в поллица, блестящими глазами… Шипящие струи приторно-сладковатого газа… Ножи, кромсающие раздутые эйрбеги…

Теряя сознание, она чувствовала, как ее тащат грубые бесцеремонные руки, как на голову опускается душный мешок… Романтичная сказка закончилась…

– Хватит! Она очухивается…

Слова эти добрались до нее издалека и звучали глухо, словно сквозь толщу воды. Лишь осознав смысл услышанного, Кира восстановила и то, что им сопутствовало. Кто-то только что шлепнул ее по щеке, лицо было мокрое, она неудобно лежала на чем-то мягком. Знакомый запах прелого дерева, земли, цветущих растений, где-то кудахчут куры, гогочут гуси… Вот все и встало на свои места: она у тети Шуры, в деревне, бывшей Голодаевке, а ныне Изобильной… А этот дурацкий бал с выкрутасами – так видно, самогоном напоили…

«Но когда я к ней приехала? И потом, с каких пор в доме у тети Шуры говорят по-французски?»

Кира открыла глаза. Перед ней стояли девушки. Четыре. У одной в руке был стакан с водой – пыльный, весь в белесых потеках, – машинально отметила она.

Из-за плотных штор сочился дневной свет. Гуси стихли. Теперь слышался лишь звук размеренных шагов под окнами. Вперед, назад, вперед, назад…

– Как ты? – спросила та, что нависла над ней ближе других – так, что Кира чувствовала ее дыхание у себя на щеке.

– Погоди. Видишь, еще не очухалась.

Они действительно разговаривали на французском. «Да, это точно не Изобильное», – подумала Кира. Привстала, оторвав голову от подушки, комковатой и довольно несвежей. Одета она была в вечернее платье – то самое, от Готье, только измятое и порванное. Туфли куда-то пропали. На ногах красовались шерстяные носки. Похоже, она действительно в сказке про Золушку – но когда часы уже пробили полночь и чары рассеялись…

И вдруг она вспомнила: удар металла о металл, хлопки подушек безопасности, потерявший управление и слетевший с дороги лимузин, распахнутые настежь дверцы, люди в противогазах, усыпляющий газ, грубые руки…

– Где я? Где Андрей?

– Ну, что я вам говорила. Иностранка.

Эти слова с апломбом произнесла мулатка, одетая в растянутую трикотажную пижаму, и стоявшая, уперев руки в бедра, чуть поодаль от старой железной кровати, на которой лежала Кира.

– Похоже, русская.

Кира поняла, что заговорила на родном языке и, сосредоточившись, перешла на французский.

– Где я?

Девушки переглянулись. На всех была явно чужая, нелепая одежда – рваная длинная юбка с яркой маечкой, старый халат, мужская рубашка с заляпанными краской рабочими брюками, растоптанные шлепанцы или пляжные сланцы…

– О! Похоже, мы с тобой поболтаем, – мулатка подошла поближе.

Та, что держала стакан, поставила его на обшарпанную прикроватную тумбочку.

– Я думаю, что ты, как и все мы, в Карну, – сказала она. – Но Эмма уверена, что в Жемано.

Девушка кивнула на темноволосую соседку, облокотившуюся на спинку кровати.

– Где Андрей? – Кира машинально обернулась. – Со мной был мужчина…

– Послушай, – в разговор вступила голубоглазая высокая девушка с косой через плечо. – Тебя похитили? Помнишь подробности?

Кира пожала плечами.

– Грузовиком протаранили… Потом ничего не помню. Как я здесь оказалась?

– Тебя привезли часа полтора назад, мы мотор слышали. Больше ничего не знаем.

– Нас тоже похитили, если тебе интересно, – добавила мулатка. – Такие дела. Где мы находимся, неизвестно. Да и толку? Связи нет, сбежать невозможно, эти ублюдки охраняют круглосуточно.

Кира села на кровати. Голова закружилась, пришлось переждать, пока стены и лица перестанут плыть и покачиваться. Она огляделась. Довольно просторная комната – судя по всему, в большом деревенском доме, небогатом, и не слишком опрятном. Старая мебель, простенькие, местами отклеившиеся обои в цветочек. Несколько кроватей – тоже железных, как и та, на которой очнулась Кира, но с другими спинками. Вообще вся обстановка составлена вразнобой, как если бы ее собирали на распродажах или по помойкам. А вот компания явно не соответствовала собранной из отходов картинке. Все девушки резко контрастировали с обстановкой: высокие, стройные, ухоженные и, несомненно, красивые, несмотря на простую одежду и отсутствие макияжа. Гладкая кожа, маникюр и педикюр, подкачанные губы, подбритые и подстриженные брови, блестящие волосы, легкий запах тонкого парфюма… Все, как на подбор! И вдобавок, похищены… Что бы это значило?

– Как тебя зовут? – спросила голубоглазка.

– Кира.

– Русская?

– Да.

– Меня зовут Софи. Я из Брюсселя. Это Эмма из Будапешта. Она не говорит по-французски. Только по-английски и на своем тарабарском. Эта от природы смуглая нахалка – Марша.

– А я Анна-Тереза. Барселона, – на ломаном французском представилась худенькая брюнетка с медальным профилем, сидевшая в ногах у Киры и пытавшаяся приклеить загнувшийся краешек лейкопластыря на левом предплечье.

– Где тебя схватили? – поинтересовалась Марша.

– Мы ехали с Бала цветов, из замка Мон Дельмор. Я и Андрей… Мы были в «Роллс-Ройсе», с охранником…

– Ты что, важная птица? – спросила Софи.

– Никакая я не птица! Просто меня выбрали Королевой бала, – сказала Кира, и слезы сами собой хлынули из глаз.

Эмма протянула пачку одноразовых платков, которые, кажется, всегда держала наготове.

– Успокойся, от слез нет никакого толку.

Марша усмехнулась:

– Тут ты своей историей никого не удивишь. Одну вытащили из СПА, прямо с массажного стола, – она кивнула на Эмму. – Другую взяли на трассе под Каннами…

Софи подняла руку, подтверждая, что речь идет о ней.

– Эту выудили из кровати в пятизвездочном отеле, – Анна-Тереза печально развела руками: да, так и было.

– Меня вытащили в окно дамской комнаты в ресторане… Сволочи, как какой-нибудь мешок с картошкой… Эту русскую хлопнули по дороге из Мон Дельмора, не помог ни «Роллс-Ройс», ни охрана. Да, у этих сукиных сынов, вероятно, все куплено!

Похоже, Марша была из тех, кто не теряет присутствия духа, даже в самых сложных ситуациях.

– Кто они? Что это за люди? – выдохнула Кира сквозь слезы, с которыми никак не могла совладать.

– Думаешь, они нам представлялись? – усмехнулась Марша. – Но Эмма говорит, что это, скорей всего, Гастон Синяя Борода. Марсельский бандит. Она на телевидении работала, там, у себя, ну и читала много всяких расследований. – Так, подруга? – обратилась она к Эмме, и руками провела от подбородка к талии, будто показала длинную бороду.

Уловив смысл сказанного, Эмма кивнула.

– Gaston, – подтвердила она по-английски. – French gangster.

Подсев с другого края кровати, Марша осторожно потрогала, помяла подол платья Киры, словно оценивала ткань на ощупь.

– Этот самый Гастон Синяя Борода вроде бы крупнейший торговец живым товаром на юге Франции, – сказала Марша. – А здесь у него, видимо, пересыльный пункт, типа того.

Сознание вернулось окончательно, но восприятие происходящего от этого не сделалось яснее. Действительность была настолько дикой и невероятной, что мозг Киры отказывался ей верить: на всем усматривался налет нереальности, как в ванне с шампанским под мельтешением разноцветных огней салютующих яхт.

– Так кого они похищают? – спросила Кира. – Кто вы такие? Я простой бухгалтер с копеечной зарплатой! За меня не заплатят выкупа…

Марша отвязно захохотала.

– Но платье у тебя не копеечное… Значит, есть, чем зарабатывать. Как и у всех нас…

– Мы патентованные красотки, – пояснила Софи. – «Миски» всевозможных конкурсов, лица с обложек глянцевых журналов.

Подойдя к соседней кровати, она принялась ее застилать: взбила подушку, разгладила простыню, уложила и расправила покрывало. Другие кровати уже были застелены. И в том, что признанные красавицы наводят здесь порядок, будто заключенные в камере, тоже было что-то сюрреалистичное.

– Эта банда специализируется на таких похищениях, – продолжала Софи. – И не ради выкупа.

Управившись с кроватью, она уселась на стул возле большого, видавшего виды стола, который, очевидно, долго стоял на улице.

– Если верить Эмме, они продают девушек в гаремы.

– В гаремы?!

Кира не верила своим ушам.

– Harems of the sheiks of the Arab East, – подтвердила Эмма.

– Гаремы Арабского Востока еще не худший вариант, – Марша невесело усмехнулась. – Но у этих ребят плохой менеджмент. Я здесь уже две недели. Софи привезли десять дней назад, а до этого держали где-то в подвале…

Кира поднялась. Поддавшись почти рефлекторному порыву, подошла к окну, раздернула штору – как будто намеревалась сейчас же распахнуть раму и выскочить на свободу. Девушки притихли.

Окно выходило на задний двор сельского дома. Высокий забор из металлического профиля. Сарай. Желтый трактор, плуг, огромные деревянные бочки. Куры и гуси прогуливаются по утрамбованной земле, покрытой скудной травой. Стоило Кире прильнуть к окну, чтобы лучше оглядеться, от угла здания к ней устремился здоровенный парень в расстегнутой до пояса рубахе, с ружьем на плече. Он был явно не похож на типичного французского охотника – в кожаных штанах, резиновых сапогах, шляпе с пером, патронташем и ягдташем с добытыми утками. Впрочем, ее представления о «типичности» французских охотников основывались только на собственных представлениях, вынесенных из французских же кинофильмов.

– Бух! – выкрикнул «охотник», подскочив вплотную и вскинув ружье.

И хотя в этом не было никакой неожиданности, Кира испугалась. Такое дерзкое поведение вооруженного человека, его отвязный, наглый вид, внушали чувство опасности. А вдруг выстрелит?! Кто знает, что у него на уме?

Она отпрянула от окна, а детина с ружьем расхохотался. Судя по всему, во дворе он был не один – размахивая руками, охранник показывал на окно и повторял, захлебываясь глупым смехом:

– Цыпочка испугалась! Пугливая цыпочка!

Марша подошла к Кире и, положив руку ей на плечо, легонько потянула вглубь комнаты.

– Ты бы не нарывалась, не нужно их дразнить.

Кира послушно отошла от окна, уселась на свою кровать.

– Лучше застели, – посоветовала Марша, но Софи махнула рукой – мол, оставь ее в покое, пусть хоть в себя придет.

– Так вот, гаремы шейхов – это не худший вариант, – повторила Марша почти жизнерадостно, видимо, желая приободрить новенькую. – Там с девушками хорошо обращаются, как с почетными гостьями. А через год-два отпускают. Причем с солидным вознаграждением на банковском счете. Серьезно, у меня подружка там была, причем по своей воле…

Кажется, Марша приняла ужас в глазах Киры за интерес.

– Пыталась второй раз пробиться, но не удалось! Многие девушки сами не хотят оттуда уезжать.

– Больше ее слушай! – возразила Софи. – Она, похоже, хочет тут Амели заменить!

– Какую Амели?

– Нашу бандершу!

Но Марша лишь махнула на нее рукой.

– Мне-то что. Так говорят. Но шейхи очень придирчивы. Попасть к ним непросто. Такие дела. По мне, так лучше туда, чем в турецкие бордели. Ну, что ты так смотришь? Там вообще ничего не платят и не отпускают, хотя работаешь с утра до вечера, на износ. Вот и подумай.

Из слов бойкой мулатки (равно как из молчания остальных) следовало, что единственный оставшийся им всем выбор – попасть, если посчастливится, в гарем к арабскому шейху или, если удача отвернется – угодить в турецкий бордель. Кира отказывалась в это верить. Только что она, вырвавшись из убогого быта Картонажки, царила Королевой Бала цветов в прекрасном замке, и вдруг превратилась в рабыню, в безгласный и бесправный живой товар… Нет, так в жизни не бывает! Это же ремейк фильма «Игра» с Майклом Дугласом! Сейчас произойдет очередной поворот причудливого сюжета – и все вернется на круги своя!

– У тебя есть на теле татуировки или пирсинг?

– Что?

Марша повторила вопрос.

Кира отрицательно покачала головой.

– Это хорошо. Больше шансов.

– Шансов на что? – еле выдавила из себя Кира.

– На что, на что… На арабский гарем, естественно! Там не очень любят изображения на теле. Тем более некоторые…

– Да уж… С ящерицей, или змеей можешь даже не показываться, – сказала Софи.

– И откуда вы все это знаете! – упав ничком на кровать, Кира укрылась с головой одеялом, прихлопнула его поверху рукой, прижала к уху. Это чья-то недобрая проделка. Нужно лишь переждать немного – и кто-нибудь войдет и крикнет: это был розыгрыш! Как в телепередаче…

В ту же секунду, как если бы кто-то читал ее мысли, послышался стук открывающейся задвижки, в двери клацнул и провернулся ключ. Сорвав с себя одеяло, Кира вскочила. Но это было не то, чего она ожидала.

В комнату вошла неопрятная толстуха в длинном, заметно замызганном платье с отвисшими карманами. Весила она килограммов сто, а может, и больше. Мужеподобная фигура борца, грушевидное лицо, непромытые волосы до плеч, яркая помада и густой избыток теней вокруг маленьких треугольных глаз. В руках она держала поднос с дымящимся кофейником, горкой нарезанного багета, кирпичиком сливочного масла и плошкой джема.

– А вот и завтрак, мои хорошие! Тетушка Амели принесла вам свежайшего сливового джема! – пропела толстуха таким тоном, будто и впрямь была любимой тетушкой одной из девушек, к которой приехали в гости подружки из города.

Разыгрываемый ею образ резко контрастировал с двумя небритыми охранниками-гориллами, вошедшими вместе с ней и вставшими по обе стороны двери. На поясах у них болтались резиновые дубинки, массивные пистолеты торчали рукоятками вверх из-под клетчатых рубашек навыпуск. Один был повыше – Амели звала его Роже, второй пониже – Этьен.

Толстуха поставила поднос на стол и улыбчиво повернулась к Кире.

– Здравствуй, крошка. Тебя зовут Кира, правильно? А меня Амели. Друзья называют тетушкой Амели. А дружу я со всеми, поэтому для всех я тетушка. Со мной можно откровенничать, советоваться, доверять сокровенные тайны. Тетушка подскажи, тетушка посоветуй. Я уже привыкла.

Толстуха болтала без умолку, а Кира смотрела на нее молча, и по спине бежали мурашки. Почему-то именно эта бабища с фальшивой улыбкой и слащавым голосом заставила всерьез поверить в жуткую реальность. Никакая это не игра, никакой не фильм. Это страшная реальность.

«Меня похитили. Меня продадут и сделают проституткой».

Кира, как подкошенная, рухнула на кровать. Гориллы в дверях многозначительно переглянулись.

– Уже перезнакомились, пташки мои? – продолжала щебетать тетушка Амели. – Джем сегодня исключительный. Если не хватит, вы постучите, я вам еще принесу. Люблю, когда людям нравится моя стряпня.

В руках доброй тетушки появилась тряпка, которой она несколько раз наотмашь махнула по столу.

– Ой, что это я! – спохватилась она. – Совсем забыла, память ведь к старости не лучшеет…

И вихляя массивным задом, тетушка Амели вышла из комнаты.

– Что, девчонки, может, все-таки, порезвимся на досуге? – с кривой ухмылкой процедил один из стоявших в дверях охранников – Этьен. – Чего вам простаивать? Мы хорошие рекомендации дадим…

Роже рассмеялся, шумно скребя густую щетину на бычьем подбородке.

– О да, прорекламируем по полной, – поддакнул он. – Если вы, конечно, постараетесь…

Пленницы со смиренным видом отворачивались, опускали глаза в пол – было заметно, что им не впервой выслушивать такое, но вступать в перебранку они боятся. Да и привлекать к себе излишнее внимание – тоже.

– А что это я слышу? – тетушка Амели вернулась довольно быстро и успела вовремя. – Это хрюканье вонючих свиней? Королева сейчас живо отправит вас на кухню, где уже точатся ножи!

В комнате наступила тишина. Девушки изумленно уставились на хозяйку этой лачуги, да и «гориллы» выкатили на нее свои пустые глаза, и словно окаменели.

Замызганное домашнее платье было украшено бриллиантовым колье, а на засаленных волосах кокетливо сидела корона Королевы бала цветов. В руках она держала мятые джинсы и футболку.

– Что, испугались! – довольно воскликнула она. – То-то же! Слушайтесь того, у кого корона на голове и кое-что в кармане!

Амели многозначительно похлопала себя по дряблому боку.

– А вот что я принесла для бывшей Королевы, хочу утешить бедняжку…

Она положила одежду на кровать Киры.

– Думаю, размер как раз твой. У меня глаз наметанный. В этом тебе удобней будет. Да и платьишко, поди, денег стоит немалых. Я его постираю, подштопаю и оставлю себе. А камешки, конечно, придется отдать – это я так, поношу, чтобы покрасоваться…

«Разве эти толстые пальцы могут штопать воздух и солнечный свет с блестками звезд?!» Мысль о том, во что превратится лебяжья одежда от Готье после «стирки» и «штопки» тетушки Амели не успела прокрутиться в мозгу Киры, как кружащиеся в голове слова сами слетели с губ:

– Отпустите меня, пожалуйста… Я здесь по ошибке… Я просто не выживу…

Тетушка Амели всплеснула пухлыми ручками:

– Да что ты, девочка моя! Как же так, взять и отпустить?! Да за Королеву Бала цветов заплатят больше, чем за всех остальных кисок вместе взятых!

Подпиравшие дверной косяк «гориллы» зашлись визгливым смехом.

– А что, старушка, может, устроим праздник – поделим драгоценности, напьемся, да используем девчонок по назначению? – продолжал веселиться Этьен.

– Конечно, конечно, мои маленькие ребятки! – тетушка Амели, сунув руку в карман платья, со своей обычной сладкой улыбкой подошла к огромным безмозглым тушам. – Мой дебильный хряк очень хорошо придумал…

И вдруг, с неожиданной ловкостью, резко ударила Этьена коленом в пах, а когда он согнулся, добавила кулаком по затылку, причем на пальцах уже блестел узкий кастет с полусферическими шипами. Следующий удар пришелся второму охраннику в лицо, оставив на скуле красный рубец с четырьмя кровоточащими ранками.

– Роже тоже дебильный хряк, но он не высказывает такой чуши, как ты! – сейчас Амели уже не улыбалась и не изображала добрую тетушку, напротив, она внушала парализующий ужас и проштрафившимся «гориллам», и пленницам. – И запомните, если кто-то приблизится к сейфу или к кому-то из девчонок, хотя бы на метр, тому я вышибу мозги и скормлю своим свиньям, которые умнее вас в тысячу раз! Помните, придурка Клода?

Судя по серьезному молчанию охранников, Клода они помнили.

Переодеваться в принесенную одежду Кира не стала – может, побрезговала, а может, хотела сохранить на себе платье Королевы, вместо того, чтобы напяливать робу заключенной и тем самым соглашаться с новой социальной ролью. Пленницы долго не могли заснуть: обсуждали шансы на освобождение. Варианты высказывались разные: побег, полицейская операция, подвиг благородного рыцаря…

Но убежать при такой охране было маловероятно, с освобождающими прекрасных дам рыцарями последние двести пятьдесят лет было довольно напряженно, даже склонная к фантазиям Кира не могла представить, каким образом вдруг ее найдет и спасет Андрей. Оставалась полиция. Но кто ее сюда наведет?

– Раз они пользуются этой фермой, значит, у них все схвачено, – подвела итог опытная Марша, которая неплохо знала изнанку жизни. – Место пустынное, отдаленное, достаточно прикормить местного жандарма и можно ничего не опасаться…

В общем, спасать их было некому. Правда, Марша хорохорилась и говорила, что у нее есть один знакомый апаш, но все понимали, что это знакомство вряд ли способно кому-то из них помочь. На такой пессимистической ноте обсуждение завершилось и девушки отошли ко сну.

Всю ночь Кира провела в странной балансировке между явью и дремотным оцепенением: то проваливаясь ненадолго в спасительное забытье, то выныривая в жуткую явь, каждый раз вскидывая голову с липкой подушки и озираясь в полумраке – все ли по-прежнему, не рассыпалась ли ее тюрьма, как хлипкая декорация.

– Да спи ты, – проворчала разбуженная в очередной раз Софи. – Только зря изводишь себя… Береги силы.

Снова оставалось лишь одно – укрыться с головой одеялом и постараться хотя бы этим отгородиться от окружающего ужаса, так запросто, по-простецки орудовавшего в ее груди своими щупальцами.

«Чертова Ривьера, – думала она. – Лучше бы я сделала ремонт, купила новую мебель. Лучше бы в Сочи съездила. Или в Турцию». Она вспомнила, что в Турцию ей теперь, возможно, предстоит попасть в качестве живого товара – и тихонько разревелась. Слезы вымотали ее окончательно, и Кира сама не заметила, как отключилась.

Но в какой-то момент она села на кровати с открытыми глазами, будто и не спала. Ночь начала сереть рассветом. Но главное – что-то происходило снаружи – там, откуда днем доносились шаги и реготание охранников. И Кира почему-то знала: это «что-то» выходит за рамки устоявшейся жизни пересыльного гангстерского притона. Напряженный до предела слух ничего не улавливал, но она со стопроцентной уверенностью ощущала скрытое смертельное напряжение и бесшумное, но жестокое действо, происходящее совсем близко и воспринимаемое ее чутким организмом по каким-то неизвестным энергетическим каналам… Вот обостренное восприятие уловило звуки какой-то возни, странные хлопки…

– Марша, – позвала Кира отчаянным шепотом. – Проснись…

Но мулатка мирно сопела на соседней койке и не реагировала на призыв. Однако, раздавшийся в следующую секунду ружейный выстрел сорвал ее с кровати. С криками: «Черт! Святая Дева Мария! Ох, дерьмо!» – Марша бросилась к двери, по пути схватив стул, и привычно сунула его спинкой под ручку.

– Эй! Вставайте! – крикнула она и, развернувшись к Кире, выругалась. – Что уставилась?

Догадавшись, что Марша просит помочь, Кира сорвалась с места и принялась со скрипом двигать стол, потом тумбочку и кровать. Кое-как им удалось забаррикадировать дверь.

– О, черт! О, Дева Мария! – то молилась, то богохульствовала мулатка, а остальные девушки оцепенело сидели на кроватях.

Между тем события за стенами их комнаты разворачивались стремительно. Не осталось никаких сомнений, что снаружи одни парни дерутся с другими. На пол валились массивные тела, слышались удары, крики, стоны, хрипы. На верхнем этаже что-то треснуло и гулко влетело в стену, так что дом содрогнулся. Раздался истошный крик тетушки Амели – и тут же оборвался. Выйдя из оцепенения, Софи, Анна-Тереза и Эмма выпрыгнули их своих кроватей и присоединились к возведению баррикады: к двери были снесены все предметы мебели, включая железные кровати.

– Хрен его знает, кто там, – прошептала Марша, кивая на заваленную дверь. – Может, другие бандиты, конкуренты. Я знаю одну такую историю… Тогда всех перестреляли!

Дом наполнился упругим стуком подошв и негромкими голосами, перебрасывавшимися короткими то ли репликами, то ли командами. Несколько бесконечно тянувшихся минут прошли, и дверь в комнату к девушкам сотряс мощный удар, потом еще один и еще. Баррикада не выдержала испытания: замок с хрустом вырвало из дерева, дверь подалась вперед, ножки стульев и стола заскрипели по полу. Протиснувшись в образовавшийся проход, в комнату, подсвечивая себе яркими фонарями, вошли два могучих африканца, очень похожие выправкой и фигурами, на давешних телохранителей Афолаби. И выглядели они так, будто только что приехали из Мон Дельмора, и ни в каких схватках не участвовали: аккуратно сидящие одинаковые темные костюмы, белые сорочки, одинаковые неброские галстуки. Осветив лица всех пленниц по очереди, и не говоря ни слова, они двинулись прямиком к Кире. Та стояла у стены на ватных ногах, онемев от страха.

Ухватив девушку под локти – крепко, но бережно, молчаливые черные гиганты неспешно, повели ее к окну, словно санитары ослабевшую больную.

– Где мои туфли? – спросила она первое, что пришло в голову. Марша бросилась куда-то в угол и вернулась с потерявшими форму лабутенами.

– Мы их померили… Но каблук сломала эта корова, Амели, – оправдывалась она. – Ну-ка, девки, помогите!

Марша и быстро подбежавшая Софи, мигом обули Киру, хотя она отметила, что вместо привычного комфорта, ноги будто попали в колодки пыточного «испанского сапога».

– Так это все из-за тебя? – изумленно спросила Софи. – Ну, ты и крутая! Наверное, княгиня Монако?

Остальные пленницы лишились дара речи и только восхищенно таращились на происходящее, в котором материализовались их мечты о благородных спасителях.

– Да никакая я не княгиня, – ответила Кира, плохо соображая, что происходит. Ее мечта тоже материализовалась, но она не могла понять – каким образом? Кто эти люди? Как они ее нашли? И что, наконец, они сделали с охраной?

Тем временем один освободитель посветил в окно фонарем. В ту же секунду стекло разлетелось вдребезги, в образовавшуюся дыру просунулась черная рука, зацепила за раму металлический крюк. Короткая пауза, рывок – и рама со смачным шлепком улетела в рассветные сумерки. Один из африканцев ловко выпрыгнул в проем, второй, легко ее приподняв, пронес над подоконником, и передал на руки напарнику.

Кира оказалась на свободе. Она глубоко вдохнула свежий утренний воздух с каким-то кислым оттенком. Обратила внимание, что двор усеян какими-то странными бугорками. Присмотревшись к ним в тусклом рассветном свете, Кира поняла, что это трупики птицы.

«Они их отравили, – пришла неожиданная и единственно верная догадка. – Иначе гуси подняли бы такой шум…»

Сам собой, автоматически, появился и ответ на вопрос о судьбе охраны…

– Эй! А как же мы? – донесся до Киры голос Марши, но она не знала, что ответить. Туфли неимоверно жали, она их скинула и понесла в руке.

У ворот стоял микроавтобус с горящими габаритными огнями и заведенным двигателем. Мягко распахнулась дверца, Киру практически на руках внесли в салон и усадили в мягкое кресло. Сопровождающие опустились по сторонам, под тяжелыми телами сиденья жалобно скрипнули. Дверца со щелчком закрылась, огромный водитель включил двигатель.

– Доброе утро, мадемуазель, – приветствовал Киру чернокожий, сидящий впереди, рядом с шофером. Он был таким же мощным, как и все остальные. Может, даже, еще мощнее. Лицо его показалось знакомым. Может, потому, что все африканцы для нее были похожими друг на друга.

– Меня зовут Мадиба. Ни о чем не беспокойтесь, ваши беды закончились. Мы доставим вас в безопасное место.

В руках у него был телефон, по которому он, кажется, только что говорил: экран еще не погас.

Микроавтобус рванулся вперед. Кира обернулась, глядя, как остается в прошлом страшная ферма, на которой она пережила самый ужасный день в своей жизни.

– Вас что-то беспокоит? – спросил Мадиба.

– Как же остальные девушки? Заберите их! Вы не можете оставить их там – вдруг кто-то очнется? И эта Амели – она страшная женщина!

– Не волнуйтесь, им уже ничто не угрожает, все будет хорошо. Скоро о них позаботятся официальные власти.

– А вы кто? – не удержалась Кира.

Ответа не последовало.

Дальше ехали молча. Уже рассвело, за окном расстилались довольно пустынные предгорья Южных Альп. Микроавтобус подпрыгивал на неровной проселочной дороге, которая шла сверху вниз, иногда петляя, чтобы уменьшить крутизну спуска. Кое-где, среди деревьев мелькали крыши домов – очевидно, в чаще прятались такие же фермы, как та, которую она недавно покинула.

Спасшие ее люди сидели молча, смотрели перед собой, не встречаясь с ней взглядами: похоже, это входило в инструкцию, расписывавшую, как вести себя при ее перевозке. Но кто дал им такую инструкцию? Кем вообще являлись эти крепкие африканцы, так легко вырвавшие ее из лап банды, неуязвимой для местной полиции? Они ведь даже не запыхались, и одежду не помяли!

Исподволь рассматривая своих соседей, Кира обнаружила, что у них одинаковые часы: из нержавеющей стали, даже на вид крепкие, противоударные, – черные циферблаты, но белые метки, цифры и стрелки, – чтобы лучше отражался свет люминесцентной краски… Явно армейские! Значит, это военнослужащие? Наверняка какое-нибудь элитное спецподразделение Французской Республики! Но почему они все чернокожие? Может, в их знаменитом иностранном легионе, про который снято столько фильмов и написано столько книг, существует какое-то особое африканское подразделение?

– Скажите, пожалуйста, мсье, – обратилась она к своим спутникам, на лицах которых напрочь отсутствовали признаки эмоций – так могли бы выглядеть незнакомые пассажиры междугороднего автобуса. – Что случилось с теми, кто был со мной в «Роллс-Ройсе»?

Ей не ответили. Как будто никто ничего не говорил. Или никто ничего не слышал.

– Мой спутник… – собравшись с силами, Кира попыталась настаивать. – Что с ним? Для меня это очень важно!

Ее обуревали эмоции, они переполняли душу и рвались наружу. Хотелось расспросить мужественных освободителей, поблагодарить их, рассказать о пережитом ужасе, от которого они ее избавили. Но те к разговорам расположены не были.

– Но почему, почему вы все время молчите?! – Она готова была заплакать.

– Простите, мадемуазель, – отозвался наконец Мадиба. – Мы только выполнили свою задачу. Все остальное нам неизвестно.

Он замолчал. Стало очевидно, что продолжения не будет, расспрашивать бессмысленно. Между тем грунтовка выровнялась и стала ровнее. А вскоре микроавтобус вырвался на знакомую асфальтовую дорогу, свернул налево, мимо промелькнул указатель «Жуан-ле Пен» – 5 км». Значит, они вдоль берега возвращаются в Ниццу! Кира скосила глаза и незаметно посмотрела на часы соседа справа. Светящиеся стрелки показывали шесть часов пятнадцать минут. Они ехали всего три четверти часа! А кажется, что побывали на другом конце света! Или вообще на том свете!

Кира откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Под чуть тарахтящий гул дизеля и шелест шин перед ней закрутилась карусель человеческих лиц. Мужчины и женщины, худые и упитанные, молодые и пожилые, улыбающиеся, разгоряченные танцем, увлеченные разговором друг с другом и обращающиеся к Кире со всеми этими малозначительными, но завораживающе красивыми фразочками, которыми так богат французский. Лица появлялись и исчезали, люди сменяли друг друга. Но в какой-то момент плотный человеческий калейдоскоп остановился, застыл неподвижно, как будто испугался чего-то! Готовящийся к прыжку хищник смотрел на Киру цепким прицеливающимся взглядом – высокий смуглый бородач, угрожающий прищур, зловещий оскал, да и борода какого-то странного цвета… Сердце сбилось с ритма – вот он, Гастон-Синяя Борода! Кира проснулась, рывком выпрямилась, осмотрелась.

Расположившиеся на соседних сиденьях чернокожие мужчины – молчаливые и невозмутимые, все так же бесстрастно смотрели в окна. За окнами проносились картинки утреннего пригорода. Вот дама в шлеме и кроссовках под деловым брючным костюмом, на скутере торопится в офис. Вот школьный автобус подбирает детей. Вот чистенькая седая старушка выгуливает такую же чистенькую и седую болонку. Размеренная обыденная жизнь. Все позади, никто не отправит Киру в гарем!

Она вдруг спохватилась, что до сих пор не спросила, куда ее везут.

– Куда мы едем?

– Домой, мадемуазель, – ответил Мадиба. Видно, по инструкции, вести разговоры с ней мог только он один.

И снова молчание.

Больше она не предпринимала попыток заговорить, и вновь погрузилась в тревожную нервную полудрему. Дорога петляла по чересполосице пригородов. Микроавтобус то вырывался на шоссе, то стоял на светофорах. Наконец звуки города сделались плотными, забурлили сплошным потоком. Они въехали в Ниццу.

Кира открыла глаза. В курортном раю начинался очередной день, исполненный праздности и маленьких туристических радостей. Официанты на открытых площадках кафе разносили завтраки, фанаты здорового образа жизни выходили на пробежку. На перекрестке Кира заметила парочку, явно направлявшуюся к пляжу: шлепанцы, холщовые сумки через плечо, соломенные шляпы. Совсем недавно Кира вот так же, под ручку, шла с Андреем на пляж. Но та прекрасная жизнь неожиданно треснула. Или даже вообще сломалась. На глаза вновь навернулись слезы.

Микроавтобус завернул в переулок, проехал несколько кварталов и остановился.

– Здесь мы с вами попрощаемся. Ваш отель в квартале отсюда, – Мадиба указал направление вдоль улицы.

Прозвучало это так обыденно, будто привезший ее таксист извинился, что не может подъехать ближе. Поддавшись его тону, Кира так же обыденно кивнула.

– Хорошо, – сказала она, надевая туфли. – Большое спасибо!

Проворно, но без малейших признаков суеты, Мадиба выскочил из машины, огляделся, подошел к центральной дверце и распахнул ее. Повеяло свежим утренним ветерком. Кира увидела галантно протянутую черную ладонь.

– Благодарю, вы очень любезны, – опершись на этот несокрушимый поручень, и отметив, что у него такие же армейские часы, как у остальных, она выпрыгнула на улицу и чуть не упала, резко осев на левую ногу – каблук был сломан!

«Вот корова!» – помянула она недобрым словом тетушку Амели. Конечно, толстуха не умела шить воздух и лунный свет, не могла чинить лебяжью кружевную кожу, да и волшебные лабутены она вмиг испортила и превратила в орудие пыток!

Разувшись, и с облегчением ощущая ступнями прохладу свежевымытого асфальта, Кира прошла несколько шагов до ближайшей урны. Лабутены гулко стукнули о металлическое дно.

– Не забудьте ваши вещи, мадемуазель! – Мадиба протянул ей бумажный пакет с логотипом супермаркета Carrefour. Только вместо французских багетов, круассанов, вина, оливок и сыров, в нем лежало бриллиантовое колье и корона королевы Бала цветов.

Вид драгоценностей возвращал ее в недавнее и одновременно бесконечно далекое прошлое, когда ночь сияла алмазами и пахла цветочными ароматами, когда она неслась по извивам захватывающей сказки, приближавшейся к кульминации, после которой следует то самое «и прожили они долго и счастливо!»

Впервые после освобождения, Королева оглядела себя. Ноги босые, грязные. Платье измято, порвано, и покрыто какими-то маслянистыми пятнами. Что с Андреем – неизвестно. Сутки, минувшие после триумфальной коронации в замке Мон Дельмор, внесли в ее сказочную историю существенные коррективы.

«Все-таки, и в сказках за все приходится платить, – подумала она. – Кареты превращаются в тыквы, кучера – в крыс, а Золушки после бала так и остаются Золушками!»

– Прощайте, мадемуазель. Надеюсь, вы не рассмотрели тех, кто вытащил вас из бандитского гнезда. Скорей всего, они были в масках…

За спиной хлопнула дверца микроавтобуса, заурчал и стих за изгибом узкой улочки мощный двигатель. Кира оглянулась и увидела лишь пустынный переулок.

«Вот-вот, – подумала она. – Волшебство исчезает, одинокие Золушки возвращаются с бала пешком»…

Она печально вздохнула и двинулась туда, куда указал таинственный спаситель. Идти, впрочем, действительно было недалеко. Завернув за угол, Кира увидела знакомое здание и вывеску «Маджестик».

Парковка перед отелем была забита сверх обычного. Машины стояли в два ряда, второй ряд намертво запирал первый.

«Журналисты! – догадалась Кира. – Падальщики… Ждут очередной сенсации – моего трупа!»

Ее опознали не сразу. Похоже, никто не ждал, что похищенная вернется вот так – тихо и в одиночестве, без полицейских мигалок. Кира успела уже подумать, что удастся проскользнуть незамеченной, но миновать лестницу все-таки не успела. Из двери-вертушки выскочил навстречу человек с массивным телевизионным микрофоном, следом за ним второй, с кинокамерой на плече.

– Я не верю своим глазам! – кричал телевизионщик в микрофон. – Это она! Королева бала, босая и оборванная, самостоятельно возвращается в отель!

И тут уже захлопали дверцы припаркованных машин, со всех сторон бросились люди с камерами и дикрофонами, обрушив на свою жертву залп вопросов.

– Что за чудесное возвращение?

– Расскажите, как вам удалось спастись?

– Кто вас похитил?

Она ускорила шаг, но на пути успели выстроиться высыпавшие из холла папарацци. Они стояли плечом к плечу – монолитно, как римская фаланга.

– Мадемуазель Быстрова, два слова, у нас прямой эфир! Вам не причинили вреда?

– Где вы провели прошлый день?

Стрекот фотокамер напоминал звук огромной швейной машинки.

– Потом, господа, потом! – прорвав ряды журналистов, Кира оказалась в холле и припустила со всех ног к лифту.

Служащие отеля приветствовали ее восторженно.

– Мадемуазель Кира! С возвращением!

– О, Дева Мария! Это чудо!

Упитанная дама за стойкой вытирала слезы умиления. Кто-то аплодировал. Кто-то снимал ее на камеру телефона. Выскочив к толпе преследователей, администратор раскинул руки.

– Спокойней, господа журналисты! Уважайте личное пространство!

Через пару минут она стучала в дверь своего номера, не слыша звука, издаваемого побелевшими костяшками пальцев.

– Кто? – раздался через некоторое время недовольный голос Андрея.

– Это я.

Дверь распахнулась. Одетый в джинсы и мятую футболку, Андрей смотрел на нее с откровенным изумлением, как на призрака.

– Это я, я! – повторила она, почему-то испытывая раздражение. – Или ты ждешь кого-то другого?! Почему ты вообще сидишь в номере, как ни в чем не бывало?!

Он обнял ее и прижал к себе, Кира почувствовала, как ее тело обмякло. По щекам потекли слезы.

– Но что я могу сделать? Я говорил с полицией меньше часа назад, они сказали, что на след похитителей выйти, пока, не удалось. А тут ты стучишь в дверь…

Она вошла в номер, Андрей запер дверь на ключ и зачем-то посмотрел в глазок.

– Мы пришли в себя, когда уже приехала дорожная служба, – сообщил Андрей. – Они вначале думали, что это обычная авария… А что с тобой случилось?

Промокая глаза салфетками, Кира сидела в кресле и пыталась рассказывать о том, как она побывала в плену у торговцев живым товаром, про пережитый ужас и внезапное освобождение. Мысли путались и все выходило не очень складно. На столе перед ней стоял стакан воды. Пить не хотелось, но Андрей налил, не спрашивая – видимо, машинально, чтобы был под рукой, если ее накроет истерика. Не в силах совладать с возбуждением, сам он метался по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы молча покачать головой или сморщиться, как от зубной боли – и продолжить свой нервный забег.

– Наверное, этот газ действовал. Или вкололи что-то, – говорила Кира. – Пришла в себя где-то в горах, там были еще четыре девушки и бандиты. Думаю, они готовились сразу всех нас переправить, целую партию. Хотелось умереть. А потом вдруг послышался шум, появились какие-то люди… Меня вынесли через окно…

В дверь постучали.

– Я посмотрю, – сказал Андрей.

– Пожалуйста, если журналисты, не открывай… Я не могу сейчас…

Андрей снова посмотрел в глазок.

– Там полиция, – оглянулся на Киру. – Придется открыть.

Он отпер замок, держась за ручку и загораживая проход. В коридоре стояли полицейские в форме – офицер и сержант, оба среднего роста, гладко выбритые, но с усталыми землистыми лицами. Офицер протирал белым платком лоб.

– Господин Войтов?

Андрей кивнул.

– Мы из отдела расследований. Нам хотелось бы поговорить с мадемуазель Быстровой.

Офицер заглянул через его плечо. Андрей не препятствовал – даже отклонился немного, чтобы визитер мог удостовериться, что с Кирой все в порядке. Она демонстративно отвернулась и откинулась на спинку кресла.

– Можно ли отложить этот разговор? – спросил Андрей. – Вы видите, сейчас нелучшее время.

Разведя руками, офицер продемонстрировал сожаление.

– Простите, но это экстраординарный случай. Во Франции нечасто похищают знаменитостей. Точнее, вообще не похищают. Мы с коллегой не спим вторые сутки, дело на самом высоком контроле…

Он сложил платок и сунул в карман брюк.

– К тому же каждая минута промедления уменьшает шансы поймать преступников.

– Хорошо, – отозвалась Кира слабым голосом. – Я готова.

– Тогда прошу проследовать с нами в участок.

– Но мне надо принять душ и переодеться…

На лице полицейского отобразилось сомнение.

– Двадцать минут, – сказал Андрей и, закругляя разговор, принялся закрывать дверь. – Через двадцать минут мы будем внизу.

Полицейский участок встретил Киру напряженными взглядами десятков глаз. Их с Андреем сразу завели в большой кабинет. В пляжном сарафане и босоножках, с влажными волосами, без косметики она чувствовала себя неловко. Люди в форме и штатском рассматривали ее внимательно – если не сказать въедливо, будто пытаясь разгадать зашифрованную в ней загадку, от решения которой для них зависело очень многое.

Стенд на стене был увешан распечатанными на ксероксе фотографиями. В большинстве случаев это были портреты анфас крупным планом, но на некоторых красовались фигуры в полный рост – судя по ракурсу, снятые камерами наружного наблюдения.

Тишину прервал поджарый седоволосый господин в коричневом пиджаке, бледно-голубой сорочке и синем галстуке.

– Рады, что с вами все в порядке, мадемуазель, – сказал он хрипловатым голосом и откашлялся. – Но позвольте сразу к делу.

Он жестом пригласил Киру за длинный стол, стоявший в середине кабинета. Вопросительный взгляд при этом уперся в Андрея. Кира заметила.

– Я просила господина Войтова сопровождать меня, – сказала она, и села за стол.

– Что ж. Все равно в конце придется дать подписку о неразглашении.

Господин в коричневом пиджаке уселся напротив, слева и справа от него за столом устроилось еще человек семь. Остальные остались стоять.

– Я комиссар Густав Перье, – представился седоволосый. – Назначен руководить расследованием вашего дела… Кофе, чай, воду? – прервал он себя.

– Нет, спасибо.

– Должен сообщить, что наш разговор записывается, и при нем присутствуют ответственные лица из разных подразделений, которых я, с вашего позволения, не буду представлять, дабы не утомлять вас без необходимости.

Кира обвела взглядом кабинет, не задерживаясь ни на ком из присутствующих. Те, в свою очередь, рассматривали ее все так же пристально и бесцеремонно. Было неуютно, хотелось закончить все поскорей.

– Итак, прошлой ночью вас похитили неизвестные в масках неподалеку от замка Мон Дельмор, когда вы покидали Бал цветов.

Кира кивнула.

– Сколько было преступников? Как выглядело место, куда они вас доставили?

Она пожала плечами.

– Я-то их толком и не видела. Пришла в себя уже на месте. Ферма… Сарай… Бочки какие-то… Там еще куры с гусями по двору бегали… и само помещение такое, в деревенском стиле… светлые обои… простенькие…

– Большой дом?

– Не знаю. Я видела только ту комнату, в которой нас держали…

– Извините, – вмешался стоявший за Кирой Андрей. – Но как понимать ваши вопросы? Раз полиция уже освободила мадемуазель Быстрову, то вы должны гораздо больше знать о том, о чем ее расспрашиваете!

Комиссар Перье не удостоил Андрея ответом, ограничившись лишь тяжелым многозначительным взглядом.

– Итак, мадемуазель, кто и каким образом вас освободил?

– Их было четверо, в масках. Лиц я не видела. Там были еще четыре девушки, эти люди сказали, что с ними все будет в порядке…

Кира тоже мало что понимала, но голова гудела от усталости и переживаний, а отвечать на вопросы было намного легче, чем размышлять о работе полиции.

– Стало быть, куры во дворе, светлые обои на стенах. Что еще?

– Кровати старые, железные. Старая мебель. Охрана – четыре или пять головорезов. Хозяйка – тетушка Амели, толстуха с кастетом в кармане…

Она попыталась припомнить еще что-нибудь, но воспоминания смазывались и рассыпались. Что было видно в окна помимо двора? Какая мебель стояла в комнате, кроме кроватей? Какие на окнах были занавески?

Перье беззвучно постучал пальцами по полированной столешнице.

– Хотя бы ориентировочно – где находится эта ферма?

– Но я не знаю этих мест и совершенно не ориентируюсь на местности. Да и везли меня туда в бессознательном состоянии.

– А обратно?

– Что?

– На обратном пути вы были в сознании? Как выглядела дорога, сколько времени вы ехали?

– Разбитый проселок, ведущий сверху вниз, с двух сторон промоины от дождей… Ничего особенного…

Вдруг она вспомнила фосфоресцирующие стрелки армейских часов и радостно воскликнула:

– …Обратно мы ехали сорок минут! И выехали на шоссе у указателя «Жуан-ле Пен» – 5 км»!

Суровое лицо комиссара подобрело.

– Молодец, девочка! Ну-ка, давайте посмотрим…

На стол тут же легла бумажная карта. Полицейские оживленно сгрудились над ней, показывая что-то пальцами, ручками и карандашами.

– Тут один выход на шоссе, вот он! А на спуске не разгонишься, гравий там давно смыло, глинистая дорога петляет, за сорок минут можно проехать от пятнадцати до тридцати километров…

Педантичного вида бритоголовый офицер установил на карту циркуль и провел полукруг, потом расширил радиус и провел еще один полукруг.

– Далеко в стороны от проселка не уйдешь, там крутые склоны и густые леса, значит, вот реальный сектор поисков, – в руке появился желтый офисный маркер и он ловко заштриховал небольшой прямоугольник. – Примерно так… Квадрат «Г-3» на стыке с «Д-4»…

– Что ж, это кое-что, – кивнул Перье. – Отработаем, для начала, этот сектор. Отправляйте беспилотник. Есть у нас что-то в этом районе?

– Второй борт у моря, близ Антиба, – ответил худенький очкарик в пестрой «гавайке». – Сейчас свяжемся с оператором. До нашего сектора ему минут пятнадцать лету…

– Включайте монитор!

Прошло совсем немного времени, и огромный экран, висевший в простенке между двумя стеклянными дверьми, ожил. По нему покатились вначале ряды вилл с бассейнами и хозяйственными постройками, потом склоны холмов, покрытых ровными рядами виноградных кустов, затем пошли ярко-зеленые поля люцерны. В них вклинивались пастбища, усеянные спинами коров. Снова виноградники и снова люцерна, более серьезные горные склоны, леса, мелькающие сквозь листву крыши разбросанных на приличном расстоянии друг от друга домов…

– Примерно, этот район, – сказал бритоголовый полицейский.

Очкарик вдавил кнопку рации.

– Прочеши там все, Эмиль. Покажи нам ферму. Как понял? Ищем строения. Одинокий дом с сараем, бочки…

Помедлив немного, рация ответила:

– Вас понял, база! Пока ничего не вижу. Сейчас поднимусь повыше…

Поля качнулись, и масштаб изображения на экране стал стремительно уменьшаться: беспилотник поднимался вверх.

– Как вам такое строение? – сказал голос в рации.

Изображение на экране превратилось в ленту, которую стремительно потащили за край. Лоскутки полей и виноградников, перекрестки дорог. Наконец, картинка застыла. Высокий забор из металлического профиля, неказистый двухэтажный домик, сарай…

– Давай подробней!

Беспилотник начал снижаться. Крыша из старой черепицы, бочки у сарая, трактор…

– Желтый трактор! – вскрикнула Кира. – Точно! Там во дворе трактор стоял!

Беспилотник тем временем снизился настолько, что можно было рассмотреть и двор, усеянный трупиками домашней птицы, и дверь, распахнутую настежь, и выбитое окно в котором ветер играл занавеской – то вытягивая ее наружу, то вдувая обратно…

– Это та самая ферма, – произнесла Кира сдавленным голосом и поежилась – как будто испугавшись, что ее может затянуть в эту распахнутую дверь, и она вновь окажется в пересыльной тюрьме Гастона-Синей Бороды.

Машина сыска, собравшаяся в кабинете полицейского участка, выдохнула и пришла в движение. Профессионалы знали, что делать и действовали уверенно и целенаправленно.

– Берите вертолет, и два отделения, Жак! – скомандовал комиссар Перье. – Одну группу десантируйте в точку, вторую выбросьте вверх, чтобы никто не ушел в горы. И блокируйте дороги вниз.

– Есть, комиссар! – крупный широкоплечий блондин в черном комбинезоне, и еще двое в таком же облачении, прошли за спиной Киры и, молча вышли в коридор.

– Первое, третье отделения, по машинам! – послышалась отрывистая резкая команда. – Выдвигаемся к вертолетной площадке, живо!

Хлопнули автомобильные двери, взревели двигатели, скрипнули резко проворачивающиеся колеса.

– Жюль, все имеющиеся в районе беспилотники направить к точке. Взять под контроль квадраты «Г» и «Д» и прилегающую территорию, – продолжил Перье. – Связаться с территориальным участком и жандармерией, ориентировать их на поиск пяти головорезов и четырех девушек…

– Да, господин комиссар! – отозвался очкарик.

Андрей подошел вплотную к Кире, положил ей руку на плечо.

– Мы можем вернуться в отель? Кажется, наше присутствие здесь не обязательно?

– Вас отвезут, – рассеянно бросил через плечо Перье. Ему уже было не до Киры.

– Получается, это не полиция тебя освободила?

– Получается, так.

Прорвавшись под прикрытием сопровождающего сержанта сквозь толпу папарацци и войдя в номер, они заперли дверь и сели в кресла возле журнального столика.

– А кто?

– Думаешь, они представлялись?

– Но кто бы это мог быть? Ты их видела?

– Нет. Только маски и обычные костюмы, – Кира была обескуражена не меньше Андрея. Откуда взялись эти африканцы? Почему они целенаправленно спасали именно ее? И что стало с другими похищенными девушками?

Как бы то ни было, она на свободе, цела и невредима, и за это очень благодарна своим спасителям. Если они хотят остаться неизвестными, то выполнить их желание – самое малое, что она может сделать в ответ…

Она так и заснула сидя. Выключилась на шесть часов, как выключаются электроприборы, выдернутые из розетки – и вернулась в реальность, посвежевшая и собранная. Андрей перенес ее на кровать, а сам сидел в кресле и читал газету. Корона, завоеванная на Бале цветов, лежала на комоде, посверкивала камешками, рядом с бриллиантовым колье. Ее мир восстанавливался из осколков. Все, что радовало ее и наполняло ощущением сказки в последние дни, возвращалось. Возможно, Золушка все-таки получит и своего принца, и выстраданное в передрягах счастье. Она потянулась под простыней.

– Что пишут?

Андрей отложил газету.

– Ничего внятного, – он пересел на краешек кровати. – Полиция ведет расследование, похищенная уклоняется от общения с прессой. Кстати, ты не знаешь, откуда кровь на колье?

– Может, поцарапалась?

Она машинально схватилась за шею.

– Так вроде, нет…

– Да из царапины столько и не вытечет… Оно все было красным!

– Какой ужас!

Андрей покачал головой.

– Не страшно, бриллианты легко отмываются. Я очень быстро смыл все сильной струей воды…

– Наверное, это кровь Амели, бандерши… Она все хотела покрасоваться в моем колье… Кстати, его надо сдать. Где Жан-Поль?

– Если maman его не уволила, то скоро он должен появиться. Я позвоню на ресепшен, чтобы его спрятали в сейф.

– И корону.

– Не имеет смысла – в ней просто стекляшки, – Андрей усмехнулся. – Ну что, пришло время отпраздновать спасение королевы?

– Да уж, второе за неделю, – она обняла его за шею и, подтянувшись, села в кровати.

– Что и говорить, случаи счастливых спасений в городе Ницца, аномально участились с приездом сюда Киры Быстровой. Пойдем поужинаем? Я заказал столик в «Шантеклере». Или ты предпочитаешь «Ротонду»?

– Я не знаю ни того, ни другого. Но полностью полагаюсь на твой вкус.

– Это рестораны отеля «Негреско». А «Негреско» – один из старейших и самый известный отель на Лазурке.

– Про него я слышала… Сейчас, приведу себя в порядок…